Явление

Воланд медленно положил руки по сторонам трибуны, победоносно окинул собравшуюся аудиторию взглядом и, выдержав паузу, приторно улыбнулся, словно встретил старых друзей: — Хотелось бы сказать, что работа с вами для меня будет невообразимо интересным опытом. — Кристину невольно передернуло от его голоса и слов, — Возможно, чему-то и я вас научу. Скоро мы встретимся с каждым из вас лично и проведем необходимое количество консультаций. Некоторое время мне потребуется для того, чтобы присмотреться к вашей работе. Сразу заверю, что мое присутствие вы даже не заметите. Вмешиваться в вашу работу — это не моя цель. Моя задача — направлять и поправлять маленькие шаги для выбора идеального пути. Более не смею красть ваше время, оно очень дорогого стоит. До встречи. Раздались редкие и хлипкие аплодисменты, становившиеся более плотными и обильными с каждой секундой. Врачи начали расходиться, группируясь в маленькие кружки интимных пересудов. Кристина же вылетела из лекционного зала пулей, едва не уронив свой стул, и столкнулась с Лидией, которая стояла у входа в комнату ни живая, ни мертвая, более похожая на восковую статую, чем на саму себя. — А ты почему не… — девушка не успела задать свой вопрос, потому что подруга, увидев ее, вцепилась в ее плечи двумя руками, сминая под пальцами свежий и отглаженный халат. Глаза коллеги были воспаленными, с обильной сетью красных капилляров, наполненные слезами тревоги и отчаяния. — Ты это слышала? — прошептала она дрожащим голосом. — Слышала? Мне конец. Мне точно конец! Я…Я… Я потеряю лицензию. — Так, — девушка взяла ее за рукав и отвела в сторону от выходящих людей. Пару раз Кристина обернулась, выискивая в толпе высокого мужчину, которого директор только по ему известной причине привел в их общий дом. Убедившись, что поблизости его нет, она повернулась к Лидии и продолжила, — держи себя в руках. Хорошо? Это обычный порядок действия при такой смерти пациента. — Такой? Ты тоже считаешь, что лечение было неправильным? — Лидия отшатнулась от девушки и по ее щекам стекли две прозрачные слезы. — Никто так не считает. И никто и ничего там не найдет. О том, что случилось весь город говорит, больница должна предоставить отчет о вскрытии и вердикт консилиума независимых врачей. То, что они пригласят людей со стороны — ничего не значит, — девушка говорила как можно увереннее. Уверенности должно было хватить на двоих. Она знала, что стоит врачу в смене усомниться в одном своем действии, как это повлечет за собой каскад реальных ошибок и просчетов. — Таковы правила. Это делается не против тебя, а для тебя. Чтобы все знали, что тот сумасшедший именно сумасшедший, а не жертва врачей, которые убили жену и ребенка. Слышишь меня? Подруга несмело кивнула, и резко шагнув вперед, обняла девушку двумя руками, утыкаясь лицом в ее плечо. — Как хорошо, что ты есть! Я так рада, что мы подружились. Ты для меня как старшая сестра, которой у меня нет, — через всхлипы говорила она, пока Кристина утешающе гладила ее по спине. — Хоть ты и не кровная, но такая родная. Лидия тяжело выдохнула, отстранилась и утерла слезы. Дышала она глубоко, пытаясь успокоиться. — Ну, все. Поплакали. Пора работать, — сказала она, и Кристина довольно кивнула, хлопнув подругу по плечу. — Это по-нашему. Проводив Лидию взглядом, Кристина стерла с лица неуместную улыбку. Она чувствовала приближение бури, которая если и не сметет, то точно раскидает все привычные вещи. И на горизонт уже начали наползать густые, черные, непроглядные тучи. Подул ветер. И это был не ветер перемен — это был ветер разрушений. Все только начинается, — прозвучало в ее голове. Воспоминания той ночи вернулось средь бела дня, как бы отчаянно она не прятала их от самой себя. Она еще может выстоять в надвигающейся буре. Но кого из близких людей она унесет с собой? Рабочий день был в самом разгаре, когда ее вызвали в приемное отделение через громкоговоритель. — Вы можете почувствовать легкую дрожь, но она не должна вас пугать. Это описанное явление. Если что-то понадобиться, то обращайтесь к медсестре, хорошо? — Кристина выставила нужную скорость в системе и, подхватив личное дело пациента, направилась к выходу. — Ага, — буркнул пожилой мужчина, и тут же уставился в книгу, не обращая на нее никакого внимания. Девушка шла по коридору, разминая затекшую шею и пальцы. Пришлось потрудиться, чтобы установить внутривенный катетер — сосуды были совсем ни к черту и прятались далеко под слоем подкожного жира. Волнение и ожидание встречи с новым гостем их клиники шли за ней следом. Про себя она решила, что будет решать проблемы по мере их поступления и, насколько это возможно, оттягивать момент «личных консультаций». А там и выходные не за горами. Если потянуть время еще сильнее — отпуск. В то, что данный человек профессор — она не верила. В медицинской сфере все знали друг друга и даже не через пресловутые шесть рукопожатий. А личностей выдающихся уж тем более. Хотя, это могло объяснить факт его беспрепятственного нахождения в клинике. Только вот пригласили его позже их первой встречи. Все эти неувязки скрипели на зубах как песок. Не могло же быть такого, что он пришел в больницу со штабом более ста пятидесяти сотрудников только ради встречи с ней? Маловероятно. Цель визита намного масштабнее и в корне отличается от официальной. Что-то ему нужно и Кристина чувствовала это, как и исходящую от него угрозу. Невысказанную, прикрытую, но очевидную. — Ну и что у нас тут, — доктор завернула в приемное отделение и, взяв в руки протянутые ей листы с первичным анамнезом, бегло посмотрела на родителей лежавшей на кушетке девочки. Черный платок на голове женщины и суровый, изучающий взгляд отца. — Потеря сознания. Гипотермия. Гипотензия. Интересно. Она вернула документы медсестре и подошла к девочке. Выглядела она младше своих лет — в карте был указан возраст двенадцать лет, когда Вера Игнатова больше походила на ученицу младших классов. Кристина взяла ребенка за запястье, замеряя частоту сердечных сокращений, и не могла не отметить болезненную бледность кожи, которая контрастировала даже на фоне ее цвета, который не знал загара. — Что по питанию? — спросила она родителей, не отпуская руки и не прекращая счет. — Да как у всех. Кушает она вместе с нами. Ни от чего не отказывается, — женщина в возрасте с сетью глубоких морщин на усталом лице, не знавшим косметику, заломила руки. — И мясо любит, и молоко пьет. И выпечку домашнюю. Я давно говорила, что с ней что-то не так. Вид-то у нее болезненный, хоть и не жаловалась никогда. Но я же вижу, как она устает. Даже по лестнице подняться не может. — Дополнительные нагрузки в школе? — уточнила девушка. — Только занятия в музыкальной школе. Скрипка, — отозвался отец, не сводя пристального, орлиного взгляда за действиями врача. — Потребуется время для диагностики, — неудовлетворенная пульсом Кристина наклонилась к ребенку и приподняла край верхней губы. Слизистая десны имела лишь намек на розовой оттенок. — Общий анализ крови, содержание цианкобаламина, железа, ферритин и подсчет ретикулоцитов. Внешние показатели говорят об анемии. Для организма в активной фазе роста анемия — не новость. Наша задача — выявить степень тяжести и определить причину развития для наиболее быстрой и эффективной коррекции, — она повернулась в ловящим каждое ее слово родителям. — Для беспокойства пока нет причины, но потребуется госпитализация. Вы согласны? — Да, если это нужно, — женщина кивнула в ответ. — Только выясните, что с нашей девочкой, — голос матери задрожал, не в силах вынести ни обстоятельства встречи, ни вид ребенка без сознания. — Прошу вас. — Она много и усердно молилась, — как отрезал, сказал мужчина суровым тоном. — Нечего тут слезы распускать. Бог позаботиться о ней. Эх, бабы, — не выдержав он покинул палату. Кристина переглянулась с медсестрой, готовящей пробирки для анализов. Теперь она понимала, что платок на голове женщины был далеко не траурный. — Анализы займут некоторое время. Мы можете дождаться результатов или подойти завтра на консультацию по лечению и предварительному диагнозу. — Можно я останусь с ней? — Кристина хотела, но не смогла отказать наполненным печалью и переживаниями глазам матери, которые смотрели на нее с надеждой. — Пока берут анализы и готовят палату. Да, оставайтесь. Женщина тут же упала на колени перед кушеткой, взяла похолодевшую маленькую ручку в ладони, огрубевшие от физического труда и, к ужасу Кристины, принялась вполголоса читать молитву. Услышав слова, выкованные в памяти железом и кровью, девушка, не совладав с собой, спешно покинула палату, захлопнув за собой дверь громче, чем это следовало бы. Уже в коридоре, прижавшись спиной к стене, она перевела дух. Ей казалось, что прошлое не имеет над ней власти и осталось в пережитках далеко минувших лет, но сегодня оно пожаловало к ней на прием. Она посмотрела на свои ладони и снова услышала свист плети, рассекающей воздух, жгучую боль и проявляющиеся красные полосы. Несносная девчонка! Ты дьявольское отродье! Уж я-то выбью из тебя всю дурь! — перекошенное гневом лицо тети, пухлые губы, брызжущие слюной, и сопровождающий всюду запах полыни и ладана. Воспоминание вобрало в себя краски, превращаясь в гротескного идола, разделившего ее жизнь на «до» и «после». А тем временем таинственный гость, приехавший из Европы, заполнил собой каждую щель и каждую свободную минутку у персонала. О нем говорили в уборной, о нем спрашивали в буфете, даже ожидающие выдачи медицинских карт врачи пытались узнать о нем на крошечку больше. И грешили этим не только женщины. Улучив в пользование свободную минутку, девушка зашла в ординаторскую, прежде всего надеясь увидеть там Лидию. Ей хотелось узнать, не вызвали ли ее на консультацию первой. Для таких выводов причина была и была она существенная — именно подруга подверглась нападению сразу после сообщения о смерти пациентки и, разумно предположить, что свою работу, в чем бы она ни заключалась, профессор Воланд начнет с нее. Кристина не знала, что именно она должна сказать, но хотелось предупредить или же предостеречь от излишних откровений. Держать ушки на макушке, а язык за зубами. Так бы она и сама поступила. Если бы вообще собиралась к нему на прием. — Анализы готовы, — вошедшая медсестра имела настолько встревоженный вид, что доктор только открыла рот для того чтобы гаркнуть, что все вопросы к ней подождут двадцать минут. — Чьи? — равнодушно уточнила она, думая о том, где же Лидия может быть еще. Последний прием закончился. В буфете ее не было. Так где? — Вера Игнатова. Ферритин еще в работе. Но есть другие показатели. Посмотрите? Я такого еще не видела, — скромно добавила она, протягивая документы. Доктор молча приняла документы, прикидывая, чего же не видела медсестра, работающая с анализами уже третий год. Пробежавшись по цифрам глазами, она медленно осела на стул и отпила из полупустого стакана на столе, даже не смотря на него и не задумываясь, чей он и что в нем налито. — Пришла в сознание? — Да. Ее мать все еще в больнице. Ждет. — Найди Юлию Андреевну, пусть засунет ее в ближайшее окно на УЗИ или между платниками. Обзорное не нужно. Только селезенку, портальную вену и печень. Можно даже без протокола. — Ага, — медсестра уже открыла дверь, но, замявшись, обернулась, — а что это? — Надеюсь не то, что я думаю, — ответила Кристина. Уже через час Кристина летела по коридору, сжимая в руках результаты всех полученных исследований. Она держала курс на кабинет заведующего отделением терапии Дмитрия Ивановича. Без его вмешательства и личного разрешения дальше было нельзя, а дело отлагательств или заминки не терпело. Погруженная в размышления, девушка даже забыла постучать в дверь, влетев в кабинет подобно смерчу в белом халате. — У нас ЧП, — с порога заявила она. Мужчина сидел за письменным столом, сложив перед собой руки в замок и, увидев ее, тут же изменился в лице. Напротив его стола стояло кресло с высокой спинкой и, судя по свисающим ногам и покоившейся руке на подлокотнике, врач был не один. Кристина несколько смутилась от осознания того, что столь наглым образом прервала беседу. В душе она понадеялась, что это не директор и уж ни в коем случае не главный врач, который запросто мог впаять штраф за несоблюдение субординации. — Прошу прощения, Дмитрий Иванович. Я не хотела вам мешать. Дело срочное. У меня пациент с подозрением на миелодистрофию, — и, немного подумав, тут же добавила. — Это ребенок. Она нестабильна. — Ты уверена? — У нее тяжелая степень анемии. Эритроциты, гемоглобин и гематокрит на критических отметках. Содержание цианокобаламина и железа на нижней границе нормы. Ретикулоциты крайне низки. Селезенка реактивная. Новообразований в брюшной полости по обзорному исследованию не обнаружено. Нужно разрешение на проведение биопсии. — Я взгляну? Мужчина нацепил очки и протянул руку. Кристина поняла, что речь о медицинской карте и подошла к нему, протягивая документы. Шаг за шагом она приближалась к врачу, ощущая как в груди копиться спертый воздух. Поравнявшись со столом и отдав результаты анализов, она пыталась боковым зрением рассмотреть собеседника Дмитрия Ивановича, но натыкалась лишь на черный силуэт. — Показания есть. Будет тебе разрешение. Вроде бы сегодня в смене Анатолий. Он сможет провести эту процедуру, нужно лишь узнать есть ли в нашем распоряжении стерильная хирургия, — он быстро набрал номер на стационарном телефоне, но, спустя семь долгих гудков, положил трубку. — Никогда их на месте нет. Подожди здесь. Сам до них дойду. Да, — согласилась про себя девушка, — Большой Бур проведет стернальную пункцию лучше всех. Он точный и быстрый. Во всем, — пробежало у нее в голове двусмысленное дополнение. Она улыбнулась уголками губ. — Не стойте, присаживайтесь, — голос, который она меньше всего рассчитывала услышать в данной комнате, в расслабляющей и даже позволительной форме, раздался рядом с ней. Кристина медленно развернулась к сидящему в кресле визитеру заведующего отделением. Воланд вальяжно разместился в нем, едва заметно покачивая закинутой на ногу ногой. Девушка хотела окликнуть уходящего мужчину, но закрывшаяся за ним дверь ее опередила. С трудом сглотнув, оставшаяся наедине с довольно улыбающимся профессором, Кристина прокляла все на свете. — Садитесь, — плавным жестом указал на освободившееся кресло, — еще успеете постоять. — Спасибо, не стоит, — девушка подобрала документы со столешницы, и, пока она собирала нужны листы из прочих других, ее взгляд выцепил из россыпи распечатанных материалов слова «члены коллегии». Так список уже сформирован? — я лучше подожду в коридоре. — Отчего же? Мое общество вам настолько противно? Девушка прижала документы и результаты анализов к груди, и, услышав скользкое притворство в вопросе, обернулась и посмотрела на собеседника. Его глаза были прищуренные, как у кота, нежившегося на подоконнике, залитым солнечным светом, но колкое ехидство и выжидающие искры в глазах не способны были утаить истинные намерения. Если мужчина и был котом, то только наблюдающим за мышью, спешащей по своим делам и не подозревающей, что участвует в охоте. И все же в его облике что-то изменилось. Да, не было вычурной одежды благородных помещиков и бояр, массивных украшений, похожих на фамильные, не было мутного свечения зрачков, ловящих электрический свет, отчего глаза казались разного цвета. Даже черты лица несколько смягчились, словно из них ушла горечь. Он казался обычным человеком и не подавал вида, что помнит их встречу в коридоре или морге. Граница вымысла и реальности кажется четкой и рассекающей только с первого взгляда. Мозг всегда додумывает и достраивает ту информацию, которой ему не хватило из окружающего мира. Кристина знала это, как и то, что никакой ошибки быть не может. Она разговаривала с ним. Она видела его. И даже если самозваный профессор будет вести игру — это ничего не изменит. — Это кресло принадлежит другому человеку, и у меня нет права там сидеть, — сухим голосом отчеканила она и уже развернулась к выходу, когда беседа продолжилась рассуждающей фразой мужчины. — Но вы же так не думаете. Я прав, Кристина Александровна? Кресло может и принадлежит уважаемому Дмитрию Ивановичу, только не в ваших мечтах. И, смею вас заверить, вы смотрелись бы на этом месте великолепно. Или как вы это называете? — он приложил пальцы к губам, и поддался вперед, словно хотел ощутить вкус слова, которое вертелось на языке. — Заслужено? Он лукаво улыбнулся, сверкнув глазами. Его слова вызвали смятение, растерянность и отчасти стыд, как будто Кристину только что поймали за совершением порочившим ее честь делом. Мысли рассыпались по полу как мельчайшее драже, закатываясь под мебель и по углам. Уши горели как от мороза. Девушка открыла было рот, но тут же закрыла, потому что и слов то не было. — О, не стоит этого стыдиться, — Воланд был крайне польщен ее реакцией, — толика честолюбия такая ароматная специя. Кристина ощущала себя рыбой, подцепленной на крючок, которую тащат на поверхность. И этот крючок было необходимо выплюнуть. — А разве мы знакомы? — холод в голосе звучал убедительно, и плевать было на то, каких внутренних сил он стоил. — В этой работе можно заслужить много дорогостоящих вещей. И уважение, и признание, и удовлетворение от каждой смены. Не думаю, что это кресло можно поставить в один ряд с ними. Это всего лишь кресло. Суть медицины в другом. Вам ли этого не знать, профессор? И вот истинная личина собеседника начала проявляться. Он наклонил голову немного вперед и взгляд из-под лобья, уничтожающий гневом и презрением, превратил улыбку в оскал. Нос заострился, морщины стали глубже и, как показалось Кристине, в самом кабинете стало темнее, хотя свет и не гас. Продолжение беседы горело огнем раскалённой паяльной лампы. Девушка понимала, что настал идеальный момент для ее завершения. — Прошу прощения, — на автомате сказала она и быстрым шагом направилась к выходу из кабинета. Она обхватила онемевшими пальцами ручку двери и потянула на себя. Шум коридора хлынул в комнату через образовавшуюся щель. И тут же оборвался, отсечённый резко захлопнувшейся перед самым носом дверью. Внутри все подпрыгнуло от неожиданности, девушка вздрогнула, еле удерживая в себе вскрик. Большая мужская ладонь была прямо перед ее глазами. Кристина понимала, что если сдвинется назад хоть на пару сантиметров, то упрется спиной в тело мужчины. Но как такое возможно? Она совсем не слышала приближающихся шагов. Девушка замерла, застыла как статуя, забыв как дышать. И, как ей показалось, за ее спиной тоже не дышали. Она не чувствовала тепла чужого тела, хотя оно было недопустимо близко. Как резко рыболовный крючок превратился в захлопнувшийся капкан. Каждый миг, проведенный в нем, поглощал тепло из тела, превращая мышцы в дерево. — Уж поверьте, я знаю многое, — мужской голос раздался прямо над ухом, и теперь девушка ощущала постороннее дыхание. Было так холодно и страшно, а голос, пониженный до шепота, походил более на шипение змеи, чем на человеческую речь. — А о наказаниях я знаю все. Слова звучали в голове набатом, вышибая на своем пути все, что попадалось под ноги. Девушка ощутила, как медленно подкашиваются ее ноги, как дрожит тело, как хаотично и сумбурно стучит сердце. Тяжелая рука схватила ее за плечо, мужские пальцы впились в него, как зубья грабель в рыхлый чернозем, и развернули пленницу вокруг своей оси одним рывком. Кристина не понимала, как она удержалась на ногах. От желания зажмуриться свело брови, и все же она медленно подняла на Воланда взгляд. Он навис над ней как ядовитый плющ, который хочет задушить. За его спиной не было видно окна и солнца и было так темно, как будто он не закрыл его, а поглотил. Ее взгляд медленно поднимался вверх, настороженно и опасливо. Вверх по лацканам пиджака с четкой геометрией линий, по оголенной шее, подбородку, тонким губам, носу и остановился, лишь встретившись с чужими глазами. Они смотрели на нее так, словно в их силах было выжечь на ее лице клеймо. Девушка отшатнулась назад, интуитивно и беспомощно, пытаясь хоть как-то увеличить дистанцию, и ее лопатки тут же столкнулись с другим препятствием — дверью. — Эта спесь мне казалось забавной, но так легко перейти границу дозволенного, — он согнул выпрямленную руку в локте, отчего расстояние вновь сократилось, и нагнулся к ней еще ниже, — вам стоит подбирать слова, вам так не кажется? От вынужденной близости кружилась голова, как от глубокого погружения. Не хватало кислорода, вокруг них словно образовался вакуум, лишенный воздуха. Кристина смотрела в его глаза, неспособная прервать зрительную дуэль. По коже на шее что-то пробежалось и вначале ей померещилось, что виной щекотливым ощущениям маленькое насекомое, но когда Воланд перевел взгляд туда же, она поняла, что дело не в этом. Он растянул губы в неестественной улыбке, которая превращала его лицо в зловещую маску и, свободной рукой смахнул с ее кожи каплю крови, выбравшуюся из тканевой повязки. Кончики его пальцев растерли бурую жидкость между собой и, от вида его ликования и наслаждения происходящим, девушку замутило. Собрав всю оставшуюся силу в кулак и, воспользовавшись секундным отвлечением, Кристина отскочила в единственную свободную сторону, буквально в два прыжка достигнув стены со шкафами. Она все еще прижимала к груди тонкие листы бумаги, словно они были ее щитом. Воланд развернулся в ее сторону неспешно, как поворачиваются огромные круизные лайнеры. Хоть девушка и выбралась из ловушки, она все еще оставалась с ним наедине в пустующей без хозяина комнате. Мужчина выпрямился, опустил руку и, не сводя с перепуганной собеседницы тяжелого, магнетического взгляда, сделал плавный шаг в ее сторону. — Думаете, разговор со мной можно окончить бегством? Разговор заканчивается лишь тогда, когда я сам этого хочу. — Опять угрозы? — А разве это выглядит угрозой? Это выглядит насилием, — ответила у себя в голове девушка, медленно пятясь назад. Воланд делал шаг, она делала два. — На пять часов, — Дмитрий Иванович объявился в самый подходящий момент, распахнув широко дверь и заводя заново остановившийся в моменте мир, который для Кристины сузился до размера направленных на нее глаз мужчины. — Все в порядке? — спросил он, увидев цепеневшую от страха девушку и стоящего в трех шагах от нее профессора. — Кристина, у тебя кровь. Он жестом показал на шею, но девушка уже ничего не видела. Сильнее прижав к груди документы, она выбежала из кабинета, едва удерживая слезы. Она чувствовала, что Воланд остался недвижим, и не обернулся ей в след. Ему не нужно было знать, где она, ведь от него убежать невозможно.