Явление

Дрова, охваченные вечным огнем и обреченные никогда не сгорать, трещали в камине, распространяя тепло и свет. Комната, озаренная мягким светом, наслаждалась этим звуком, как и человек, не сводящий взгляда с пляски огненных языков и завихрений сизого дыма. Погруженный в размышления, он не замечал ничего, был нигде и, в то же время всюду. Казалось, что темнота, рассеянная по углам, стремилась к своему хозяину, но не могла и сделать шага, прогоняемая скудным озарением многочисленных свечей. Тишина молчала вместе с хозяином дома. — Мессир, — даже Фагот выглядел собранным и серьезным. Голос не срывался на хохот, да и веселье пропало, — не желаете ли ужинать? Все готово к трапезе. Воланд скосил на приспешника тяжелый взгляд и, выпрямившись, тот замолчал. — Скажи мне, дорогой Фагот, — неспешно обратился владыка к нему, — многое ли ты знаешь о человеческой смерти? Мужчина нахмурился, задумчиво сложил губы в трубочку, почесал усы и, собравшись с мыслями, ответил: — Я думаю, что многое. Смерть для них — это смысл жизни. Ее ждут, к ней готовятся, ее бояться и часто торопятся на встречу с ней. Они никогда не забывают о ней. Считают года. Соблюдают приметы. И все же, совершают ошибки. Желают узнать то, что знать не следует. Такова человеческая природа. — Знать то, что знать не следует, — повторил Воланд, — с этого все и началось. Забавно, не находишь? — Так было задумано. Когда им дали выбор. Они же понимали, что выбор может быть и неправильным. — И каждый человек должен пройти через смерть, — мужчина словно обращался сам к себе, ведя томительный монолог в поисках ответа, который был скрыт от его великого взора. — Каждый человек смертен и, даже не зная об этом, уже имеет на себе ее печать. Никому из смертных не уйти от нее. И все же… Память рисовала светлые серые глаза, смотрящие на него. Выжидающе, решительно, серьезно. Этот взгляд проник в него как заноза и теперь саднил, вызывал дискомфорт и, в некотором виде даже удивление от того, что его еще можно чем-то зацепить. Он рисовал в голове ее глаза, ее волосы, ее губы и, казалось огонь, пылающий в камине, приобретал знакомые черты. Но то, что он ощутил в момент напряженной близости, когда ее тонкие дрожащие пальцы держали его ладонь, монолитным камнем обрушилось в его раздумья. За бесконечное количество веков он видел многое. Он слышал многое. Чувствовал многое, и законы мирозданья были давно изучены и поняты. Он не ошибался. Видел он и то, что почувствовал от маленького человека. И впервые за долгое время желал ошибиться. — И все же на ней печати нет, — закончил он. Фагот обратил свой взор на огонь, увлекший мессира своим танцем, и крепко задумался. — Бессмертие для человеческого тела невозможно, — начал рассуждать он, — и печать была. Но смерти она избежала. Стало быть, появиться другая. — Время, друг мой, время, — меланхолично отозвался мужчина, — времени прошло достаточно. Это нарушение естественного хода событий. — И это не наша работа, — подхватил Коровьев, задумчиво потирая подбородок. — Тогда — это их работа. Воланд молчал. С правилами небесной канцелярии он ознакомился и на своем опыте. Она не должна была умереть в тот день, он четко видел это, но ему так хотелось покарать девицу за упрямство и гордость, что немного изменил события, упорядочивая их на свой лад. И сдвинул первую костяшку домино. — Не дают они ничего, за что не потребуется заплатить. Печать появиться. Как только она выполнит то, что им от нее нужно. Азазелло! Из огромного темного зеркало в пол появился рослый мужчина, почти великан. Он с аппетитом откусил кусок сочного красного яблока и кивнул Фаготу. — Да, мой господин. — Для тебя есть работа. Присмотри за нашим храбрым доктором, — Воланд медленно потер перстень на пальце, прокручивая его на нем. Рука хранила в себе ее прикосновения, как нежное дуновение ветра. — Присмотри, но не вмешивайся. Если прав, то на нее смотрят и с той стороны. Здоровяк лишь пожал в ответ плечами и, откусив яблоко снова, решительно шагнул в зеркальный проем, вызывая рябь на гладкой поверхности. Еще ночью план и доводы выглядели безукоризненно. С наступлением сумерек и времени, отведенного для действий, сомнения взяли бразды правления в свои руки. Кристина мерила квартиру шагами, не выпуская из пальцев сигарету. Она и сама не заметила, как в ее жизнь вошла старая привычка. Просто открылась дверь, и она зашла, как давняя знакомая, располагаясь на любимом и знакомом месте. С появлением того мужчины много чего изменилось. Он проник в жизнь, как болезнь проникает в тело. Первая встреча — заражение. Вторая встреча — инкубационный период. Появление в больнице — продромальные симптомы. Понимание, что что-то идет не так уже есть, но все настолько зыбкое и мутное, что подобрать точных терминов нельзя. Последняя встреча — лихорадка. Тело уже во власти недуга, но еще борется. И еще не все потеряно. Но после лихорадки наступают или осложнения или выздоровление. И она твердо решила взять путь на выздоровление. Всякую напасть можно победить, если знать с чем ты борешься. Лежа в кровати без сна, переворачиваясь и пиная одеяло, она думала. Сопоставляла в голове факты, соединяя в цепочку. Долго списывать странности, происходящие с ней, на стресс и переработку, было опасно. Ответ лежал за гранью ее понимания, и от этого коробило и трясло. От злости. Девушка воспроизводила в памяти нюансы, от которых она отмахивалась. Беспрепятственное проникновение в больницу, перегоревшая лампочка, скудный отблеск в глазах, когда нет источника света, дававшего такого эффекта, предсказание скорой смерти, которое не сбылось по счастливой случайности, беззвучные шаги и, как вишенка на торте, анатомические особенности. За четыре года она повидала много и уж отличить человеческую кровь могла безукоризненно точно. По запаху, по цвету, по консистенции. Много вариаций и отклонений от нормы, но такого цвета она не встречала даже при отравлении угарным газом. Его ладонь, практически не имеющая линий, смущала не меньше. Сколько ему было лет? Не меньше сорока? Нет, невозможно, даже если он не держал в руках ничего тяжелее бумажного листка. Не было времени и нужной концентрации проверить, но она верила в то, что и его пальцы также не имеют отпечатков. От прокалывания краев раны кожа не кровила, ни один капилляр не был разрезан треугольной иглой? Ее руки помнили то сопротивление, встречающее иглодержатель. Да, кожа может быть грубой, но не на ладони. И, как она решила ранее, физическим трудом Воланд наделен не был. Кровь шла со дна раны, но ни одного поврежденного сосуда, пускающего брызги под давлением, она не нашла. Он имел свободу перемещаться, прогнозировать будущее, знал ее прошлое, и все, что она увидела в процедурном кабинете, походило на фикцию. Галлюцинацию, иллюзию, созданную лишь для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. Может она и вошла в нервоз как нож в масло и зациклилась на вещах, имеющих банальное объяснение. Кристина давала себе право на ошибку. Но незнание терзало ее больше всего. Не отсутствие сна и аппетита — к этому она привыкла. Непонимание происходящего делало ее пешкой на чужой доске. Она была в растерянности. И довериться можно было лишь на свой разум. Медицина научила ее тому, что если ты не можешь определить источник заражения, то должен обратить внимание на путь возможной передачи. Поездка в другие страны, походы или сплав по реке, употребление новых экзотических продуктов, тесные связи с малознакомыми людьми — улики есть повсюду. Путь передачи лежал в морге, на холодном столе и смотрел на нее безжизненным взглядом. До реанимации Олега Юрьевича она жила обычной жизнью, где происходящее имело логику и смысл. Их первая встреча — палата № 46. Пребывая в полубессознательном состоянии, плача от боли или непостижимого горя, он шептал его имя еще до того, как тот сам назвал его. Факты накладывались между собой как кирпичик и через пару часов размышлений, образовалась стена, на которую уже можно было опереться. Олега Юрьевича уже ни о чем не спросить. Он унес тайну на тот свет, и все же разгадка крылась в нем. « Меня позвали, — всплыло в голове, — я не планировал посещать Москву» Если его позвал именно пациент из той палаты, то что-то должно остаться в его доме. Кристина даже подпрыгнула той ночью в кровати, от неожиданной догадки. Как просто и рационально! Если он знал его имя и имя его соратника в клетчатом костюме, то может он знал кто они на самом деле? Уж не представился же Воланд и ему профессором медицинских наук! Выяснить адрес проживания труда не составило бы: мужчина попал в аварию и имел при себе водительские права, так что в базу он был занесен. А вот проникнуть в дом — задача сложнее. Но у любой задачи есть решение. На следующий день Кристина пришла в больницу, чувствуя себя шпионом или разведчиком. С камерой хранения личных вещей погибших в больнице пациентов дела она не имела. Знала лишь то, что вещи хранятся до востребования родственниками или полгода, а затем утилизируются. Принимая пациентов и заполняя карты, она думала о том, как же разузнать номер его камеры и остались ли там его вещи. Она верила в то, что ключи от квартиры были при нем в тот роковой день. Проходя мимо поста старших медсестер, за спинами которых были заветные стеллажи с документами, она гадала, как выудить из них информацию и не навлечь лишних подозрений. Думала она до обеда, после обеда и, когда часовая стрелка показывала пять часов вечера, Кристина решила, что если не сделает этого сейчас, то смена окончится, ни на шаг не приблизив ее в разгадке тайны Олега Юрьевича. Ее сердце стучало так громко и быстро, словно она уже сидела на допросе перед офицером полиции. Нацепив на лицо маску безразличия, она деловито подошла к посту и громко хлопнула папками по столу, обращая на себя внимание Ксении Аркадьевны — главной по работе с документами. — Дмитрий Иванович просил передать, — она указала на документы, которые медсестры и сами бы собрали по окончанию дневной смены. — Работы у вас сегодня много, как я посмотрю. — Ее всегда хватает, — женщина недовольно цокнула языком и посмотрела на часы. — Опять задерживаться. — Если ничего не случиться, то у меня есть полчасика свободы. Чем помочь? Ксения Аркадиевна смерила молодого врача скептическим взглядом из-под очков. Помощь от врача? Такого в ее практике еще не было. — Можете отнести вон те папки в архив, если не затруднит, — она кивнула головой в сторону стола, на котором вырос айсберг из бумаги. Кристина воодушевилась. Архив и камеры хранения находятся в смежных помещениях, точнее лет пять назад комнату, отведенную под архивацию разделили и сделали в закутке несколько каркасных стеллажей, в которых разместили ячейки. В больнице этот закуток сразу окрестили «аппендиксом». — Мне просто нужно отвлечься от этой кутерьмы и расследования, — девушка вела непринужденный разговор, провожая ленивым взглядом медсестер, а ее поджилки тряслись, и тело бросало в холод. — И у меня умер пациент. Савинков Олег Юрьевич. На прошлой неделе. Казалось, что мы сделали все, что было в наших силах, но он скончался на следующий день после реанимации. Странно, почему я говорю вам все это. — Где-то она слышала, что лучшая ложь — это ложь в обвертке из правды. Стыдно от того, что приходилось этим пользоваться. — Бедный мужчина. Такая страшная авария. Для его родных это удар. Я хотела с ними встретиться, когда она придут забирать личные вещи, но сами знаете, как закрутилось. Теперь виню себя и в этом. Хотелось бы, чтобы они понимали, что мы боролись за него. Женщина слушала, не переставая заполнять жирную амбарную книгу, попутно сверяясь с разложенными в виде полукруга таблицами. — Зря. — Что? — девушке казалось, что ее слова улетели дальше по коридору и испарились, так и не достигнув нужных ушей. — Зря вините себя. Уж про родственников точно. Никто не приходил. Кристина едва удержала себя от того, чтобы не стукнуть кулаком по столу и не закричать: « Победа! Да!» Ее охватил радостный мандраж. Если бы в тот момент кто-то отвлекся от рутинных дел и посмотрел на нее, то увидел бы, как свет яркого триумфального солнца озаряет ее лицо. — Вы уверены? Ксения Аркадьевна тяжело вздохнула и, облизнув палец, перевернула страницу, продолжая писать на обратной стороне листка. — Не выдавали ничего в последние двенадцать дней. Даже вещи той беременной девушки из-за которой тебя… Ну ты поняла. — Печально. Ну, не буду отвлекать. Где архив я знаю. Надеюсь, что не задержитесь. Кристина подошла к зеркалу, раз в десятый поправляя высокий и гладко зачесанный хвост, как будто за последние пять минут могло что-то измениться. Выкраденные ключи лежали на кухонном столе. Проходя мимо, девушка всячески отводила взгляд, словно там лежала не тонкая связка, а отрезанная голова. Минуты летели друг за другом, и отведенное время для выхода из дома уже миновало, но сделать последний решающий шаг было сложно. Как окунуться в ледяную купель. Внутренности сводило от одной мысли, что сделать это придется. — Не будь трусихой, — сказала она, погрозив пальцем своему побелевшему и встревоженному отражению в зеркале. — Сейчас или никогда. Отражение не ответило, оно смотрело на нее прямо, пристально и чужими глазами. Кивнув самой себе, девушка быстрым шагом прошла на кухню, захватила приготовленных рюкзак и ключи. Дверь за ней захлопнулась. Квартира растворилась в темноте и тишине. Тень скользнула внутри зеркала трюмо, прошлась по зеркалу в ванной комнате, по настольному зеркальцу на столе в спальной и исчезла, отправляясь вслед за доктором. Вечерняя Москва встретила ее порывистым ветром, поднимающим с тротуара пыль и мелкий мусор. Над городом висели тяжелые грозовые тучи и пахло сыростью. Кристина шла по знакомым улицам, крутя в голове незамысловатый план. Еще дома она сделала пару звонков на домашний телефон погибшего мужчины и трубку так никто и не поднял. Вероятность того, что квартира пустовала была большой, но не стопроцентной. Скоро все узнаю, — твердила она. — Не паникуй. Если что, скажу, что с его работы или давняя знакомая. Но уверенность с каждым шагом отставала и, оказавшись перед дверью подъезда Олега Юрьевича, Кристина уже дрожала. Разум подкидывал вариант развернуться и пойти домой, пропажу ключей никто и не заметил, еще можно все отыграть назад, оставив наваждение, охватившее ее, как нелепую ошибку и бред бессонной ночи. Девушка подняла голову, всматриваясь в черные окна старой многоэтажки и первые капли холодного дождя упали на ее кожу. Нет, она не отступится. Там нужные ей ответы. Необходимые, как воздух. И она найдет их, чего бы ей это не стоило. Обычная деревянная дверь, не имеющая ни глазка, ни номера квартиры и потрепанный коврик под ней не сулили ничего зловещего и мистического. Таких дверей сотни, если не тысячи в этом городе. Кристина постучала и, отступив на шаг, притихла. Ее слух обострился до предела, а руки начали неметь, ладони вспотели и она вытерла их об себя. Тишина. Она постучала снова — на этот раз настойчивее и громче. Этажом ниже залаяла собака. Где-то наверху раздались шаркающие спускающиеся по лестнице шаги. Девушка решила, что ждать более нет смысла. Ключ легко вошел в проем замка, но повернуть его было задачей не простой — железный предмет проворачивался в мокрой и дрожащей ладони, а шаги становились все ближе. Кто-то закашлялся и смачно сплюнул на ступени. Голова была готова взорваться от напряжения, когда механический щелчок все же раздался, и девушка буквально нырнула в темноту квартиры, быстро закрыв за собой дверь. Шаги прошли мимо и начали отдаляться. Ее вторжение осталось незамеченным для соседей. Тошнотворный гнилостный запах ударил по ноздрям, хоть от волнения девушка и дышала ртом, словно только что пробежала тяжелую дистанцию. Рефлекторно закрыв нос руками, доктор все еще старалась привести дыхание в норму, попутно вглядываясь в недра квартиры. Никто не вышел ее встречать, не включил свет в одной из комнат, не подал голоса. Едва стоя на ногах, девушка закрыла дверь на замок и включила свет в прихожей. Квартира была двухкомнатной и состояла из спальни и рабочего кабинета, утопающего в беспорядке и книжных шкафах. Книги были повсюду: громоздились на столе, стояли ровными столбиками на полу, выстраивались в ряды на полках. Они были даже на скромной кухне. Девушка медленно обходила комнаты, осматривая обстановку, а потом повторяла круг почета снова и снова. В душе она понимала, что ответы придется именно искать, но, оказавшись в квартире, девушка осознала глубину просчета. Что именно искать она не знала. И, в десятый или двадцатый раз, оказавшись в спальне, она устало присела на краешек кровати, скользнула глазами по углам и разочарованно выдохнула. Тишину квартиры прорезала до жути знакомая мелодия — настенные часы с кукушкой отсчитали одиннадцать часов вечера. Нужно было торопиться — рано или поздно свет в окнах пустующей квартире мог бы вызвать нежелательные вопросы. Девушка поднялась с места и прошла на кухню. Она уже заметила, что гнилостный запах усиливается именно там, возможно что-то из продуктов испортилось и смердело. Кристина заглянула в холодильник, поочередно осмотрела навесные шкафчики, даже заглянула в мусорное ведро, но ничего подозрительного не нашла. Доктор нахмурилась и принюхалась. Нет, ошибиться она не могла — эпицентром зловония была именно маленькая кухня. Ее глаза опустились к покрытой многолетним слоем жира дверце духовки и, наклонившись, девушка открыла ее, тут же шлепнувшись на пол и отгоняя от себя рой мух, вылетевших оттуда. Она закашлялась, едва удерживая в себе рвотный позыв, и буквально силой заставила посмотреть в раскрытый духовой шкаф. Свет отсутствовал, но силуэт, виднеющийся на противне, казалось, двигался, вспыхивая одиночными бликами зеленого и синего цвета. Мухи облепили маленькое тельце, покрывая его живой мантией. — Какого черта, — прошипела девушка, на коленях подползая к духовке. Одной рукой она закрыла нос, другой, предварительно спрятанной в натянутом до нельзя рукаве кофты, потянула противень на себя. Потревоженные мухи взмыли в комнате, жужжа как электрическая подстанция. От увиденного девушка резко вскочила на ноги, и бросилась в сторону туалета — содержимое желудка уже стояло в горле, раздражая стенки своей кислотой. Ее вывернуло сразу же, как она наклонилась к унитазу. В животе все свело от спазма, а рот наполнился густой слюной. Пару раз сплюнув, прислушиваясь к своим ощущениям, девушка сполоснула рот водой из-под крана и посмотрела на свое измученное и испуганное отражение. — И во что ты вляпалась, — сказала она себе. Вернуться на кухню она так и не решилась, как и трогать хрупкое, полуразложившееся тело черного кота с распахнутой пастью, из которого выползали все новые и новые насекомые. Она хотела найти ответы, но теперь вопросов было еще больше. Смутное ощущение, которому она не могла подобрать названия, уже забилось в грудную клетку и давило на сердце. Едва переставляя ноги, девушка забрела в рабочий кабинет и села за стол. Снова начало мутить. Кристина осматривала корешки книг, взгромождённых на столе, вчитывалась в названия, но слова попадали в ее голову и тут же выветривались, как нестабильный эфир. Сконцентрироваться не было сил. Она снова и снова перечитывала слова, некоторые книги даже сдвигала и брала в руки. Но мыслями девушка находилась далеко за пределами квартиры погибшего. В голове уже появилась мысль собираться и идти домой, когда ее подсознание дало тонкий, колкий звоночек и, одна из перебираемых ею книг, осталась в руках. Кристина смотрела на обложку, но ничего не видела. Буквы не соединялись в слова, превращаясь в непонятные символы. И все туман начал проясняться, и она прочитала заголовок: «Magicae Tenebris». Перевода она не знала, хотя усердно изучала английский язык и в академии и на специальных курсах и считала, что даже имеет базовый уровень владения. Кристина открыла книгу, перелистывая пожелтевшие и заляпанные не пойми чем страницы. Где-то были пометки на полях, где-то текст был подчеркнут или обведен. Девушка листала и листала книгу, пока осознание своей ошибки не прошибло ее током. Вглядевшись в ровные строчки печатного текста, она поняла, что язык был вовсе не английский. Это была латынь. Кристина впилась в книгу, полностью перемещая все внимание на нее. Странные рисунки ножей, символы, часто встречающиеся названия растений, которые она помнила еще с раздела фармакологии, капли крови, бурыми пятнами запечатленные на страницах, изображения мифических чудовищ — все мелькало перед ее глазами под нарастающий темп сердцебиения. На лбу выступили блестящие капли холодного пота, и волосы надоедливо прилипли к шее. Под канонаду сердца и сбившегося дыхания, девушка перевернула очередную страницу и приглушенно вскрикнула. На нее с бумаги смотрел сам Дьявол, восседающий на горе из тел. Все вокруг было охвачено огнем. Черные глаза смотрели в душу. Дрожащими пальцами девушка все же перевернула изображение и с удивлением уставилась на зазубренный огрызок бывшего листа. Страница была вырвана. Снова раздалась громкая мелодий из часов — девушка вздрогнула всем телом и книга выпала из ее рук. Словно очнувшись ото сна, она резко вскочила со стула, и, подобрав потрепанную старинную книгу, твердым шагом пересекла коридор. Оставаться в пустой квартире, ставшей свидетельницей мерзкого, противоестественного ритуала, не хотелось более ни минуты. Девушка обвела взглядом молчаливые комнаты и покинула пристанище Олега Юрьевича, пообещав себе, что больше никогда в жизни не переступит через его порог. Она уходила из квартиры с ощущением липкой, черной грязи, стекающей по ее коже. Ей казалось, что она все еще слышит жужжание мух и чувствует тошнотворный запах тела убитого животного. Книга лежала в рюкзаке. С латынью она всегда была на «вы», но, если задаться целью — перевести текст не будет невыполнимой задачей. Холодный, сырой воздух, наполненный озоном и запахом земли, встретил ее на улице, выдувая из легких остатки зловонного смрада. Начался дождь. Москва погрузилась в черноту ночной грозы. В душе было так же темно и пусто. Сомнений не оставалось — мужчина практиковал черную магию и призывал с того света какую-то сущность. Страх уже пробирался по ее телу, обвивая ноги, талию, грудь как большая змея. Кристина шла по узкой улочке и уже знала, что не сможет сомкнуть глаз этой ночью. В детстве тетя не раз рассказывала истории о демонах, злонамеренных сущностях, являющихся за душой человека, а она думала о том, что это все бред, не более чем устрашающие сказочки для впечатлительных людей. А теперь нечистая сила пожаловала к ним в больницу. Все сходилось. Все встало на свои места. Воланд не человек. На следующее утро Кристина вошла в больницу чернее туч, нависших над городом. Голова за бессонные ночи стала чугунной, мысли медленно варились в ней, виски гудели тупой болью, глаза слипались, и, не стесняясь никого, девушка широко зевала. Ее целью было отработать день и уйти на долгожданные выходные, желательно не встретив профессора Воланда в коридорах госпиталя. Она не думала о том, как будет вести себя с ним и что нужно делать. Рецепта при таких обстоятельствах просто не было. Ей было ясно одно — идти на открытую конфронтацию более не следует. А день шел на удивление легко, и после обеда в буфете, Кристина решила проведать девочку Веру. Несколько чашек кофе взбодрили, завели мотор с пинка и наполнили тело агрессивной тревожностью. Девушка шла по коридору, попутно пролистывая в папке результаты анализов, когда сквозь гул помещения услышала его голос. Она подняла голову, боясь и ожидая столкнуться с ним нос к носу, но на этот раз профессора с того света не было поблизости. Кристина всмотрелась вглубь коридора и не сразу поверила глазам. Воланд стоял около палаты Веры, но был он не один. Заметно ссутулившись, чтобы смотреть собеседнику в глаза, он говорил с одним из врачей. Его рука властно, по-хозяйски лежала на ее плече, периодически сжимая и разжимая в такт словам. Тело девушки передернуло от пробежавшегося холода, когда в его спутнице она узнала Лидию. Кристина смотрела на них, не в силах отвести взгляда. То, как он наклонился к ней, как держал за плечо, как вглядывался в лицо, переворачивало внутри нее все. Он не просто говорил, он внушал. Тонкие губы приподнялись в издевательской ухмылке. Глаза блестели лукавым огнем. Нет! Не допущу! — пронеслось в голове Кристины и, прежде чем она сама это осознала, она двинулась в их сторону с такой скоростью, словно из ее спины торчал мощный пропеллер. Мужчина заметил ее раньше, чем Лидия. Скользнув мимолетно взглядом по приближающему доктору, он снова обратился к спутнице, и лишь Кристина заметила, каким ядом покрылась его улыбка, как углубились мимические морщинки. — Профессор, мне нужно с вами поговорить, — выпалила на одном дыхании девушка, поравнявшись с ними. Лидия боязливо вздрогнула и обернулась на нее с виноватым выражением лица, словно они не разговорилась, а страстно целовались. Щеки Кристины пульсировали от прилившей крови, тонкая кофта под халатом прилипла к спине, а в груди ощущался жар, словно она могла дышать огнем. Четкого плана не было, он просто не успел появиться, и она не понимала, что делает и для чего. Оставить подругу вместе с этим, не являющимся даже обычным человеком, она не могла ни физически, не морально. Пусть он плетет ловушки для нее, испытывает, потешается над ней — она как-нибудь да вытерпит, лишь бы не трогал ее друзей, не заманивал в свою паутину. — Сейчас? — брови удивленно поднялись вверх, а рука, покоившаяся на плече Лидии, весьма двусмысленно огладила его очертания. — Да, — девушка не сдержалась и задержала взгляд на этом жесте, что не прошло мимо него. — Что ж, тогда до скорой встречи, дорогая моя, — Воланд едва заметно хлопнул Лидию по спине, задерживаясь там дольше, чем следовало бы, и затем отстранился, перемещая тяжелый, испытывающий взгляд на Кристину. Девушка шла за ним, не обращая внимания на направление их движения. Внутри нее бурлил гнев, смешанный со страхом и за себя, и за подругу. Дверь за ее спиной захлопнулась и только от резкого хлопка она вынырнула из размышлений на поверхность, вернувшись в реальность быстро и болезненно. Жалюзи не были открытыми, и свет в кабинете был серым. — Что вы делаете? — слова вырывались из нее подобно бурной горной реке, — что вам от нее нужно? Не смейте к ней приближаться! Я-то ладно, но она вам что сделала? Мужчина окинул ее пренебрежительным взглядом и, заведя руки за спину, начал медленно приближаться, не торопясь, словно он находился в прекрасном весеннем саду, а не в пыльном заброшенном кабинете. — Мне следует получить ваше личное разрешение для исполнения своих обязательств? — привычный яд слов полетел на нее сотнями стрел, — честно говоря, ваша заносчивость мне надоела. Я не единожды предупреждал вас об осторожности и уважительности, но вы глухи к моим речам, Кристина Александровна. И что же вы прикажете мне делать? — он остановился в паре шагов от нее, смотря сверху вниз, ощущая превосходство и наслаждаясь им. Девушка смотрела в его лицо с напряжением и страхом, чувствуя, как трясутся поджилки и дрожат колени. Чувство дежа вю витало в воздухе. Она уже так стояла, боялась, он забавлялся, играл и издевался. Сегодня будет по-другому, — подумала она. — Покажите вашу руку, — ее голос прозвучал холодным металлом. Сколько сил она приложила для того, чтобы не сорваться с места и не убежать останется ее тайной. Тени прокрались на его лицо, делая черты гротескнее и отвратительнее. Искры предвкушения любимой игры потускнели, превращая глаза мужчины в колодцы с мертвой водой. Девушка сжала ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Боль помогала удерживать подступающую панику. Еще когда его рука лежала на плече подруги, когда плавно перемещалась по ее спине, поглаживая и завлекая в новую игру, она увидела, что ни гематомы, ни швов, ни пореза там не было. — Поберегите слова для других. Я знаю, кто вы, — голос ее охрип, но силы не терял. Пространство вокруг девушки сузилось, сконцентрировалось до мужчины, стоявшего напротив. Сердце отчаянно билось, в ожидании неминуемого. Может он убьет ее? Ведь это в его силах. Сломать тело, забрать душу, погрузить в пучину страданий. — И кто же? — перед ней стоял зверь в человеческом обличие, готовый одним прыжком настигнуть жертву и переломить шею. Кристина закрыла глаза, обращаясь к словам, выкованным в памяти плетью и кровью. Какой парадокс. Мысленно попросив прощения за свою глупость, девушка набрала в грудь воздуха и прошептала: — Отче наш, сущий на небесах, да святиться имя Твое, да придет царствие Твое, да будет… Слова оборвались, губы оказались зажаты чужой рукой, и через секунду из груди вырвался испуганный стон. Лопатки и голова больно ударились о стену и глаза молниеносно раскрылись. Она была погребена под его телом, вжата в стену бесцеремонно и грубо. Ее колени упирались в его ноги, а руки оказались прижаты к его груди. Воланд навис над ней горой, не давая вздохнуть. Кристина смотрела на него и не узнавала. Попытка дернуться, попытаться освободиться привела к тотальному поражению — ее еще сильнее сковали в тисках. Девушка промычала что-то в его руку, но в ответ мужчина лишь сильнее сжал ее в насильственных объятьях. — Тогда поговорим по-другому, — прошипел он, касаясь кончиком носа ее щеки и медленно ведя его к виску. — Без масок. Надеюсь, вы довольны? — одним движением мужчина повернул ее голову в сторону и прошептал прямо в ухо, — вы узнали то, что знать не следует.