IMPOSSIBLE/ Невозможность

Все пропало именно сейчас, Тина! Ты проиграла именно сейчас! - Чонна, послушай меня!- Тина кладет свою дрожащую ладонь ему на лицо, так же поглаживая пальцем. – Ты ни в чем не виноват, слышишь? Я сама виновата! Понимаешь? Только я! – Она шепчет, глядя в глаза, которые начинают бегать по ее лицу непонимающе… - Ведь не виноват человек, на которого глупо возлагают какие-то надежды! И не виноват человек в том, что помощь, которую хотели ему предложить, ему, на самом деле, не нужна! Виноват может быть лишь тот, кто по нелепым причинам решил, что именно его помощь нужна! – Чонгук хмурит брови, но не перебивает, смотрит на нее, будто, впервые видит.- Ведь это твои слова, Чонна, «если вы не справляетесь с чем-либо самостоятельно, вам нужно попросить помощи у других и избавиться от страха»! Ты ведь сам это говорил! Но ты ведь не просил, правда? Прости меня! Я не должна была так вести себя, прости, слышишь?!- Тина изливала ему все это, но его взгляд становился все отстраненнее. И только сейчас она поняла, что он, может, и не услышал половины из всего. - Как ты меня назвала?- Почти шепчет Чонгук, моргнув пару раз. - Что? Чонгук смотрит на нее и совершенно теряет почву из-под ног. Ему же не могло это послышаться? Совершенно точно, что нет. Ведь и вчера она, забывшись, пару раз называла его именно так, но быстро исправлялась. А сейчас открыто, глядя в глаза… Чонна… - Как ты меня назвала сейчас, Тина?!- Он теряет контроль, теряет самообладание, смотрит в ее глаза, а в них уже нет страха, в них сейчас забота, беспокойство, что-то очень близкое к … Тина закрывает глаза и уже даже не ругает себя за такую неосторожность. - Тина, прошу тебя, повтори …- Чонгуку необходимо услышать это от нее, хотя бы еще раз,- пожалуйста,- шепчет. - Чонна…- выдыхает. - Почему? - А она молчит. Чувствует небольшую панику, пальцы сжимает в кулак. - Тина, почему? Не молчи же!!!- Чонгук хватает ее за плечи, заставляя посмотреть на себя, увидеть его отчаяние. - А разве ты не Чон?! Разве я сейчас говорю не с Чоном?!- Тина не выдерживает и отвечает так же, чуть ли не крича. Чонгук сейчас замирает и уже не чувствует никакой связи с происходящим. Лицо бледнеет, и Тина видит, что у него на лбу выступила испарина. Ох, Тина! Совсем не вовремя ты сорвалась. Его руки падают вниз и он, шатаясь, делает шаг назад. Его, будто, кидают в прошлое, но неизвестно в какой именно период жизни. Когда-то это имя было его. Когда-то ему нравилось, когда его так называют. - Скажи мне, Чонна, когда к тебе обращались так в последний раз?- Тина заглядывает ему в лицо и переживает о том, что он испытывает сейчас, но понимает, что и ему необходимо вспомнить кое-что. А он был снова на уровне обнуления. Чувствовал это. Только вот, впервые, это происходило не на сцене. Поднимает на голос глаза. - Очень давно, не помню.- Шепчет. - Вспомни, кто тебя так называл, и что именно связывало этих людей. – Тина ступает медленно, осторожно, но уже хочет довести дело до конца. Хотя бы это она должна сделать. Должна заставить его вспомнить себя. Потому что большего она не сможет ему дать. Это было последнее… А Чонгук смотрел на нее и закипал. Он не понимал, чего Тина хочет. Что она делает? – Можешь мне ответить, Чонна?- Чонгук вздрагивает, услышав это имя. - Самые… близкие. Близкие люди. Они меня любили. Любили меня… меня настоящего!- Он хмурит брови, вспоминая и осознавая смысл сказанных им слов. - Хорошо, - улыбается Тина. – А ты помнишь, или, может быть, знаешь, почему эти любящие тебя люди называли тебя Чон, а не Чонгук? Чонгук опускает голову. Ему тяжело стоять, но двинуться с места кажется совсем невозможным. Тина, как будто, разбирает его, раскрывает слой за слоем. Откручивает и отвинчивает, ломает, разрезает плоть и кромсает глубже. До чего именно она хочет добраться? Что она хочет увидеть? А может она хочет показать ему? Боже! Как же это все больно! Интересно, она именно это чувствовала в прошлом? Он не видит, не помнит. Кажется листает свое прошлое как тетрадь, но… Нет… Что-то ускользает! - Сейчас я говорила с Чоном. И я бы хотела, чтобы он вспомнил себя!- Тина говорит это громче, желая вырвать его из воспоминаний. Потому что, он не помнит, а на сегодня - достаточно с него. Достаточно с нее – не только на сегодня. Тина поворачивается к нему спиной и снова тянется к ручке, но Чонгук хватает за запястье, останавливает. Нет, Чон! На этом – все кончено! Она вырывает с силой руку и: - И еще, господин Чонгук!.. – А он не верит, не хочет, только не это! Ну, сколько можно?! Разве не видит она, насколько ему плохо? Разве не видит, что нуждается сейчас в ней? Разве не видит, что нужна ему не только сейчас! Столько боли! Тина видит. Видит эту боль и до смерти хочет обнять и успокоить, гладить, пока он не уснет и самой плакать, плакать так долго, вылить все, что было, высушить до последней капли. Но нельзя… Не сможет жить после этого без него! Нужно уйти, исчезнуть, забыть и ей и ему! - Думаю, что самое верное решение – это не приезжать мне больше к Вам на процедуры! Услуги Вам будет оказывать наша выездная медсестра. Всего наилучшего Вам, и новых высот, господин Чонгук! Тина улыбнулась на прощанье, мысленно поцеловала его в такие сухие сейчас губы со всей оставшейся нежностью в ней и вышла, закрыв за собой тихо дверь. Тина идет по коридору отеля и не может уже сдержать слез. Льются, будто нашли выход впервые за многие годы. Хотя нет же, вот только прошлой ночью они так же лились. Ей не хватает воздуха, или не хватает легких, чтобы вдохнуть, ей совсем уже не важно, честно говоря, сможет она вдохнуть, или нет. Столько боли она не испытывала, кажется, никогда. Даже в том самом прошлом, из-за которого она так долго страдала. Но как же такое может быть? Разве не ради того, чтобы не было больно, она уходит? Ну, почему тогда? Почему сейчас она чувствует себя так, будто не падает даже, а горит заживо? Почему внутри чувствуются тысячи ножей, кромсающих ее тело? За пеленой слез, Тина не видит практически ничего. Она выбегает из отеля в холодный воздух, который обдает ее со всех сторон, принося небольшое облегчение. Тина не сразу замечает Джиёна, который стоит возле открытой двери машины, прямо перед ней. Ким смотрит на нее с таким сожалением на лице, что Тине хочется разрыдаться в голос. Он, молча, проводит рукой в сторону салона, приглашая ее внутрь, на что она, лишь, благодарно часто кивает и чуть ли не бежит в его сторону. Машина едет медленно, позволяя Тине успокоиться. Она сидит, смотрит в окно, прислонившись головой к нему с бутылкой воды в руке. Дыхание восстановилось, а мысли… Туда Тина старается не заглядывать, не анализировать, не думать. Иначе Джиёну пришлось бы всю дорогу слушать ее рыдания, а он и так сильно встревожено смотрит на нее, сидя напротив. Сегодня он решил поехать с ней в салоне, а за руль посадил одного из своих подчиненных. - Госпожа Тина, он обидел Вас чем-нибудь?- Осторожно спрашивает Джиён, заглядывая ей в лицо.- Чонгук совсем не плохой, госпо… - Джиён, ради Бога, перестань!- Перебивает его Тина, переводя взгляд с улицы. – Какая опять «госпожа»? Для тебя я просто Тина! И не на «Вы» даже! - Просто, утром… - Это относилось не к тебе, Джиён, а к нему. И, нет, он меня не обидел. По крайней мере, намеренно – нет. И, да, я знаю, что он неплохой, Джиён. Совсем не плохой! Не обращай на меня, пожалуйста, внимания. Просто все накопилось, и мне нужен отдых. - Хорошо, Тина,- только и ответил Джиён, кивнув. После этого короткого разговора, вся поездка проходит в тишине. Тине не хотелось, чтобы в ней копались сейчас. Ни сама, ни кто-либо другой. И уж тем более не хочет обижать Джиёна. Надеется, что не была с ним груба, тяжело выдыхает и возвращается глазами на улицу. Необходимо уехать. Да! Тина решает устроить себе небольшой отпуск, выехав загород и отстранившись от всего и всех. Ей это просто жизненно необходимо! Чонгука, она, скорее всего, потеряла и как друга, и как хорошего знакомого, даже, как своего Ангела, а уж как мужчину с которым…- Нет! У нее никогда не было Чонгука, как ее мужчины! Но так же, она понимала, что ей необходимо разобраться в себе в первую очередь! Иначе Тина просто не сможет продолжить путь. Ведь на засохшей, покрытой трещиной, словно ранами, земле ничего невозможно взрастить! А Тина ведь любила жизнь. Когда-то она так ею наслаждалась. Когда-то она радовалась каждому лучику света, видела в любой мелочи счастье и звонко умела смеяться. Прямо, как вчера, с Чонгуком! И сейчас она понимает, что хочет… Хочет жить! И сделает для этого все, что необходимо! Если нужно будет, раскопает всю себя, обнажит все те страхи, что мучают и вырвет их с корнями. Ни первый, ни второй психологи не помогли ей в этом в свое время. Ведь, чтобы спасти кого-то, в первую очередь, нужно, чтобы он сам хотел спастись! А Тина обманывала всех и умудрилась даже обмануть саму себя, утверждая, что все в ее жизни ее устраивает. Глупая? Или настолько сильна? Скорее – второе! Ведь где-то очень глубоко, где-то внутри ядра ее уголька – сердца, она знала, что ей нужно набраться просто сил, чтоб встать лицом к лицу со своими страхами. И она набиралась. И только она! Только она бы смогла себе помочь! Только напомнил ей об этом в свое время и очень своевременно ее Ангел. Ее милый, родной, любимый Ангел. И с того момента, Тина ждала… - Тина, мы приехали, - обрывает ее мысли Джиён, касаясь осторожно руки. Тина слегка вздрагивает и оглядывается по сторонам, выпрямляя спину. Улыбнувшись Джиёну, берет сумку и собирается уже на выход. - Тина, могу я сказать?- Останавливает Джиён. - Да, конечно,- садится обратно и смотрит на него. - Тина,- Джиён немного мнется, размышляя, правильно ли поступает сейчас, но…- Чонгук, правда, очень переживает. Я знаю, что и Вам тяжело. Не знаю, по какой причине у вас так сложно все проходит, но не посмею давать по этому поводу какие-либо комментарии. Просто… - Джиён так хочет, чтобы Тина не думала, что Чонгук плохо относится к ней, что ему тяжело даже подобрать слова, чтобы правильно выразиться.- Просто он сильно копается в себе и этим усложняет всегда жизнь в первую очередь для себя. Но Вы ему важны! Я уверен в этом! Я вижу это! Ведь с первой вашей встречи, он только о Вас и говорит. Не похож сам на себя и говорит очень странные вещи, но я верю ему. Тина, я давно его знаю. Поверьте, еще ни разу мне не пришлось искать информацию о ком-либо! Ни разу мне не пришлось отвечать на вопросы «без проблем ли добралась до работы?», «не смог ли я узнать, пообедать успела или нет?», а уж тем более добывать даже слова, когда-либо сказанные или написанные кем-то. Ему важно это все. Он запутался, может. Может, тоже боится чего-то. Но он никак не смотрит на Вас в плохом свете, Тина! И ему важно все, что Вы говорите или делаете. И простите меня, если перешел границу.- Джиён выдает эти слова на одном дыхании, с искренним сопереживанием на лице, а Тина только и может смотреть на него с открытым ртом, поражаясь, насколько он может быть эмоционален и насколько… Они с ума сошли! - Во – первых, вы больные! Во – вторых, я и не думала, что ты настолько можешь быть сопереживающим! В – третьих, я сказала на «ты»! но это уже, наверное, не важно. Вряд ли мы еще увидимся, Джиён. Но я очень рада была с тобой познакомится.- Тина улыбается мужчине мягко, касается его руки в знак дружбы, а он лишь понимающе кивает с грустью, и она выходит уже из салона, как несмело оборачивается и говорит: - И еще, ты присматривай за ним, ладно? Чтобы прием препаратов не пропускал и, мне показалось, что он плечом крутит часто, видимо, старая травма дает о себе знать. Да, еще, похоже, что у него гастрит, проследи за тем, что ест и пьет, и… Спасибо тебе, Джиён за помощь сегодня. Он должен ценить тебя. Тина улыбается ему на прощанье и выходит из машины. Джиён же остается наблюдать за тем, как она скрывается за дверью в подъезде в немом восхищении. Он никогда ранее не видел, чтобы кто-то был так внимателен к Чонгуку. Даже те, кто находился с ним годами, не замечали его привычек и проблем. Тина же появилась только пару дней назад, а чувство, будто была в его жизни много лет. - Удивительно!- выдыхает он уже вслух и дает распоряжение водителю, возвращаться в отель. Чонгук чувствует, как, буквально, горит изнутри. Кажется, уже - как плавятся кости. Эти слова! Что она только что ему говорила? Эти вопросы... Как же она умудряется так легко и так глубоко в него проникать? Как будто спасала его именно от этой боли до сих пор, отказываясь говорить с ним. Глаза… Ей и не нужно особо много слов говорить, за нее говорят эти каре – золотые глаза. Боже! Как же хочется в них утонуть, исчезнуть, раствориться! Чонгук сейчас находится на грани. В глазах темнеет… Что она сказала перед тем, как уйти? Что ей не следует больше приезжать к нему? Что это значит? Нет!!! Это значит, что Тины больше не будет? Но, как? Как так? За что? Это расплата за его желание поговорить и понять? Господи! Чонгук чувствует себя брошенным. Снова. Снова его бросили? Он в ярости. Столько эмоций и чувств, вопросов без ответов и он не знает, что с этим всем делать и как справиться! Его ломает! Дыхание спирает, а боль уничтожает, рвет на кровавые кусочки, кости ломает и заживо сжигает! Боль его и Тины разом обрушиваются на него, грозя закопать под этим зданием заживо. Через секунду он слышит собственный крик. Это был предел. Это уже не обнуление. Эта пропасть далека от отметки в ноль. Он разрушается в животном, нечеловеческом вопле, раненного зверя, сгибаясь и хватая волосы пальцами. Рассыпается на мелкие кусочки и уничтожает все вокруг себя, крушит все на своем пути, все, что попадается под руки. Чонгук не понимает, откуда столько боли и отчаяния, и он не выдерживает этого всего, не справляется, не хочет сдерживать себя. Тина растеребила, вскрыла все раны, даже забытые, в душе, все до единой и просто ушла. Черт бы ее побрал! Она просто взяла и ушла! Чонгук весь сгибается и коленями обрушивается на пол без сил, опустошенный и выпотрошенный. Не может дышать, нечем. Он поворачивает голову к двери и видит там Тину, все еще видит там Тину. Кто она? Спаситель? Палач? - Чего ты хочешь, Тина?- Чонгук шепчет, обращаясь к своему видению. – Возьми все, чего ты хочешь… Только вернись ко мне, детка… Не оставляй… Встав с колен, Чонгук, шатаясь, выходит из кабинета в поисках спасительной прохлады и воздуха. Он идет по коридору, опираясь об стену, и рукой останавливает парней из охраны, что рванули к нему, заметив его состояние. - Не сметь идти за мной. Идите все к черту от меня!- шипит он им, сверкая огнем в глазах. Никто и ничто ему не нужно сейчас. Та, что нужна ушла. А все остальное – пыль. Выходит на улицу и в лицо ударяет сильный холодный ветер. Наконец, он чувствует, как начинает остывать. Ледяной ливень омывает тело Чонгука, которое сейчас лишь в тонкой футболке, спортивных штанах и кроссовках, насквозь промокших через минуту, как он вышел из отеля. В горле огромный ком, перекрывающий дыхание и не понятно - лицо мокрое от дождя, или от слез. В голове, как и в глазах – туман, пелена. Да и дьявол с ним! Какая разница, что вокруг. Чувствует, что теряет то единственное, что сейчас так необходимо и теряется сам. Потеряться бы, забыть все и самого себя в придачу. Будь проклята эта поездка. Будь все проклято! Пусть сгорит весь гребаный мир так же, как горит он. Два дня и одно утро смогли его уничтожить. Так для чего все было нужно? Уже неважно. Уже ничего не важно. Тина пришла, разорвала его плоть одними словами, вытащила нутро и ушла. А что ему делать с этим нутром теперь - Чонгук не знает. Нутро осталось в его раскрытой ладони. Не впихнуть обратно, ни выкинуть. Одна надежда – ливень смоет. Кто он? Что такое Чон Чонгук? Как иронично! Весь мир знает кто он такой, кроме него самого. Он задается этим вопросом. Прямо как в его, когда-то, любимой песне… Только вот сейчас от этого вопроса хочется выть зверем, а не петь так мелодично. Чонгук не знает, сколько времени прошло с тех пор, как вышел, и не думает о том, где находится. Он просто идет на автомате, не замечая прохожих и их взглядов на себя. Наверное, он сейчас похож на бомжа или алкаша. Ему плевать. Он приходит в себя только тогда, когда кто-то задевает его плечом и кидает что-то ему непонятное, но агрессивное, проходя мимо. Он поднимает голову и замечает, что ливень уже перешел в мелкую, пробирающую морось, а от холодного ветра и мокрой одежды его тело продрогло до костей. Сейчас только Чонгук замечает, что дрожит. Оглядывается по сторонам, но понятия не имеет, где находится, а запоминать пути, по которым он дошел сюда – нет, не до этого было. Он настолько сильно начинает ощущать усталость и боль в теле, что, кажется, все, на что способен – это рухнуть на землю прямо здесь. Джиён ехал обратно в отель очень долго. Попал в пробку. Он забегает в здание, когда уже почти стемнело. - Чонгук!- Зовет друга, открывая дверь в номер, но его там нет. Бежит вниз, надеясь найти того в кабинете. Распахивает дверь и … Замирает на пороге, забыв о дыхании. -Господи! Чонгуук!- Выдыхает Джиён, когда видит разрушенный и погромленный кабинет. Разорванные в клочья и разбросанные бумаги, перевернутая и сломанная мебель, разбитые вдребезги стеклянный столик и стаканы с графином, ноутбуки и планшеты, с треснутыми и раскрошенными экранами, валяющиеся на полу, как и все остальное по всему кабинету – точно ураган прошелся. Ураган по имени «Чон Чонгук». Джиён совершенно четко понял и увидел, что Чонгук сорвался. Такого еще не было. Таких масштабов разрушения Чонгука Джиён еще не видел. - Где же ты?- шепчет он, будто, его услышат, и срывается с места, закрывая дверь. Он узнает у одного из охранников, что тот ушел, приказав, не идти за ним и был в плохом состоянии. За то, что его отпустили одного, они еще получат свое, но не сейчас. Сейчас главное – скорее найти Чонгука. Джиён велит всем разойтись в разные стороны и искать, не возвращаться, пока не найдут, а сам бежит в служебную комнату отеля, изучать записи с камер. Необходимо хотя бы понять в каком направлении тот ушел. Еще через 15 минут Джиён уже бежал. Просто бежал, наугад. Чонгук вышел из отеля чуть более четырех часов назад. В одной футболке и в такую погоду, да еще и больной, еще и в таком состоянии. Джиёну не хотелось даже думать, он боялся думать о том, что с ним могло произойти за это время в его состоянии. Известно только направление от отеля, и только Бог знает, куда Чонгук мог завернуть. Друг надеялся только на то, что тот особо не сворачивал с прямого пути и просто шел. Иначе… Нет! Он найдет Чонгука! Должен найти! И находит. Через, еще, минут 40 поисков и беготни Джиён замечает тело в черной футболке, которое лежит на скамейке, съежившись от холода. Он срывается на бег и подлетает к Чонгуку, а сердце загнанно бьется в груди от тревоги и такого вида друга. Да! Только друга! Не подопечного, не босса, не работодателя! Своего друга! - Чонгук! Слышишь меня? – Он не отвечает. Тогда Джиён звонит подчиненным, и велит скорее приехать за ними, скидывая местоположение. Чонгук дрожит. Он весь мокрый и мертвецки бледный. Дыхание сбивчивое. Господи! Джиён не хочет, не может видеть его таким. - За нами приехали, друг, давай, помоги мне немного,- тихо говорит Джиён, скорее по привычке и приподнимает Чонгука, закинув на свои плечи его руку. И только тогда, тот немного раскрыв веки, слабо и дергано улыбается ему: - Твое бремя в этой жизни – таскать меня на спине, друг мой,- шепчет рвано. Джиён рад реакции Чонгука. Все – как всегда. Значит, будет в порядке! Но… - Заткнись, Чонгук, и помоги мне! Нам нужно скорее добраться до отеля! Чонгука уже завели в номер и уложили в постель. Джиён судорожно стягивает с него мокрую одежду, после того, как велел позвонить доктору Сону. - Что же ты с собой творишь, засранец?!- Причитает он, укрывая одеялом Чонгука, дрожь которого, кажется, только усилилась. У того же на лице появляется что-то слабо напоминающее ухмылку. - Не ворчи, мой жучок,- хрипит в ответ, - лишний повод насладиться моим прекрасным обнаженным телом. – Договаривает ломано и, следом, еле сдерживая стон, весь скручивается от боли. Джиёна никогда и никто ранее не видел настолько обеспокоенным и паникующим, но ему откровенно насрать. Никогда ранее он не позволял себе терять привычный для всех, сосредоточенный и контролирующий образ, но сегодня… Сегодня был первый случай, когда он не на шутку перепугался за Чонгука. Он так и сидит возле постели друга, не отходя ни на шаг, и смотрит каждые 15 секунд на часы, в ожидании Сона. Злится на Чонгука, что так беспечно к себе относится. Злится на себя, что не может никак помочь ему в этой ситуации. И, наверное, впервые молится Богу, чтобы вся эта история разрешилась благополучно для всех них. - Что такое случилось, Цербер?!- Влетает доктор. Кажется, и его сегодня впервые увидят без макияжа, вернее - с остатками его, с еще более опухшими губами (явно истерзанными) и взлохмоченным, даже, в мятой одежде. Джиён, на секунду, удивляется такому явлению и чует легкий запах алкоголя (видимо оторвали его от весьма веселого занятия), но решает, что совершенно не важно, что тот уже нашел себе здесь дружка. Главное – пусть поможет Чонгуку сейчас. - Он долгое время находился под ливнем. Днем сильно перенервничал и вышел подышать. Я нашел его в 10 километрах отсюда. У него сильный жар.- Джиён выдает только необходимую информацию. Все остальное доктора не должно касаться. А в это время Сон пыхтит над Чонгуком, то размыкая его веки, то щупая пульс, то просто ощупывая. - Скажи на милость, Джиён, где ты был в это время? Ты же его Цербер!- Оборачивается доктор, кидая гневный взгляд. Видел бы себя со стороны! Весь этот образ, дополняющий дрейфом чужого приторного парфюма с алкоголем, никак не сочитается с тем выражением лица, которое смотрится сейчас, как дешевая маска. - Я по его приказу отвозил медсестру после процедуры,- отвечает Джиён, еле сдерживая насмешливый тон в голосе. - Как дети малые! Черт бы вас побрал!- ругается Сон. – Я сейчас сделаю укол, нужно сбить температуру. Джиён ждет в гостиной, пока Сон заканчивает дела в спальне, чтобы получить инструкции и рекомендации. Сегодня он не отойдет от Чонгука ни на шаг. Уходит глубоко в мысли о том, что произошло. Что же такого между ними произошло, что Тина выбежала в слезах и сообщила перед уходом, что больше не увидятся, а Чонгук сорвался, да так, как не срывался никогда до этого? Джиён устало стонет, потирая лицо ладонями. Было бы хорошо, если бы Тина сейчас была здесь, она бы помогла Чонгуку, в этом друг уверен. Ведь невооруженным глазом видно, что между ними существует связь. И после этой поездки, Чонгук уже не станет прежним. А может, он напротив, так болезненно возвращался к самому себе? Ведь Джиён и сам наблюдал в прошлом, как тот закапывал свои истинные эмоции и чувства, увеличивая на себя нагрузку и с головой уходя в работу. Спасался и сам себя покрывал скорлупой, слои которые со временем каменели, скрывая от света и от него самого, настоящего Чонгука. Только вот сейчас… Сейчас Чонгук отказывается от работы. Сколько раз повторял о том, что устал и хочет отдохнуть от всего. Отмахивается от всего необязательного и откладывает на потом все, что можно. Джиён даже начинает беспокоиться, что тот перегорает. Хотя, спокойная человеческая жизнь их обоих уже заждалась, по его мнению. - Все, Джиён. Все, что можно и нужно сейчас, я уже сделал. Остается только дотерпеть до утра.- Вздыхает Сон и кивает, будто, сам себе.- Тебе нужно будет давать ему раствор, что я оставил на тумбе сначала через 3 часа, затем - через 6. А я поехал. Если что, можешь звонить мне. Я на связи!- доктор направляется к двери, доставая телефон из кармана, но потом разворачивается к Джиёну: - И не переживай так сильно, Джиён! На тебе лица нет. Он очень скоро поправится, вот увидишь, и снова начнет трепать нам нервы!- и улыбается, кажется, даже искренне. Ведь каким бы невыносимым не был этот доктор, он, на самом деле, любит своего пациента! - Спасибо доктор, Сон. – Кивает Джиён в ответ и направляется в спальню, закрыв дверь и скидывая пиджак на ходу. Как и обещал, Джиён дает, ужасно пахнущий чем-то горьким и кислотным, раствор Чонгуку через 3 часа, от которого тот даже в, практически, бессознательном состоянии морщит нос и чуть ли не хнычет, бедный, и ставит напоминание на телефон еще через шесть. Он не отходит от друга ни на минуту, каждый раз всматриваясь в лицо, когда тот шевелится или меняется ритм его дыхания. Чонгук то мечется по подушке, зажимая веки и болезненно хмуря брови, от чего между ними залегла глубокая морщина, то спокойно сопит, будто пребывает в самом блаженном мире грез, но так быстро покрывается испариной, что Джиён еле успевает обтирать его мокрым и прохладным полотенцем, от которого того пробирает дрожь. Сейчас Чонгук выглядит как ребенок. С такими милыми детскими чертами лица, будто, это детство, которого не было у Чонгука, решило хоть так проявляться в нем, когда тот отпускает контроль. Он в свое время, да и по сей день, переживает многое, пропуская через себя все, что встречается в жизни. Он умеет улыбаться, смеяться и веселиться, как в последний раз, но боль и страдания он так же переживает во всех их оттенках, не пропуская ни одного. Чувства и эмоции Чонгука всегда – через край. Наверное, поэтому он всегда отходит быстро, настроение меняется, и, даже в самые трудные минуты находит в себе силы на юмор, пусть иногда и горький… «Кроме того, что касается Тины» - поправляет себя Джиён в мыслях. Чонгуку, пожалуйста, либо все, либо… пусть горит все нахрен синим пламенем! Как и сейчас… Джиён подскакивает с места, замечая, что друг снова начинает метаться в постели. Искаженное от боли и мучений, лицо Чонгука заставляет его тяжело сглотнуть. С, покрывавшегося до сих пор испариной, лба и висков сейчас струйками стекает пот, а Чонгук стонет в бреду и еле слышно что-то причитает. Его всего трясет, и из-под сомкнутых век появляется влага. Джиён хватает полотенце и, склонившись над лицом друга, начинает судорожно вытирать лицо и шею. - Чонгук, успокойся! Ну что же ты! Огромный широкоплечий мужчина, ростом, почти, в два метра знает, что нужно делать, когда атакуют толпы фанатов, сбивая друг друга с ног. Знает, что нужно делать, когда разъяренные хейтеры бросаются на них с оскорблениями. Знает, что нужно делать, когда Чонгук валится с ног после выступлений и приходится, буквально, уносить его со сцены через толпу. Знает, как правильно организовывать безопасность за кулисами и в общественном месте. Знает, как заметать следы до последней соринки за своим другом, когда он отрывается, забывая где и с кем, чтобы ни одна отчаянная журналистская крыса не смогла заляпать того грязью. И даже знает, сколько сантиметров и миллиметров должно быть в толщине мяса, чтобы приготовить его именно так, как любит Чонгук. Но Джиён совершенно не знает, что делать, когда его слух царапает отчаянный, срывающийся, полный боли голос друга словами: - Почемуу? Ну, почемууу?!- и сбивчиво, будто в рыданиях, начинает тяжело дышать. - Тише, Чонгук, успокойся, это всего лишь сон. – Его самого начинает трясти от того, что видит и слышит. – Все прошло. Услышь же меня, давай, друг!- Снова мочит полотенце в воде и проводит им от висков до плеч. - Не понял…,- продолжает Чонгук шептать,- не заметил… почему?.. не бросай… вернись… не понимаю, не помню…- Он шепчет все тише.- Я не помню… не помню…- Повторяя одно и то же проваливается в глубокий сон. Джиён оседает при этом на пол, рядом с кроватью и еле сдерживает слезы. - Чонгук, ну как тебе помочь?- закрывает глаза и тяжело выдыхает, кидая полотенце обратно в воду. Без сомнения, это была худшая ночь за все время, что он был с Чонгуком. Чонгук остаток ночи спит, более или менее, спокойно, лишь изредка громко дышит и дергается во сне. Джиён же – так и сидит в кресле напротив, не сводя глаз с того до утра, следя за температурой, которая не приходит в норму, но, все же, немного снижается. К 11 часам Чонгук открывает глаза. - Джиён? - Да, Чонгук, я здесь. – Встает тот с кресла и подходит с тревожным лицом. Синяки под красными глазами, бледный, измотанный - Джиёна, кажется, Чонгук никогда таким не видел. - Выглядишь ужасно, друг – жучок!- Ухмыляется он, подтягиваясь выше на подушки, а Джиён широко улыбается, услышав привычные шутки, и даже не сердится на них. Пусть только не увидит Чонгука больше в том состоянии, что было ночью, может хоть при всех его так называть! - На себя посмотри, засранец!- смеется в ответ и забывает про усталось после бессонной ночи. – Раз ты проснулся, давай ты поешь чего-нибудь! Со вчерашнего утра так и не поел ничего!- Джиён суетиться на радостях, доставая телефон, чтобы распорядиться о завтраке. - Джиён, я не хочу есть, - тянет по детски Чонгук и морщит нос. - Но… - Нет, сказал ведь.- Смотрит спокойно на друга без тени шутки и озорства. Детство отступило перед вернувшимся контролем. – Который час? - Скоро 11,- отвечает чуть настороженно Джиён и просит всех Богов (уже второй раз и снова из-за Чонгука), чтобы тот не нача… - Помоги мне встать. Скоро Тина придет. Ну, вот! Нет! Лимит просьб для неверующего Джиёна исчерпан и перед ним с грохотом закрываются «Врата спокойствия». Хотя, когда они были открыты настежь? - Чонгук,- тянет голову к плечу Джиён с беспокойством в глазах. - Да, брось, Джиён! Она придет! Мы ведь просто поругались немного! Это наша первая ссора!- нездоровый блеск в глазах Чонгука вкупе с его широкой улыбкой не сулили ничего даже близко похожего на спокойствие.- Хотя, это даже не ссора была. Просто я ее напугал немного. Дурак ведь, ты же знаешь!- Улыбается снова, сползая с кровати, а Джиён подумывает о том, что нужно пересмотреть свои религиозные взгляды.- Вот и все! Она уже успокоилась. Приехала же вчера. Значит и сегодня приедет! Это же Тина, Джиён! Она не бросит меня вот так. Чонгук очень надеется, что Джиён не заметит – ведь сейчас он, скорее, убеждает себя этими словами, чем его! А Джиён, в свою очередь, решает ничего не отвечать, а просто помочь другу собраться. Может и правда Тина передумает и приедет. Игры в надежду и прятки от реальности взрослых мужчин. Не без помощи друга, Чонгук приводит себя в более или менее пригожий вид, но синие круги под глазами и больной сероватый цвет лица безнадежно выдают совсем невысокую степень удовлетворенности его состояния. Только, как бы там ни было, Джиён рад, что Чонгук, хотя бы, нашел в себе силы встать и находиться в лучшем, из всех возможных сейчас, настроении. - Может быть, не стоит спускаться в кабинет, Чонгук? Останься здесь. В гостиной поставим капельницу.- Предлагает в надежде. - Это будет неприлично, Джиён!- С упреком смотрит Чонгук на друга, мол: «Ты нашу Тину не знаешь?!» - Тине это не понравится. Отхватим оба!- Смеется тихо в ответ и качает головой, направляясь к двери. Чонгук и Джиён сидят, уже молча, и гипнотизируют дверь в кабинете, в котором урагана как будто и не было, когда часы показывают 11:30. Вот ведь вредная! Решила наказать ожиданием и опаздывает специально! Но Чонгук дождется. Пусть наказывает, сколько хочет. Главное, чтобы была! Им сообщают, что медсестра прибыла и Джиён встает с места с облегченной улыбкой. Он и сам поверил, глядя на Чонгука, что Тина приедет. Хлопает того по плечу и отходит чуть в сторону. Дверь открывается. Девушка заходит: - Добрый день, господин Чонгук!- Говорит и мило улыбается не та… Не Тина. А на то, кто это, если не Тина, совершенно и откровенно наплевать! Джиён тяжело прикрывает веки и опускает голову вниз в немом сожалении и, почти, разочаровании. А с лица Чонгука так медленно и предательски сползает улыбка, а брови сходятся к переносице, хмурясь, что бедная девушка застывает на полушаге от двери в недоумении. Не приехала! Это не она! Не ее глаза, не ее волосы, не ее шея, не ее голос – это, черт бы все побрал, не Тина!!! Тучи сгущались сейчас в голове Чонгука. Туман застилал все мысли. Пропади все пропадом! - Джиён,- зовет он друга, глядя в пустоту мимо медсестры, что ждала до сих пор, не проронив и слова. – Я к себе. И я отказываюсь от услуг этой медсестры и этой клиники. Меня не беспокоить. Никому. И тебе, в том числе. – Говорит медленно, еле-еле, будто вкладывает в эти слова последние силы, на родном языке, встает, даже не посмотрев ни на друга, ни более – на девушку, и выходит из кабинета. Правда и реальность выбивают дух, не оставляя шанса на надежду. Джиён же благодарит медсестру и провожает из кабинета, поручив водителю отвезти ее обратно в клинику. Поднимается наверх к Чонгуку, боясь представить, в каком тот состоянии. Дверь оказывается заперта и он даже не смеет стучать в нее. Так и стоит и смотрит на гладкую поверхность, а в голове до сих пор Чонгука голос. Отказ, смирение и боль – вот что Джиён улавливает в этих словах, глазах и голосе. Ему ничего не остается, кроме как оставить сейчас Чонгука в покое. Пусть отдохнет. Он должен пережить это все. До этого переживал все. И это переживет!