Тина так и лежит, крепко прижимая его голову к себе, боясь отпустить. Уснуть уже она не сможет, не допустит того, чтобы ее Чона снова затянуло в пучину кошмара. С большим трудом успокаивает себя и свое дыхание. Ведь чувствует, как страх, как и прежде, подкрадывается. Чувствует снова этот липкий холод. Только вот на этот раз, это страх не за себя, а за любимого. И Тина надеется, что сможет его избавить от страданий. Сделает все, что в ее силах, чтобы только Чон был счастлив, чтобы не потерял себя снова. Пусть времени у них мало, но это время она наполнит радостью. Если только он захочет. А о времени, что будет потом, Тина не будет думать. Пусть будет, что будет. Потому что, если она позволит себе уйти в те мысли, боль наступит еще раньше.
Главное, что ее счастье сейчас в ее руках. Лежит в объятиях Тины, уткнувшись носом в ее шею, и щекочет кожу дыханием. Дышит запахом ее кожи, дышит ею и спокойно спит. Тина касается губами его лба, проверяя температуру, и улыбается, еле касаясь, осторожно убирает выбившиеся волосы с его виска. Температура спала совсем. Она смогла. Теперь Чон в безопасности и Тина выдыхает облегченно.
Эта ночь, кажется, была длиною в целую жизнь. Она пережила столько всего и столько всего поняла. Устала, но сейчас почти счастлива.
Первые лучи солнца лениво пробираются в спальню через узкую щелочку между плотными шторами, и тянутся к кровати. Тина уже ощущает тепло на оголившемся плече, где расположился луч света, и с легкой улыбкой закрывает глаза, наслаждаясь теплом солнца и мужчины, что, кажется, прилип к ней за последние пару часов, заставляя галопом нестись ее сердце. А Чонгук вдруг закидывает на нее ногу, обхватывает рукой ее талию, и вжимается еще сильнее.
- Ты меня сломаешь сейчас,- тихо шепчет и улыбается ему в растрепанные волосы.
- Мммгмм…- Тянет в ответ он. Отстраняется немного, открывает сонно глаза и всматривается в любимое лицо. – Ты очень красивая. – Бормочет сонным охрипшим голосом и улыбается, щуря носик. А Тина, чуть хмурит брови, играя с его волосами, и наигранно тянет:
- А я думаю, ты мне сейчас немного льстишь из чувства благодарности за спасение! Да и …
Ей не дают договорить. Чонгук резко укладывает ее на спину и нависает сверху, опираясь на свои руки по сторонам от ее лица, и еле касаясь кончиком носа ее щеки. А Тина забывает, о чем говорила, о чем думала, забывает, как дышать от такого напора, и сердце готово разорваться, как и все тело, что сейчас натягивается, как струна.
- Чон?- Выдыхает она, не решаясь посмотреть в его глаза.
- Это все случилось из-за тебя, маленькая проказница! – Хриплый тихий голос с нотками угрозы пускает по телу Тины заряды электричества, дыхание срывается, а внутри все стягивает тугим узлом. – Ты меня оставила одного, и я не справился!
Договорив последние слова, Чонгук чуть оттягивает голову назад и застывает в миллиметре от губ Тины. А та уже горит, плавится от его жара. Не удержавшись, поднимает взгляд в его глаза - напротив, которые стали совсем темными из-за расширенных зрачков. Чувствует его тяжелое дыхание на губах и обжигается пылающим огнем в его глазах. Хочется броситься в этот огонь, отдаться без остатка, превратиться в жар, которым он будет питаться. Готова простонать уже его имя, выжечь на коже раскаленным металлом, а не мелкой иглой набить на ребрах у самого сердца. Готова сейчас, вот прямо сейчас забыть о существовании всего гребанного мира и любить, пока видят глаза, слышат уши, чувствует кожа, готова любить этого мужчину, пока не закроет глаза навсегда!
Чонгук смотрит на нее. Видит ее желание, хочет увидеть больше, почувствовать. Еле сдерживает себя, чтобы прямо сейчас не начать доказывать ей, что принадлежит только ему. Чтобы хорошенько не наказать за все мучения, через что пришлось пройти ему. Еле сдерживает руки, пальцы на которых хотят смять ее всю, оставляя следы. Видит, как Тина хочет сейчас того же и
- Чон,- слышит, как выдыхает коротко и рвано его имя. Да! Это именно то, чего ждал Чонгук, и получил!
- Тиина,- так же шепотом, с хрипотцой, передавая в одном слове все свое нетерпение, и впивается в ее губы, заметив, как та прикрывает глаза.
Он целует жадно, неистово, сминает, кусает ее такие податливые и мягкие губы своими. Слышит собственное рычание и тихий, несмелый стон Тины. Чонгуку крышу сносит от этого всего. Выпивает ее до дна. Проводит языком по нижней губе Тины, требуя пустить его. А Тина пускает, зарывается пальцами в его волосы и тянется еще ближе. Встречает его язык своим и ласкает, чувствует, как тот пробегается по небу, и снова стон не сдерживает в его губы, пуская дрожь по всему его телу. Чонгуку не хватает. Он хочет больше и с ума сходит. Хочет ее всю, хочет присвоить, забрать, сделать своей. На всем теле ее оставить следы, чтобы не забывала, кому принадлежит! Мажет мокрыми губами по щеке и проводит языком по всей шее Тины. Прихватывает зубами мочку уха и засасывает. Ладонью сжимает ее талию, хочет избавиться от ненавистной ткани, что сейчас находится на ней. Прижимается своим возбуждением к ее бедрам. Спирающее и срывающееся до коротких стонов ее дыхание распаляет. Рычит в ответ, вдавливает ее в матрац, наслаждаясь ее запахом и горячей кожей. Прикусывает нежную – на шее, ловит себя на мысли, что прокусил бы до крови, что нет сил оторваться.
Господи! Это наваждение! Но она такая сладкая, такая податливая, отзывчивая на его желание. Ее руки, на спине блуждающие и в пальцах сминающие его футболку, тело, тянущееся к нему, бедра, трущиеся о его пах, ее губы, повторяющие его имя на выдохе – это все напрочь сметает терпение. Он так долго это хотел почувствовать, что сейчас совсем не думает о том, что может делать больно, может напугать, и только сейчас замечает, как ее тело замирает, а дыхание застывает на глубоком, шипящем вдохе.
Чонгук заставляет себя оторваться от нее, напоследок нежно зализав уже краснеющее пятно на изгибе шеи, у основания, ослабить хватку на талии и посмотреть на ее лицо. Видит мокрые ресницы, и … Плачет? Нет! Он сделал ей больно?
- Тина? – Берет лицо в ладонь и поворачивает к себе.- Господи! Тина, прости, я…- Чонгук поднимается, давая ей свободу. Отстраняется в ужасе от того, что мог причинить ей боль. И не может даже спросить об этом. А Тина распахивает глаза и смотрит так … разочарованно. Чонгук читает это во взгляде. И чувство вины пробивает насквозь. «Ты зверь! Чудовище!»,- закрывает глаза, в душе проклиная себя. Ее слезы на глазах мгновенно окатывают его помутненное сознание ледяной водой.
– Прости меня, я… Я не должен был, я сорвался, прости, Тина! – Морщится от отвращения, но к самому себе, и срывается с места, быстро покинув постель, а потом и спальню, не в силах больше сказать хоть слово, или просто посмотреть ей в глаза.
И совсем не думает о том, что те слезы были от счастья, и своим уходом сейчас сеет в голове Тины самые страшные сомнения.
Что за черт? Что случилось? Почему он ушел? С отвращением на лице ушел…
Передумал? Понял, что это все ему не нужно?
- Ну конечно! А ты что думала?- Тина садится на кровати и трет лицо ладонями, затем проводит ими по волосам назад и стягивает, причиняя боль себе, чтобы пришла в себя, чтобы включила мозги!- Господи! Тина, ты с ума сошла. Приди в себя! Дошла до того, что была готова отдаться и ноги уже раздвинуть! Конечно, ему это не нужно. Зачем ему проблемы перед отъездом? Почему не подумала о том, что его, может, ждет кто-то там перед тем, как так явно заигрывать с ним?- Тина тяжело выдыхает, прикрывая глаза, и сползает с кровати. А от последних слов болезненно скручивает живот. И что теперь делать не знает. Как вести себя не знает. Стыдоба – то какая! Но ведь и он хотел, она это видела и очень даже чувствовала. Тогда, что за отвращение было в глазах? «Но разум победил. Коего у тебя, совсем, не оказалось!» - шепчет себе Тина под нос и выходит в гостиную. Как себя вести сейчас? Кто она ему? Ну, конечно, медсестра! Кто же еще?
Просто довести дело до конца, чтобы он окончательно встал на ноги и влился в свой привычный образ жизни (без нее). И сейчас ей предстоит тяжелая (самая – в жизни) роль просто медсестры, которая начнется сразу, как откроется эта дверь.
Слышит шум воды из душа и садится на диван. Солнце уже проникает во все углы и в комнате совсем светло. А, как известно, с наступлением дня, разум начинает корить и стыдить за все потаенные, темные и вкусные желания, о которых напоминает еще не ослабевший узел внизу живота (дьявол, главное, чтобы его шорты на ней сейчас не намокли). А уж, если ты поддалась им в полумраке, то расплата будет совсем нелегкой. Тина находится в самом центре своего стыда и сидит с опущенной на ладони головой, когда слышит, что дверь открывается.
- Да, Джиён, заходи! – отвечает, и ждет предполагаемого. Только в номер заходит не Джиён, а незнакомый мужчина. Странный, на взгляд Тины, мужчина. Слишком ярко одет, слишком ярко накрашен, слишком ярко улыбается… и вообще, все слишком ярко.
- Зашел! – Смотрит поверх фиолетовых очков, чуть наклонив вниз голову. – Только не Джиён, а Сон Пак!- Закрывает за собой дверь и пристально смотрит на Тину, скрещивая руки на груди и, как-то странно улыбается. А Тина вскакивает с места и тянет улыбку в ответ, все-таки, не нужно, с горяча, быть невоспитанной.
- Здравствуйте! Я Тина. Медсестра господина Чонгука! – Чуть кланяется в знак уважения (у них ведь так принято?).
- Ааааа…. – Тянет мужчина, поднимает одну руку к виску, касаясь его указательным пальцем, будто припоминает что-то. – Тиина! Медсестра. Да, конечно! – Приподнимает одну бровь, так же, улыбаясь, и окидывает ее многозначительным взглядом. Да еще и кивает еле заметно каким-то своим, непонятным Тине, мыслям. А та, забыв в каком виде, сейчас стоит, не понимая, на что этот Сон Пак смотрит так странно, опускает голову вниз и смотрит на себя. Тяжело вздыхает и закрывает глаза, в очередной раз, утопая в стыде.
- Простите за этот вид, господин Сон Пак. – Обращается Тина, с сожалением. – Я ночью промокла вся, когда…
- Ты не должна ни перед кем и ни за что объясняться!
Тина поворачивает голову на стальной, строгий голос слева, перебивший ее, и … Господи! Ну, вы серьезно?! Как ей не превращаться в безрассудно текущую перед этим … Этим… Вот этим самцом, с которого капли воды стекают с волос, скользя вниз, по гладкому, смуглому, рельефному торсу, задевая темные соски, мимо пупка, прямо в мягкое белое полотенце, что обтянуто на бедрах так низко, что капли на тазовых косточках поблескивают на свету и, кажется, сейчас ослепят Тину. Эту бедную Тину, которая, еле как, отрывает взгляд от этих капель и видит сдвинутые хмуро брови и поджатые губы, а в глазах плещется гнев. Боже! Она готова растечься просто горячей лавой на этом полу. Выдыхает и прикрывает, наверное, пылающее румянцем, лицо ладонями.
- Это мой доктор Сон Пак. И, вообще-то, это его работа – спасать меня от болезни! – Так же гневно говорит Чонгук, глядя уже на доктора, и проходит мимо Тины в спальню.
«Значит, сейчас ты уже жалеешь, что я приехала?», - Тину передергивает от этих мыслей в голове.
- Можешь открыть глаза, Тина! – Кричит из комнаты, а она, кажется, слышит уже мягкость и … снова игривость (?) в голосе Чонгука. Ну как успевать за сменой его настроения?!
- Но, душа моя, я приезжал вчера днем еще!- Раскидывает руки в стороны обиженно, а Тина морщит лицо от слащавого тона доктора. – Только ты был в номере, а меня не пустили к тебе люди твоего Цербера! Сказали, что ты велел тебя не беспокоить! – «Ммда!», - думает Тина на заявление доктора. А Чонгук выходит уже из спальни в свежей футболке, спортивных штанах, проходит снова мимо Тины и садится на диван.
- Чего ты стоишь, Тина? Садись, ты устала, всю ночь не спала. – С заботой в глазах, а она снова в замешательстве от его поведения. Тем более, когда, - А, вообще, можешь пройти в спальню и поспать немного, - продолжает Чонгук.
"Вообще-то, здесь еще и твой доктор, блин!"
- Оо! Нет! Спасибо!- Улыбается в ответ и машет рукой, отказываясь от предложения. – Я думаю, мне лучше собраться и уже уйти. – Резко поворачивается спиной, и хочет покинуть уже зону видимости «противного» доктора, но ее хватают за запястье, встают и, удерживая за плечи, сажают на диван рядом. Совсем рядом. А доктор лишь ухмыляется и косо смотрит на Тину.
«Интересно, Чон сможет замести следы убийства?»
- Скоро должна быть следующая капельница. Ты не успеешь съездить домой и вернуться. Посиди пока, не уходи.- Мягко просит и смотрит ласково. Ну, а что Тине остается делать? Только покорно и коротко кивнуть, да, улыбнуться!
- Так вот!- Громко, гордо, поворачивая голову к «противному», - Тина смогла как-то пробраться через тех «людей Цербера» и помочь мне!
- Нуууу… - Тянет Сон в ответ, загадочно улыбаясь, будто провидец, от которого ничего не скрыть. – Видимо, ей помогли. И ты, очевидно, рад тому, что это была Тина, а не я! – Тине кажется, …
- Интересно! Каким именно способом Тина тебя лечила? – Нет! Тине не кажется! Теперь она понимает к чему тот клонит. И, скорее всего, Чонгуку придется все-таки заметать следы убийства! Потому что Тина уже чувствует, как злость закипает, сметая все остальные чувства, и закрывает глаза в попытках досчитать до десяти (так учили психологи).
- Послушай, Сон! Ты не …
- Минутку! – Вскакивает с места, бросает предупредительный взгляд на удивленного Чонгука, которого перебила, выставляя указательный палец, и переводит яростный взгляд на, мать его, «противного» доктора! И пусть летят к чертям те самые психологи со своими советами!
- Послушайте, доктор Сон Пак! – Начинает шипя, прищурив глаза. – Я не Ваш персонал, где Вы бы могли, судя по тому, что я поняла, так фривольно говорить со мной и обо мне! Вы не имеете ко мне никакого отношения! Впервые меня видите, но, тем не менее, позволяете себе такую невоспитанность, как высказывать такие неоднозначные суждения обо мне! – Чуть наклоняет голову к плечу, не опуская палец. А Чонгук смотрит во все глаза и не дышит, восхищаясь своей (уж это точно!) женщиной. – Что выставляет Вас, как личность, не в лучшем свете! Это – раз! – Тина медленно делает шаг вперед к изумленному доктору, который смотрит на нее, так же, поверх очков, и меняет наклон головы к другому плечу. – Я могу допустить, что Ваш мозг извращен настолько, что просто не способен выдавать ничего, кроме этих мерзких, плоских и грязных шуточек! Но Вы должны понимать, что они могут быть неуместны и неинтересны никому из присутствующих! Это – два! – Тина уже смотрит прямо и подходит так близко к, приторно пахнущему, Сону, что ее палец почти касается его плеча, но ей противно даже касаться его одежды, поэтому, дальше не двигается, а окатывает его испепеляющим взглядом. – А три – это то, что, как доктор господина Чонгука, которым Вы являетесь, полагаю, не первый год, Вы должны были быть знакомы с его характером! И не должны были оставлять его одного с болезнью, не смотря ни на какие его капризы! Его здоровье – Ваша работа! Так извольте сначала выполнять ее, а уже потом, если на это останутся силы и желание, излагать все эти мерзкие мысли, которыми забит Ваш мозг, где-нибудь в другом месте, подальше от места и объекта Вашей работы! Господин доктор Сон Пак!
Ну и дела! Зато, обошлось без крови! А Тина поворачивается к застывшему доктору спиной, не замечая восхищения на его лице, и направляется к окну, сжимая и разжимая пальцы. Впрочем, восхищение, еще и гордость, не только в глазах доктора, но и Чонгука. Он смотрит на эту женщину, которая поджимает губы и смотрит злобно в окно, чья грудь часто поднимается и опускается в попытках выровнять дыхание, и думает только о том, что
«Никогда и никому тебя не отдам. Моя! Только моя!»
Чонгук свое никогда не отдает.
Чонгук неисправимый собственник.
Затянувшуюся тишину нарушает несмелая попытка Сона:
- Тина, простите! Я только…
- Выйди, Сон!- железный, нетерпящий возражений тон Чонгука прерывает эту попытку, и «противному» ничего не остается, как кивнув, молча выйти из номера с огромным и, похоже, искренним сожалением на лице.
Чонгук тяжело выдыхает, подбирая слова, чтобы успокоить свою Тину. Мало того, что он с утра ей причинил боль (думает), так еще этот Пак, который совершенно не различает где и с кем, как вести себя. Он-то знает, что особо злого умысла не было у доктора, привык к его выходкам. Но незнакомому человеку такие вещи говорить уж точно не стоило. И что с ним делать?! А с собой что делать? Как держать себя в руках? Она ведь такая… Такая вкусная, любимая!
- Тина, ты…- начинает тихо, но...
- Помолчи, Чон! – выставляет Тина снова свой пальчик на него. Ну, прямо вот хоть прихвати этот пальчик зубами!
«И хорошо, что хоть «Чон» еще» - радуется в душе Чонгук, и, замерев взглядом на угрожающий пальчик, смиренно подняв руки перед собой, капитулирует назад в молчание.
- Я сама могу защитить себя! Я всю жизнь делала это сама! Не нужно этого делать за меня! Я ведь жила и до тебя! – Почти кричит она на Чонгука, затем уходит быстрыми шагами в спальню. А у того лишь ползут брови вверх и рот остается открытым.
«Нет! Надо разрабатывать срочно стратегию поведения в таких случаях, иначе, главенства в паре ему не видать!»
Из спальни слышно, как Тина высыпает откуда-то какие-то предметы (видимо содержимое – из рюкзака), после чего она таким же шагом возвращается обратно и садится рядом на диван. Нажимает на кнопку вейпа (Чонгук щурится, не веря глазам) в руках и, прикрыв глаза, обхватывает губками плотно трубку и, глубоко так, наслаждаясь, тянет в себя пар.
«Ну, ни хрена себе, какая моя!», - Чонгук, как под гипнозом смотрит, не моргая, на вытянутые губки Тины, которая медленно выдыхает густой дым прямой стрелой и, так же, не открывая глаз, говорит:
- Позови Джиёна! Где его носит? – Но уже спокойно, кажется. Только вот Чонгук не может оторвать глаз, да что там, двигаться не может.
Настолько заворожен такой Тиной, что сейчас понимает, как далеко нескучно ему будет с ней. И он так хочет всего, что будет. Будет с ней!
Не получив ни ответа, не услышав и звука, Тина открывает глаза, поворачивает к нему голову и хмурит брови.
- Чоон! Позови Джиёна! Мне нужна моя одежда! Я не могу весь день ходить в твоей! В конце концов, мне нужно мое белье!!! – Почти кричит на него. А до Чонгука только через несколько секунд доходит то, что ему говорят.
- Оооо! Тииинаааа!!! – Закрывает лицо руками и откидывает голову на спинку дивана. – Ты сейчас без белья и в моей одежде! И была всю ночь рядом! Мммм... – шепчет уже в свои ладони так отчаянно, что Тина на секунду забывает о своей злости.
Но! Ведь так нельзя! Потому что: «Ага! Была! И утром была, когда ты так дернулся от меня, которая без белья и в твоей одежде и, как ошпаренный, вылетел! Черт тебя не поймет! Куда уж мне?!». Не поддавайся, Тина! Она берет его телефон со стола и протягивает ему.
- Позови Джиёна, Чон! – Чеканит без тени сочувствия. А Чонгуку ничего не остается, как выдохнуть тяжело и забрать протянутый ему телефон.
- Джиёён! Где ты, друг? – Смотрит на Тину обиженно, на что та только затягивается очередной раз паром, и выдыхает его совершенно безучастно.
- Понял. Приезжай быстрее. Тина сейчас разнесет весь отель к чертям! – Давится смехом, наблюдая за ней, и откладывает телефон обратно на стол.
А Тина что? Тина держит образ. Прикрыла глаза и наслаждается вкусом классического табака.
«Что же ты со мной творишь, Тина!»,- Чонгук, молча, наблюдает за ней с застывшей улыбкой. Она всегда такая разная. Ее улыбка и ласка нежнее цветка весенним утром. Ее обида может разорвать в клочья сердце. Ее ярость и злость может разрушить вокруг все хлеще урагана. Ее любовь может исцелить и спасти от болезни. Интересно, какова ее неприкрытая, не сдерживающаяся страсть? Чонгуку так хочется это увидеть, почувствовать. Но это не сейчас. На сегодня с нее достаточно. Необходимо разрядить и успокоить ее.
- Тина, можно сказать? – Наклоняет голову и смотрит жалобно. Ну, потому что, правда, уже пора!
- Говори. – Чуть спокойнее отвечает и смотрит через плечо, приподняв одну бровь (в образе же).
- Я очень хочу есть! Голодный до безумия! – Выпаливает на одном дыхании и складывает ладошки вместе перед лицом, изображая несчастного, умоляющего пощадить.
А Тина – всё! Тина сдается, потому что сама готова уже целого быка съесть! Подскакивает на месте и разворачивается к нему всем корпусом, улыбаясь так по – детски, сморщив носик, что сердце Чонгука пропускает удар, а он открывает рот от удивления и не сдерживает в ответ – свою, довольную и счастливую.
- Чооон! – Тянет так же жалобно Тина и смотрит на него, показывая, что он попал в точку. – Что будем есть? Чего хочешь? – Ерзает на диване. Ну, вот совсем еще ребенок! Чонгук уже не сдерживается и, откинув голову, хохочет во весь голос. Таким счастливым он не чувствовал себя очень давно. – Мяса! Я хочу мяса, Чоон!- Уже не может остановиться, и хлопает в ладоши Тина.
- Оооо!!!- Рычит гортанно Чонгук, поднимая голову.- Мясо я очень люб…люю…- Он еле выговаривает последнее слово, запинаясь потому что, замирает и задерживает дыхание, боясь спугнуть это счастье. Любуется Тиной, забывая моргать. Ее густыми рыжими волосами, что сейчас немного лохматятся и волнами спускаются чуть ниже плеч, ее блестящими от радости янтарными глазами, маленьким носиком, что так мило морщится, ее полными и такими завлекающими губами, тонкой шеей, которая вытягивается, когда смеется, немного откинув голову, такой нежной и бархатной кожей… И глаз цепляет красное пятно, оставленное им утром. Сердце сжимается от мысли, что он мог причинить ей боль, но…
«Спасибо, Боже, что дал возможность мне найти ее. Или ей – меня!»,- благодарность искренняя, потому что знает – уже не отпустит, не сможет.
Они проводят время за едой непринужденно. Говорят о всяком разном, рассказывают друг другу важные и не очень вещи, истории из жизни, делятся любимыми блюдами. В основном, удивляется Чонгук очередному факту, или истории, рассказанной Тиной. И в эти моменты, когда он трубочкой вытягивает губки и брови тянет вверх, а в глазах неподдельные эмоции, Тина смотрит внимательно, и старается запомнить каждую милую, мелкую морщинку в уголках глаз. Каждую черту, чтобы потом, когда его не будет рядом, она могла закрывать глаза и пересматривать эти моменты сквозь накапливающуюся влагу под веками. И совсем не знает, что Чонгук делает то же самое, не выдавая себя. Но это все будет потом, а сейчас они просто наслаждаются этими минутами, забыв о том, кто они такие и про весь остальной мир. Сейчас они - просто мужчина и женщина, кроме которых на свете нет никого и ничего. Просто Он и Она, которые в глазах друг друга видят лишь слова «Мой», «Моя». И, в отличие от Тины, Чонгук, все же, надеется, что это станет явью.
Они, как раз, заканчивают прием пищи, когда раздаются два коротких стука в номер.
- Заходи, Джиён!- отвечает Чонгук, откидываясь на спинку дивана.
- Доброе… утро?.. Обед?- Немного удивленно смотрит Джиён на стол перед собой и на двоих, что, развалившись, сидят на диване и поглаживают свои животы. – Это вы так позавтракали, или совместили завтрак с обедом?- Немного тянет уголок губ, и протягивает пакеты в руках Тине:
- Это тебе, Тина. Надеюсь, я со всем угадал. Редко приходится такое делать, - бросает взгляд на Чонгука, осознав, что не то говорит и получает угрожающий – в ответ, - вернее, делал это первый раз, - тут же исправляется, что не ускользает от Тины, которая лишь усмехается этому, – и надеюсь, все подойдет.
- Что это? – Удивленно хмурит брови Тина, но не получает ничего другого, как:
- Посмотри, пожалуйста, - от тушующегося Джиёна.
Тина переводит вопросительный взгляд на Чонгука, который, в свою очередь только разводит руками, мол «я не при делах». А ей ничего не остается, кроме как полезть в пакеты и посмотреть содержимое. Смотрит в один.
- Ты, что? С утра ходил по магазинам и одежду мне покупал? – Недоуменно смотрит на Джиёна, который, кажется, отступает на шаг.
- Тина, не сердись, ладно? – Этот громила сейчас смотрит на нее так виновато, что Тине еле удается сдерживать смех. Но, пока, рано! – Я предполагал, что тебе это не понравится, но твоя одежда еще в химчистке. А я был уверен, что для тебя вариант показаться на людях в одежде Чонгука будет еще хуже! Тина вспоминает встречу с «противным» доктором и, про себя, соглашается, но:
- Это еще нужно посмотреть, какой вариант будет хуже, - щурится на Джиёна и, заодно, на Чонгука, у которого на лице уже наигранно обиженное «я - то тут причем?» и заглядывает во второй пакет.
Заглянула. В голове пронеслось сочное «твою ж мать!». А сейчас поднимает глаза снова на Джиёна, и сладко так, до противного сладко и медленно растягивает губки в улыбке и щурится, вытягивая за тонкие лямки кружево нежно кремового цвета, которое вряд ли предназначено для того, чтобы его носили под одеждой, да и вообще, чтобы еще что-то носили, кроме него. – Я боюсь спросить, но все же – вот это ты, каким способом гадания, выбирал, дорогой Джиён?
Нет! С Джиёна хватит! Это, уже, не лезет ни в какие рамки! В конце концов, Джиён менеджер, телохранитель, организатор, друг, но никак не пушечная подушка под ярость Тины! Поэтому сейчас он сдается, поднимает руки вверх, и показательно переводит взгляд на, мать его, друга!
- Ну, а тут я немного помог. – Нехотя тянет Чонгук, вжимаясь в угол дивана. – Он скидывал фото, я выбирал.
Тина поворачивает к нему голову, а на лице вся та же кислая сладость.
- А размеры ты, по каким фотографиям угадывал, золотой ты наш «соловей»? – «Соловей» не совсем понял обращения, но не стал сейчас углубляться, надо бурю пережить.
- Ну... – тянет он,- ты ведь радом лежала, и я ведь тебя… - «По краю ходишь, Чонгук!»,- предупреждает мозг, - то есть, я просто, наугад. Надеюсь, подойдет! – Выпаливает быстрее, чтобы еще чего – нибудь не ляпнуть, и тянет самую широкую, самую невинную, самую яркую улыбку, на которую способен. Тянется за бокалом с водой, только не успевает – прямо в лицо и в эту улыбку на Оскар прилетает не очень мягкая такая подушка от Тины, выбивая воздух и опрокидывая его назад к спинке. Джиён же после этого решает отойти еще подальше на безопасное расстояние, из-за чего получает гневный взгляд Тины. Но не более. Слава Богу! Пронесло!
- Да вы, и правда, больные!- Тине и смеяться хочется, и накричать на Чонгука. Пока не решила, чего больше. А вот Чонгук точно знает. Потому что хохочет так громко, что, кажется, весь отель слышит.
Тина спешно уходит в спальню, а через пару секунд выходит, проходит мимо них, молча, и заходит в ванную.
- Чтобы больше такого не было! – кидает из двери и включает воду.
- Конечно, Тина!- Отвечает ей так же громко, опрокинув голову. - Обещаю впредь покупать тебе белье самому! – Добавляет и смеется, когда слышит, как что-то падает со стуком о кафель.
- Она, правда, странная, но невероятная!- выдыхает Джиён с улыбкой, усаживаясь в кресло напротив Чонгука. А с лица того сползает медленно улыбка, и сейчас оно выражает только беспокойство.
- Чонгук? Что такое? – Тихо, чтобы не услышала Тина, спрашивает Джиён друга, двигаясь к краю.
- Я не знаю, Джиён. Мне страшно. – Признается тот, бегая глазами перед собой.
- Страшно? От чего страшно, не понимаю? – Чонгук переводит на него взгляд и боится даже произнести такое вслух, но…
- Страшно от того, что ее не будет в моей жизни, Джиён. Страшно, что не захочет в ней быть. Страшно от того, что настолько прикипело к ней сердце. Страшно от того, что она делает со мной, но страшнее от мысли, что перестанет делать. Понимаешь? – Шепчет, сдвигая брови, а уголки губ тянутся вниз от грусти.
- Почему решил, что не захочет? Она сама что-то говорила?
- Нет, конечно! – Обхватывает руками голову и трет лицо. – Я не могу с ней заговорить об этом, спросить. А если откажется? Я ведь совсем не знаю, что у нее за мысли в голове, Джиён.
- Ты тоже странный! – Усмехается друг. – Как ты узнаешь, если не спросишь?
- Сегодня утром… Чёрт!- Кривится Чонгук от воспоминаний.
- Что утром?
- Сегодня утром, я не удержался, Джиён. Поцеловал ее. И прекрасно было то, что она мне так же отвечала. Понимаешь, я никогда такого не испытывал. Я боялся навредить ей, сделать больно. Но в ней было ничуть не меньше страсти. Хотелось отпустить себя, отпустить контроль. Таких чувств не было даже тогда… - Чонгук запинается, не хочет вспоминать то время. – А сейчас все по - другому. Это не похоже ни на что! Я сорвался, Джиён. Мне кажется, я все же сделал ей больно. Все прекратилось. Вдруг она испугалась, друг? – Тяжело выдыхает, прикрывая глаза, а Джиён видит, понимает, что тому тяжело и, что надо все рассказать ему.
Еще понимает, что эта история не закончится так скоро, как предполагает Тина.
И еще – что Тине придется ох, как нелегко.
А Чонгук продолжал, будто, если не выговорится, точно взорвется. – Вдруг Тина не захочет ни меня в своей жизни, ни себя – в моей? Нашел совсем недавно, Джиён, но она уже настолько глубоко во мне, что не смогу ее вырвать. Я боюсь, понимаешь? А если она не полюбит меня за эти дни, что нам осталось здесь пробыть?
- Чонгук, ты, правда, слепой? – Джиён усмехается, а Чонгук смотрит на него непонимающе. – Да пойми уже, она тебя уже любит. Может быть, она этого не осознает, или осознала, но так же, как и ты, сейчас, боится чего-то, но она давно любит тебя! – Джиён решает, что пора, и… - Ты был прав, Чонгук. – Чонгук, хмурит брови, не понимая, о чем говорит друг. – Это Тина тебе тогда писала. Она вела счет. Она писала тебе письма. Писем на бумаге было 365. Тина писала тебе каждый день в течение первого года твоей службы. Электронных писем тебе, твоим менеджерам, продюсерам, на базу было не меньше. – Чонгук слушал и не мог понять. Как так? Он бы запомнил , если бы получал каждый раз от одного и того же человека письма, а он их получал. И такого точно не было. И никакая Тина ему не писала.
- Подожди, Джиён! Как такое можно было не запомнить, или пропустить? Где все те письма? Почему они не доходили до меня? Ведь я уверен, что не дошли!– Джиён кивает, подтверждая правильность его слов.
- Не дошли. Вся почта тогда проходила через администрацию группы, Чонгук. Все сообщения проходили проверку. Они просто уничтожали все. – Выдыхает тяжело, видя, как у того лицо искажается то ли от боли, то ли от ярости. – Пойми. Их тоже обвинять нельзя в чем-то. В тот период, сам помнишь, настойчивых было много. А тебе просто нельзя было отвлекаться от работы. А уж тем более, если бы Ты зацепил кого-то одного из поклонников…- такого допустить они не могли.
- Но как же так?!- Трет лицо Чонгук. Что-то не сходится. – Подожди. Но ведь какие-то письма приходили. И сообщения приходили. И электронные письма были…
- Те, что прошли проверку и не были опасны для твоей сосредоточенности на работе – уточняет Джиён, но Чонгук не успокаивается.
- Но тот счет. Я просил тебя под конец службы найти…
- Я не смог опередить. Твое желание «отблагодарить самую верную фанатку» не понравилось никому. Я не успел найти хоть что-нибудь, перед тем, как все исчезло.
Чонгук падает обратно на спинку дивана, прикрывая глаза. Да! Он все понимал. И, возможно, тогда это было правильно. Но мысль о вероятности того, что Тина могла появиться в его жизни раньше, а эту вероятность просто разбили, не давала свободно дышать. Сейчас он так ненавидел весь этот жестокий гребаный мир шоубиза, что готов был взорвать его к чертям собачьим! Чувство, будто у него забрали, и не спросили даже, нужно ли ему это, приводило в ярость.
Ведь это было ЕГО!
А Чонгук - неисправимый собственник!
Джиён замечает, что шум воды стих и спешит успокоить друга.
- Чонгук, послушай меня! То, что было, уже в прошлом. Ты с этим ничего не сделаешь, пойми! Но в твоих руках «сегодня» и «сейчас»! И возможно, даже «завтра»! Успокойся, друг!Главное, что Тина сейчас здесь, и сейчас Тина войдет в эту комнату. А ты, если тебе это правда так необходимо, как ты говоришь, должен сделать так, чтобы она вошла не только в эту комнату, но вошла и в твою жизнь, и не захотела оттуда уйти! Выдохни и отпусти то, что тебе не подвластно! – На одном дыхании говорит все шепотом, нависая над Чонгуком, сжимая его плечо, и успевает отстраниться как раз в тот момент, когда открывается дверь из ванны.
***
Тина заставляет себя отлипнуть от двери, к которой приклеилась спиной, как только та закрылась за ней в ванную. Дышит глубоко и улыбается с закрытыми глазами. Так просто быть веселой и наслаждаться моментом сейчас. Она и забыла, каково это. Открывает глаза и смотрит на себя в отражении зеркала. Глаза блестят диким янтарем, нижняя губа зажата между зубами и она расплывается в улыбке. Взгляд скользит к красному пятну, края которого выглядывают из-под футболки, оттягивает ее и пальцем проводит по саднящему следу от страсти. Перед глазами вспыхивает снова та картина, что была с утра. Те ощущения, чувства, что испытывала, в момент появления этого следа. Она была так счастлива, полна надежды, что все возможно! Не верила тому, что ощущает. Думала, что тело забыло, что такое хотеть настолько. А Тина хотела! Хотела настолько, что боль приносила удовольствие. Настолько, что готова была, не думая о том, что дальше, в ту минуту взять все то, что мог дать Чон. Ее Чон. И эти чувства, эти эмоции вызвали слезы. Но те слезы были от счастья, от понимания того, насколько хорошо и насколько точно Чон угадывает ее потребность. Ведь, на самом деле, настоящая Тина именно такая – не скромная и смущающаяся при откровенных ласках, а наоборот – Тина горячая. Тина любит грань. Тина ходит по краю в удовольствии и желании. Тине нравится откровенное желание и не принимает сдерживающие рамки в удовольствии. А Чон так просто раскрывал ее, вытаскивал настоящую ее на поверхность. Только вот потом… Тина открывает глаза, когда вспоминает его лицо. И сейчас теряется в догадках. Может быть, его тогда смутили те слезы? Может, подумал, что ей неприятно? Такое может быть? Как она сразу не подумала об этом? А, если бы подумала, осмелилась бы спросить? Боже! Как же все тяжело! Особенно, когда из головы не уходит мысль, что времени на все так мало! Теперь Тина стоит под теплыми струями воды и думает о том, как же сложно прожить все, что хочется, зная, что время ограничено. Сколько дней ей осталось на счастье? Десять? Двенадцать? А то и меньше? Знать бы чего Чон хочет от нее за это время. Она бы дала. Она бы все отдала, чего он захочет. Только вот, как узнать? Действовать интуитивно? Просто, не думая ни о чем, позволять брать? Только вот, как потом быть? Потом. Когда его не будет.
Тина, кажется, запуталась еще больше, пребывая в анализе происходящего. Поняла только две вещи.
Первое - неважно, кто он в жизни. Для нее он мужчина, которому она готова дать все, что только он захочет взять, и принять все, что только он готов дать.
Конечно за это время, что осталось у них. Ведь о большем она и мечтать не смеет.
И второе – это – уже ничего в ее жизни не будет, как прежде!
***
Добившись небольших, но результатов, Тина, одевшись снова в вещи Чонгука, и выдохнув тяжело своему отражению в зеркале, открывает дверь из ванной. Открывает и на секунду замирает от того, что видит. А видит она побледневшее лицо Чонгука, которое поворачивается к ней, а в глазах то ли боль, то ли беспокойство, то ли …
- Чон? – Нет времени гадать. Тина подходит в два шага к нему и кладет ладонь на лоб. – Что случилось? Температура? – Судорожно проводит по щеке вниз к шее, пытаясь понять, почему тот в таком состоянии. – Болит что-то? Чон, не молчи! – заглядывает в глаза, которые смотрят снизу вверх. А в них плещется столько всего и такое сильное, что Тина не в силах определить хоть что-то точно.
Но ведь это и не удивительно. Потому что в мыслях самого Чонгука, сейчас наблюдающего за ее заботой и страхом, что ему может быть плохо, так много вопросов и так мало ответов. Чем он смог заслужить Тину? Что он такого сделал, что она так отчаянно рвалась к нему в прошлом? И чего она так боится сейчас? Чонгук берет ее ладонь в свою, и тянет к себе ближе. Усаживает на свое колено, не отпуская ее взгляда. А Тина может только тихонько ахнуть перед тем, как тот крепко ее прижимает к себе, обхватывая обеими руками за спину.
- Прости меня! Прости меня, Тина, слышишь! – Чонгук шепчет куда-то ей в плечо, не переставая, и теснее прижимает к себе, что ей не по себе становится.
- Чон? – Заводит пальцы в его волосы и немного приглаживает, пытаясь успокоить. – Что случилось, скажи? Ты меня немного пугаешь! – Пытается на рваном выдохе улыбнуться, но выходит как-то нервно и дергается, когда слышит тихий звук закрывающейся двери, а ее только сильнее прижимают к себе. Тина замечает, что они остались одни в номере и вздыхает Чонгуку в макушку.
- Чон, мне неудобно перед Джиёном. Что с тобой? Что случилось? – Чуть тянет его за волосы назад, чтобы посмотреть в глаза. И смотрит. Смотрит и снова пропадает в этой ласке.
Не будь она уверена в обратном, то точно увидела бы любовь в его взгляде.
- Тина…
- Да, Чон? Скажи, Бога ради, что случилось? – обхватывает его лицо ладонями.
- Останься со мной, пожалуйста, Тина. – Шепчет и смотрит с такой мольбой, что Тина невольно поддается и обвивает его шею, гладит по плечам.
- Я с тобой, Чон! Ты же напугал меня! Я же здесь! Сижу у тебя на коленях, обнимаю. Куда еще ближе? – Тихо смеется.
- Со мной?
- Конечно с тобой! – И Чонгук прикрывает глаза, облегченно выдыхая, и тянется к ее шее, как:
- … Я буду с тобой, пока ты здесь, Чон! Останусь с тобой до тех пор, пока не вернешься к себе домой…
Эти слова заставили его дёрнуться. Он сильнее сжимает веки, не хочет этого слышать, но «только пока ты не улетишь домой» эхом проносится в голове.
- Что? Пока не улечу к себе домой? – Переспрашивает он, щурясь, и отпускает Тину. Наклоняет голову к плечу и смотрит с досадой, ухмыляясь. Как он мог вообще надеяться? На что он надеялся?
Тина не понимает его реакции. Она смотрит на него, ожидая каких-нибудь слов, но тот лишь смотрит. Смотрит разочарованно. И даже … злится? Она совершенно не понимает, что творится сейчас в его голове, но ей становится даже обидно.
- Да, Чон! Пока ты здесь, я с тобой! – Повторяет она с нажимом, голос становится выше. А он лишь ухмыляется и кивает в ответ. Да что происходит?! Она встает с его колена и отходит на несколько шагов. Ей совершенно не понятна его реакция. Ей тяжело далось это решение. Она, зная, что он через некоторое время покинет эту страну и ее, принимает решение быть с ним, любить его. Несмотря на то, что после того, как он уедет, она рухнет и, даже, не знает, поднимется ли! Разве не этого он хотел? Разве не об этом сейчас просил? Так в чем же, черт его дери, дело?!
- Чон! Что не так? Я не понимаю! – Тина закипает. То ли обида, то ли мерзкое сомнение, что и этого он не хочет, ее заполняет. А он лишь дышит через нос тяжело, хмурит брови и яростью обрушивается его взгляд.
- Ты именно этого хочешь, Тина? Да? – Сидит неподвижно и сверлит ее взглядом.
- Так, Чон! – выставляет она руки вперед и вдыхает глубоко. Это же абсурд какой-то! Тина не верит, что они сейчас вот так могут просто поссориться. – Я тебя не понимаю! И уже начинаю закипать! Давай, мы сначала успокоимся, заодно, проведем процедуру, а потом поговорим, ладно? Договорились? – Она ждет ответа, округлив глаза.
- Ну, ок! – Отвечает тот, выдержав, кажется, вечные секунд десять, так и не шелохнувшись с места, а в мыслях: «Ты глубоко ошибаешься, детка, если думаешь, что я отпущу тебя!»
Тина, после, хватает пакеты и уходит в спальню. А Чонгук пытается справиться со своими эмоциями. Нет! Он совершенно не готов отпускать Тину! И делать этого, определенно, не намерен. Только вот он не понимал, Тину. Почему она так крепко держится за это время? Ведь он почти уверен, нет, он точно уверен, что и она любит! Он это чувствует! Чувствует ее эмоции. И ее страх чувствует! Но страх чего - не понимает. Чонгук злится и на себя, что не может решиться начать разговор. Прямо спросить. Ведь помнит, что когда-то, еще в прошлой жизни, именно это и стало началом конца еще не начавшихся отношений. «Но ведь это не одно и то же!», - врезается в голову, «Ведь ситуация и люди совсем не одинаковые! Тина – это совсем другое! И я чувствую совсем по-другому!». Понять бы, о чем она думает. Видит ли вообще их вместе.
«Боже! Тина! Ты с ума меня сведешь!», - почти стонет Чонгук, когда поднимается и подходит к окну. Стоит, засунув руки в карманы, и смотрит в небо, отмечая, что впервые видит в этой стране чистое небо и лучи солнца. Чонгук немного успокаивается и принимает решение, во что бы то ни стало, заставить Тину принять эти чувства. Ведь практика показала, что с ней работают только такие методы.
Значит, он будет танцевать под ее музыку, но свои танцы и по своим правилам! Раз Тина так любит качели, значит, нужно ее раскачать настолько, чтобы сама попросила остановиться!
- Да, что же это?! – Чонгук слышит из спальни раздосадованный голос Тины и хитро улыбается, вспомнив о своей маленькой шалости при выборе наряда для нее.
Тина никак не может скрыть в самом глубоком вырезе блузки, что вообще приходилось видеть, не то, что – носить, кружево, облегающее ее грудь. В этой комнате нет зеркала даже, чтобы оценить все безобразие, что на нее сейчас надето! Лишь маленькое круглое зеркало, что находилось в ее косметичке, помогает ей понять, что наряд, который ей привезли, требует дополнительной одежды. Ведь он, скорее, раздевает, чем одевает! Тут неудобно, даже, макияж полноценный наносить.
- Ну, мой порочный Ангел – соблазнитель, раз тебе будет спокойно, что я буду появляться на людях в таком виде, значит, я появлюсь! Ведь это не мой выбор! Посмотрим, кто сдастся первым! – шепчет она под нос, возвращая натянутый наверх край шелковой ткани на место, и открывая те самые края кружев, что Чонгук выбирал «наугад и по фотографиям». Направляется в сторону двери, замечая, как разлетается левая штанина брюк, разрез которой тянется почти до тазовой косточки.
- Я готова! – Кричит Тина, еще не выйдя из спальни, чтобы обратить внимание Чонгука на себя до появления. Кричит. И обращает. И получает.
Чонгук поворачивается к двери на пятках, все так же с руками в кармане и
- Да что б меня все черти… - выдает на выдохе, когда появляется Тина, и тихо присвистывает, вытягивая губки в трубочку, и приподнимая брови. Взгляд скользит снизу на острые носики высоких туфель кровавого цвета, что выглядывают из легкой ткани широких штанин черных брюк. Ползет вверх по высокому разрезу левой, под которой открывается чуть загорелая бархатная кожа бедер при каждом движении. А в самом верху края разреза соединены двумя крупными крючками, поскольку ткань так плотно обтягивает к паху и попку, что без них она совсем бы разъехалась. На талии неширокий ремень в цвет туфлям выделяет тонкую талию Тины, которую Чонгук бы сейчас с огромным животным удовольствием сжал в своих руках. Только приходится через ткань карманов поправлять белье на себе, чей шов больно упирается в чувствительный и уже не на шутку налившийся орган. Все же, спортивки – очень удобная вещь! Под ремень заправлена шелковая блузка такого же, нежно кремового цвета, что и кружево, выглядывающее из-под глубокого откровенно - свободного выреза до того самого ремня, по краям и тонкой полоской, соединяющей чашечки. И прямо сейчас Чонгук смотрит на маленькую, но яркую родинку между грудей, чуть ближе к правой, и молится всем святым, чтобы он смог сохранить самообладание. Громко сглатывает и поднимает глаза по тонкой, такой вкусной шее к пухлым влажным губам, что растянуты в хитрой ухмылке.
«Вот ведь бесстрашная! Сцеловывать до головокружения и потери пульса надо такую твою ухмылку! Что я и собираюсь делать всю жизнь!», - думает Чонгук и ловит игривый, довольный взгляд, чуть подведенных стрелками и затемненных к внешним углам, глаз Тины, которая стоит, оперевшись о дверной косяк.
- Черти, говоришь? – Тянет Тина хриплым голосом, а в глазах – янтарь горит и плавится. – Да еще и все? Хммм… - делает медленно шаг в его сторону, и смотрит, в глаза не отрываясь. – Что б тебя все черти … Что? Ммм? – Щуриться, наклоняя голову к плечу. Прямо, как сам Чонгук. А тот наблюдает за ней, не веря своим глазам и ушам. Да она самая настоящая дьяволица! Всех чертей сама нагнет!
– А еще, мне интересно… Как?.. Куда?.. – Тина останавливается прямо перед ним на опасном расстоянии, с вызовом смотрит в глаза и тянет бровь вверх в ожидании ответа.
- Тина, ты играть со мной в эти игры вздумала? – Подается вперед, проводит носом по щеке и смотрит прямо в глаза хищным взглядом, толкаясь языком в щеку.
- Ооо! Наш Чонгуки со старыми привычками!- Кусает нижнюю губу Тина. – Что ты? – проводит пальчиком от его подбородка до груди, заигрывает, наигранно невинно округляя глаза. – Как я посмею? – А в следующую секунду давит прямо в солнечное сплетение коготком, заставляя Чонгука шипеть от контраста ощущений, и сама тянется к его лицу и прямо в губы:
- Ведь это ты захотел, чтобы я щеголяла здесь в этом блядском наряде, Чон Чонгук! Так что, уж потерпи! Я просто вживаюсь в образ, миииилый! – И снова эта приторная улыбка на губах и уничтожающий взгляд в глазах.
Тина резко убирает пальчик и проходит мимо, чуть нагнувшегося Чонгука, который смотрит вслед и щурится в гримасе от боли, растирая место «ранения».
Уже почти 40 минут они сидят в тишине, лишь изредка нарушая ее необходимыми вопросами и ответами. Чонгук – под капельницей в кресле, а Тина с журналом в руках напротив него, откинувшись на спинку дивана. Каждый думает о своем. Каждый размышляет о своем и утверждается в своей позиции и решениях.
Чонгук – любыми путями заставить Тину принять эту любовь и пустить его в свою жизнь, чтобы сама без страха доверилась ему и захотела остаться с ним!
Тина – насладиться жизнью и счастьем в несколько дней, не позволяя, особо глубоко, врасти к ней под кожу, а потом отпустить Чонгука, чтобы продолжить свою степенную, скучную жизнь без него.
