Невозможность…
За моей спиной крылья, имя которым – настойчивость. Порой настойчивость может принять форму крыльев, И сделать даже невозможное – возможным!
Единственное, что Тина в себе оставила той ночью, было любовью к Чонгуку. И Чонгук всю ночь снова и снова питал это чувство нежностью, лаской и заботой. Больше не было слез. Было только безмерное счастье. Они любили друг друга, как в первый и единственный раз. Терялись в чувствах, ощущениях. Безмолвно клялись друг другу в вечной любви, и в вечной преданности. Не осталось нецелованных мест, не было ни единой необласканной клетки на коже. Тина с улыбкой отдалась новой темноте – темноте его глаз. Добровольно ушла с головой. Сама. Без страхов. Без сомнений. Безо всяких «а если…» и «а может…». Готова ко всему. Примет все с благодарностью. Будет любить. И будет любима. Они уснули в объятиях друг друга буквально четыре часа назад. А сейчас их будит настойчивая вибрация телефона Чонгука. Тина просыпается от того, что Чонгук пытается вытащить руку из-под нее и, наконец, дотянуться до телефона. - Прости, Сладость. Ты спи. Мне пора собираться. – Шепчет он ей на ушко, убирая выбившуюся прядь волос с ее лица, от чего Тина морщит носик. - Ты скоро вернешься? – Невнятно спрашивает, не открывая глаз. - Да, детка. Спи… - Он оставляет легкий поцелуй на ее виске, и выскальзывает с постели, прикрывая дверь спальни. Тина снова засыпает с улыбкой, прижимая к себе его подушку. А Чонгук принимает наспех душ, и спускается в офис, где его уже ждет Джиён. - Доброе утро! – Тяжело плюхается в кресло, растирая лицо ладонями. - Доброе… - Тянет Джиён, разглядывая друга напротив. – Ты выглядишь, как недоеденный Чонгук! – Тихо посмеивается в кулак, указывая на следы на шее и ключицах, в ответ на вопросительный взгляд. - Не спрашивай, Джиён! Не скажу ни слова! – Так же весело отвечает Чонгук. – Но… Эта ночь стоит и моего рождения, и моей смерти! - Какая смерть, идиот? Сплюнь! – Возмущается Джиён, хмуря брови, на что Чонгук смеется заливисто, откидывая голову. – Поехали уже! Все на месте. Ждут тебя. Они едут в концертный зал, где завтра Чонгук даст последнее выступление в этой поездке, и они с Тиной, наконец, улетят к нему домой. Чонгук соскучился по Сеулу. Он соскучился и по друзьям по группе. Соскучился и по родителям. А мысль, что теперь в его жизни появилась Тина, что она будет там, будет с ним, греет душу и делает возвращение еще желанней. Он представляет лица и реакцию всех и каждого на такую новость, и уж, тем более, на то, что он привезет любимую с собой сразу! И откуда? Стоило просто разок послушать сердце, самого себя, и вот оно чудо! Юнги, конечно, не расскажет никому. Он еще сделает вид, что это было настолько неважная и неинтересная информация, что просто забыл об этом. Только вот, его добрые глаза и счастливый блеск из-за «малого», скажут все за него. А слова – они не столь важны. По крайней мере, в случае ворчливого, но заботливого Юнги. Реакция мамы… Он даже не может определить точно, какая она будет. Но знает точно, что, увидев счастье своего любимого сыночка, она примет и будет благодарна Тине, даже, если хотела бы в спутницы сыну кого-то, кого она знает, или, хотя бы, просто кореянку. - Ты был прав по поводу сталкера. – Обрывает его мысли Джиён. – Он оказался пассивным! – Смеется расслабленно. - Ты нашел что-то? - Он появлялся в отеле только один раз. Камера зацепила его в холле. Но лица так же, не видно. Прошел через холл от входа по прямой и потерялся. И со вчерашнего утра он не объявлялся. Так что, все спокойно. - Вот и отлично. Нам осталось от силы еще день после выступления побыть здесь. Надо будет заняться вопросами Тины по работе, с вещами, может еще с чем. Кстати, и билет… - Подожди! – Джиён смотрит через зеркало на широченную и счастливую улыбку Чонгука. – Ты серьезно? То есть… То есть Тина летит с тобой?! – Радости Джиёна нет предела. Он настолько рад этой новости, что, кажется, готов бросить руль и, прямо сейчас, кинуться к Чонгуку, обниматься. - Да! Она согласилась. Несколько раз повторила слово «да», потому что я никак не мог остановить свой поток слов. – Чонгук смеется, вспоминая свою реакцию. – Только вот,- смотрит он наигранно хмуро, - меня немного смущает твоя такая радость, Джиён! Не помню, чтобы ты хоть на что-то так эмоционировал. - Да иди ты, Чонгук! – Джиён молчит некоторое время. – Ты не представляешь, как тяжело было наблюдать за твоей болью и твоей отрешенностью от всего. Я ведь не слепой, Чонгук! Я прекрасно видел, как ты теряешь вкус ко всему, что происходит в твоей жизни. Боялся уже, что скоро ты пошлешь все к чертям, и уйдешь жить отшельником! – Все же немного утрирует Джиён, чтобы речь была не такой уж грустной. - Ну… - Тянет Чонгук, вытягивая спину. – По поводу отшельника, ты, конечно, перегнул, друг! Но во всем остальном, ты все понимал верно. Сейчас знаю только одно – хочу взять отпуск. Хочу провести время с Тиной и родными. В тишине. В покое. - Постарели мы с тобой, Чонгук! Тянет нас уже не по клубам, а в покой! - За себя говори, старец! Я только жить начинаю! По салону разливается веселый смех друзей. Давно они вот так легко не чувствовали себя. Раньше Чонгук размышлял о том, кто он, а Джиён размышлял о том, как бы помочь другу. Сейчас все это кажется им таким далеким. И дай Бог, чтобы оно все так и продолжалось! - Остановись у какой-нибудь аптеки по пути, Джиён. И прибавь уже газу, чем раньше закончу работу, тем быстрее вернусь к Тине. Проспав еще часа два, Тина просыпается окончательно. Сладко потягивается, смотрит на часы и улыбается мысли, что она снова может спать до обеда. А ведь эта способность оставила ее уже несколько лет как назад. Она натягивает майку, и, спотыкаясь, и чувствуя ноющую ломоту во всем теле, плетется в ванную. - Ну, привет! – Весело говорит своему отражению в зеркале. – Давно не виделись, подруга! Поднимается взглядом в отражении по своим рукам, плечам, ключицам, шее. Замечает россыпь мелких следов от Чонгука после ночи, и улыбается, прикусив губу. Картинки снова проносятся перед глазами. Помнит, в какой момент и как были оставлены некоторые следы, но большинство даже не замечала, каким образом были оставлены. Смотрит в глаза. Видит счастье и озорной блеск. Да! Это Тина! Это та самая, настоящая Тина! - Я счастлива! – Шепчет сама себе, и подмигивает отражению. Тина сидит на диване после душа, переодевшись в черные джинсы и мягкий белый свитер, закрывающий горло, и думает над тем, как построить разговор с мамой, и сообщить ей все эти новости. Тянет улыбку, вспоминая, как та несколько лет назад не на шутку перепугалась такой кардинальной смене дочери. Как она посмотрела на Тину, как на сумасшедшую, когда та рассказала ей историю появления Чона в ее жизни. Как потом ругала Тину за столь непонятную ей тягу к нему. Конечно, ее можно было понять. Тина на нее и не обижалась. А теперь Тина сидит и думает, как бы сообщить после всего этого, спустя годы, что они с тем самым Чоном сейчас вместе, и она собирается с ним улететь в Сеул. - Госпожа Тина, можно? – Легкое постукивание в дверь и голос охранника за ней отвлекают ее. «Госпожа Тина», - повторяет она за ним шепотом, посмеиваясь. - Да, можете войти. – Отвечает уже громче. Молодой парень… Хотя, может, и не молодой. Кто их знает, этих корейцев! Выглядят на 20, а по факту – все 50! Надо как-нибудь разобраться в этой теме – подмечает она про себя. В общем, (не) молодой парень делает шаг в номер и немного склоняется в знак уважения, на что Тина, так же, коротко кивает головой. - Госпожа Тина, ваш завтрак подадут через 10 минут. - Спасибо. - И еще,- чуть тушуется охранник, - Господин Сон Пак здесь. Просит о встрече. - Но господина Чонгука нет. - Да. Он просит о встрече с Вами. Тина хмурит брови, не совсем понимая, что может понадобиться доктору от нее. Тем более, после «ТАКОГО» знакомства. Ну, не отказывать же ему сейчас. Это, наверное, грубо будет. Все-таки, он доктор Чона. - Хорошо. Можете пригласить его. Тина искренне надеется, что на этот раз все обойдется. И, все же, она искренне не знает, как себя вести, и для чего вообще он захотел поговорить. Сон Пак, как и всегда, очень яркий Сон Пак входит в номер с неуверенной улыбкой, и внимательно смотрит на Тину. А Тина, все же, встает и немного наклоняется в знак приветствия. - Господин Сон Пак, добрый день. - Добрый день, госпожа Тина. Я надеюсь, я Вам не сильно помешал? – Любезность чрезмерная, пропитанная небольшим волнением. Тина слышит это волнение в голосе и немного смягчается. - Конечно, нет. Проходите, располагайтесь, пожалуйста. Я Вас слушаю. Она указывает рукой на кресло напротив, и садится в свое, наблюдая за гостем. - Я бы хотел… - Пак начинает тихо, тушуется, снимает эти свои розовые очки, которые Тину уже не так сильно и бесят. – Хотел бы извиниться за свои слова при нашем знакомстве. Он смотрит прямо. Не прячет глаза. Тина видит, что тот говорит искренне. Да и Чонгук говорил, что Сон просто не всегда может разобрать где, как и с кем говорить. - Поверьте, это была нелепая шутка.- Продолжает он, сложив ладони перед собой. – Я бы не посмел всерьез говорить подобные слова незнакомому человеку! Но вы правы! С незнакомыми людьми, тем более, не стоит так шутить. Истинное сожаление читается невооруженным глазом. Тина видит это. И, на самом деле, сама давно забыла о том случае. Но разве Тина, настоящая Тина, так просто оставит это все? Оставит, даже без маленькой мести? Глупый вопрос! Конечно, НЕТ! - Вряд ли я могу быть уверена, что Ваши извинения искренние, господин доктор. – Тина цепляет пальцы в замок и кладет их на колено, выпрямляя спину. – И я не совсем понимаю, для чего Вам это выступление. - Тина, не говорите так, прошу Вас! Я, правда, совсем не хотел обижать Вас! Даже, если Вы не верите в то, что я не такой человек, поверьте, хотя бы, в то, что Чонгук для меня очень важный человек. И я бы не посмел обидеть его… - Он мешкается, подбирая слова. - Его…? - Его любимую. – Заканчивает фразу Пак, а Тине кажется, что тот сейчас просто разрыдается. Нет! Только не это! К нытью Сон Пака она сегодня не готова! Да и вообще, никогда не готова! - Ой, ну все! Ладно, Сон! Только не пускай здесь слезу! Ты сказал – я ответила, и все! Забыли! – Машет рукой Тина, расслабляется в кресле, и смеется, когда видит лицо Пака, который сейчас точно потеряет свою челюсть и глаза. - То есть… Все хорошо? Правда? – Сон не верит, что все настолько просто. Ведь Тина довольно ясно показала, что подобное никогда и никому с рук не сходит. - Расслабься, Сон! Правда, все хорошо! Я тоже не осталась в долгу, так что, будем считать, что мы квиты! - Тина, Вы… - Ты! - Что? - Не «Вы», а «Ты»! Я же перешла уже на «Ты»? Пак, я довольно простой человек. И мы уже во всем разобрались! Так что, не будем тратить на это время! - Ты – прелесть, Тина!!!- Восторгу доктора не было конца. - А ты – противный! – На что Пак мгновенно дует свои и так уже надутые губы, от чего походит уже на утку. - Ну и пусть! – Через секунду расплывается в улыбке. – Ты все равно прелесть! Пак и Тина весело болтают еще несколько часов. Они вместе завтракают. Сон рассказывает Тине о том, что медицина в их стране довольно значительно отличается от медицины здесь. Что видел много примеров терапии в разных отраслях, и был удивлен кардинальности подхода докторов ко многим частым болезням. Так же, делится опытом врачевания в своей стране, и в частности, с Чонгуком. Жалуется на последнего, что он совсем не принимает в серьез вопрос поддержания здоровья в последнее время. И что раньше такого не наблюдалось. А теперь он будет обращаться за помощью к ней в обуздании «ужасного, невыносимого, бесячего, но, все равно, любимого пациента». Пытается вытащить из Тины хоть немного из истории их с Чонгуком, но сдается со словами: «Ну и ладно! Ты все рано выложишь мне все после первой бутылки соджу!». Он даже дает «честное гейское слово», что теперь не будет засматриваться на Чонгука «Дьяволом слепленную задницу». На что Тина смеется так, что потом приходится снять, и без того легкий, макияж. Чтобы нанести его после того, как «генератор хорошего настроения и смеха» (по словам самого «генератора») уйдет к «своему малышу прощаться», которого «между прочим, даже, взял бы с собой в Корею, если бы был уверен, что он не будет ходить налево, настолько он хорош». - А вообще, если прямо вот очень – преочень честно, - выдыхает Пак после того, как успокаивается и держит живот, который болит уже от смеха, - я ужасно рад, что у Чонгука теперь есть ты, дорогая! Тина видит, насколько эти слова правдивы. И уже знает, что в Корее у нее будет уже, как минимум, два хороших друга. Уверена в этом. - И я очень рада, что теперь я есть у него, а он есть у меня, Сон! – Отвечает так же тихо и серьезно, кивая в знак благодарности новому другу. После ухода Сон Пака, Тина еще около часа просто просидела на том же месте, наслаждаясь все больше и больше укрепляющейся уверенностью и радостью в предвкушении новой счастливой жизни с любимым человеком. И если уж с «противным» получилось так легко подружиться, то и с остальными все получится. Она будет стараться. Очень будет стараться влиться в эту жизнь и стать лучшим спутником в жизни Чона. У них все получится! Главное, что они будут вместе! Тина, наконец, звонит родителям, чтобы сообщить о новостях, и рассказать о планах. Конечно, она была готова к тому, что все это им не понравится. И была права. Она понимает эту реакцию. Они боятся. Они не хотят надолго терять из виду теперь уже единственного ребенка. Отец принимает новости более сдержанно, спокойно. И, после того, как Тина сообщает им, что она будет к ним прилетать так же, как и всегда, и никак не реже, и что они так же могут созваниваться хоть каждый день, что она на связи будет круглосуточно, он даже начинает успокаивать маму. Объясняет, что дочь уже давно взрослая и, если это ее выбор, если она счастлива, то они могут только порадоваться этому счастью. Ведь главнее всего то, что Тина, наконец, встретила человека, с которым может построить жизнь. Мама, хоть и со слезами и огромным количеством наставлений, но принимает все. Тина тоже не может сдержать слез, но эти слезы помогают ей сейчас. Не причиняют боль. Разговор получился тяжелый, но Тина рада, что, в конце концов, он состоялся и закончился на хорошем и добром слове, полном поддержки и любви. Она как раз откладывает телефон, вытирая мокрые глаза ладонью, когда в номер заходит Чонгук. От него не ускользает это короткое движение, смахнувшее влагу со щеки его Сладости. - Тина? – Он подходит, и берет ее лицо в ладони, всматриваясь тревожно в любимые глаза. – Детка, что случилось? Тина улыбается облегченно, накрывает его ладони на своих щеках своими. - Все хорошо, Чон. – Чуть поворачивает голову, и целует внутреннюю сторону его правой ладони. – Я говорила с родителями. Сообщила им о том, что улетаю. Просто разговор был немного тяжелый, но в итоге – все хорошо. Не переживай. – Обвивает шею Чонгука, притягивая его ближе к себе, и утыкается в шею, вдыхая любимый аромат. - Сладость, поверь мне, все будет хорошо. Они ведь родители, конечно переживают. Но скоро они поймут, увидят сами, что мы счастливы, и забудут о переживаниях. Обещаю, что мы скоро приедем к ним. Вырвемся по-тихому, и навестим. И они тоже будут к нам приезжать. Поверь, вы будете видеться ничуть не реже, чем это было до сих пор. Чонгук гладит Тину по волосам. Его тихий, размеренный голос успокаивает, приводит дыхание и сердцебиение в норму. Тина прижимается губами к родинке на его шее, вдыхает глубже, и отстраняется от него. - У меня сегодня был гость! – Уже веселее сообщает она немного удивленному Чонгуку, ведя за руку к дивану. - Хмм? – Чонгук садится, и тянет Тину к себе на колени. – И кто же? - Сон пак! – Выдает она, тихо посмеиваясь над округлившимися глазами и губами Чонгука. – Он приходил извиниться. - Поняяятно. Иии? Как все прошло? - Ну, - Тина играет с волосами Чонгука, наматывая их на палец, - мы подружились. - Подружились? – Чонгук щурится, наклонив голову в сторону. - Да. Он оказался весьма забавным. Болтовня веселая. Я рада, что мы нашли общий язык. Это обнадеживает на успех в налаживании дружеских отношений с твоим кругом общения. - Тина, не переживай по этому поводу, Сладость. Для всех ты хорошей не сможешь быть, да и не должна. Помни о том, что ты не должна подстраиваться под кого-либо. Ты – есть ты! И мне нужна именно ты! А остальное – можно решить вместе! Чонгук целует Тину в носик, от чего она моментально морщится, уже по привычке. - И еще, - продолжает он, - Детка, нужно, наверное, решить вопрос с работой. Написать заявление, сообщить, что уходишь. И с вещами. Может быть, ты еще что-нибудь хочешь взять из дома? - Ммм… Да. Я думала об этом. На все дела у меня уйдет день. Когда планируется вылет? - Через ночь после выступления. Как раз есть день. Да! Еще один вопрос! Звони Айгю! – Теперь время удивляться Тине. Она немного хмурит брови в непонимании. - Айгю? Для чего? – Спрашивает она, наклоняясь к столу за телефоном. - Звони! – Улыбается Чонгук. – Ставь на громкую. Мы сможем с ней поговорить? Она ведь знает английский? - Айгю? Айгю с тобой может и на корейском поговорить, при желании! – Гордо хвастается Тина подругой. Но вдруг замирает на секунду, подозрительно поглядывая на Чонгука. – Я, наверное, зря тебе об этом сказала! Чувствую – боком выйдет! – Смеется девушка, набирая номер. А Чонгук только хитро и довольно смотрит, подтверждая ее слова. - Тина! Ну, наконец-то! – Взволнованный голос подруги из телефона заполняет гостиную. - Айгю, привет! – Улыбается широко Тина, будто та может видеть ее. – Ты сейчас на громкой связи. Чон попросил набрать тебя. Пока сама не понимаю для чего! - Блять! – Лишь тихо бросает Айгю. - Айгю? – Чонгук решает вступить в разговор, и в голове мелькает «пора, что ли русский учить?» - Да, Чон? – Отвечает подруга уже на доступном языке. – Ты не против, чтобы я называла тебя так? Я уже привыкла тебя так называть за столько лет! – Из динамиков буквально слышно, как девушка улыбается. - Нет, не против, спасибо! – Отвечает так же весело и непринужденно Чонгук, улыбаясь Тине. Он уверен, что Тина поправляла ее не один десяток раз, если подруга произносила его имя по-другому. – Я слышал, что ты билеты купила на концерт. - Да! – Уже смеется Айгю. – Купила для нас с Тиной. - Айгю, у меня к тебе две просьбы. И обе очень важны. - Сделаю, все что смогу. - Первая – Тина мне нужна рядом за кулисами. Не обидишься, если я ее заберу? - Об этом можно было и не просить, Чон! Я это уже поняла. – Тина улыбается тихому смеху подруги. - Спасибо! – Отвечает Чонгук, прижимая к себе Своё. – И вторая – пожалуйста, впредь не покупай билеты, если вдруг захочешь прийти на мое выступление. Договорились? Просто сообщи, что придешь. Чонгук уже готовится к спору с девушкой, ожидая слов о том, что это лишнее, и совсем не обязательно, но: - Ты, конечно, меня извини, Чон! Но это тоже достаточно очевидно! – Смеется Айгю, а Чонгук так и остается с открытым ртом и с прищуренными глазами. – Ты же не думал, что я, после всего того, что пережила из-за тебя, будучи подругой Тины, за все прошедшее время, буду еще покупать билеты, чтобы попасть к тебе на концерт? Тина прячет лицо в своих ладонях, и, почти, скулит. Чонгук, все же, прикрывает рот, и, выдает гениальную идею: - Айгю, у меня есть друг, с которым ты очень хорошо поладишь! - Ооо! Чон, я могу поладить абсолютно со всеми твоими друзьями, кроме одного! – Выдает подруга, а Тина наигранно тяжело, очень тяжело выдыхает, показывая Чону, что поняла, о ком речь. Что идея ей нравится. И что это будет тяжелее, чем он думает. - Эммм…- Тянет Чонгук, кивая Тине, а дальше она выпадает из разговора напрочь, потому что Чонгук решил воспользоваться полученной ранее информацией от Тины, и воспроизводит совершенно непонятные звуки, поглядывая на телефон в ее руках. - Предполагаю, что мы говорим об одном и том же человеке. – Вот, что бы могла услышать Тина от Чонгука, если бы знала корейский. - А я предполагаю, что никому из вас не нужна война! А она неизбежна, если ты попытаешься воплотить в жизнь свою идею. – И этот ответ Айгю, Тина бы тоже поняла, если бы не забросила изучение столь важного в ее жизни (как оказалось) языка. - Так! – Возмущается она, ерзая на коленях Чонгука. – Для секретиков рановато, мои милые! Не считаете? – На что «милые» только смеются. - Я принял вызов! – Так же громко смеясь, выдает Чонгук в трубку. – Айгю, завтра после моего выступления к тебе подойдет человек, и проводит к нам с Тиной за кулисы. Напиши ей просто номера ряда и места. Думаю, моя Сладость соскучилась по подруге, а я буду очень рад с тобой познакомиться лично. - Договорились, Чон! Целую, Тина! Остаток дня Чонгук и Тина проводят вместе. Вместе спускаются в тренажерный зал. Берут на заметку, что совершать нужное количество упражнений и подходов гораздо веселее и эффективнее, если по завершению ожидает награда в виде горячего, глубокого поцелуя. Чонгук готов поклясться, что может по полдня бежать на дорожке, и не сбавлять темп при условии, что перед ним будет стоять на бортиках Тина, и ловить его губы своими. А Тина даже не замечает жжения в мышцах при приседаниях, когда ладони Чонгука касаются ее кожи на пояснице, фиксируя правильное положение. А вот качать пресс, чувствуя его руки на своих согнутых ногах и внизу живота, оказывается совсем нелегким занятием. Особенно, когда темнота в его глазах с каждым подъемом ее туловища становится гуще, а нижняя губа уже опухает от терзаний зубами и облизываний язычком. И, в конце концов, они сдаются. Сдаются друг другу прямо у зеркала на всю стену. Когда Чонгук вжимает Тину грудью в то самое зеркало. Срывает шорты вместе с бельем с ее бедер вниз, размашисто и громко шлепает по чуть выставленной назад попке, слышит короткий стон на выдохе, ладонью одной руки хватает ее за горло, приподнимая чуть подбородок, чтобы видеть ее лицо в отражении. Пальцами чуть давит на нежную, мокрую кожу. Другой рукой резко тянет верхний край топа вниз, освобождая грудь Тины, соски которых мгновенно твердеют при соприкосновении к холодной поверхности зеркала. Лижет ее ушную раковину, спуская собственные шорты до колен, и обдает горячим дыханием кожу. - Смотри на меня, Тина! Тина послушно поднимает взгляд в его глаза в отражении, пока Чонгук расставляет ее ноги шире. - Последний раз я был здесь после того, как ты так дразняще ушла в бар. Помнишь этот разговор в кабинете, Тина? - Да-ааа…- Низкий властный голос Чонгука отдается дрожью и множеством наэлектризованных иголок по всему ее телу. - Мне пришлось довести свое тело до изнеможения, но мне все равно не удалось успокоиться. – Он просовывает ладонь между ее разведенных бедер, и проводит пальцами от клитора по уже мокрым складкам мимо влагалища, собирая сок, к узкому колечку сжимающихся мышц ее попки. Тина издает протяжный стон, который немного заглушается в горле от слабого давления пальцев Чонгука. Ее тело пробирает дрожь. Она скользит ладонями по гладкой поверхности перед собой, и не смеет отвести глаз с его черных омутов, которые сейчас обволакивают ее, заставляя биться в ожидании. Чонгук одним резким и точным толчком врывается в горячее, истекающее нутро, выбивая из нее желанное «О, даааа», и замирает. - Именно это, именно так я хотел тебя трахнуть в тот вечер, пока материл весь свет, который мне мешал это сделать. У Тины ноги подкашиваются от этого рычания в низком голосе Чонгука. Хочется большего. Хочется, чтобы он начал уже двигаться. Но он мучительно медленно только водит по краю, дразня Тину. - И я тогда дал слово, что напомню тебе о том вечере, детка. - Чо-онн… - Тина почти скулит в мольбе. - Ммм? – А Чонгук ждет. Ждет, удерживая поплывший взгляд такой желанной Тины. - Чоо-оонн, твою мать! – Тине мало. Ей не хватает пространства, чтобы самой двигаться. Она ногтями уже скользит по зеркалу, чувствуя болезненный тугой узел внизу живота. Чувствует второй обжигающий шлепок по той же половинке, и срывается почти на крик. - Блять, Чон!... Трахни меня уже… Покажи, как ты хотел это сделать! Вот чего ждал, Чонгук. Этот животный голод и блеск в янтарной пропасти. Эта ухмылка на губах, похожая на оскал волчицы. И этот глубокий урчащий голос, который вибрирует под его пальцами на ее тонкой шее. Он крепко фиксирует ее, двумя руками хватая за тонкую талию, на которой ладони скользят от испарины на коже. Чуть отстраняется, дает ей небольшое пространство, чтобы она вытянула чуть попку. Медленно выскальзывает на половину длины, и срывается на бешеный ритм. - Ты только попроси, детка! Я буду это делать всегда, и с огромным удовольствием! Вечером по просьбе Тины, Джиён договаривается с администрацией отеля, чтобы те предоставили ей кухню. Уж очень понравилось ей готовить самой для Чонгука. То ощущение, которое она испытывает в процессе. Бабушка всегда ей говорила, что «Милая, если ты искренне улыбаешься во время того, как готовишь для мужчины, и хочешь, чтобы именно этот ужин был лучшим из всех, и происходит это каждый раз, как ты готовишь ему, значит, этот мужчина – выбор твоего сердца на всю жизнь. А если тот мужчина каждый раз говорит, что это самое вкусное из всего, что он ел, значит, ты – выбор его сердца на всю жизнь!». Тина не будет вспоминать каждый раз эти слова. Не будет каждый раз прислушиваться к себе и искать в ощущениях то самое, что сейчас чувствует. Тина уверена уже, что ее Чон – выбор ее сердца на всю жизнь. Итак, поздней ночью, в кухне отеля, в огромной черной футболке, которая доходит до середины бедер, с мокрыми волосами, сейчас она снова в наушниках, снова включила старый плейлист, и, покачивая бедрами под музыку, снова улыбается, поджаривая тонко и аккуратно нарезанные кусочки мраморной говядины, пока Чонгук находится в ванной в их номере. Тина не очень хороша (пока) в корейской кухне, но ведь навыки есть, а значит, их нужно просто развить. Она знает, как Чонгук любит вкусную домашнюю еду. А его счастливая улыбка и ласкающий взгляд настолько бесценны, что Тина будет делать все, чтобы видеть это бесценное как можно чаще. Чонгук смотрит на любимую, опираясь о дверной косяк плечом, и скрестив руки на груди. Интересно, что она слушает? И даже тихонько подпевает, но ему не так хорошо слышно, чтобы понять, что это за песни. Он вспоминает первую встречу, пока она закидывает лапшу в кастрюлю на плите. Мог бы он представить тогда, что та Тина может вот в таком виде, вот так соблазнительно покачивая бедрами, и тихо напевая, готовить ему ужин? Ни за что! Неужели, она и тогда была такой? Или, может, это он повлиял на то, чтобы та Тина преобразовалась в ту Тину, которую он видит сейчас? Хочется в это верить. Хочется верить в то, что Тина такая только благодаря ему, и только с ним. Чонгук не хочет, чтобы такую Тину видел и знал кто-нибудь, кроме него. Чонгук, потому что, собственник каждой клеткой своего организма! Эта Тина, потому что, только его, и только для него! Тина настолько увлеченно готовила, что ни разу за весь процесс, даже не заметила, что в дверях стоит Чонгук. Он подходит к ней сзади тихо в серых шортах и белой свободной футболке. Осторожно обнимает ее за талию, чтобы не спугнуть, и опускает чуть голову, кладет подбородок ей на плечо. - Что готовишь? - Рамён с говядиной и овощами. – Тина улыбается и прижимается щекой к его виску. – Почти готово. Осталось посыпать кунжутными семечками. - Ты знаешь корейскую кухню? - Ммм… - Тянет Тина. – Это будет громко сказано. Но чему-то я успела научиться. Надеюсь, тебе понравится. Я не готовила этого уже пару лет. - Спасибо тебе, Сладость! – Чонгук мягко целует ее в щечку, задерживаясь чуть дольше привычного губами на коже. - Пока не за что, Чон, - прикрывает глаза от переполняющей нежности. - Что ты слушаешь? - То же, что и вчера. Где ты хочешь поесть? – Тина коротко целует его в губы, поворачиваясь, и высвобождается из кольца его рук, чтобы взять тарелки и приборы. - Отнесем в номер? – Чонгук следит за ней глазами. – А что ты вчера слушала? - Это мой старый плейлист. – Мягко улыбается, заглядывая в глаза любимого. – Я его давно не слушала. Я, вообще, давненько не слушала музыку. - Какую музыку ты любишь? – Чонгук помогает разложить еду по тарелкам, и расставляет все на передвижной столик. - Я слушаю самую разную музыку, кроме тяжелого рока. Все зависит от настроения. – Они выходят из кухни, а Чонгук катит перед собой столик. - А подо что мы вчера танцевали? – Смотрит, как завороженный на Тину, которая идет впереди него, и смотрит ему в глаза, шагая спиной внутрь лифта. - Вчера мы танцевали под твою старую песню. - Хмм… - Кивает Чонгук, принимая ответ. – Интересно. А твой старый и забытый, - на этих словах он щурит хитро глаза, и смотрит в глаза Тины, которая таким же способом выходит из лифта впереди него, - плейлист состоит из моих песен? - Не только из твоих. – Тина тихо смеется в ответ на его реакцию, и входит в номер, кивнув охраннику в знак благодарности, который открыл дверь перед ними. А Чонгук говорит ему, что тот свободен, и может идти отдыхать. - А чьи еще там песни? – Он запирает дверь изнутри, и катит столик ближе к дивану. - Там еще ваши песни, которые вы пели в группе, - Тина переносит тарелки и приборы на стол, и садится на диван, - песни Юнги, но не все, - смеется она, - и песни Тэхёна. – Чонгук садится рядом, и подбирает под себя правую ногу, чтобы сесть лицом к Тине. - Тебе нравятся его песни? – Берет тарелку и палочки в руки, чтобы не тянутся к столу каждый раз. - Нууу…, - Тина тянет, немного раздумывая, и смотрит в сторону, немного качая головой от плеча к плечу, - некоторые из них. – Повторяет за Чонгуком, садясь к нему лицом, и так же, берет тарелку с приборами. - Не хочешь вина? – Спрашивает вдруг Чонгук. Встает, и идет к мини – бару. - Да, можно. Но немного. – Хитро щурится и улыбается. - Хорошо. Ты не хочешь ни о чем спросить меня, касаемо него? – Чонгук ставит бокалы на стол, и садится в том же положении. - Не-а, - отвечает Тина, отправляя порцию еды в рот, и, после того, как прожевав немного, - у меня нет вопросов, Чон. Я просто знаю, что ты можешь, и, скорее всего – скучаешь по нему, как по другу. – Она наблюдает за тем, как Чонгук жует, выдыхая с прикрытыми глазами, и улыбается. Интересно, от того, что ему вкусно, или от того, что доволен ответом? – Вижу, что вы сейчас не часто общаетесь, и жаль, наверное. Хотя, я ведь не в курсе, какова причина. В любом случае, если ты захочешь рассказать, или поговорить об этом, знай, что я выслушаю с радостью. И не только о нем, а вообще – о чем угодно!- Тина улыбается Чонгуку, который внимательно смотрит на нее, медленно пережевывая еду. - Твой рамён с говядиной – просто волшебный, правда! Это очень вкусно! Даже лучше, чем пицца! Спасибо, Сладость за чудесный ужин! – Кивает в подтверждение своих слов, и ставит уже пустую тарелку на стол. – Знаешь, он женился в прошлом году. - Чонгук берет бокал вина, и откидывается на спинку дивана боком. – И, не то, чтобы у нас с ним не сохранились дружеские отношения. Дело в его жене. – Тина тоже берет бокал, и устраивается удобнее спиной в угол дивана, хмуря брови в вопросительном выражении лица. – Она не очень хочет, чтобы мы общались. А я не хочу быть причиной разлада в семье друга. - Вот как? – Тянет брови наверх. – Ну, наверное, ее можно понять. – Тина делает глоток красного вина, глядя на Чонгука. Видит, что тот ищет на ее лице … Что? Ревность? – Нет, Чон! – Она смеется, качая головой. – Это «наверное» не говорит о том, что я поддерживаю ее. Оно лишь говорит о том, что каждый имеет право на те, или иные чувства. Каждый имеет право на свой предел. Каждый имеет право на то, чтобы иметь условности. А принимать и следовать, или не принимать – дело, тоже, каждого. И, раз он принимает и следует, а он следует, как я поняла, значит, в ней есть то, ради чего он принимает эти условности и предел. Чонгук слушает внимательно. И, да! Он искал хоть маленький намек на ревность. Но не находит ее ни в лице, ни в глазах, ни в словах. И что сейчас думает Чонгук? Он не знает, о чем думать. - Ты совсем не ревнуешь? - К чему и к кому мне тебя ревновать, Чон? – Тина чуть поджимает плечи, и улыбается. – К прошлому? Разве ты меня ревнуешь к моему прошлому? – «Ну, логично», - думает Чонгук. - Твое прошлое я хотел бы изрешетить из пулемета, а потом, разорвать на мелкие кусочки! Оно тебя заставило страдать. Но мне становится страшно от той мысли, что у вас с ним все могло бы быть хорошо. Потому что, если бы было хорошо, может, сейчас ты бы не была со мной. Тина громко смеется на его эмоциональное заявление. - Вот видишь! Я не говорю, что тебе не было тяжело, или больно в твоем прошлом. Но ведь вы смогли пройти через это. Изрешетить я твое прошлое не хочу, Чон. Просто потому, что знаю – есть, за что быть благодарным ему. Уверена, что в самые трудные моменты в начале, он был всегда рядом. И я не ревную. Я думаю, что мы бы могли дружить все вместе. И, надеюсь, что его жене стало бы легче. - Удивительно! – Шире улыбается Чонгук, и отпивает из бокала вино. - Не спеши! – Тина выставляет указательный палец вперед, от чего тот тянет брови, и смеется тихим голосом. – Но! - Но? – Повторяет Чонгук, прищурив глаза. - Но! Если вдруг, когда-нибудь, с кем-либо… - Грозный тон, и угрожающая искра в глазах Тины отдает в его груди горячей волной. – Я узнаю, Чон! Ты уже понял, что я хороша в этом! И вот тогда тебе не поздоровится, поверь мне! Без причины я не ревную. Но дашь повод – и ты лишишь этот мир легендарной звезды! Потому что, после того, что я сделаю с тобой, ты не сможешь так легко выходить на сцену! - Пока ты со мной, - Чонгук ставит бокал на стол, - ничего и никто, - поднимает вторую ногу на диван, - кто бы это ни был, - начинает медленно ползти к Тине на четвереньках, - что бы это ни было, - забирает у Тины бокал, и ставит рядом со своим, - поверь, детка, - меня не заинтересует! Он приближается к ее губам, уголки которых, сейчас тянутся вверх в предвкушении чего-то очень вкусного. Упирается руками по бокам от нее на спинку и подлокотник дивана, нависая сверху, и лижет языком ее нижнюю губу. - Что ты делаешь, Чон? – Тина отвечает ему тем же – по его верхней губе. - Хочу тебя! - Еще? - Еще много. Еще больше. Всегда! - Бери много! Бери еще больше! Бери всегда! Чонгуку голову кружит от горячего тела любимой под ним, что так открыто и доверчиво отзывается на его ласки. Снова тонет в плавящемся янтаре ее глубокого взгляда. С ума сходит от тяжелого дыхания и тихих стонов, от того, как она, прикрывая глаза, так сладко улыбается, выгибается навстречу, когда он проводит мокрыми губами по, искрящейся золотом, наколке на ее коже на ребрах. Боже! Ему не хватит всей жизни, чтобы насытиться ею, ее губами, ее запахом, ее бархатной кожей. Не верит этому счастью, как она так легко угадывает его желания, его настроение. Пару часов назад, когда он брал ее так грубо в зале у зеркала, она обжигала в ответ своим огнем. Сейчас же, когда он медленно, но не менее страстно любит ее, Тина самовольно утопает в этой нежности, и каждым движением, каждым стоном, каждым взглядом отвечает лаской и безграничной любовью. Она для него идеальна. Она создана для него. И он всю свою жизнь будет любить. Всеми оттенками, всеми возможными гранями своих эмоций, он будет любить ее. Ни за что, никогда и никому не отдаст ее. То, как они чувствуют эмоции друг друга совершенно на необъяснимой и неуловимой волне, для Чонгука загадка. Но факт того, что он чувствовал ее любовь и поддержку задолго до того, как узнал ее, неоспорим. Разве может происходить подобное наяву? Может! Теперь Чонгук в этом уверен! И только теперь он понимает, почему когда-то так отчаянно ждал и прислушивался в тишине к своим ощущениям, желая вновь почувствовать то мягкое, еле уловимое тепло рядом с собой. Потому что, где-то глубоко, но верил, что есть на Земле человек, который чувствует его, его сердце, его душу. И этот маленький, порой колючий, но такой ранимый человечек оказался таким прекрасным для него. Жаль, что он может выражать любовь только взглядами, действиями, заботой, лаской и телом. Открылся бы еще какой-нибудь способ выразить все то, что он чувствует к Тине, он бы незамедлительно им воспользовался. Чонгуку сейчас мало слова «любовь», чтобы выразить все, что живет в нем. Он одержим. Он безнадежно болен. Он любит и хочет ее еще глубже, еще больше, еще сильнее. - Тиин-нааа… хочу тебя сегодня везде, - шепчет он сухими от долгих стонов и быстрого дыхания ртом губами. - Я… вся твоя, мой вкууссн-нныый. Сегод-няя, и всег-ддаа. - Т-ты… Ты готова? - Готова, - Тина улыбается с хитрым прищуром, а в глазах столько желания и предвкушения! Чонгуку от этих слов и этого взгляда любимых глаз сносит крышу. Он осторожно выходит из нее, и тянется к ящику прикроватного столика. Достает оттуда аптечный пакет, а из него - смазку с презервативами. Тина лишь улыбается тому, что и на этот раз они планировали одно и то же, будто вместе. Чонгук бросает все рядом, и снова нависает над Тиной. Целует глубоко, мокро, вылизывает юрким язычком ее рот. А Тина вплетает пальцы в его влажные волосы на затылке, притягивая ближе. Хочется раствориться в нем, расплавится горячей лавой и потечь по его жилам. Его губы и обжигающий язычок, что сейчас вылизывает ее шею, сводят с ума. Его запах, смешавшийся с ее запахом, образующий терпкий, тягучий аромат оседает на ее губах, и Тина нетерпеливо слизывает его между стонами. Как можно так любить? Как можно так хотеть? Как может разрываться грудь от переполняющих чувств настолько, что все это ощущается физически? Тина не знает. Но ни за что, никогда и никому не отдаст это все! Чонгук мягко и легко переворачивает ее на животик, и широко разводит ноги, подложив под нее подушку. Разве не должна Тина чувствовать неловкость или стеснение, находясь перед ним в такой открытой позе? Может быть. Но она не чувствует. Она лишь еще больше раскрывается перед ним, приподнимая попку, и фиксирует бедра, упираясь о кровать широко разведенными коленями. - Детка! Боже! Ты невероятная! Прекрасная!- Шепчет Чонгук, устраиваясь между ее бедрами. Накрывает набухший мокрый клитор губами, а Тину дергает от остроты и сладости ощущений. - Чо-онн! – Громко стонет и подается навстречу пальцам, которые скользнули внутрь, задевая чувствительную точку внутри. Чонгук дразнит, растягивает удовольствие. Вылизывает розовые складочки, поднимается к влагалищу языком, откуда выскальзывают пальцы, и проводят, чуть надавливая к маленькой сокращающейся дырочке. Кружит пальцами вокруг, расслабляет, и через минуту уже давит одним пальцем в проход. Слышит томное «Даааа», и следует губами по той же линии. - Ты такая вкусная, детка! – Отвечает таким же тяжелым шепотом, оставляя короткий поцелуй – укус на левой ягодице. – Такая горячая! – Оттягивает еще больше в сторону ту же половинку, и накрывает губами узкое колечко с собственным пальцем. Тину начинает пробивать мелкая дрожь от такого натиска ласк. - Хочу еще, Чоон!- На выдохе бросает Тина несдержанно, и сама насаживается на палец. Чонгук не дает договорить, как убирает палец, и переворачивает ее снова на спину, а Тина от неожиданности теряет воздух в стоне. Он выдавливает обильно смазку на пальцы, растирает их, наклоняется к ее лицу, заглядывает в глаза, в которых он готов безвозвратно захлебнуться. - Я не причиню тебе боли, Сладость. Обещаю. А Тина только доверчиво и ласково улыбается в ответ, притягивая его ближе для поцелуя. Чонгук не заставит ее долго томиться без своих губ. Он широко мажет по губам Тины, скользит языком между губ, а пальцами, сразу двумя по первые фаланги, внутрь. Тина выгибает спину, и крепче сжимает пальцами его волосы, выстанывая его имя в поцелуй, а через пару мгновений снова сама подается навстречу, разрывая поцелуй. - Тииннаа… - Тянет Чонгук, ей на ушко, цепляя зубами мочку. - Мне не больно, п-правда, Чон, давай, ну же… - Такая жадная… - До тебя безмерно жадная… Он погружает пальцы в горячую узость по самые костяшки, вырывая протяжный стон с губ Тины. Начинает быстро, но плавно двигать ими внутри, растягивает, давит на податливые стенки. Раздвигает пальцы в стороны и накрывает губами набухший сосок, сжимает на нем слабо зубы, а Тина упирается пятками, чуть приподнимает таз, и начинает двигаться в такт его движениям. Ее уносит от новых ощущений наполненности, от тонкой грани между болью и наслаждением. Она теряет голову, связь с миром. Чонгук медленно добавляет третий палец, и плавно крутит ими внутри, еще больше растягивая. Ее стоны и то, как она с готовностью и наслаждением принимает все, что он дает, приносят истинное удовлетворение и мучение одновременно от того, что так труднее себя сдерживать. - Чо-онна, прош-шу теб-бя-ааа… Тина не хочет больше ждать. Не может больше оттягивать. - О чем ты просишь, Сладость? – Чонгук хочет услышать это. Его с ума сводит то, как она просит еще больше. Смотрит в ее глаза, убирает взмокшие волосы с любимого разрумянившегося лица. - Хочу, чтобы ты вошел в меня, Чон… Пожалуйста, я не могу больше. Она отвечает сбивчивым шепотом, и распахивает шире глаза, не в силах оторвать взгляд от него, когда тот подрывается, садится между ее ног, зубами разрывает упаковку, и раскатывает презерватив по ноющему члену. Когда выдавливает обильно смазку, и распределяет по всей длине. Когда приподнимает ее правую ногу, держа под коленом, и опускается обратно, опаляя ее губы горячим дыханием. Капли пота стекают по его вискам. Она вытирает их ладонью, и заводит пальцы в мокрые волосы. Улыбается ему в губы, лижет язычком, другую ладонь опускает на его бедро, чуть давит. - Чоо-он-на-а, пож-ааааах! – Чонгук не дает закончить фразу. Он медленно, плавно, но сразу на полдлины входит, и жмурит до белых бликов глаза, выпуская со свистом воздух через сжатые зубы от того, как сильно его сжимают. - Расслабься, детка. Все хорошо, моя Сладость. – Целует ее щеки, глаза, носик, губы. Его разрывает от чувств к Тине. – Прости, милая. Скоро боль пройдет. А Тина только лихорадочно машет головой из стороны в сторону, гладит его по лицу, тяжело дыша, а через мгновение тянет счастливую улыбку. - Мне не больно, Чон. Ты же обещал, что не будет больно. И сдержал слово. Мне очень хорошо, правда! Чонгук на пробу немного толкается внутрь. Тина расслабляется, пускает его глубже с тихим, приглушенным стоном. Он приподнимается на коленях, проводит ладонью от ее мокрой шеи вниз между грудями к низу живота, и накрывает большим пальцем клитор. Начинает поглаживать, чуть надавливая, от чего Тина стонет громко, закинув голову назад. Сама начинает двигаться. Сжимает пальцами уже влажную простынь. Слышит его громкое дыхание и срывающиеся стоны, выгибается в спине. - Д-да-аа… Ччо-он-на, ещ-щёёё… Чонгук с ума сходит. Он не верит, в то, что видит и происходит сейчас. Не чувствует больше ни кровать, на которой они находятся, ни ноющего напряжения в мышцах. - Господи, Тина! Не могу больше! - Не держи себя, милый! Нн-нууу-аааа… Чонгук ускоряет темп, вводит два пальца во влагалище, и в одном ритме начинает двигаться в ней, теряя самообладание и сдержанность. Стоны Тины, такие сладкие и просящие о большем, срывают крышу. Он выходит и скользит обратно внутрь по всей длине. Смотрит вниз, видит, как его член и пальцы исчезают в ее мокрых поблескивающих дырочках, чувствует, как болью отдает напряжение в паху, поднимает взгляд на любимую, голова которой мечется на подушке. Видит, как выступают мелкие капли испарины на ее теле. Их стоны все громче. Он чувствует, как стенки со всех сторон начинают сокращаться. - Дет-тка, отк-крой глаза! Пос-смот-три н-на мен-ня! Тина послушно смотрит в его черные бездонные омуты. Снова и снова падает в них с головой. Не знает, кого благодарить: Бога или Дьявола. Но готова до конца жизни благодарить кого угодно, кто бы это ни был, за такое счастье в жизни. - Ты такая сладкая! Боже! Такая красивая! Чонгук шепчет, как в бреду между стонами. Тина замирает на мгновение. - Да, дет-ткааа! Бля-ааааать! Он чувствует, как горячие стенки резко стискивают его член внутри. Слышит, как Тина громко и протяжно кричит от накатившего оргазма, выгибая спину так, что он шипит от давления на своем члене. Замирает внутри, глубокой узости, скользит наружу пальцами из влагалища, не отрывая глаз от кипящей лавы во взгляде любимой, облизывает их, собирая на языке ее сок. Еле держится, когда опускается к ней и целует глубоко и влажно. Начинает двигаться рвано и быстро, глотая хриплые стоны Тины в поцелуе. - Даа! Боже! Чоооон! Дааа! – Тина разрывает поцелуй, и сжимает пальцы на его спине, разрывая ногтями кожу. Слышит громкий рычащий стон сквозь сжатые зубы где-то в области шеи. Чувствует сильно пульсирующий член внутри, когда Чонгук кончает в презерватив. Не может сдержать счастливую улыбку и каплю слезы, сорвавшуюся с уголка глаза. Чонгук приподнимается на дрожащих локтях, хочет утолить острую нужду в поцелуе. Замечает сорвавшуюся слезу, что скрывается в волосах, оставляя мокрую дорожку по виску. Хмурит в беспокойстве брови, и: - Тина? Сладкая, прости! – начинает судорожно целовать все лицо любимой. – Я сделал больно? Прости, малыш! Я снова не сдержался. А Тина ладонями гладит его лицо, успокаивает, улыбается, ловит его взгляд. - Ты сделал меня счастливой, Чон! Не сдерживайся! Слышишь? Не сдерживайся никогда! – Ее улыбка подтверждает все слова. Чонгук выдыхает облегченно, и прикрывает глаза в щемящей сердце нежности и ласке, что дарят ее касания и хриплый голос. - Каждый раз, как вижу твои слезы, меня бросает в ужас от того, что мог причинить боль, Сладость. – Шепчет он, прижимаясь к ее опухшим, мягким губам. - Я не жалею ни об одной своей слезе от тебя, жизнь моя! Утром их будит телефонный звонок. Джиён сообщает, что через час им нужно будет уже выезжать. Начинается отсчет до того момента, как они покинут эту страну, и отправятся в новую жизнь. В их совместную жизнь. Где они будут строить семью, привыкать к новому, и, конечно, будут любить друг друга еще больше. Чонгук счастлив. Он смотрит на Тину и думает о том, что эта спонтанная поездка и его решение привели его к самому лучшему в его жизни, что могло бы быть. Признает, что, если все то, что ему пришлось пройти, было ценой того, что он видит сейчас перед собой, то он безмерно благодарен всем трудностям, всем тем дням, когда он пребывал в отчаянии, и всей многогранной грусти, что было в его жизни. Он нашел здесь себя, нашел отсутствующий пазл в своей жизни, обрел счастье и любовь. И теперь, Чонгук точно знает, что всю жизнь положит на то, чтобы не разочаровать и сделать счастливой свою единственную Тину. А его единственная сейчас похожа на пацанку в этих джинсах и толстовке на замке оверсайз, бейсболке, козырек которой она так старательно тянет вниз, и капюшоне, что она натянула поверх бейсболки. Чонгук тихо смеется в кулак, наклонив голову к груди, наблюдая за тем, как она тщательно прячет свои огненные пряди под всем этим, и недовольно выдыхает, топчется на месте, прямо как ребенок. - Ну, чего ты смеешься надо мной? Не могу их спрятать! Первый раз думаю о том, что нужно перекраситься! – Ворчит она, крутясь у зеркала в ванной. - Не нужно тебе перекрашиваться, Сладость, - мягко успокаивает Чонгук, обвивая руками ее талию. – Не нервничай так. Все пройдет хорошо. Под капюшоном они не видны. Тина, милая, успокойся. Давай же. Тина расслабляется в объятиях Чонгука. Его тихий ласкающий голос стирает всю нервозность и тревогу. Она прикрывает глаза и дышит ровно, утыкаясь носом в шею любимого. - Хорошо. Да, ты прав. Прости. Я чего-то разнервничалась. Скорее бы все закончилось уже. – Шепчет она все туда же, щекоча его кожу. По прибытию на место, Тина снова натягивает козырек ниже на лицо, застегивает замок толстовки до подбородка, и тянет выше, чуть ли не до глаз, маску. Чонгук оставляет на ее губах короткий поцелуй через маску, сжимает напоследок ее пальцы. - Не смотри по сторонам, детка, хорошо? Смотри вниз и просто шагай. Я прямо перед тобой. Тина коротко кивает в ответ, и он выходит из минивэна, закидывая рюкзак на одно плечо. Вмиг крики, вспышки, шум накатывают со всех сторон, а Чонгук, как и всегда, щедро одаривает всех поклонами в знак благодарности. Люди Джиёна еле сдерживают толпу, которая рвется на него. Тина жмурит глаза. Дыхание сбивается. Чонгук делает пару шагов вперед, и оборачивается назад в поисках Тины, что до сих пор находится в машине, и сжимается, вдавливаясь в кресло сиденья. - Я проведу ее после тебя, Чонгук, сразу следом. Так будет лучше. – Слышит он голос Джиёна за спиной, который мягко подталкивает его ко входу в здание. Он кивает, молча, бросает взгляд снова на Тину, которая сейчас уже тоже смотрит на него, и тоже кивает. Джиён провожает Чонгука до двери. Люди, стоящие внутри, в ту же секунду облепляют его, и они направляются в сторону гримерной. А Джиён возвращается за Тиной. - Я не могу протянуть тебе руку, Тина. Опусти голову, выходи, и просто иди к двери, не оглядываясь, хорошо? – Почти шепчет он Тине, чуть наклонившись вперед и, не поднимая глаз. Тина, молча, кивает, и выходит из машины. Она вдыхает глубоко. Шума меньше, вспышек не так много. Но, все же, есть те, которым интересно, кто еще выходит из авто Чонгука следом. Тина задерживает дыхание, и, почти бежит в сторону входа, даже не оглядываясь на Джиёна. «Смотреть вниз», - напоминает она себе мысленно. Сразу за дверьми, вторая группа охраны так же облепляет их с Джиёном, и ведут дальше вглубь здания. Она выдыхает. Чувство легкой паники и тревоги, которое она держала под контролем до этого, накатывает, когда за ней закрывают дверь гримерной, и она попадает сразу в крепкие объятия Чонгука. Голова кружится. Собственный пульс в висках давит настолько, что причиняет боль. Дыхание рваное и поверхностное. - Все хорошо, Сладость! Все хорошо! Ты молодец! – Успокаивает Чонгук ее, гладя по голове, и стягивая капюшон с бейсболкой. Сам снимает с ее лица маску, и мягко накрывает ее губы. – Шума и криков больше нет. Видишь? Здесь только я. Я с тобой, малыш! Чонгук чувствует, как быстро бьется ее сердце. Чувствует внутри себя ее волнение и беспокойство. Обнимает, медленно покачиваясь из стороны в сторону. Дыхание выравнивается. Он чувствует, как она расслабляется. - П-прости. Я з-зап-паниковала. – Шепчет она ему в шею. – Все хорошо, Чон. Я в порядке. Спасибо, милый. Тина натягивает улыбку, и немного отстраняется, когда в дверь стучат. Джиён заходит в комнату, оглядывая обоих. - Ты все проверил? – Спрашивает Чонгук, протягивая бутылку воды Тине. - Да! Все работники закулисья соответствуют спискам. – Он кивает в подтверждение своих слов, и Чонгук принимает ответ. - Тина, родная, садись сюда, - Чонгук берет ее за руку, и ведет к дивану справа от них. – Сейчас зайдет визажист. Только один человек. Я буду видеть тебя через зеркало, - показывает рукой в противоположную сторону, где на стене висит большое квадратное зеркало, освещаемое по периметру лампами, и сразу перед ним стоят стол и кресло. - Чон, я, правда, в порядке. Не переживай! – Тина улыбается шире и увереннее, умиляясь его заботе. - Ой, брось, Тина! Пользуйся, пока он такой! Потом будешь вспоминать, как нечто из другой жизни! – Шутит Джиён, подмигивая ей, и смеется, когда видит угрожающий палец Чонгука, направленный в свою сторону. - Веди маляра, просвещенный! – Смеется тоже с другом, и переводит палец в сторону двери. Джиён скрывается за дверью, предварительно вернув лицу самый беспристрастный и беспрекословный образ, а Чонгук опускается на корточки перед Тиной, берет ее руки в свои, целует обе ладони с внутренней стороны, и опускает подбородок на ее колени. - Я не успел тебе сказать: прошлая ночь была лучшей в моей жизни, Сладость! Каждый раз ты открываешься мне с новой стороны. И я готов всю жизнь до последнего дня исследовать все твои стороны! - Эммм…, - тянет Тина, прищурив глаза, и немного наклоняет голову к плечу. – Звучит неоднозначно и очень интересно, Чон! Но принимаю и отвечаю на любой вариант значений этих слов! – Тихо смеется, а в следующую секунду наклоняется к любимому лицу, и оставляет легкий поцелуй на приоткрытых губах. – Таких ночей будет еще немереное количество, мой вкусный!- Уже шепчет в губы, заглядывая в любимые омуты. - Я так сильно те… «бя люблю» остается недосказанным потому, что в дверь стучат, и заходит молоденькая девочка с огромным саквояжем наперевес. А Чонгук встает, посылает воздушный поцелуй Тине, когда «маляр» проходит мимо него к столу, и направляется туда же, в кресло. Тина неотрывно смотрит на процесс преображения. Конечно, бывали времена, когда макияж был более ярким и заметным, но и сейчас за какие-то несколько десятков минут, она видит, как ее Чон превращается в Чонгука, который принадлежит всему миру. Но ей и не жалко. Ведь мир видит образ. А она одна видит настоящего Чона, который принадлежит только ей. Тине этого достаточно. Тине большего и не нужно. Примерно через полтора часа перед ней крутится Чонгук, разведя руки в стороны. - Ну как тебе, Тина? – Улыбается широко, и играет бровями. Тина смотрит на него снизу вверх: кожаные ботинки черного цвета на высокой шнуровке до икр, заправленные в них кожаные, обтягивающие бедра штаны, рваная рубашка того же цвета, открывающая ключицы, и расстегнутая на три верхних пуговицы, и красный пиджак со стоячим воротом, обшитый черными ремешками. Глаза выделены легким макияжем, губы блестят, а в нижней сверкают два кольца, волосы уложены назад, а выбившаяся прядь из челки, опускается на лоб до брови с неизменной штангой. - Это Чонгук! – Улыбается Тина, немного, тушуясь. – Это сжигающий весь мир Чонгук! Он чуть наклонятся вниз, заглядывает ей в глаза, и: - Только знай, Тина, что сердце Чонгука, душа Чонгука, разум Чонгука и тело Чонгука – это Чон. Ты помогла мне это вспомнить, понять и принять, Сладость! И Чон этот принадлежит только тебе! А миру мы оставим лишь эту глянцевую оболочку! Тина смотрит в глаза напротив, и видит только Чона. Влага скапливается в уголках глаз, но она не позволит сейчас огорчить ими любимого. - Я очень хочу сейчас тебя поцеловать, Чон, но не стану. Не буду портить оболочку и расстраивать мир.- Тина морщит носик при этом, и упирается лбом в его грудь, а он заводит пальцы в ее волосы, массирует кожу, немного тянет. - Тина, я … - Готовность в три минуты!- Прерывает Джиён, распахивая дверь, и снова он не договаривает, а Тина отходит на шаг, освобождая путь. - Все, иди! – Улыбается она, глядя в его глаза. Потому что, сейчас она видит любимого только в них. - Обещай встретить меня со сцены сразу за кулисами, Тина! - Обещаю встретить тебя со сцены, милый. И мы уедем отсюда вместе. И со мной будет мой Чон! Джиён хлопает его по плечу, торопит, и другой рукой тянет Тине наушники. - Так ты можешь послушать выступление! И еще, Айгю на месте. Приведу ее сразу после выступления. Она молодец, что взяла билеты в первом ряду! Не выходи пока он не закончит, лучше запри дверь! Он улыбается и подмигивает ей перед тем, как скрыться в узком проходе выхода на сцену. - И это наш грозный телохранитель! – Тихо смеется она вслед, когда ее взгляд цепляется за девушку в коридоре, которая стоит чуть поодаль, и смотрит на нее. На ее шее висит карта работника, поэтому, Тина только улыбается ей, и заходит в гримерную, не забыв прокрутить внутренний замок больше для того, чтобы ей не помешали послушать выступление. Она отправляет короткое сообщение Айгю, сообщая о том, что Джиён ее заберет сразу после выступления, и вставляет наушники как раз вовремя, когда стихает шум ревущего зала и начинает играть вступительная часть песни. Закрывает глаза и позволяет унести себя его чарующему голосу в обволакивающую невесомость. Ритм песни ускоряется вместе с ее сердцебиением. Тина заламывает брови, образуя складку между бровями, когда понимает, что Чонгуку снова не хватает воздуха от того, что он исполняет тяжелую хореографию и поет одновременно. «Держись, любимый!», - шепчет она, не открывая глаз. Чувствует горячую волну в груди, которую она выпускает из себя. Так бывало всегда, когда она настраивалась и в желании поддержать его, как будто отправляла часть своей души к нему на помощь. Это были забытые ощущения. Но такие родные и приятные, что Тина поднимает уголок губ в легкой улыбке, от того, что все еще может это делать. Когда Чонгук допевает последнюю песню, и выступление подходит к концу, она спешно убирает наушники, бросает их на диван, и выходит из комнаты навстречу любимому. Она идет по темному проходу к сцене, и слышит шум зала, который скандирует имя Чонгука. Сейчас Тина чувствует гордость за него, улыбается. Еще минута, и она обнимет его крепко, скажет, что любит! Ведь неважно, кто это скажет первым! И, тем более, что это и так уже понятно. И Тина уверена в его любви. А слова – это просто слова. Но сейчас Тина так хочет их произнести. Еще минута… Тина поднимает глаза, и видит, как девушка с длинными волосами выходит в проход откуда-то справа, и идет ровными быстрыми шагами навстречу, не сводя глаз. Тина узнает в ней ту девушку, которую видела перед тем, как зайти в гримерную. Она снова улыбается ей, заметив, что та так и не сводит глаз, но улыбка медленно сползает, а по спине пробегает холодок, когда понимает, что на лице девушки нет и тени на доброжелательность. Наоборот, там только ненависть и ярость. Тина чуть замедляет шаг, когда девушка проходит мимо, и выдыхает облегченно, прикрыв глаза на секунду. «Просто показалось. Наверное, рабочие моменты. Она же сотрудник, Тина! Успокойся!», - Тина успокаивает себя, и поднимает снова голову. Смотрит вперед. Осталось всего четыре шага! Она уже видит свет от прожекторов. Музыка уже не слышна, а, значит, Чонгук скоро появится, а, значит, ей нужно поспешить. Четыре шага. Тина делает первый шаг и глубокий вдох – ее хватают сзади за плечи, и она чувствует, как что-то ее укололо в области поясницы, справа от позвоночника. «Что это такое?» Выдох – еще раз чуть выше, и Тина слышит скрежет метала между собственных ребер. Тина не успевает ни подумать о том, что происходит, ни вымолвить хоть слово. Она лишь смотрит вперед на выход на сцену, где с минуты на минуту должен появиться Чонгук, а ей нужно быть там. «Чон» Вдох – и она чувствует, как холодный метал уже входит в ее тело спереди. И только сейчас Тина осознает, что происходит, и чувствует, как жгучая, острая боль пронзает все ее тело. Слышит, будто в тумане, голос у самого уха: «Теперь он будет свободен! А ты сдохнешь, тварь!». Голос кажется знакомым. Да! Она слышала его раньше. Но где? – Уже не важно! Тину отпускают. Она боится выдохнуть, и не смочь больше вдохнуть. Отчаянно пытается удержать в себе тот последний глоток воздуха, чтобы дойти до света, что маячит в трех шагах впереди. «Дойти до Чона» В глазах начинает темнеть. Проход перед ней шатается в глазах. В голове жуткий звон и скрежет метала. «Держись, Тина! Только не выдыхай! Еще пара шагов и ты на месте! Ты же обещала Чону! Ты должна его встретить! Только бы успеть!» Чувствует, как горячая, вязкая кровь пропитывает майку и толстовку. На секунду сжимает веки до боли, до ярких бликов под ними. Поджимает губы, чувствуя солоноватый вкус крови, что уже подступает к горлу. Не дыша, осторожно делает шаг, затем второй. И вот он! Ее Чон идет к ней навстречу. Тина пытается улыбнуться ему в ответ. Боли почти уже нет. А он такой красивый! Весь мокрый, смотрит на нее, и быстрым шагом идет со сцены. «Ну, конечно! Снова почти на износ!» Его улыбка дарит покой. Он – ее любовь, ее счастье, ее жизнь! Тина чувствует, как кровь бурлит в горле. Она заполняет рот. Запах и вкус железа ударяет в сознание. Она не может больше сдерживать внутри тот последний глоток воздуха. Хочется откашлять эту кровь, что, кажется, уже течет из носа. Чонгук уже тянет к ней руки, улыбается, не замечая от яркого света со сцены бледное лицо Тины, что стоит в тени закулисья. А Тина уже не может держать в себе ничего: ни кашель, ни воздух, ни кровь. Она тянет навстречу к нему руку, а в следующую секунду из горла срывается булькающий кашель, а изо рта выплескивается кровь, которая стекает с губ по подбородку и на одежду. Чонгук хмурит брови, замирает на месте все так же, с протянутыми руками. Улыбка сползает с лица, когда до него доходит, что то, на что он смотрит это кровь. Ее так много, что она не капает, она течет изо рта. Он подрывается с места с ужасом в глазах. Мерзкий, липкий страх пробирается мгновенно в его нутро. Хватает любимую в тот момент, когда она падает, все еще мелко кашляет. Он оседает на холодный бетонный пол с Тиной на руках. У самого ноги дрожат, руки дрожат. Дышать тяжело. - Джиён! Джиёёён! – Кричит он, не в силах оторвать глаз с любимого, испачканного кровью лица. Тина прикрывает глаза, наконец, оказавшись в крепких родных руках. «Я дома» Чонгук судорожно, рваными движениями пытается очистить лицо своего счастья, рукавом, а потом и ладонями вытирая щеки, губы и подбородок, но все тщетно. Слезы застилают глаза. Он испускает, будто весь воздух из легких, не в силах дышать. Не может, у него не получается очистить красивое, любимое лицо от крови. Почему? Ну, почему?! Опускает вниз глаза, в поисках причины, почему его Тина вся в крови. Он трудно соображает. Замечает, как чуть ниже ребер, ее толстовка мгновенно окрашивается в алый, и давит на рану дрожащей ладонью в отчаянной попытке остановить кровь. - Тина! Тина!- Он шепчет, как в бреду. – Что это такое, детка? Нет, нет! Открой глаза, милая! Слышишь? Открой глаза, Тина!- Кричит во весь голос, разрывая слизистую. – Джиёён! Тина открывает глаза, и мутным взглядом ловит глаза любимого. Замечает, что капля крови испачкала его красивое лицо, тянет трясущуюся руку, и вытирает красное пятнышко со щеки пальцем. - Чоон. - Шепчет из последних сил, но она должна успеть это сказать ему. – Я безмерно люблю тебя, жизнь моя! – А Чонгук роняет слезы из глаз. Нет же! Не так это должно было быть! Неет! – И все же, ты – моя невозможность, мой Чон! Тина тянет слабую улыбку, вытирает с его лица уже слезы, и не в силах больше держать глаза открытыми, закрывает их с еле слышным «Прости, любимый», чем без ножа режет его сердце, оставляя непередаваемую словами, неуемную боль, которая никогда не пройдет. - Нет! Нет! Неет! – Чонгук сходит с ума. Его накрывает отчаяние, боль, страх, безысходность! – Тина, неет! Слышишь? Открой глаза! Открой глаза, милая! Ну как же так? Тина! Прошу тебя! – Он не может ее вот так потерять. Он не позволит. Но что же нужно сделать? Он не знает. Где же все? Где Джиён? – Тина, черт тебя дери, открой глаза! Ты ведь обещала! Я запрещаю! Тина, неет!- Он кричит не своим, нечеловеческим голосом. - Слышишь, запрещаю тебе покидать меня! Последние слова он теряет в собственных рыданиях. Чонгук поднимает голову и смотрит на толпу, что их окружает. Кто-то звонит в скорую, кто-то зовет на помощь, а кто-то просто смотрит, как он теряет смысл жизни прямо сейчас. Он прижимает хрупкое тело к груди, целует все, что попадается. Пачкается сам в ее крови. - Дыши, Тина. Слышишь? Только дыши, умоляю тебя. – Чонгук отчаянно пытается удержать любимую, шепчет как сумасшедший, плачет, как потерявшийся ребенок, и качается на коленях, прижимая крепче к груди свое счастье. Может быть, он сможет так удержать ее? В сознание Тины врезается оглушающий, душераздирающий рёв. Чонгук кричит отчаянно, подняв голову, разрывая все пространство вокруг полным боли, совершенно лишающим вероятности, что он – человек, воем. «Прости меня, любимый! Я слышу тебя. Только ответить не могу. Боже, помоги ему! Не дай ему сломаться! Я так тебя люблю, Чон! Так сильно тебя люблю, жизнь моя! Ты подарил мне счастье. Показал мне свою прекрасную любовь. Нет на свете женщины, счастливей меня, душа моя! Я ни о чем не жалею, родной. Я всегда буду с тобой, Чон! Только держись!»***
- Отпусти ее, Чонгук! Мы должны успеть! Слышишь? Мать твою! Мелкий! Отпусти ее, мы еще можем успеть!