IMPOSSIBLE/ Невозможность

Зима - лучшее время года! Не так ли? Сегодняшнее время.       - Весёлая была смена, да?       Минджун. Высокий парень со стройным подкаченным телом, классическими корейскими, красивыми чертами лица, чёрными, как смоль, прямыми волосами, прикрывающими наполовину уши, с прямым пробором. Белый халат на его широкой спине смотрится просто крышесносно. Всеми, начиная с докторов, заканчивая санитарками, любимый и обожаемый, добрый, отзывчивый Минджун, с постоянно сияющей улыбкой и чёрными глазами, работает в клинике почти год. За это время он зарекомендовал себя, как высококвалифицированный хирург, отличный друг и просто хороший человек. Минджун смотрит всегда прямо в глаза. И для него нет в этом ничего неприличного. Для него это показатель того, что он открыт и прост, ему нечего прятать и скрывать.       - И не говори, Минджун. Я, прямо, с ног валюсь сегодня. Скорее добраться домой и вытянуть их - единственное важное дело, оставшееся на сегодня! - Отвечает медсестра с чёрными длинными волосами, спускающимися ниже лопаток. - Сегодня, будто все сговорились на экстренные операции. Больше не зови меня к себе в ассистенты! Мне и моей непосредственной работы хватает! - Показательно направляет указательный палец на парня.       - Да, брось, Тина! Весело же было! А в знак благодарности, предлагаю тебе личный транспорт в виде моего железного коня, что быстрее ветра, и милого, улыбчивого водителя, который угостит тебя самой вкусной уличной едой, из всей, что ты ела, в виде себя!       Минджун разводит широко руки в стороны и низко кланяется, на что Тина смеётся заливисто, откинув голову назад.       - Совершенно не сомневаюсь в твоих способностях, доктор Минджун! Но я, всё же, откажусь. На общественном транспорте я доеду быстрее. Каким бы быстрым не был твой железный конь, перелететь через пробки он не способен!       Тина проходит мимо доктора по белому коридору хирургического отделения, высоко поднимает руку и машет ему, не оборачиваясь, прежде чем зайти в женскую раздевалку для сотрудников. И не видит, как сползает широкая улыбка с красивого лица Минджуна, и, как тоскливо смотрит он ей вслед. Смотрит вслед уже в который раз после которого отказа. 7 месяцев назад.       Минджун работает в этой частной клинике для иностранцев в Пусане четвёртый месяц, когда появляется девушка с рыжими волосами чуть ниже плеч, невысокого роста, в серых классических брюках с ремнём такого же цвета, что и волосы, белой свободной рубашке, заправленной за пояс брюк, с закатанными рукавами до локтя, и в туфлях без каблуков под цвет ремня и волос. Она выглядит немного растерянной, бегает глазами во все стороны. Конечно, понятно, что она иностранка.       - Хана, дай мне, пожалуйста, карты новых пациентов.       Минджун смотрит на девушку за стойкой лишь секунду, и снова поворачивает голову на рыжую девушку, что так привлекает его взор.       - Спасибо, - забирает несколько папок, и делает шаг к девушке, которая, явно, не обойдётся без помощи.       - Добрый день. - Улыбается ей, обращая на себя внимание. - Я могу Вам помочь чем-нибудь?       - Ох! Добрый день, д-доктор... Минджун! - Девушка чуть кланяется, смотрит на бейджик, закреплённый на нагрудном кармане халата, и отвечает с улыбкой. - Да. Я ищу кабинет доктора Джи Вона.       - Доктор Джи Вон сейчас на обходе, но я могу Вас проводить до кабинета. Вы можете подождать его там.       Минджуна с первого взгляда цепляет Тина. Не может сказать, чем именно. Может быть, глубиной янтарных глаз, может грустью, что сидит в их глубине, может улыбкой, которую она так старательно натягивает, думая, что она скроет ту грусть. Не знает чем. Но ему, с каждым шагом к кабинету главного врача отделения, с каждым коротким взглядом, что он бросает на профиль её лица и на опущенные ресницы, хочется сильнее и острее узнать её поближе, пообщаться, а может, и помолчать просто вместе. Он замечает, что на ней нет обручального кольца, и коротко улыбается этому факту. Только вот, как начать разговор, он никак не может придумать, а кабинет становится всё ближе.       - Откуда Вы к нам приехали? - Всё же неуверенно, но решается начать хоть с чего-нибудь.       - Эмм... Из России. Я из России. - Снова с натянутой улыбкой.       - Оу! У нас нередко бывают пациенты из России! А как Вас зовут?       Минджун сам не понимает, какая нелепая и глупая сила сейчас движет таким его ужасным подкатом. И, вроде, всегда он находит правильный путь в таких делах. Ну, находил. До сегодняшнего дня. Он на секунду закрывает глаза, пытаясь собрать мысли в кучу, и, заодно, даёт себе подзатыльник, тоже мысленно. А девушка, видно, замечает конфуз на лице доктора, и улыбается по-доброму. И, конечно, она понимает, к чему может привести этот разговор. Вернее, к чему хочет его привести доктор Минджун.       - Тина. Меня зовут Тина, доктор Минджун. И вечером я занята. Сегодняшнее время.       Минджун стоит всё так же в коридоре, вспоминая первый отказ, который дала ему Тина, даже не дождавшись предложения. Роняет голову на грудь, и, тяжело вздыхая, разворачивается на пятках в сторону мужской раздевалки. Если бы он только знал, какими ещё путями подходить к Тине. Если бы только Минджун знал, что никакие пути, на самом деле, не приведут его к Тине. Если бы только знал, что любовь к единственному мужчине на свете поселилась внутри неё огромной тоской. Находится на её коже золотым свечением и, портящими гладкость, шрамами. И если бы только знал, что она и эти шрамы ни за что и ни на что не променяет. Не смотря ни на что!

***

      Он целует нежную бархатную кожу, и не может насытиться ни вкусом, ни запахом, ни видом своей любимой, что так сладко тянет его имя на шумном выдохе, когда он скользит языком по золотому проблеску небольшой наколки на её рёбрах, прямо над сердцем. Сжимает её тело в руках, подминает под себя, а внутри не отпускает тревога, что она исчезнет, испарится и он её не удержит.       - Люблю тебя, слышишь? Безумно тебя люблю!       Шепчет, как сумасшедший между поцелуями, и:       - И я люблю тебя безмерно, мой вкусный, - слышит в ответ.       Улыбается губами на её коже, ведёт ими к солнечному сплетению, и... чувствует неровность на коже - чуть выпуклую, гладкую, но твёрдую небольшую вертикальную линию в сантиметра полтора. Хмурит брови, сам чувствует вдруг боль в той же области. Разъедает изнутри чувство вины. Душит. Кромсает изнутри. Распахивает широко глаза в попытке сделать хоть маленький вдох, видит перед и под собой только простыню.       - Нет! Не-ет! - В немом крике сходит с ума. Снова исчезла. Снова один.       - Не-е-ет!!! - Чонгук просыпается от собственного крика, и подрывается с подушки. Жмурит сильно глаза, и растирает ладонями лицо мокрое от выступившей испарины. Зачесывает отросшие волосы пальцами назад, и ступает босыми ногами по холодному паркету. Голова раскалывается. Кажется, он, всё же, перебрал снова с виски. Этой янтарной жидкости требуется с каждым разом всё больше и больше для того, чтобы хоть немного перестать чувствовать давящее нытьё в груди. Хотя. Кого он обманывает? Боль под градусом становится в разы сильнее. Как там говорилось? Клин клином?       - Тебя ни одним клином не выбить, чёртова ты бестия!       В сердцах бросает Чонгук в холодную, тёмную тишину, и бредёт на балкон в чем есть - в домашних тонких штанах, сползших ниже тазовых косточек. Кожа покрывается мгновенно мурашками от прохладного ночного воздуха. Чонгук игнорирует практически ледяной пол, закрытого прозрачным стеклом, балкона и порывы мокрого ветра, бьющего его разгоряченное тело, покрытое испариной после сна. Достаёт из уже полупустой пачки сигарету, и вдыхает отравляющий, едкий дым в лёгкие. Закидывает голову назад, и выдыхает его в небо - такое низкое, хмурое.       - Люблю тебя, Тина. Слышишь? Безумно тебя люблю.       Шепчет в небо. И где-то глубоко внутри надеется, что она услышит. Что она ответит. Может быть, так же, всматриваясь в небо, прямо сейчас.       Ведь тогда она услышала.       Услышала и ответила.       Услышала и вернулась к нему из темноты, чтобы ответить.       Его передергивает, и дрожь проходится по всему телу сейчас, как и каждый раз, когда он думает, или вспоминает о страшных событиях, произошедших почти 4 года назад. 3 года и 8 месяцев назад.       - Чонгук!! Посмотри на меня!! - Юнги хватает лицо младшего ладонями, и силой поднимает его, заставляя посмотреть и услышать свой голос. - Отпусти её, мелкий, давай! Мы успеем!       Чонгук ослабляет хватку рук на Тине, вытерает слезы тыльной стороной ладони. А двинуться не может. Боль и страх внутри настолько сковывают, что он не может заставить своё тело подчиниться.       - Пак, машина подъехала?       Чонгук слышит и видит всё вокруг, как в замедленной съёмке через вакуум. Смотрит на Юнги, на своего друга, и наверное, если бы был в силах, или, если бы он сейчас не был так зол на небеса, то непременно благодарил бы их за то, что он сейчас здесь. Его хватают за плечи, и оттаскивают, помогая встать на ноги. А в следующую секунду его Тину хватают на руки.       - Тинаа! - Еле слышно произносит он, смотря, как её голова безвольно свисает, а лицо испачкано кровью.       - Чонгук! Давай! Мы должны успеть! Нас уже ждут!       Чонгук поворачивает голову на голос, и видит напротив глаза Джиëна. Где-то глубоко вспыхивает злость и на него. Но не сейчас. Не сейчас он будет разбираться со злостью к нему. Сейчас всего главнее в этом гребаном мире - спасти его Тину. А уж потом он займётся всем остальным. Обязательно займётся! Он лишь коротко кивает, немного приходя в себя, и идёт уже широкими, быстрыми шагами в сторону выхода, куда секунду назад Юнги унёс Тину. Впереди мелькает девушка, с длинными каштановыми волосами, которая бежит за Юнги, старясь придерживать голову Тины на ходу. Через ещё пару секунд он видит Пака, который говорит по телефону точными выражениями, прижимая плечами его к уху, и сам помогает выкатить носилку из машины экстренной помощи. Они укладывают Тину на неё, и закатывают обратно. Чонгук вслед шагает внутрь, бросая на ходу Юнги, чтобы тот ехал следом. А девушка с каштановыми волосами протягивает телефон:       - Чон, это её телефон. Он выпал из кармана.       Тот принимает телефон, и убирает его сразу в карман, чтобы не запачкать.       - Айгю, - кивает в ответ.       Дальше всё происходит очень быстро. Чонгук даже порой не успевает проследить за действиями медработников, которые разрезают одежду Тины, накрывают её лицо маской, трубка которой подсоединяется к аппарату. Зажимают раны, герметизируют две из них, проверяют пульс, дыхание, устанавливают катетер, вводят какие-то препараты. И всё это сопровождается непрерывными комментариями на абсолютно непонятном языке. Чонгук опускает взгляд на лицо Тины, что сейчас настолько бледное, что, кажется, это не лицо живого человека, вовсе. Он не замечает, как снова катятся слезы, как до треска в мелких суставах он сжимает пальцы в кулакекулаке, а губы поджимаются. И только через вечную минуту он слышит равномерный писк аппарата, дающий знать, что сердце любимой бъется. Он впервые за всё это время вдыхает глубоко воздух и, кажется, спазм внутри немного ослабевает. Так хочется коснуться её, дать знать, что он рядом. Но Чонгук не смеет даже двинуться, боясь помешать людям, которые в данную минуту спасают жизнь Тины. Значит, его жизнь.       - Я не позволю, слышишь? Не отдам тебя! - шепчет еле слышно.       При входе в клинику уже ожидает другая бригада медработников. Чонгук выпрыгивает из машины, помогает выкатить носилку, и выдвинуть ножки на колёсах. Он лишь коротко гладит Тину по волосам, и снова отходит в сторону, боясь помешать, или задержать. К нему подбегают Юнги и Айгю. Вместе. Кажется, они ехали в одной машине. Айгю, не задерживаясь, бежит внутрь, оставляя чуть позади мужчин.       - Чонгук, давай, пойдём внутрь.       - Юнги...       Чонгук не может произнести те слова, что вдруг вихрем пронеслись в его голове. Но по его глазам и так читается всё предельно отчётливо. Страх и отчаяние - вот, что видит сейчас Юнги в этих глазах, что стали ещё темнее.       - Нет, мелкий! Ты не будешь сейчас думать об этом! Ни сейчас, ни когда либо ещё! Я знаю Чонгука, который не сдаётся! Не уступает!       Юнги не нравится видеть своего младшего в таком состоянии. Он не привык. Ведь тот никогда не показывал слабость. Ему больно смотреть в эти полные слез глаза. Больно видеть этот страх.       - Ведь, ты же говорил, что эта неделя была, как целая жизнь, Чонгук! Значит, Тина тебе подарила эту жизнь! Так неужели сейчас, когда ей так нужна твоя поддержка, ты не будешь сильным?       Чонгук хмурит немного брови, между которыми пролегает морщина. Он будто постарел за эти минут двадцать на десять лет. Нет! Он не сдастся, не уступит! Ведь это его Тина! Его Тина там сейчас лежит. Наверное, в бессознании ей тоже страшно.       - Пошли скорее, Юнги!       Он срывается почти на бег. Его охрана, что по пятам следует от самого концертного зала, его люди, которых он сейчас готов голыми руками разорвать на мелкие куски, потупив взгляд, кланяются и рукой показывают куда идти. Они поднимаются на этаж выше, где в конце коридора прямо перед ними закрываются двери после всеми ненавистных слов в этом месте "ждите". Айгю садится на скамью рядом, уронив голову на руки, локтями упирающимися в колени. Чонгук сползает по стене напротив, нечитаемым взглядом уставившись на закрытые двери. А Юнги подходит к окну, и садится на широкий подоконник. Никто из них не осмеливается задать вопросы, мучающие больное сознание: "Кто сделал? И как так получилось?" Чонгук смотрит на свои трясущиеся руки, на которых высохла и потрескалась кровь. Вся одежда пропитанна ею, и неприятно облипла тело. И первый ответ "Ты сам,в первую очередь, виноват!" набатом начинает стучать в голове. Он до боли и белых бликов в глазах сжимает веки.       "Только не оставляй меня, Тина!"       Кажется, сейчас самое время вспомнить все молитвы, которые он давно забыл. Кажется, сейчас самое время по-настоящему поверить в Бога. Сейчас Чонгук готов поверить во что угодно, в кого угодно! Просить, молить, договариваться с кем угодно! Только бы не забрали у него Тину. Эта боль в груди, что разъедает и разрыхляет его сердце, отравляет душу, и кромсает сознание - неужели она чувствует сейчас её в себе тоже? Неужели где-то в глубине, его любимая страдает так же от этой боли? Господи! Дай же ей сил вернуться. Пусть она услышит мольбу его сердца, и вернётся к нему!       Чонгук не замечает, как снова катятся слезы. Не замечает, как содрогаются его плечи в отчаянном, безмолвном рыдании. Чувствует, как опускается ладонь на плечо, и вздрагивает, распахивая глаза. Юнги садится рядом с младшим.       - Чонгук, тебе нужно быть сильным. Нельзя отчаиваться, мелкий! Ведь это наше правило! Помнишь?       - Юнги, я с ума сойду. - Чонгук может лишь шептать в ответ.       - Она сильная! - Они смотрят на Айгю, которая, кажется, ни секунды не сомневается в том, что Тина справится. На её лице нет и следа паники. В глазах нет и слезинки. Говорит так спокойно и уверенно на их языке.- Тина справится. Всегда справлялась. Она не сдастся. Свою часть, и всё, что от неё зависит, она сделает, Чон! Я уверена в этом! А тебе необходимо сделать свою часть, и не подвести её! - Девушка смотрит прямо в глаза. Её спокойной ровный тон тихого голоса не обвиняет, не корит. И это немного успокаивает. - Разберись с этим делом, Чон! Ты это должен ей. И будь сильным. Тине бы не понравилось, ей было бы больно видеть тебя таким.       - Я буду, Айгю! Буду! И разберусь со всеми, кто был виноват в этом!       Чонгук кивает девушке. А Юнги, с которым она и не заговорила даже всё это время, не считая короткого "езжай быстрее", с которым она влетела в его машину на пассажирское сиденье, когда он выезжал за машиной экстренной помощи от концертного зала, и, даже, не посмотрела ни разу, лишь молча наблюдает за ней.       Сколько минут, или часов прошло уже? Это время для Чонгука было самым тяжёлым в жизни, самым долгим и самым мучительным. За это время он говорил с Джиëном, который сообщил, что появились новости, и, что он скоро привезёт ему вещи. Он измерил этот коридор, стены которого насквозь пропахли дезраствором и медикаментами, вдоль и поперёк в шагах - 21 его шаг в длину и 4 шага в ширину. Ему становится дышать труднее. Он теряет терпение. Нытьё в груди лишь усиливается. А они все до сих пор молчат.       Чонгук выходит из уборной, где переоделся и привёл себя в порядок. Слышит быстрые шаги и, даже, срывающиеся на бег. Мимо него пробегают две девушки и один мужчина в медицинской форме. Он видит, как они бегут в сторону двери в операционную. Туда, где лежит сейчас Тина. Сердце пропускает удар. Дыхание, кажется, останавливается. Он срывается с места, и бежит следом. Айгю, с прижатыми ладонями к губам, сидит в углу напротив дверей на корточках. Юнги, схватившись за свои волосы, смотрит то на Айгю, то в сторону дверей.       "Нет, нет, нет! Нет, Тина!!!"       - Что происходит?!       Чонгук спрашивает, сам не зная кого. Видит глаза Юнги, в которых... паника? Из операционной выбегает молодая девушка. Они все то выбегают, то забегают. Чонгук чувствует, как теряет контроль.       - Что, мать вашу, происходит?! Скажите что нибудь!!! Почему они молчат?!       - Мелкий, успокойся!       Юнги хватает его за плечи, но не успевает удержать, как тот срывается к двери, и начинает долбить в неё руками.       - Тина! Тина, нет! Не смей, слышишь?!       Юнги и Айгю по обе стороны стараются оттащить его назад. Получается не сразу.       - Я запрещаю сдаваться, Тина! Борись! Борись, детка!!! Не оставляй меня, умоляю! Не прощу тебя, Тина! И себя не прощу! Не смей уходить!!! Сегодняшнее время.       Чонгук сжимает веки и пальцами - переносицу. Тот ужас, страх, боль и отчаяние, которое он испытывал в тот момент каждый раз с той же силой обрушивается на него, стоит только вспомнить тот день, тот час. Чувство вины, что разъедало его в течение последующих трёх лет, сейчас уже не разрушает его. Помогают сеансы с психологом, которые он посещает полгода. Но разрушает отсутствие Тины. Сейчас Чонгук готов снова бороться. Ещё немного. И он вернёт её. Вернёт своё счастье. Конечно, пока не совсем знает, как именно. Но ведь с его Тиной невозможно планировать. С его Тиной придётся импровизировать. Но сделает всё, что необходимо! Вернёт свою Тину! Умудрился же потерять! Значит умудрится и завоевать снова!       Не отдаст никому!       Тина, потому что, - его!       Чонгук, потому что, до мозга костей собственник!       - Ещё немного, детка! И я приду за тобой! И продолжу выполнять свою клятву, данную тебе! 3 года и 5 месяцев назад.       Зима - лучшее время года, не так ли?       Чонгук бы согласился с этим, в прошлую зиму, или позапрошлую, или в любую другую зиму, что он пережил. Но сегодня он отвечает, что не знает. Пока не знает. Почти 3 месяца прошло с того дня, когда он чуть не потерял смысл своей жизни. Так неожиданно, так сумбурно появившийся. Но так крепко проросший сильными корнями в его сердце, в его душу, в его разум.       Он просыпается от беспокойного сна на диванчике в палате интенсивной терапии в Больнице Сеульского Национального Института, куда привезли Тину. Уже почти три месяца, как Чонгук слышит писк аппаратов вместо любимого голоса в ответ, когда он говорит с Тиной. Почти три месяца, как Тина находится в коме.       После того, как поймали и посадили девушку, чуть не убившую её, и после того, как доктора разрешили перелёт, они все прилетели в Сеул. Чонгук бы никогда не подумал, что когда-нибудь он почувствует острое желание придушить, лишить жизни кого-либо, особенно, если это девушка. Но просматривая запись с допросом и судом над той, кто была причиной всему произошедшему, он ощутил дрожь в конечностях и неимоверную злость от того, что не дотянется до её шеи, и не сможет лишить глотка воздуха.       Сейчас Тина не остаётся ни на минуту одна. Её мама, Чонгук, Айгю, Джиëн, Сон Пак, Юнги, и, даже, остальные его друзья по группе - все они либо вместе, либо по одному, но всегда находятся рядом. Чонгуку же остаётся только официально прописаться в этом отделении, и в этой палате. А персоналу остаётся только и напоминать, формальности ради, что время посещения ограничено, что они не могут находиться в палате все вместе, и, что это всё происходит последний раз.       - Тина! Доброе утро, детка.       Чонгук улыбается, подходя к кровати, и оставляет лёгкий поцелуй на виске Тины.       - Что тебе снится, милая? Может быть, сегодня ты захочешь открыть глазки, и вернуться ко мне?       Он грустно улыбается, подумав о том, что уже потерял счёт дням, которых он начинал с этого вопроса.       - Скоро придёт твоя мама, Тина. Постараемся её обрадовать сегодня? Иначе, боюсь, что она, все-таки, сдержит слово, данное 3 месяца назад и убьёт меня собственными руками!       Конечно, мама была зла, обижена, ненавидела Чонгука, обвиняла во всём его, подтверждая и ещё глубже вгоняя в его измученное сознание чувство вины. Но сейчас, она видит его мучения, его страдания, его любовь и заботу к дочери. Никто из них даже мысли не допускает о том, что Тина не проснётся. Все только терпеливо ждут её пробуждения.       После обеда в палату заходят Джиëн, Юнги и Айгю, с пакетами с едой и одеждой для Чонгука. Последний, как раз читал очередную книгу Тине. Он, наверное, не читал столько за всю свою жизнь, сколько перечитал, находясь в этой палате. Просто где-то слышал, что люди, находящиеся в коме, могут слышать, то, что им говорят. А Тина любит читать и слушать книги.       - Чонгук, ты как?       Юнги обнимает младшего, и садится на диван.       - Неплохо, хëн. Мы читали. - Чонгук возвращается на своё место на стуле рядом с Тиной. - Айгю. Какие новости? Была на собеседовании?       - Да! - Девушка улыбается широко, и гордо тянет голову. - Прошла! Теперь я сотрудник в крупной сетевой аптеке!       - Я и не сомневался! Ты молодец! - Чонгук искренне улыбается и радуется новости, теперь уже и его собственной, подруги.       - Только вот с таким характером вряд ли она там продержится.       Айгю мгновенно перестаёт улыбаться после слов Юнги, и:       - Грубым островитянам слова не давали!, - отвечает, продолжая смотреть только на Чонгука, на что тот лишь усмехается, и смотрит с прищуром. - Я спущусь в кафе за кофе нам.       - Я пойду с тобой. А то, мало ли, яда нам сплюëшь своего! - Юнги выходит за девушкой, подмигнув младшему.       Джиëн, который до сих пор так и стоял почти возле двери, наконец, подходит ближе, всматриваясь в лицо Тины, а затем переводит взгляд на Чонгука.       - Как вы тут?       - Уговаривал её сегодня открыть глаза и вернуться ко мне. Надеюсь, получилось. Вот жду. - Чонгук смотрит на любимое лицо, приглаживая её волосы. - Ты как, Джиëн?       - Чонгук, я хотел поговорить с тобой.       Джиëн ловит немного нахмуренный взгляд друга, как он ещё надеется.       - Думаю, мне лучше уйти в отставку, Чонгук. Я облажался. Подвёл тебя и Тину. Не думаю, что есть вероятность того, что доверие ко мне останется после этого. - Чонгук скрещивает руки на груди, и хмурит брови ещё сильнее. - И вы будете правы. Я подберу надёжного человека, подготовлю его сам, а после уйду. Вряд ли заслуживаю прощения, поэтому не посмею его просить, Чонгук. Просто, если когда-нибудь я смогу быть полез...       - Сейчас! - Чонгук не даёт договорить.       - Что?       - Ты можешь быть полезным сейчас, Джиëн! Я знаю, что ты чувствуешь. Знаю, что тебя мучает. Знаю, потому что сам это чувствую. И в первую очередь виноват я сам, Джиëн! Мы оба виноваты! Но, разве мы не должны исправить ошибку? Я уверен в том, что раз ты ошибся, значит это сделал бы любой другой. Я уверен, что и Тина сказала бы то же самое. Признаю, что в тот день я сильно на тебя злился, Джиëн. Но сейчас я понимаю, что лучше тебя мне, нам с Тиной не найти на твоё место. Ты мой друг, Джиëн. Ты всегда был опорой. И я не хочу терять такого друга и такую опору. Если ты хочешь просто уйти на отдых, уйти, чтобы поменять жизнь, или начать её новую, я пойму. Но из-за чувства вины уйти не дам.       Чонгук, кажется, видит накопившуюся влагу в печальных глазах друга, и:       - Ну нет, Джиëн! Ты только недавно ведь научился улыбаться и смеяться! Твои слезы я видеть ещё не готов! Это уж точно тебе не идёт! - смеётся тихо, обходит кровать, и обнимает за плечи. - Клянусь, Тина меня убьёт, если узнает, что довёл тебя до слез!       Друзья шумной компанией побудут рядом ещё пару часов, и уйдут, обещая зайти и завтра. Джиëн, теперь уже спокойнее и увереннее, даже немного повеселев, начнёт возвращаться в более привычный друзьям образ. И, даже, заметит, что "между этими двумя остроязычными явно что-то не спокойно", имея в виду Юнги и Айгю.       - Тина, я так скучаю!       Чонгук всматривается в лицо любимой, гладит большим пальцем тыльную сторону её ладони, и на глаза снова наворачиваются слезы, которые он смахивает сразу, будто, боясь, что она их заметит.       - Я столько раз мог сказать, что люблю тебя, милая! И столько раз упускал эти моменты! Я такой дурак, детка. Ты ни разу от меня не услышала эти слова! А из твоих уст они прозвучали так прекрасно, но мне так больно от них, Тина!       Он целует уголок её глаза, и ему так сильно хочется, чтобы эти веки открылись, что, кажется, что ее ресницы подрагивают.       - Родная моя, милая! Я клянусь, я буду говорить тебе о своей любви не менее сотни раз за день. Вернись ко мне, любимая! Услышь меня, детка, прошу тебя!       Он кладёт голову ей на плечо, и шепчет, как в бреду:       - Люблю тебя, детка! Слышишь? Так сильно тебя люблю!       - Люб-б-лю т-теб-б-бя, Ч-чо-он...       - И я! И я те...       Чонгук открывает глаза, и боится поднять голову. Боится посмотреть на Тину, и понять в очередной раз, что показалось. Затихает, прислушиваясь к сердцебиению и её дыханию. А собственное, почти остановилось в ожидании.       - Люб-биим-мый...       Слышит! Ведь слышит? Не показалось! Он резко поднимает голову и смотрит в блеск любимых янтарных глаз, тоска по которым уже искромсала всё его нутро. Боится. Чонгук так сильно боится, что это сон, или грёзы. Видит, как слеза катится по виску Тины, сорвавшись с того самого уголка, что он целовал минутами ранее.       - Тина... - Бережно касается пальцем её лица, стирает мокрую дорожку, ведущую к волосам. - Тиинааа...       - Ты меня звал, милый. Я вернулась.       - Люблю тебя, Тина! Бесконечно сильно люблю тебя!       - И я люблю тебя, душа моя! Безмерно люблю тебя!       Зима - лучшее время года! Не так ли?