***
Мысли крутились в голове, не давая уснуть. Казалось, что чешутся даже кости. Было мерзко. Совсем не весело. Эта мысль заставила желудок сжаться. Дрожащие пальцы запутались в ярко-рыжих волосах, сильно дергая. Дыхание перехватило, невидимая волна подкатила к носу. Он не мог дышать. В комнате за дверью стояла тишина, нарушаемая лишь размеренным дыханием. Где-то там, в темноте на кровати, прижавшись, из-за отсутствия рыжика, спиной к стене, спал Жан Моро. Эта мысль должна была отрезвить, но нет. Не помогло. Нат лишь сильнее стал хватать ртом воздух. Бесшумно. Тусклая лампочка в ванной не слепила глаза, она слабо освещала белую комнату, отбрасывая тень сгорбленный фигуры на входную дверь. Прямо перед ним висело зеркало. Из его глубины, прямо в душу парня, смотрели бледно-голубые глаза его мучителя. Виновника всех его страданий. Он ненавидел это. Ненавидел себя. За то, что так похож на своего отца. — Мэри была права... Лучше бы ты убил меня в тот вечер... Ребёнок стоит в холодном, сыром подвале. Один. Совсем один. Ему впервые поручили самому, без сопровождения, пытать человека. Ему семь и он стоит напротив подвешенного за руки к потолку мужчины. Это был обычный должник... Маленький Нат не понимал, зачем вообще ему нужно было брать деньги у такого, как его отец. Это было глупо. Очень глупо. Никогда не берите в долг, если не собираешься отдавать. Это может быть опасно. Задача стояла простая — нужно узнать о тайнике. Финансы Натана не успели уйти далеко от мелкого застройщика. Тот не успел закупить абсолютно ничего. За это его, собственно, и поймали. Год. Целый год парень пинал хуи в надежде на безнаказанность. Зря. Отец не любит, когда его финансовые активы бездельничают. — Здравствуйте, дядя, — очаровательная улыбка появилась на лице ребёнка. Привязанный дёрнулся в его сторону, глаза его загорелись надеждой. — Мальчик! Ох, боже! Помоги мне, помоги скорее! — казалось, мужчина начал задыхаться от облегчения. Он уже видел, как рыжий мелкий идиот отвязывает его руки, открывает дверь и осторожно выводит. Он бы тут уже сорвался из страны вместе с одолженными деньгами. Натаниэль не спешил его разочаровывать. Ему дали чёткую цель. Информация и страдания пленного. Как всегда. — А почему вы тут, дядя? — он похлопал глазами, медленно подбираясь ближе. Большие голубые глаза, рыжие непослушные кудри, пухлые детские губы, светлая одежда — всё это внушало доверие. Непонятно, почему люди так слепо надеялись на детей. Это всего лишь мини люди. У некоторых всё ещё нет даже базовых навыков. А этот старый кретин стоит, практически плача от облегчения. Ведь он искренни верит, что это рыжее чудо ему поможет. Хах! Как бы не так... — Мы с твоим папой играли, — голос срывался и хрипел, он всё сильнее дёргал руками. — А потом он ушёл и забыл про меня, а сам я не могу выбраться. Натаниэль понимающе закивал. — Мальчик. Мне очень нужно, чтобы ты меня выпустил. Иначе игра, в которую мы играем с твоим папой, закончится. А я не хочу... — ещё одно глупейшие действие. Почему-то некоторые взрослые думают, что абсолютно всё дети — идиоты. — Мой папа сейчас пытается уснуть. А он не любит, когда шумят... Поэтому я здесь. С вами, — Натаниэль снова смущенно улыбнулся. — Мы можем подождать здесь, пока он не уснёт, и выйти. Поиграем у меня в комнате, — о, да. Это было легко. Легко обмануть человека, переполненного отчаяньем. Нужно лишь дать ему надежду. А его воспалённый мозг сам додумает счастливый финал. Проще простого. Мужчина закивал. Он расслабленно выдохнул, закрывая глаза; кажется, он даже забыл о привязанных руках. Младший Веснински двигался быстро. Схватил одну, свободно болтающуюся, ногу, он прижал её к стене. Там сработал датчик движения. Железное кольцо плотно обхватило конечность. Тоже самое со второй. Должник выглядел удивлённым и растерянным. — Что ты творишь?! — он кричал. — Дядя, как вас зовут? — он знал. Знал его имя и игнорировал вопрос. Доверие. Нужно вызвать у человека чувство доверие. И безопасности. Со вторым, конечно, буду проблемы. Но это не настолько важно сейчас. — С.. Стен, — голос дрожал. — Милый. Мне очень нужно, чтобы ты отцепил меня. Меня дома ждёт дочка. Такая же малютка, как и ты. Вы бы подружились, я уверен, — он заикался и хрипел. Ему было очень страшно. Но про дочь Нат знал. Как и про жену. Пожилую мать, которой должник оплатил билет в Швецию. Хотел, чтобы она была подальше. А ещё ребёнок знал про татуировку. Тату с именем дочери. Он доверчиво распахнул глаза и улыбнулся. — Правда?! Я так хочу с ней подружиться! Давайте попросим папу и он привезёт её сюда. Мужчина побледнел. — Нет-нет-нет!! — он закашлял, трясясь. — Я сам... Сам её привезу. Только отпусти. Нат больше не слушал. Он подставил стул и забрался на него. Теперь их лица разделяли сантиметры. — Я.. Я могу это сделать. Но... — он запнулся, изображая жалость. — Вам нужно сказать, где вы спрятали папин клад. Он сказал, что это важно. Скажите и я отпущу вас. Папа не узнает, — он понизил голос до заговорщеского шёпота. — Милый... — голос снова дрожал. Как и тело. — Я не знаю. Правда не знаю, где он, — мужчина плакал. По лицу текли слезы. — Ты веришь мне? Рыжий мальчик покачал головой и улыбнулся. Из рукава светлой кофты выскользнул тонкий нож. Должник стал вырваться, стараться скинуть ребёнка со стула на пол. Ударить его и выбраться, но... Всё было бесполезно. Его крепко держали верёвки. Нож вспорол рубашку. Испорчена вещь упала на пол. А вот и татуировка! Прямо под сердцем. Кончик лезвия прошёлся вдоль красивых букв. — Клэр... Это ваша дочь? — мужчина затряс головой, снова брыкаясь. — Как вы думаете?... — произнёс он задумчиво. Из только что сделанного надреза потекла кровь. Мужчина скривился. — Она была бы рада быть тут? — ещё надрез. — Я бы хотел, чтобы она была тут, — ещё один. — Возможно даже со своей мамой... — Нат сделал вокруг тату кровоточащий квадрат. — Как её? Кажется, Беатрис, — голос был писклявым и тихим. Конечно, ведь он ребёнок. И от этого становилось ещё страшней. — А её бабушка! — тут он воскликнул. — Она её так любит, так любит. Может, если я поиграю с ними, вы скажите, где клад? Мальчик убрал нож от кожи и посмотрел должнику в глаза. — Вы взяли чужое. Обманули. Это не хорошо. — Пожалуйста.. Мальчик стал срезать кожу с татуировкой. Мужчина взвыл. Кричал и плакал. Молил отпустить. Давил на жалость, а потом затих. Сорвал голос. Натаниэль наколол отрезанный лоскуток на кончик ножа и поднял к глазам жертвы. Кровь стекала на живот, а после капала на пол, образовывая небольшую лужицу. — Ваш последний шанс, сер. Или вы говорите, где деньги или я с удовольствием займусь вашей доченькой. А мой папа вашей женой, — задумчиво нахмурившись, рыжий продолжил. — Знаете.. Моя мама так давно уехала... А моему папе так одиноко. Ему очень не хватает кого-то рядом. Чтобы было приятно.. Он сам мне так говорил, — привязанный снова задергался. — А ещё говорил, что ему очень понравилась ваша дочурка... Что она такая милая и голос у неё красивый... И кричать она тоже будет красиво. — Хватит! Адское отродье! Дьявол! Прекрати! Я всё скажу.... — если в начале монолога он яростно кричал, то под конец уже хрипел. Натаниэль ненавидел себя. Ему было противно. Он, разумеется, знал. на что намекал, когда говорил о дочери и жене. Он знал, что такое сексуальное насилие. Он не раз его видел. Но ещё ни разу не ощущал на себе. И каждую ночь мальчик молился, чтобы так и оставался в неведении. Должник всё рассказал. Адрес, конкретное место, даже цифровые координаты. А после умер. Умирая, долго кричал и называя ребёнка Дьяволом. Что ж, Натаниэль был с ним согласен. Он ненавидел себя.***
Парень очнулся от воспоминаний, когда ощутил новый приступ тошнота. Он кинулся к туалету, сгибаясь пополам. Его выворачивало на изнанку. Рыжего било крупной дрожью, судороги сжимали всё тело. заставляя падать на пол; голова нестерпимо болела, а перед глазами плыло. Противный писк в ушах заставлял морщиться. Его ломало. Последнюю таблетку он принял около семи часов назад. В последнее время он любил задерживаться с новой дозой, до последнего оттягивал момент провала в наркотическое веселье. Он хотел понять, хотел убедиться, что он всё ещё жив. Всё ещё человек и может чувствовать.... Нет. Не может. Как только действие таблеток заканчивалось, наступала беспросветная апатия. Он не хотел ничего. Он не чувствовал ничего, кроме боли и тошноты. Ему было всё равно абсолютно на всё и всех. После этого он закидывал в себя сразу четырьмя таблетками и целые сутки бегал без передышки. А потом был жестокий отходняк. Четыре таблетки — это слишком много. Из-за передозировок он мог неделю не смыкать глаз. Вся еда, что попадала в организм. выходила через десять минут. Было плохо. Сейчас рыжий садится, прижимаясь к стене спиной. В руках оказывается бутылка виски, что всё время стояла рядом. Несколько крупных глотков и он опускается на пол. Холодный кафель обжигает голый торс. Снова судороги. Он выпивает половину бутылки залпом. Его снова тошнит, Натаниэль сдерживает рвоту, давая алкоголю подействовать. — Быстрее, быстрее, быстрее... — тараторит он в бреду. Перед глазами прыгали разноцветные пятна. Тело горело и чесалось. С трудом поднявшись на четвереньки, рыжий дополз до противоположной стены — там был душ. Вывернув кран на самую горячую воду, он включил его. Сначала было холодно, потом тепло, а затем на его спину обрушился кипяток. Он шипел, прижимаясь лбом к полу. Спина покраснела и стала чесаться ещё сильнее. В комнате заклубился пар. Через пару секунд горячей пытки он вывернул кран в другу сторону. На спину полился ледяной поток. Снова зашипев, он сжался на полу, вцепившись зубами в ладонь. На языке появился металлический вкус. Он сплюнул. Смешиваясь с водой, на пол стекала кровь. Нат лёг на живот, снова прижимаясь лбом к кафелю. Вода хлестала парня по спине. Его затрясло. Рвота подступила к горлу, но он не мог двигаться. Тело колотило так сильно, что со стороны могло показаться, что у него приступ эпилепсии. Перед глазами всё сильнее темнело. Перед тем, как полностью отключится, он услышал звук распахивающийся двери, вода больше не обжигала своим холодом.***
Жан клубочком сжался на полу перед кроватью. Он вздрагивал от каждого, даже самого тихого, звука. Руки тряслись, а глаза и нос щипало. Напротив него, закутанный в одеяло, лежал Натаниэль Веснински. Его Ти, его любимый брат. Обычно язвительный и неугомонный, сейчас он почти не дышал. Его истощенное тело дрожало даже во сне. Французу было страшно. Страшно, что он не успел, страшно, что Нат больше не посмотрит на него, страшно от осознания, что он больше не увидит такие красивые и чистые голубые глаза. Рыжий ненавидел их, а Моро восхищался. Натаниэль говорил что это — глаза чудовища. Француз видел в них только нежность и любовь. Никогда эти глаза не причиняли ему боль. Брюнет злился каждый раз, когда кто-то сравнивал брата с его отцом. Злился и влипал в драки, в которых всегда побеждал. Как могло быть иначе? За его спиной всегда стоял рыжий бес, готовый защищать до своего последнего вздоха. И француз клялся, что будет с братом до конца. Пока смерть не разлучит их. Вот только... Умереть они должны были вместе. Когда-то очень давно, ещё совсем маленький, Жан пообещал. Пообещал, что если с рыжим что-то случится, Моро уйдёт за ним. Уйдёт куда угодно. Оставит всё, что имел на этот момент и уйдёт вместе с ним. Куда угодно. Когда угодно. Не спрашивая причины. Натаниэль тогда посмотрел на него широко распахнутыми глазами, а затем расплакался и свернулся клубочком в надёжных руках брата. Как давно это было... Одеяло зашевелилось, послышалось сдавление мычание. Жан подорвался, подползая ближе к кровати. Он шептал. Тихо, но так, чтобы было слышно. Он знал, что рыжий сейчас переживает сильнейшую ломку и голова от этого раскалывалась. — Ти.. Это я. Жан. Твой брат. Я рядом, я помогу. Парень выдохнул, когда на его затылок опустилась дрожащая рука. Голубые глаза, покрытые пеленой боли и дезориентации, впились в его лицо, осматривая. Голос хрипел и ломался. — Мой ангел, ты в порядке? Тебе не больно? Жану снова хотелось плакать. Он снова думал лишь о нём. Никогда о себе. Натаниэль всегда делал так, как-будто его жизнь ничего не стоит. Моро разрывало от этого каждый раз. — Я в порядке, Ти. Я в порядке. Хриплый смех, а затем шипение. Француз подскочил на ноги, хватая со стола баночку с таблетками. — Милый, нужно выпить это, — он взял бутылку с водой и открутил крышку. — Давай же... Две таблетки легли на высунутый язык, пара глотков. Действовать они начинали в течении минуты. Нужно было лишь подождать... Пока наркотик не начал работать, Нат, находясь в бреду, заговорил. — Ангел... Я ужасен. Ужасен и отвратителен. Я его копия. Нет! — он воскликнул, хватая ртом воздух. — Я ещё хуже.. — Да или нет, Ти? — Да, мой милый ангел. Всегда да... Рыжий расслабился, как только знакомый руки прижали его к себе. Родной запах окутал, принося чувства безопасности. — Ты никогда не станешь Им. Ты замечательный, Ти. Ты самый лучший. Самый заботливый и добрый из всех, кого я знаю. Я люблю тебя, Ти. Ты самый лучший... — Моро повторял эти слова, словно молитву, уткнувшись носом в рыжие кудри. Он не замечал, как сжимался от этих слов его брат. Не обращал внимания, когда тот перестал дышать от них. Он говорил правду. А Натаниэль ломался... Ломался от призрения к себе. Говоря о том, что таблетки забрали все эмоции — он врал. Несколько осталось. Ненависть и отвращение. Он ненавидел себя. Ему хотелось блевать от слов, что так нежно шептал родной голос. Но и эти эмоции держались в голове не долго. До первого нарко-прихода. До тех пор, пока их не вытесняло химическое веселье и эйфория. После этого ему становилось плевать. Его начинало забавлять отношения француза к нему. Отношения, как к личности, как к полноценному человеку. Он не являлся ни одним, ни другим. Он был... Он просто был. Жил и выполнял команды. Те, которые запрограммировал сам и те, что давал ему японец. Жан. Вот смысл его жалкого существования. Вот, почему он всё ещё расходовал кислород. Ему нужно защитить его. Нужно сделать его счастливым. Поэтому завтра он увезёт его от сюда... Плевать, что нужно сделать ради его полной свободы. Он сделает. Сделает всё. Натаниэль отпустит его, но всегда будет рядом. Будет оберегать и хранить. До своего последнего вздоха...