Воздаяние

«Это люди, которые встали на путь ошибок и уже идут к наказанию своему. Они принимают «слово пацана» за Закон Божий. В финале они уже понимают, что есть закон выше пацанского. Но ты уже ничего не поделаешь с тем, что совершил. И страшно, что это засасывает не только их, но и самых близких людей, они все туда валятся, в эту пропасть». Л. Зулькарнаев о героях сериала «Слово пацана» (передача "Белая студия", цитата взята из тг канала Л. Зулькарнаева).

***

Юнусович соизволил выйти из оцепения и крикнул что-то в окно милицейской машины. Засуетились, забегали, сообщили по рации. К приезду скорой Наташа находилась в полнейшей шоке. Весь подол её платья был залит кровью Адидаса. Девушка не могла самостоятельно ни встать, ни ответить на вопросы. Она окаменела и не моргала. Два санитара расцепили её руки и положили Вову на носилки. Рудаковой вкололи успокоительное и помогли подняться в машину. Она рухнула рядом с возлюбленным и схватила его руку. Терять время было нельзя, потому машина завыла сиреной, замигала маячком и понеслась в сторону больницы. Всё было плохо. Вова потерял много крови. Врачи оперировали его, но надежды не было. Он мог умереть в любую минуту. Сообщили семье. Кирилл Суворов, держась за сердце, еле брёл к палате. С одной стороны его поддерживал Марат, с другой – Диляра. Палату охраняли два мента. Сидели около двери на кушетке. Смерили взглядом Суворовых, ничего не сказали. Были предупреждены, значит. Марат закрыл дверь и, держа отца под локоть, подошёл к кровати. Там лежал Вова. Их Вова. Пот катился градом с его лба, щеки украшали нездоровый румянец. Хриплые стоны вырывались из пересохших губ. Капельница вонзилась в русло выступающей вены на руке. Отец глядел на своего сына. На своего первенца. Его мальчик, самый дорогой, самый родной.. Его мальчик где-то оступился. Что же он, как отец, не досмотрел? Вопрос без ответа. Его мальчик теперь умирает. Его радость, его надежда. Да, он отрёкся от него три часа назад. А сейчас не было ничего важнее этого человека под белым одеялом. Взрослый огромный Вовка казался маленьким, слабым. Как тогда, когда он взял его впервые на руки в роддоме. Маленький Вовка смешно морщил розовый носик и недоумённо смотрел на улыбающегося отца. Не выдержав, Кирилл рухнул на колени, уткнулся лбом в матрас и завыл, сгребая руками одеяло. Он выл и рыдал одновременно, проклиная эту жизнь, эту страну, это время. - Папа, встань! Папа, не надо! – кричал Марат, заливаясь слезами. Диляра так же ревела и дёргала мужа за ворот пиджака. - Вовочка, сыночек мой! Вова! – сокрушался безутешный отец. – Кто тебя в это втянул, кто?! Марата била дрожь. Он обошёл кровать с другой стороны, упал в ноги брата и схватил руку Вовы. Она была горячая и шершавая. Было страшно. Как же он теперь без него? Семейную истерику прервал вошедший врач. За ним мелко семенила медсестра, подгоняемая дежурившими ментами. Окинув взором печальную картину, менты пошушукались и вернулись в коридор. Врач строгим голосом попросил всех успокоиться и не тревожить пострадавшего. Медсестра сделала уколы, эскулап осмотрел Адидаса. Кирилл, вернувшийся в реальность, прямо спросил доктора о шансах. - Да какие шансы! – отмахнулся тот. – Держится только на препаратах. Мы его заштопали, но там все сосуды в лохмотья. Возможно, понадобится ещё операция, чтобы кровотечение остановить. Но он уже не жилец. Извините, лгать не приучен. - Зачем же его мучать? – осевшим голосом спросил отец, смотря куда-то сквозь белый халат. - Допрос ещё будет, стабилизируем состояние, - равнодушно пожал плечами светило медицины. – Ильдар Юнусович здесь всем руководит, его и спрашивайте. Моё дело маленькое. Развернувшись, врач направился к двери. Через несколько секунд вся семья снова погрузилась в тягостное молчание. Кирилл сидел на краю кровати и безостановочно гладил старшего сына по волосам. Он не заметил, как у Володи дрогнули веки и мутный взгляд пытался распознать присутствующих. - Пить, - хрипло прошелестел он. – Воды!