Призрак

Если бы кто-то сейчас спросил Вольфа, что он чувствует, то, наверное, ответить он бы не смог. Все эмоции, чувства, их оттенки, отголоски — все смешалось в одно, не оставляя возможности разобраться в самом себе. Было паршиво. Тошно. Это мог мужчина сказать точно. Нужно время. Хайн раз за разом повторял себе звучащую эхом в голове фразу, треснуто усмехаясь, заливаясь очередной порцией крепкого алкоголя и с волной отчаяния в груди понимая, что легче ничерта не станет. Он растворился в этой боли, позволил ей пропитать каждую клеточку тела, ушел в этот черный омут с головой, потеряв счет дням. В один из вечеров, кажется, кто-то стучался в дверь его комнаты — Хайн не помнит точно, кто и зачем, но сорвавшиеся с языка слова проклятья, откровенный посыл и звон разбившейся о стену бутылки впечатались в память на удивление четко. Стыдно не было ничуть. В воздухе ещё долгие часы стоял запах спирта, а кривые осколки стекла ранили ступни шатавшегося по помещению наводчика, оставлявшего за собой на полу кровавые следы. Отчего же никто его более не беспокоил на протяжении четырех суток, мужчина не интересовался. Он вообще ничем не интересовался, полностью опустошив за это время бар. Своим поведением он нарушал все протоколы, инструкции, этику офицера Третьего рейха, в конце концов, однако про Хайна точно все разом забыли. Оставили наедине с раздирающим водоворотом боли, ненависти и чувством потери. И осознание этого пришло, когда на пятые сутки, стоя перед небольшим зеркалом, Вольфганг застёгивал механическими движениями пуговицы на рубашке, разглядывая пролегшие под воспаленными глазами темные круги. Выглядел Хайн отвратно, чувствовал себя паршиво, ни видеть своих соотечественников, ни слышать их голоса он не хотел. Когда-то среди этих самых голосов он чутко вылавливал один — охрипший немного от сигарет, вкрадчивый, пробиравшийся прямо под кожу, пускавший по той табуны мурашек. Теперь же слышать их Хайн не желал. Проходя мимо коллег, игнорируя приветствия и пристальные взгляды, Вольф всячески отвлекался на собственные мысли, не желая смотреть на покрытые побелкой стены, агитационные плакаты, распахнутые двери кабинетов, ряды боевых машин. Он чувствовал взгляды на себе на построении, слышал шепотки за спиной, стоило войти в кабинет. Уйти с головой в работу казалось единственным верным сейчас решением — сил на то, чтобы войти в ангар и посмотреть на то, что осталось от танка Гельберта, мужчина не нашел. Как не нашел сил и на то, чтобы взглянуть на бывшее рабочее место любовника, лишившиеся каких-либо признаков ещё недавнего его присутствия. На протяжении всего дня мужчина механически правил записи, вчитывался без особого интереса в отчеты, разглядывал карты и схемы. Ближе к вечеру он обратил внимание на толстую папку на столе — доклад о злополучных испытаниях, на листах которого сухо оказались изложены недостатки новоявленных боевых машин без тени упоминания о приключившейся трагедии. Видно, командование решило скрыть факт гибели целого экипажа, что вызвало волну праведного гнева у мужчины. Уже в следующее мгновение черная папка оказалась сброшена со стола, а тонкие листы с уймой пометок взмыли в воздух. — Хайн, — на тихий голос за спиной Вольф поначалу не обратил внимания. Лишь когда сослуживец приблизился, положил руку на плечо, наводчик поднял голову, вглядываясь в чуть полноватое лицо водителя, который быстрым взглядом окинул устроенный коллегой беспорядок, но акцентировать внимание на том не стал. — Говорили, что ты болен. Вольф сглотнул. Понадобилось пару мгновений, чтобы прийти в себя, собраться с мыслями. Лишь ощутив, как злость чуть отступила, он посмотрел искоса на сослуживца. — Кто это говорил? — Ягер, — всё так же спокойно отозвался юноша. — Сказал, что у тебя пневмония. Просил за тебя начальство, чтобы тебя не трогали эти дни, дали встать на ноги. Вольф ошеломленно моргнул. — Что ж… — начал он несмело, потирая ладонью шею. Выходит, Клаус поспособствовал тому, чтобы к Хайну попросту не лезли. — Верно, слег. — Теперь в норме? — юноша прищурился. Этот неясный интерес к себе Хайн не понимал совершенно. — Командир строго-настрого запретил тебя беспокоить. — Я в норме, — наводчик натянуто улыбнулся и похлопал рукой по ладони поверх своего плеча. Чужое беспокойство хоть и настораживало, но отчего-то вызвало какое-то приятное чувство, растекшееся горячей патокой в груди. — Скажи лучше, Яг… командир здесь? — Где ему ещё быть? После случившегося командиров собирают каждое утро на совещания, Ягер ходит мрачнее тучи. — Известно, что случилось на самом деле? Юноша, поджав губы, мотнул головой. — Нам — нет. Командование, уверен, в курсе. — Ещё бы, — зло цокнул языком наводчик, оглядывая устроенный им бардак. В кабинете он работал не один, однако коллеги уже давно покинули помещение. Нужно было хоть немного прибраться. Вновь окунувшись в собственные мысли, Вольф и вовсе позабыл о присутствии водителя сбоку от себя. Мужчина вперился взглядом в некогда рабочее место Гельберта и вновь ощутил, как свело всё тело судорогой. — Мне жаль. — Что? — шепотом переспросил Хайн, переводя взгляд с опустошенного стола на юношу. Тот слегка склонил голову и нахмурился, точно подбирая слова. — Жаль. Я слышал, Гельберт был твоим другом. Он был хорошим солдатом, отличным командиром. Вольф поджал губы, выждал пару мгновений. — Спасибо, — сдержанно кивнул он, после чего заторможенно поднялся и принялся подбирать разбросанные листы. Мехвод ещё несколько секунд потоптался у него за спиной, оглядел кабинет и поднял пару листов, положив те на край стола наводчика. С этим мальчишкой Вольфганг постоянно цапался, огрызался, потому и поддержка с его стороны оказалась более чем неожиданной. Наводчик замер посреди помещения, перебирая нерешительно пальцами смятые листы. — Тебе следует поговорить с командиром. — Считаешь? Юноша кивнул, глянул уверенно на наводчика, который продолжал стоять среди помещения, точно решая, порвать документы в своих руках на мелкие кусочки или же положить те на стол. — Оставь документы, — зоркий взгляд карих глаз метнулся к сжатым дрожащими пальцами листам, — и поговори с Ягером. Командование сейчас следит за каждым нашим шагом, опасаясь утечки. Не стоит совершать необдуманных поступков. — Ты же понимаешь, что это ни к чему хорошему не приведет, — Вольф скипнул зло зубами, смотря в лицо коллеги. — Понимаю, но приказ есть приказ, — на этих словах мехвод медленно кивнул, шаркнул подошвой сапог по полу и, попятившись, вышел из помещения, оставляя наводчика наедине с его мыслями и терзаниями. Вольф посмотрел ещё раз на бумаги в своих руках, коротко глянул на позади стоящий стол Гельберта. Погибший мужчина оказался лишь очередным винтиком в огромной боевой машине, который с чужой подачи быстро и ловко заменили другим. Эта несправедливость злила, Хайн с силой стиснул зубы, вновь топя себя в этой разрывающей боли. Он терял друзей — давно и не очень, — однако к смерти Гельберта готов не был. Вольф и не думал об этом, не допускал мысли о том, что в один миг лишится того, кому привык доверять настолько, что позволял коснуться себя, приблизиться. Смотря искоса на некогда рабочий стол любовника, он видел образ светлых глаз, сведенных вечно светлых бровей, россыпь едва заметных веснушек на лице да светлых волос, что постоянно выбривались на висках. Гельберт был тем самым истинным арийцем, с которого писали плакаты, которого ставили в пример молодняку, но и привязался Хайн к нему не из-за этого. Не из-за чистоты крови, выправки или идеальной биографии, что-то было в самом Гельберте, в его глазах, душе, движениях, что вызывало некий диссонанс — Хайн попросту не понимал, как этот человек, добрый, искренний, открытый с ним, управлялся с боевым зверем, раскидывался командами, строго наказывал и сам следовал приказам. От этих противоречий кровь кипела, вынуждая самозабвенно вжимать любовника в постель, осыпать его тело горячими поцелуями, вслушиваться в хриплый голос. С Гельбертом было увлекательно, интересно, хорошо. Вольфганг не знал, что ему делать. Волк внутри него проснулся, принялся кидаться из стороны в сторону, намереваясь разорвать ту цепь, на которую сам Хайн его и посадил, стоило начать отношения с Гельбертом, требовал теперь крови и мести за несправедливость. Мужчина вышагивал по пустому серому коридору, вдыхал запах краски и замер, лишь очутившись перед дверью в чужую комнату. Ягер наверняка уже отдыхал — время, в конце концов, было позднее, — но Хайн все-таки занес руку и постучался негромко в дверь. Та распахнулась быстро, точно хозяин комнаты и впрямь ждал гостей. Вглядевшись в чужие светлые глаза, Вольф не увидел и тени удивления. — Разрешишь? Клаус молча отошел в сторону, впуская ночного гостя и прикрывая за ним дверь. Хайн прошелся внутрь, осмотрел обстановку и без разрешения умостился на стул, сложив на груди руки. Ягер тем временем кинул короткий взгляд на наводчика и направился прямиком к стеллажу, из которого вытащил сосуд с заплескавшейся янтарной жидкостью и два стакана. Уже вернувшись к столу и разлив виски по емкостям, Ягер устало сел на стул, сразу же подхватывая стакан пальцами. Вольф чуть выждал, прежде чем пододвинуть к себе стакан с алкоголем. Отчего-то спешить не хотелось, мужчина огладил пальцами холодный хрусталь, осмотрел содержимое, после чего перевел взгляд на своего командира. Тот выглядел уставшим и сонным. — Не хочешь? — хрипло поинтересовался Клаус, истолковав чужую медлительность по-своему и указывая взглядом на стакан в руке наводчика. Хайн помотал головой и, криво усмехнувшись, выпил залпом предложенный виски, смакуя нотки его на языке. Ягер знал толк в алкоголе, и Вольф кивнул на пустой стакан, тем самым намекая, что не прочь выпить ещё. Клаус молча исполнил чужое желание. — Почему? — сделав короткий глоток, Вольфганг посмотрел поверх сверкающего в теплом свете хрусталя на командира. — Почему — что? — Ты сказал, что я болен. — Ты бы выдал себя, — пожал плечом Ягер, не смотря на Хайна и крутя стакан пальцами. — Я не намерен лишаться лучшего наводчика, которого знаю. Вольф фыркнул и сделал ещё один глоток. — Что случилось с их машиной? Мне нужно это, ты знаешь. Клаус тяжело вздохнул, посмотрел каким-то совершенно нечитаемым взглядом на наводчика, после чего рывком поднялся и обогнул стол. Он приблизился к ночному гостю, потянулся за стопкой документов, которые уже в следующий миг оказались прямо перед носом напрягшегося Хайна. Вольф нахмурился, глянув на чуть отошедшего мужчину, который замер полубоком и сделал глоток из своего стакана. — Я знал, что ты придешь, поэтому повременил с тем, чтобы передать эти документы оберст-лейтенанту Гренцу. — Я думал, что ты должен был составить рапорт касательно того, как прошел испытание именно твой экипаж. — Разумеется, — Ягер обернулся, подошел к столу и, присев на его край, выхватил яблоко из вазочки. — Но и случившееся я должен был объективно изложить. Вольф облизнулся и сдвинул к себе небольшую стопку бумаг. Он был уверен в том, что Клаус прекрасно понимает, как для него важна истина, поэтому позволил себе углубиться в чтение, пока сидящий на краешке стола Ягер потихоньку подливал алкоголь, крутил яблоко в руке и гонял тревожные мысли в собственной голове. Отчего-то присутствие командира, между тем, успокаивало. Хайн откинулся на стуле с одним из листов, сосредоточенно вчитываясь в ровные строчки. — Полагаю, этот рапорт увидит крайне ограниченный круг людей? Клаус, выудивший откуда-то нож и чистящий теперь тем яблоко, на мгновение замер. — Именно так. Изначально командование возлагало большие надежды на эти машины, нам необходимо выставить всё так, словно они и впрямь прошли испытания. — Но… я считал, что к нам прислушаются… — ошеломленно отозвался Вольф, давясь воздухом, — если это дерьмо сейчас выкатится на фронт, погибнет не один экипаж. — Тебе не стоит об этом думать, — сухо произнес Клаус, отрезая дольку яблока. — Эти сведения доведут до инженеров, недочеты будут устранены. Вольфу от этих слов стало не по себе. Отчего-то слова Клауса никак не вязались с той объективной реальностью, которая выстроилась в голове у наводчика. В этот раз в слова Ягера не верилось, не верилось совершенно. И Клаус видел это неверие в глазах наводчика, но переубеждать того вопреки всему не собирался. — Тебе следовало бы покинуть это место. — Я не получал соответствующего приказа. — Я знаю. — Тогда зачем говоришь об этом? — Вольф, цокнув языком, прищурился. Ягер закинул в рот небольшой ломтик яблока и, прожевав тот, неспешно заговорил: — Здесь, на полигоне, — он ловко крутанул нож меж пальцами, — мы все обучаемся, вдалеке от войны, как бы то ни было. Тебе не меньше моего известно, что на фронте ты сможешь выместить всю злость, что накопилась в тебе. Здесь ты попросту сорвешься. — Я не хочу покидать это место. Не сейчас. — Из-за Гельберта? — с удивительным спокойствием поинтересовался Ягер, и Вольф чуть напрягся, потянулся за наполненным виски стаканом. — Полагаю, здесь вам обоим было спокойно и хорошо. Вы раньше служили вместе? Вольф кивнул и, поддавшись вперед, сделал глоток крепкого напитка. От виски разум чуть затуманился, злость притупилась. — Не просто служили, но и учились вместе. В общем-то, так и познакомились. Ягер понимающе кивнул. — Что планируешь делать теперь? На ближайшие месяцы испытания не запланированы, — он отрезал ломтик яблока и, явно что-то прикинув в голове, протянул тот ночному гостю. Хайн с кивком принял протянутый кусок фрукта и мгновенно закинул тот в рот. — Я не знаю. А что с остальными? — Все, за исключением моего экипажа, вернулись к своей службе. — И чем же мы так отличились? — Вольф хмельно усмехнулся, склоняя голову и смотря на командира. Тот прикусил губу, но так и не ответил, пожав плечами. Хайн посмотрел на него с интересом. — А что ты? Скучаешь по своим? — Для меня находиться здесь — пытка. Мне привычнее быть на передовой, среди своих людей. — О вас много говорят, марш-броски одиннадцатой танковой дивизии у всех на слуху. Ягер сдержанно улыбнулся. Что-то тёплое заискрилось в его взгляде, почти что сразу исчезая за пеленой усталости и сонливости. — Мне приятно это слышать, Вольфганг. Я не лучший учитель или танкист-испытатель, здесь я также пытался лишь выполнять свою работу, — мужчина повёл плечами с тихим вздохом. — Ну а ты, доволен своей службой? — Ты словно ведешь сейчас к чему-то, — с прищуром отозвался Вольф, удобнее устраиваясь на чужом месте. Он повернул голову, осматриваясь и про себя отмечая простой уют, полусумрак и порядок, так хорошо отражающие сущность владельца помещения. — Могу ли я доверять тебе, Клаус, м? — с легким налетом насмешки спросил Хайн, переводя взгляд на своего командира и слабо щурясь. — А ты до сих пор не понял этого? — понять, оскорбил Ягера вопрос наводчика или нет, оказалось непросто. Гауптман со свистом выдохнул и покачал осуждающе головой. — Несмотря на наши разногласия, я не сдал тебя, Вольфганг. Сам знаешь, что бывает за мужеложство. — Знаю, но и не сделал ты этого не из доброты душевной, — посерьезнел Вольф. — А ты, выходит, эгоист, Ягер, раз считаешь, что все лучшие вещи должны принадлежать лишь тебе. Что же, много у тебя трофеев? Клаус хмыкнул, вновь принявшись отрезать ножом кусочек яблока. — Считаешь себя моим трофеем? — Из твоих речей именно такой вывод можно сделать. Отрезав ломтик фрукта, Ягер не глядя передал тот Вольфу. Прежде чем закинуть кусочек яблока в рот, Хайн успел заметить, как по-лисьи улыбнулся Клаус. — Я не сдал тебя не только по причине того, что считаю тебя первоклассным наводчиком. — Тогда почему ещё? Клаус сощурился, лицо его приняло и впрямь лисье выражение. Вольф закатил глаза, осознав, что ответ не получит. Ягер играл в свою собственную игру по своим правилам, которые Хайн пока не понимал. — Когда-нибудь я поблагодарю тебя, наверное… но не сегодня, — наводчик сделал большой глоток виски и облизнулся. Ягер явно что-то задумал и расспрашивать его сейчас Вольф смысла не видел. Мужчина лишь вперился взглядом в чужое лицо. Им многое ещё предстояло обсудить.