Всегда был нужен

      Счёт времени был потерян. Веки непроизвольно смыкались дольше положенного при каждом коротком моргании, рука, придерживающая тяжёлую голову, всё больше расслаблялась, а тело и вовсе растекалось по креслу в неприятной усталости. За закрытым окном уже загорался рассвет, и его поздние лучи настойчиво протыкали тёмные шторы, напоминая о начале нового дня. Джисон выдохнул. Он не чувствовал себя совсем и ужасно хотел спать, только не мог. Продолжал контролировать запах и время от времени подбирался к краю постели, проверяя беспокойный сон Минхо. Жар того был ужасный, неутихающий, безжалостно разбирающий тело. Прохладные компрессы сменялись один за другим, рука всё чаще проникала под одеяло и касалась самого низа живота, ощупывая почти невесомо, ведь Ли на любое касание сразу морщиться начинал и тихо скулить, словно больно было. Только глаз не открывал, лишь лицо в подушку прятал, втягивая из неё угасший аромат ромашек, будто он был намного лучше того, какой из себя извергал сам Хан.       Страх никуда не исчезал, а, может, даже сильнее становился, корни пуская по рассудку слишком охотно. Количество мыслей было настолько огромным, что Джисон уже просто начинал спотыкаться о них, теряя некое самообладание. Забывался, что уже давно не мальчишка, что мог разрешить половину проблем, однако не был готов. Переживал за пробуждение Минхо, за то, какие ещё слова могли сорваться с его красивых губ. Те моменты после их первого разговора, когда признание прозвучало, оказались наигранными: Ли ещё не осознал себя. Теперь же совершённое надругательство им принялось, отчего и реальность сковала льдом. Да, ему не сделали так больно, как могли бы. Но виделось всё так, что урон, нанесённый внутреннему состоянию, уже простыми действиями и словами не искупить. Джисон всячески на себя примерял пережитое омегой, только полноценно своих чувств понять не мог. В детстве и юношестве его дразнили и били, старшие альфы не гнушались издеваться и подшучивать над хрупким строением тела, даже зажимали в тёмных коридорах школы порой, но границу в сексуальных домогательствах не переходили. Просто забавлялись. Конечно, Хан тогда много плакал и переживал, потому что он сам по себе был достаточно слабым, хоть и пытался строить из себя не пойми кого. Родителям никогда ничего не рассказывал, поэтому и думал, что и Ли никогда не позволит произошедшему дойти до папы и отца. Даже если их поддержка была столь необходимой и желанной. Оттого становилось на душе всё тяжелее, словно выхода не существовало, кроме как принять, свыкнуться и жить дальше.       Очередной вздох. Спокойная из-за таблеток мелисса не пыталась под кожу забраться, сладость выделяющейся смазки не пьянила, а вот прикоснуться к мягким щекам хотелось. Очень. В голове слишком ясно отрисовывался образ улыбающегося Минхо. В красивом костюме, с тонким галстуком, обутый в лакированные туфли и с очаровательной укладкой густых волос — он стоял на вручении наград, принимая в свои небольшие ладони очередной кубок, пока на шею вешали золотую медаль. Под рёбрами гордость отплясывала в сумасшедшем танце, а потом смятение вновь всё перебило. Хан не мог разобрать, что именно он чувствовал. Ненависть за то, что с Минхо так поступили, потому что он омега. Или за то… Что Ли Минхо должен принадлежать ему, а кто-то посмел прикоснуться к нему, причинить боль, отравить и воспользоваться этой хрупкой нежностью. И злость за свою же несостоятельность разобраться в этом выводила из себя и заставляла нервы пылать огнём раздражения. А после всё это сменилось на желание заплакать: тот взгляд, те слова, то понимание, что испорченная омега может быть никому не нужна. То, что ему, Джисону, Минхо будет не нужен. Вероятно, именно обратные слова Ли и жаждал услышать, когда выдыхал тихо-тихо свой страх, боязнь быть отвергнутым. И мысль теперь терзала душу. Он хранил себя для того, кому бы сам хотел открыться. Прятался в течки за спинами родителей, оттягивая момент близости из-за зова природы. А чувственное признание влюблённости и вовсе забивалось куда-то под сердце: Минхо хотел ощутить всё с Джисоном в первый раз. — Блядство, — с придыханием взвыл Хан. — Мне так жаль.       Его тонкие, немного искривлённые пальцы осторожно откинули взмокшие пряди волос с бледного лица парня. Ладонь утёрла яркие капли проступившего пота, пока взор всецело застыл на приоткрытых губах. Минхо дышал шумно и тяжело, словно при настоящей лихорадке, иногда сжимал плотные бёдра сильнее, отчего полотенца спадали, и изредка позволял неосознанно вырываться из горлу неприятному рычанию, когда Джисон осторожно притрагивался к обнажённым участкам его кожи. На пробу, невозможно аккуратно, всё же Хан откинул одеяло в сторону и уцепился за нижнюю часть задранной толстовки, насквозь потом пропитавшейся. Сделал быструю дыхательную гимнастику для собственного успокоения и потянул ткань, оголяя омегу полностью. Это оказалось проще, чем представлялось, только звонкий скулёж заставлял жмуриться и не смотреть на искажённое недовольством лицо. Руки от полностью голого тела Джисон рывком отнял, одеялом всё закрыл и даже осторожно его край подпихнул под Ли, чтобы тот не чувствовал и дуновения прохлады. Спустя мгновения Хан вернулся к постели с чистой кофтой и долго пялился на неё, потом оторопело смотрел на спящего Минхо, снова переводил взгляд на мятую кофту и лишь вздыхал. Положил ткань у подушки, подхватил телефон со стола, где оглядел разложенные препараты, и на ватных ногах вышел в коридор. Ему жизненно необходим был кофеин. — Доброе утро, — хрипло выдохнул он, на стул опустившись. — Звонил? — Слышишь! Ты вчера безостановочно мне наяривал! — возразил Хван по ту сторону. — Что у тебя случилось? — Течка. — Течка? У тебя? — Джисон слышал, как друг что-то уронил. — Головой ударился? — У Минхо, Джинни, — Хан зашёлся в зеваниях, не в силах себя остановить. Пар от кружки горячего кофе опалял лицо, но веки всё равно смыкались. — Я был в панике. Ты был мне нужен. И всё такое. — Ох, детка, — голос сочился извиняющимися нотками, — прости… — Всё в порядке. У вас своя жизнь. А я просто несобранное нечто, которое страдает по поводу и без, — Хан улыбнулся, потому что осознавал свою несостоятельность, неподготовленность и наивность. — Я приеду, хочешь? — возня по ту сторону телефона осведомляла альфу о том, что Хёнджин с постели поднимался. За долгие годы их близости Хан уже выучил эти страдальческие звуки, рождённые из-за болей в мышцах. — Феликс уже на работу укатил. До поздней ночи его не будет. — Буду рад. Если честно, то я очень устал. — Снова не спал? — Угу, — Джисон сложил руки на столе, предварительно включив громкую связь, и лбом в них уткнулся. — Боялся, что что-то могло произойти. Но выписанные врачом препараты немного облегчили мне жизнь, хотя я всё равно всю ночь наблюдал за ним. — Ты же никогда с этим не сталкивался. Боже, ребёнок, — ласково рассмеялся Хван. — Продержись час. Я приеду и подменю тебя. — Спасибо. А это… Можешь чизкейк привезти, который у вас возле дома продаётся? Хочется сладкого. — Моя ты детка, конечно!       И только Хан расслабленно выдохнул, как в голову прилетела наитупейшая идея: покрасить волосы. Он застыл возле огромного зеркала в ванной и рассматривал остатки завивки и отросшие корни. Да ещё и лёгкую щетину на подбородке. Всё увиденное заставило искривить лицо — неопрятный. На несколько мгновений Джисон вернулся в комнату, проверил крепкий сон омеги, но застыл в созерцании того, как она шумно принюхивалась: искала его запах. Взор опустился на собственную футболку, прежде чем руки её стянули и на подушку положили. Интуитивно, стоило учуять аромат, Минхо скомкал её и подтянул ближе к носу, заходясь в урчании. От такого открывшегося вида альфа изумлённо застыл. Нежное создание не утихало в этих громких звуках, что с ума сводило — ранее никто не отдавал ему себя настолько сильно и охотно. И дело было не в сексе, не в природном желании, а в искренности. Ромашки настолько нравились, настолько пленили, заставляли чувствовать себя в безопасности, что Минхо выражал это самым доступным способом. Неловко Хан прикрыл наготу верхней части своего тела руками, будто кто-то смотрел. До сих пор ему было некомфортно от своей фигуры — узкая талия; невероятно мягкая, пусть и рельефная грудь, слишком чувствительная; красивый, но совсем не подходящий альфе живот, имеющий маленький выступ в самом низу. Поэтому он быстро отыскал чёрную огромную футболку и спрятался за ней, после чего сразу выдохнул удовлетворённо. Подобрался к двери и обернулся, желая напоследок увидеть лицо омеги, однако наткнулся на испуганный взгляд.       Оба изумлённых парня разглядывали друг друга, пока Хан паниковал, а Минхо всё сильнее чужую футболку к себе прижимал. Резкий запах сладости смазки ударил по обонянию, и Джисон кинулся в это внюхиваться — хотя сам себя уговаривал прекратить. На его постели лежала доступная омега, которая совсем не оказала бы сопротивления, если слегка воздействовать на неё феромонами подавляющими, только Хан даже представить не мог себя в такой роли. Его тело, предательское и мерзкое, возбуждалось от аромата мелиссы и смазки, от требования природной части Ли повязать и оплодотворить, но вот разум был мнения иного. Контроль взращивался слишком долго. Секс уже давно перестал быть тем, чем являлся для многих альф — жаждой приструнить и доказать доминантность. Тем более о какой близости шла речь, если между ними даже ничего не было. Ну, признались. Ну, дал Джисон обещание быть рядом. Это никак не вязалось с видением правильности жизни и теми фантазиями, в каких он долгое время жил. Перед ним была самая лучшая омега, для которой хотелось бросить весь мир к ногам, а не желать осквернить. Не после того, что с ней сделали. Сначала хотелось показать всю заботу, отдать своё сердце в скомканные ладони, выцеловывать каждый миллиметр сладкой кожи, говорить комплименты и хвалить. Без устали, самыми нежными словами. А ещё мечталось познать особенности характера, привычки, интересы, ведь, даже если когда-то они и проводили время плечом к плечу, то, по факту, о внутренних вселенных друг друга ничего не знали. Страх оступиться был велик. Увидеть недоверие, боязнь, порицание — кошмаром по венам петляло. Сейчас необходимым было показать себя как надёжного партнёра. Потому что мысль об истинной искренности никуда не девалась. Вдруг Минхо захочет остаться с ним навсегда. А если не захочет? — Уходишь? — совсем сипло спросил Ли, приподнимаясь на локтях. — Нет. Просто в ванную собирался. — Подойди, пожалуйста, — мягкость голоса сводила с ума ещё сильнее запаха. Джисон подчинился.       Сел на кровать и взора растерянного не отводил от бледного лица. Минхо был опьянён. Его взгляд оставался расфокусированным, удерживающие тело руки заметно дрожали, кадык нервно дёргался под тонкой кожей горла, а веки прикрывались, пока невероятно длинные ресницы картинно трепыхались. Словно провинившийся школьник Хан сидел рядом, руки на ногах своих устроив, и не понимал, для чего его подозвали. Было заметно, что Ли вот-вот снова потеряет себя. Таблетки были сильными и давали возможность пережить течку во сне, хоть это и имело свои последствия. Но больше всего сейчас пленяло именно ожидание: причина зова. Зова его омеги, ради которой хоть сейчас он становился готовым всё бросить и выполнить любую прихоть. И вот чужая рука опустилась на его, сжатую в кулак. Одеяло от этого действия открыло верхнюю часть сильного тела. Острые ключицы, покатые плечи, массивные грудные мышцы. Джисон тяжело слюну проглотил и впился взглядом в руку, по которой рассыпались паутины взбухших вен. Это было тем, что заставляло почти хныкать на каждой тренировке, где Хан присутствовал. Сейчас он чувствовал себя настолько отвратительным, что желал выбежать из комнаты с позорными воплями: однажды он представлял то, как эти руки оказались бы у него на шее, сдавливая её. Пришлось даже головой тряхнуть, дабы наваждение откинуть: это всё возбуждённая мелисса. Течка его омеги. Феромоны его омеги, какие открывали её жажду до Джисона ему самому. — Хён, — осторожно позвал Минхо, внимание привлекая. — Да. Да, Минхо-я. — Можешь назвать меня так, как называл? Пожалуйста…       Мольба в глубоких глазах казалось внеземной, она почти кричала, хотя сам голос был невозможно осторожным и вкрадчивым. Тихим. Хан опешил на несколько мгновений. Как же для него это всё было ново и странно, порочно желанно. — Малыш. Мой малыш, — выдохнул он, глядя в распахнувшиеся глаза. — Поцелуй меня.       Взор в момент потемнел. Мягкая тональность сплеталась со звучной просьбой: это не было спонтанной прихотью. Может, Минхо хотел попросить ещё раньше, когда впервые к щеке притронулся губами. Может, грезил об этом ещё в пансионе, во время каждого индивидуального занятия. А сейчас просто позволил сорваться словам. Пока Хан разрывался изнутри в столкнувшихся эмоциях, испускающих искры огромного слияния противоречий, отчего даже рассудок помутился, тёплая ладонь Ли всё ещё сжимала его собственную, вероятно, даже сильнее, чем секундой ранее. Мелисса восседала на троне всех иных запахов и ароматов, забилась в лёгкие и побуждала к действию. Всё позабылось. Джисон дёрнулся вперёд, а Минхо вздрогнул от неожиданности, готовясь завалиться обратно на подушки. Но смог удержать себя в сидячем положении. Почти сам. Всего лишь сильная рука за талию обхватила: собственнически. Кожа к коже — у обоих вызвало шумное и судорожное вырывание из лёгких воздуха. Тут же Ли в широкие плечи вцепился, взгляда не отводя от чернеющих глаз альфы. Молчание затягивалось, все действия тоже подвисли в тягучем времени. Только лихорадка безостановочно продолжала уничтожать омежье тело, отчего оно дрожало в невнятных объятиях. — Он будет первым? Этот поцелуй, — неожиданно вопросил Джисон. — Да, — после ответа рука на плотной талии сжалась сильнее. — С тобой. Представляешь?       И, нет, Джисон не представлял. Он даже не слышал ничего после слова «да», а просто смотрел на мягкие губы. Что-то под рёбрами вопило в истерике не притрагиваться, но голова уже не соображала. Это всего лишь поцелуй, верно? О котором попросили, и в который свои чувства вложить можно. Потому-то и вторая рука опустилась на обнажённую талию, ещё ближе притягивая, отчего неожиданно запах смазки стал ещё более ярким. Минхо задышал глубоко, задерживал дыхание через раз, ожидал и трясся. Уже вовсе не от жара и течки, а от альфы рядом. Какой совсем не торопился поддаться просьбе-мольбе, словно что-то оценивал, хотя в сознании Джисона стало пусто вмиг. Самобичевание за этот поступок он решил отложить на попозже, звонко причмокнул губами и дёрнулся вперёд, замерев возле чужих губ. Горячее дыхание в момент опалило собственные, когда Минхо выдохнул страх и волнение, и из-за этого по коже мурашки рассыпались — омега переживала, но не отталкивала, лишь плечи сдавливала сильнее своими сильными руками, будто заставляла уже решиться. Веки сомкнулись самопроизвольно, стоило всё же уничтожить крошечные микромиллиметры между их губами. И раздался стон приглушённый — Ли грубее впился пальцами в плечи и замер так, причиняя отрезвляющую боль. Хан не двигался тоже. Робкое касание застыло в вечности, даже дыхания не было слышно.       Минхо очнулся первым, сильнее глаза зажмурил и чуть-чуть подался вперёд, дабы более ясно почувствовать соприкосновение своих губ с чужими. Одна его рука соскользнула с чужого плеча выше по шее, только бы мгновенно запутаться в кудрявых волосах на затылке, слегка почёсывая короткими ногтями кожу, и привлечь внимание. И это сработало. Оцепенение спало, Джисон ощутимее прижал к себе омегу, отстранился на невнятные миллиметры ради того, чтобы тут же поцеловать по-настоящему. Век не размыкал, боялся, но прихватывал пухлые губы своими настойчиво и невероятно мягко. Это кружило голову и дыхание спирало: слишком необычное сочетание тональностей действий. Хан совсем не пытался взять инициативу в свои руки, прогнуть под себя, хотя Минхо ощущал, как его пальцы грубее в талию впивались, будто себя от этого и удерживал — не сорваться. И это тоже плавило и без того затуманенный рассудок, потому Ли и шевельнуться не решался, приоткрыл рот и позволял нежно терзать свои губы поочерёдно. Лишь чуть позже начал повторять за мужчиной, торопливо и неуверенно, постанывая ему в рот от каждого соприкосновения. Более звонко, чему сам смутился, Ли простонал как только почувствовал касание кончика мокрого языка к своей более пухлой, верхней, губе. Это настолько было странным, не так, как виделось в фильмах и дорамах, но до мурашек приятно. И он попробовал повторить это, отчего уже простонал и Джисон. Всё скатилось в яростное головокружение, когда юркий язык Минхо оказался пойманным губами альфы и втянутым в горячий рот. От такого Ли почти завалился на Хана, задыхаясь, скуля и хрипя. Разорванная ласка увенчалась растянувшейся между губами вязкой слюной. Эта ниточка с лёгкостью разорвалась и осталась следом на подбородке Минхо, пока небольшая капля в то же самое время стекала по нижней губе Джисона. В необъяснимом порыве Ли снова чуть подался вперёд и слизал эту каплю, напоследок прихватив своими зубами губу альфы, почти невесомо. — Минхо, — взор Хана не переставал изучать смущённое лицо и прояснённый взгляд омеги, пока её руки покоились на его шее, сцепленные в замок. — Вкусный.       На языке осел привкус мелиссы и остаточные нотки зубной пасты, но сладость течного создания они не перебили. Джисону хотелось схватить Минхо, утянуть к себе на колени, обнять ещё сильнее и не выпускать, однако яркая дрожь и неподконтрольное организму рычание то и дело вырывались наружу из разгорячённого тела. Довлел ещё и аромат ромашек. Хан забылся и выпустил его в избытке, в грубой насыщенности, что аж самому дурно становилось. Склонил чуть голову, уперевшись лбом в чужой, и шумно выдохнул, потому что пальцы сдавливали шею всё сильнее. Было больно. — Хён, — горячее дыхание опалило кожу, — будешь моим? Ты будешь моим альфой, хён? — Да, — немного запоздало ответил Джисон. Какой же он альфа, когда юная омега, по сути, предлагала ему отношения самостоятельно. — Малыш. Буду.       Все разговоры он решил оставить на потом. Потому что видел, как Ли вновь подчинялся своей природе, начиная хныкать и ёрзать на месте, всё сильнее бёдра сжимал под одеялом, пока запах смазки разгорался ярче и ощутимее. Рука потянулся к чёрным густым волосам, осторожно пригладила торчащие кончики, и под эту незатейливую ласку Ли прогнулся. Глаза свои сомкнул и потянулся вслед за отдаляющимся теплом, урча. Хан почти задохнулся от этой невинной картины. — Хочу тебя, — мягким голосом прошептал Минхо. — Хочу в себе. Хочу почувствовать тебя и забыть про Кихёна. — Тише, — Ли начал хвататься руками за футболку Джисона в попытках снять, но тот его перехватил за запястья, утихомиривая. — Ш-ш-ш, Минхо-я. — Глубоко хочу, чтобы приятно… Хочу.       Противостоять Джисону сил не было, хотя сам Хан подразумевал, что если бы Ли его оттолкнул, то он бы просто отлетел — Минхо был намного сильнее физически. Но не сейчас. Чёрные глаза, с застывшими в них слезами, с мольбой смотрели на лицо альфы, где не было ни единой эмоции, говорящей о том, что хнычущему голосу собирались поддаться. Природная жажда в омеге скорее возвращала Хана на землю, крылья обрывая, потому он насильно уложил голову Минхо на подушки, поправил одеяло, дабы скрыть тело нагое, и усилил запах. Смешивал его с осторожными феромонами подавления и дивился эффекту — Ли переставал скулить и просить. Его тяжёлые веки смыкались. Хрипучее рычание застревало в горле, более не вырываясь. Мелисса сгорала в возбуждении и становилась спокойной. В голове промелькнула мысль о том, что Минхо бы не помешало в душ сходить, поэтому рука резво проникла под одеяло и притронулась к мягкому низу живота — пока ещё можно было потерпеть. До следующего приёма лекарств оставались короткие часы, потому-то Хан и оставил всё как есть. Тем более услышать повторную просьбу о близости боялся до покалывания подушечек пальцев. Дождался, когда дыхание омеги станет ровным и неглубоким, и торопливо вышел из спальни, сразу дверь в неё запирая — нужен был воздух. Шаг куда-то сделать не получилось, раздалось звучание электронного замка, и в коридор ввалился Хёнджин с двумя пакетами. Его лицо в мгновение исказилось, а свободная рука заткнула нос. — Что за пиздец? — гнусаво протянул тут же Хван. — Вы знаете, что окна существуют и проветривать надо? — Чего? — Хан часто заморгал, ведь чужие слова не до ходили до разума, пока перед глазами всё ещё был просящий Минхо. — Ваши запахи смешались. Это, конечно, здорово, что они так гармонично сочетаются, но ощущение, что вы друг от друга просто не отлипали пару ночей.       Хёнджин неаккуратно скинул кроссовки и потопал в сторону кухни, где сразу открыл настежь окно, впуская ледяной воздух. Тут уже и голова Джисона начала проясняться. Только вот услышать друга всё равно не получалось, потому что теперь появилась другая проблема — возбуждение. Член стоял так, будто организму снова семнадцать лет всего, внизу живота скапливалось не совсем приятное тепло, а вернуться в спальню и забраться на кровать к омеге хотелось до безумия отчаянно. Мешком Хан опустился на стул и свёл ноги вместе, взгляд устремив на ширинку своих спортивных штанов, на светлой ткани появилась капля предъякулята. Впервые в жизни Джисон чувствовал, как сильно истекал предсеменем, и думал, что в принципе кончит, если просто ощутит аромат Минхо чрезмерно близко. За созерцанием выпуклости на штанах Хёнджин его и застал, после чего громко засмеялся. Порой ему правда казалось, что Джисон его неопытный сын-альфа, которому так сильно нравилась одна омега, но подойти к ней он стеснялся. Поймав задорный смех, Хан голову вскинул и своими круглыми глазами уставился на друга. — Мы не спали. Ну, не занимались… — Реально? — тонкие пальцы Хвана убрали собственные чёрные волосы за уши, а сам он уселся напротив мужчины. — А ваши феромоны говорят об обратном. — Мы только п-по-поцеловались. — Он не хочет секса с тобой? — Хёнджин вопросительно брови поднял. — Обычно, даже после насилия, в течку только секс может ослабить эту жажду быть, так сказать, униженным. — Серьёзно? Мы сейчас будем разговаривать про это? Ты только приехал, — не скрывая стыда, Джисон сжал свой член через ткань брюк и почти пополам сложился, лишь бы своё лицо и неподобающий вид спрятать. — Хорошо, иди избавься от своей проблемы, — усмехнулся Хёнджин звучно, — и мы поговорим нормально. И погаси как-нибудь свой запах возбуждённый, а то я на ромашки даже на фотографиях смотреть не смогу.       Максимально невнятно и высоко Джисон что-то проскулил и поторопился скрыться в ванной комнате, пока Хван тихо посмеивался. Его улыбку быстро смыло от осознания: даже если Минхо будет молить о близости, Джисон, вероятнее всего, не прибегнет к такому. Спящая омега была подвержена насилию совсем недавно, и даже если её организм будет требовать секса, который способствует тому, чтобы течка проходила спокойнее, то Хан попросту сломается и откажет с грубостью. Слишком хорошо Хёнджин знал друга. Слишком хорошо помнил каждый отказ в такого вида помощи в далёкие дни начала их дружбы.