Всегда был нужен

— От тебя молоком пахнет, — протянул Джисон, заталкивая себе в рот очередной кусок десерта. — А? — Хван кинулся себя обнюхивать. — Я вообще молоко не пью ни в каких его видах. — Нет, — покачал головой Хан, — не в том смысле. Ты в положении?       Хёнджин уставился на друга с изумлением, мысленно вопрошая, когда же он упустил момент того, как Хан с ума сошёл, однако на лице того расползлась заинтересованная безмятежность. За несколько шагов омега преодолела расстояние от плиты до обеденного стола, отняла ложку из тонких пальцев и мгновенно руку уложила на чужой лоб. Жара не было. А лихорадочный бред присутствовал. Кинувшись рассматривать Джисона полностью, Хван просто не мог понять, с чего это его друг заговорил на эту тему, хотя ранее между ними она никогда не поднималась. Совсем. А тут, стоило обсудить с супругом возможность появления младенца на свет, он неожиданно задал такой смущающий вопрос. Но круглые глаза пялились в ответ на спонтанные прикосновения к телу с непониманием, пока щёки то и дело шевелились при пережёвывании сладости. Хёнджин тряхнул головой и щёлкнул болезненно Хана по носу, отходя обратно к плите, где уже подгорал яичный ролл. Тишина воцарилась слишком тягостной и тягучей, будто заставляла каждого из парней в свои мысли погрузиться, поразмыслить над чем-то. — Покрасишь мне волосы? — перевёл тему Джисон. — Нет, подожди, с чего ты задал тот вопрос? — Хван с тарелкой в руках вернулся за стол и уставился, нахмурившись, на друга. — Какой? — Не будь придурком! — А, ну, молоком пахнет, говорю же. — Тебя к ветеринару отвести? — взглядом Хёнджин пытался проделать в черепе Хана дыру, но тот продолжал с аппетитом уплетать чизкейк. — Обоняние проверить. — Так ты ответить не можешь? — Знаешь, — первый кусок яичного ролла оказался во рту, — не хотелось бы тебе читать лекции по биологии, но вне течки достаточно сложно забеременеть. А, как ты можешь заметить, у меня давно её не было. — М, понятно. — Я жду объяснений. — Мой папа говорил, что у беременной омеги запах приобретает нотки молока. Или когда омега очень сильно желает ребёнка, живёт этим, её организм вырабатывает феромоны, которые выражают такой тёплый запах, сравнимый с младенчеством. Молока, — спокойно объяснил Джисон и заскулил в удовольствии от сладости.       Безмолвие снова распустилось между ними. Его прерывали только возгласы приглушённые от альфы, ведь тот почти плакал из-за приятного вкуса. Хёнджин смотрел на это, и в нём пробуждалось желание почесать друга за ухом. В голове поселилась мысль, что будь у того хвост, то он бы им лупил со всей силы из стороны в сторону от полученного удовлетворения вкусовых сосочков. Действительно был похож на щенка. На лице виднелись следы усталости и недосыпа, но яркая улыбка всё компенсировала, как и сощуренные глаза, превратившиеся в полумесяцы. В итоге, когда тонкой кистью Хёнджин прокрашивал корни волос Хана и усмехался над каждым найденным седым волосом, он всё же признался в том, что неимоверно сильно желал родить ребёнка от Феликса. На каждое слово Джисон согласно кивал и вторил «а я знал», и заверял, что будет невероятно счастлив, если эта мечта исполнится. Тихо посмеивался с представления Хёнджина в роли папы, потому что не мог даже вообразить его относительно серьёзным и не пытающимся прикидываться королевой драмы, как тот делать любил. Однако питал нежные чувства от глубины разговора. Не всегда получалось поболтать просто по душам, а в рабочее время всё скатывалось и вовсе к бесконечному нытью из-за поведения студентов. Сейчас же одной мысли о пансионе хватило, чтобы дыхание задержать. Какой-то безликий страх разросся под рёбрами. Видеть будущее Джисон не умел, но его предчувствие обычно не подводило: быть беде. В какую сторону направить эти ощущения, понятным не было, но Хан старательно пытался ответить самому себе, что же произойти могло, и к чему нужно подготовиться.       С цветом тёмного шоколада на волосах и укороченной стрижкой Джисон сидел на диване и кутался в тёплое одеяло. Его всё больше клонило в сон, только тревога за спящую за стенкой омегу никуда деваться даже не планировала. Скорее она продолжала дыры в душе выгрызать и резвиться там, словно на аттракционе. Сидящий рядом Хёнджин делал пометки в своём телефоне о времени выдачи лекарств, дабы дать Хану выспаться и не беспокоить его лишний раз. С течкой он безусловно справился бы, хотя друг скептично поглядывал на него, будто забывал о его омежьей природе. В ответ Хван пялился злобно и глаза закатывал, ведь у кого-кого, а у Джисона не было опыта проведения течек. И помалкивать бы ему, а не раздавать бессмысленные советы. А потом что-то внутри надломилось, стоило мягким губам произнести то, чего явно ожидать не представлялось возможным — до насильственных действий Минхо был девственным. Отсюда и вытекал один из пунктов нежелания Джисона вступать в интимную связь. По смешанному аромату парней Хёнджин понимал, что те друг другу подходят очень даже неплохо, а после акта они и вовсе смогли бы стать единым целым. Вот только все эти размышления заглушала ярость. Ему уже виделось, как собственные тонкие пальцы сжались бы на шее Кихёна и каждого альфы, кто посмел надругаться над невинностью омеги. Да, Хван не был святым в студенческие годы. До появления Феликса в своей жизни он мог менять партнёров чуть ли не каждую неделю, пока не вляпался в главного мудака своей жизни. Здесь же парень целенаправленно хранил себя, мечтал о том, чтобы первый раз произошёл с выбранным им альфой, а его просто сломали. Нанесённый сознанию ущерб даже ощущать не хотелось в собственном воображении, зато виделось до боли понятным волнение Джисона. Теперь оно словно и ему передалось: хотелось пойти и укутать Ли в объятиях.       Минхо не был похож на типичную омегу. Шутки по поводу этого не прекращались, хоть и были направлены на лёгкое издевательство над более хрупким Ханом. Хёнджин откровенно залипал на танцевальных тренировках Ли. Не мог отвести взгляда от плавности и грациозности движений сильного, подкаченного тела. А тело было мощным. Руки, бёдра, грудь. Боевые искусства создали из плюшевого мальчика, каким Минхо пришёл в пансион, настоящего спортсмена. И Хвана за это гордость распирала, ведь Ли совсем не переживал о том, что о нём будут думать альфы, обзывать ли начнут или унижать за отстранённость от привычной податливости и нежности. Его дерзость и холодность, сила и выносливость заставляли чуть ли не преклоняться никудышных самцов перед этим идеалом храбрости. Да вот нашлись всё же те, кто решил место указать. Воспользоваться запрещёнными препаратами, дабы прогнуть волевой характер под себя. Поистине сотворённое выводило из равновесия. Эта бесконечная история превосходства альф над омегами должна уже была добраться до своего финального аккорда, только новости, доносимые из разных мест, говорили об обратном. Чем сильнее омеги за себя боролись, тем чаще совершались насильственные действия, хотя альфам всего лишь нужно было научиться себя вести и обращаться с более уязвимым полом уважительно, а не пытаться сделать своими рабами. Мысли заставляли зубы чуть ли не скрежетать от смыкания челюстей — злило, бесило, раздражало. Феликс и Джисон виделись какими-то самородками на фоне остальных, и Хван был за обоих благодарен судьбе. Радовался он и за Минхо, что тот оказался в надёжных руках. Пока он не мог с уверенностью сказать, чем всё могло закончиться в итоге, но по крайней мере в данный момент для Ли не было никакой опасности, и его течка проходила в спокойствии и заботе. — Всё, замолчи и спи, — выдохнул Хёнджин, когда Хан закончил рассказ обо всём предшествующем первому поцелую. Мурашки по коже расползались от представления кричащей омеги. — Хватит травить себя. — Я влюблён в него, — промямлил тихо Джисон. — Это такое странное чувство. Такое долгое. — Может, он судьба твоя. — Он предложил стать его альфой. — Он тебе… Чего? Ты совсем тупой? — звонкий удар по торчащей из-под одеяла ноге. — Почему ты такой мямля? — А? Это твоя дружеская поддержка? — зыркнул недовольно Хан. — Он в течке. Я нихуя не понимаю. Меня гложет совесть за то, что в таком состоянии я вообще коснулся его тела. О, боги. Но он прекрасный. — Эй! Пожалуйста, держи свои феромоны при себе! — заскулил отчаянно Хван и нос заткнул. — Я как бы тоже омега, если ты не забыл. — Я хочу его съесть. — Я звоню в ветклинику, — попытался пошутить Хёнджин. — Слушай, в твоих чувствах нет ничего зазорного, зачем ты себя так терзаешь? Тем более Минхо их разделил. — А если, как только желание иметь рядом альфу, без разницы какого, спадёт, то всё рухнет? И он… Он скажет, что я… Сделал что-то не так… Боль причинил. Не хочу. — Ты такой глупый ребёнок! Это так не работает. Течка, да, имеет свойство затуманить рассудок и разум, но не до такой степени, чтобы не знать, с кем ты трахаешься. Если он изъявляет желание, зовёт тебя по имени. Не понимаю, почему ты ему просто это не дашь. Секс очень хорошее средство в успокоении омежьего организма. — Это, знаешь, как воспользоваться чужой слабостью, — заплаканный взгляд альфа поднял на друга, — я не могу так. Папа много со мной разговаривал на эти темы. Рассказывал свои истории. Он молил меня прислушиваться не только к зову природы, но и уметь разделять настоящее желание и жажду. Моего Минхо изнасиловали. Его тело взяли без разрешения, как раз из-за жажды альфьего эго. Я просто боюсь, что именно под давлением гормонов он и просит меня об этом. А после возненавидит. — Ты не можешь этого знать. Как минимум, это наша природа всё же. Как максимум, ты не сделаешь ему плохо. Он не обвинит тебя за это. — А ты этого знать не можешь. Я хочу отдать ему всего себя, но будто мне надо его истинное дозволение. — Как сложно! — шумный выдох. — Ты ангел? Ты только что вывалился из рая и ещё головой в асфальт всадился? По пути пересмотрел миллион романтических дорам? — Отстань. Это моё мироощущение. Знаешь, как тяжело сдерживаться? Я не железный. Когда перед тобой человек, который якобы готов к близости, источает все нужные феромоны и зовёт тебя по имени. — Не представляю, если честно, — откровенно Хёнджин признался. Ему правда чудилось это чем-то невероятным, как стойко Хан удерживал себя на поводке. Хотя тот запах, какой стоял в квартире ещё часом ранее, заверял в том, что парни переспали. — Ты действительно очень странный альфа. Я ещё думал об этом в начале нашего знакомства. Мне порой стыдно становится, что я несколько раз тебя изнасиловать пытался. — О, это было смешно. Ну, после того, как мне было страшно, — мягкий смех, отгоняющий плохие думы и сомнения. — Да, чёрт! Потому что на меня всегда велись, а ты… Ломался. Мне даже казалось, что во мне играл азарт сломать тебя, но потом я просто сдался. — И нашёл себе уёбка. — Ой, завалился бы ты! Все совершают ошибки в юности. — Я не совершал, — лукаво Джисон смотрел на замершего друга. — Ты просто не от мира сего. Как Минхо. Вы идеальная пара. Только, чтобы ты знал, Минхо мне нравится больше, чем ты. — Я и не сомневался, что ты любишь меня. — Конечно! В детский дом же тебя не сдать теперь. Стар стал да немощен.       Хан засмеялся. Всё больше поддавался желанию уснуть, но настойчиво принюхивался к спокойной мелиссе, словно ему всё ещё не верилось, что тот, к кому так долго и упорно тянуло, всё же был здесь. Переживания не испарялись. Вопросов становилось всё больше, а их решение не появлялось на горизонте. Мечталось через пару дней осознать себя альфой в отношениях, пусть, возможно, неправильных. Какие придётся скрывать какое-то время. Но Хан желал быть опорой для потрясающей омеги. Его глаза предательски закрывались, пока Хван что-то без умолку тараторил, а под веками мгновенно всплывал образ Минхо с фиолетовыми волосами. По сей день в венах разгорался огонь удивления от увиденного. Ноги тогда подкосились, когда изменившейся так сильно парень зашёл в аудиторию на первую лекцию после долгих каникул. Правда и у самого альфы не было ответов, как он умудрялся отбиваться от порочных наваждений при взглядах на Ли, зато были воспоминания о тяжёлых ночах. Попытки найти омегу на это время всё чаще сводились в фатальному провалу, ведь Хан просто сливался в последний момент, а дрочить на образ юноши… Джисон ненавидел каждое собственное прикосновение к своему телу, однако этот способ был единственным избавиться от яростной жажды. Он ловко маневрировал между простыми физиологическими потребностями и способами победы над ними, а вот желание заботиться, касаться, рассматривать, втягивать осторожный аромат, который проявлялся перед редкими течками — становилось точкой невозврата. Но годы самоконтроля даровали власть над собой. Он не зверь, чтобы наброситься на омегу и взять её. А сейчас для него это и вовсе бредом казалось — Ли Минхо рядом, этого достаточно.       Под тихий храп и прерывистое хныканье Хёнджин листал новостную ленту. Его взор не цеплялся за что-то конкретное, пока не наткнулся на знакомые имена. На Мун Кихёна завели уголовное дело за распространение запрещённых веществ. Хван скосил взгляд на спящего рядом альфу. Очаровательное лицо и пухлые щёки делали из него парня лет двадцати, но никак не тридцатилетнего преподавателя и руководителя. Не особо пытаясь себя сдержать, Хван ткнул пальцем в мягкость лица и почти воодушевлённо выдохнул. Ему хотелось затискать друга, но в голову ударило воспоминание о том, зачем он вообще на него посмотрел. Кинулся читать статью, увидел имя известного адвоката и поёжился: не к добру. В тот бесполезный разговор Хёнджин чуть ли глазами Муна не сожрал. Хотя вроде всё внимание присутствующих было сконцентрировано на его отце. Кихён выглядел так, будто вину признал, однако осязаемым стало то, что он слабый человек. Боязнь того, что он мог сломаться и рассказать про Минхо, начала шевелиться под рёбрами. Потому что следующим звеном был именно Джисон. Тогда всё могло просто развалиться без возможности на восстановление. Конечно, Хёнджин себя заверял, что это лишь его домыслы, но всё же старался мысленно быть готовым ко всему.       Его часы неприятно на руке завибрировали — время лекарств. Он совсем не заметил, как пролетели два часа, и лениво поднялся с нагретого дивана. Солнце за окном вовсю сияло и своими ледяными лучами пробиралось в комнатку, а вот в спальне царили полумрак и остаточное смешение двух ароматов. Осторожно Хван к окну подобрался, откинул шторы и открыл его на проветривание, прежде чем подойти к кровати и застыть. На скомканном белье, перепачканным смазкой, спал Минхо, в руках сжимая футболку. Кому она принадлежала, догадаться было не так и сложно, отчего приятная волна тепла по коже прошлась, мурашки даруя. В течки или же просто в тоскливые дни Хёнджин существовал запахом супруга. Его глициния обволакивала, забивала пазухи и лёгкие настолько правильно, что не хотелось ни скулить, ни кричать, ни плакать. Даже, казалось, боль покидала тело. Поэтому видеть омегу такой, чудилось умилительным и только веру подкрепляло в то, что между ней и альфой всё намного глубже и серьёзнее, чем можно было представить. Радость от этого кости начала разбирать. Непоседливый Джисон встретил свою судьбу, даже если и упирался рогами в пол, повторяя, что всё не так, и всё он сам себе придумал. Хван уселся на мягкий матрац и прикоснулся пальцами к красивому лицу. В голове сразу тысячи сцен пронеслось с совместных тренировок, отчего гадкая ухмылка на лице зацвела: он нашёл себе замену на место руководителя хореографического направления, как только узнает о своей беременности. И уже готовил речь в отказе на отказ. — Минхо, просыпайся, — осторожно позвал Хёнджин Ли, руку в его чёрные волосы запуская. — Нужно принять лекарства.       На слова отозвались недовольным и протяжным стоном. Нос зарылся глубже в футболку, а тело напряглось. Взглядом Хван окинул парня: босые стопы торчали из-под одеяла, оттого заметить, как пальцы подгибались, стоило дыханию стать более глубоким, не составило труда. Это удивляло очень сильно, ведь аромат на ткани почти исчез, но как же его остаточный эффект влиял на сознание, что даже от этих крох омега испытывала удовольствие. Для самого Хёнджина природный аромат Джисона не был отталкивающим, но и приятным он его назвать не мог. Конечно, тот дозволял его ощутить очень редко, обычно при сильном стрессе себя сдержать не мог, зато потом долго приходилось отпаиваться или собственной лавандой, или выискивать Феликса. Поэтому обширный шок и гулял по рассудку: Ли был без ума от жарких ромашек. Хван снова улыбнулся, закидывая очередной мяч в корзину уверенности в истинности связи своего друга и студента. — Минхо-я, — снова позвал он, — Лино.       Глупое прозвище, как-то спонтанно слетевшее с губ Джисона на общей тренировке спортсменов, когда Минхо грубо уложили на пол, до сих пор эхом в голове отдавалось. В тот день омеге нанесли тяжёлые травмы, отчего казалось, что Джисон прямо там всех порвать собирался, но Хван угомонил его. А «Лино» приклеилось к парню. Звучало редко, но сам Хёнджин на танцевальных практиках любил так называть юную омегу, ведь замечал то редкое явление — смущение. И сейчас казалось, что щёки вновь румянцем покрылись. — Мило. — Джисон? — Ох ты ж, первое слово после пробуждения имя глупого альфы, так и запишем, — рассмеялся Хван. — Нет, это не Джисон. — Сонсенним? — неуклюже, ещё сонно, но Ли подорвался вверх в растерянности. — Где… Где хён? — Смотришь так, будто привидение увидел, — надул губы Хёнджин. — Спит твой герой. — А Вы откуда? — Неотложная помощь маленьким альфам, которые боятся омег. Приехал по вызову Джисона. Не переживай, всё в порядке. Ты же какое-то время был с моим супругом, теперь побудешь со мной. — Х… Хорошо, сонсенним. — Давай говорить на «ты»? Мы не в пансионе, — Ли кивнул. — Я просто позабочусь о тебе. По запаху могу сказать, что чувствуешь себя ты неплохо. Поэтому нужно успеть сделать всё до новой волны течки. Сначала таблетки, — Хёнджин выбрал подписанные блистеры, выдавил три таблетки и протянул их Минхо, как и стакан с водой. Пока тот растерянно и торопливо пытался проглотить всё, сам Хван изучал медицинское заключение и нос морщил от выписанных препаратов. Всё гадкое и неприятное, но необходимое. — Умница, — похвалил он, когда вернули стакан. — Чего ты хочешь сейчас? — В душ. И… — сказать что-то омега не успела, её выдало громкое урчание в желудке. — Есть. Я понял. Ты такой милый, — выдохнул Хёнджин. — Не смущайся. Или ты боишься? — Немного переживаю, — Ли комкал в своих пальцах чужую футболку, по которой стиральная машинка плакала. — Течка вне дома. — Обычно тебя отец опекал? Или ты самостоятельно пережидал её? — Отец был рядом. Папа помогал, обучал, как перенести всё в одиночку. — Хорошие у тебя родители, вот бы мои в своё время так делали, может быть тогда… — Хёнджин прикусил язык. Не место и не время душу изливать ребёнку. Хотя сам старше Минхо был всего на четыре года. — Тогда давай ты пока сходишь в душ, а я разогрею для тебя еду и наведу здесь порядок. Хан Джисон, видимо, снова забыл, что надо убираться. — Нет! Он наводил порядок. — Охотно верю, — улыбнулась омега.       Как у себя дома, хотя отчасти оно так и было, ведь в этой квартире и Хёнджин, и Феликс проводили достаточно много времени, Хван достал чистое полотенце, огромный халат вместо толстовки, и отправил парня в ванную комнату, предварительно замерив его пульс и осмотрев лицо. Пока он этим занимался, то почти плавился от силы тела, а потом понимал, что именно с ним сделали. Злость мгновенно оплетала, но утихала тоже быстро, стоило вспомнить статью. В комнате он справился со всем ловко и действительно понял, что Джисон убирался и делал так, как ему рекомендовали. А на кухне пришлось повозиться и даже Феликсу пытаться дозвониться, чтобы он дал совет, как правильно приготовить то, что заказал Хан. Ведь сам он эти блюда никогда не ел. За это время даже пофлиртовать с супругом успел, как и посетовать на глупые мысли Хана. Феликс смеялся тихо по ту сторону и заверял, что скоро у всех всё наладится. А ещё осторожно говорил, что закончит на час раньше, а означало оно лишь одно: возможность побыть вместе дольше. Только после разговора снова напала какая-то необъяснимая тоска. Вспоминалась растерянность юной омеги и её слезящиеся глаза: Хван никогда таким Минхо не видел. Что-то царапалось под рёбрами неустанно. Мальчик хранил себя для своего альфы. У Хёнджина аж язык чесался спросить «почему», ведь секс в юности это не про любовь совсем, а скорее про приятное времяпрепровождения. Из этого умозаключения вытекало то, от чего тошно становилось. Неужели Хван сам такой мерзкий? И у Минхо вполне себе правильная позиция. Была.       Однако лезть в душу потерянному юноше он не стал. Дождался из ванной комнаты и пригласил за стол, пока сам кинулся запускать стирку, дабы избавить квартиру от обилия запаха смазки. На самом деле Хёнджин первый раз сталкивался с другой омегой в её течку, чтобы вот так быть рядом. Это виделось опытом интересным, а ещё порождало чувство привязанности к Минхо. Признаваясь себе в этом, Хван понимал, что полюбил парня, и хотел для него лучшего. И верить мечтал в то, что они с Джисоном могли образовать хорошую пару. Их тяга друг к другу была слишком заметной на протяжении всего времени. А игра в избегание виделась подлинным абсурдом, что и подтвердилось моментально, когда во время уборки из-под шкафа было вытянуто дешёвое кольцо. То самое кольцо «обмана», какое сам Хёнджин другу и подарил, лишь бы тот страдать перестал от приставаний некоторых омег, которые переходили границы дозволенного слишком охотно. Найти его на полу приравнивалось к открытию глаз на природу догонялок — всё стало ясным.       Вернувшись в кухню, омега обнаружила парня упирающимся лбом в сложенные впереди руки. Его запах был беспокойным, только выражал не течку и её позывы, а волнение. Хван поставил стул рядом и уселся на него, бережно руку устраивая на сгорбленной спине, спрятанной за мягкой тканью халата. — Тебе нездоровится? — спросил сразу. — Я звонил домой. Не люблю врать, а тут приходится заверять, что я у друга. — Ну, по сути, ты у друга. — Как много вы знаете? — Минхо поднял голову. — Обо всём. — Если я скажу, что всё, ты расстроишься? — в ответ отрицательное мотание головой. — Ханни мой лучший друг. И я знаю всё, что как-то касается его самого и его жизни. — Ханни… Красиво. — Его так папа любил называть. Мы ещё удивлялись, что папа по фамилии зовёт ребёнка, а потом оказалось, что это схоже по звучанию со словом мёд на английском, и как-то закрепилось оно. Мило же звучит. — Очень. — Он тебе нравится? Джисон-то. — Очень, — Хван заметил моментальное напряжение чужого тела. — Люблю его. И не хочу сбегать. Или уходить. Хочу быть рядом. — Как всё замечательно складывается, — шёпотом на выдохе. — Что? — не понял Ли. — Здесь ты в безопасности, не нужно уходить, — заверил Хван. — Как ты себя ощущаешь? Ну, после… — Кихёна? — омега кивнула. — Сейчас я не чувствую его присутствия на своём теле. Если не думать про… Про проникновение. — Я задам тебе вопрос. Ты не думай, что я хочу как-то тебя обидеть, влезть не в своё дело, это важно для тебя и для Джисона, — Хёнджин видел, как к нему испуганно тянулись, и раскрыл руки для объятий. Ли нуждался в близости. — У тебя течка. Обычно ты проводил её по-другому. Сейчас рядом есть альфа, который… Не сделает больно, но поможет унять то, что тебя, так сказать, мучает. Боишься ли… — Секса? Я хочу, чтобы он сделал это со мной, — осторожно признался Минхо, ощутимо дёрнувшись. — Я просил его, но он отказался. — И ты не будешь его осуждать? — А должен? — отстранился Ли. — Это глупо и внезапно всё. Но… Мои чувства, они иногда подводили меня к этому желанию и раньше. Только я не мог представить, что мы сможем быть настолько рядом. А ещё мне хочется перебить фантомные ощущения от… От… Первого раза…       Взглядом Хёнджин ловил дрожь, кожей ощущал просыпающийся всё ярче аромат течной омеги, оттого и прижимал ближе, успокоить пытался. Понимал, как тяжело могло даться признание. И ему очень хотелось копнуть глубже в характер парня и его мировоззрение. Сейчас Минхо выглядел абсолютно другим человеком, каким не был в стенах учебного заведения. Он виделся нежным, сломленным, желающим простой заботы к себе, возможно, осуждающим себя. Это указывало на ещё большее количество одинаковых черт между ним и Джисоном. Они такие похожие. Два глупых ребёнка, которые уже давно могли быть счастливы. Но тут же Хван споткнулся обо всё реальное: преподаватель и студент. Хватило ли бы им сил скрывать свои отношения? Хватит ли их теперь? Минхо начало более ярко разбирать лихорадочной дрожью, поэтому Хёнджин поторопился его увести и уложить на свежее бельё. Протянул пульт от телевизора, а чуть позже притащил одеяло, каким укрывался Хан, дабы дать ощутить почти выветрившийся отовсюду запах ромашек. Когда Ли почувствовал его, то так ярко улыбнулся, что у Хвана дыхание даже перехватило. Переизбыток эмоций вынуждал его сердце биться всё чаще, а желание укутаться в Феликса становиться насыщеннее. А ещё он удостоверился, что хотел ребёнка. Двоих взрослых детей ему теперь было мало.