Всегда был нужен

      Всё то время, пока сформировавшийся узел не позволял Джисону хотя бы пошевелиться без причинения боли Минхо, он осторожно зализывал и целовал то место на плече, где оставил болезненный укус. Не понимал одного, для чего сделал это: то ли перебить боль от узла у омеги, то ли угомонить голоса в своей голове, кричащие о совершаемой ошибке. Все эти минуты, вынуждающие стать единым целым в прямом смысле, по коже распускали импульсы страха с особым трепетом, потому что Хан осознавал последствия лопнувшего презерватива. А его организм, дорвавшийся до нужного и желанного тела, сотворил всё возможное, чтобы в нём зародилась новая жизнь. И перестать думать об этом не выходило, как минимум потому, что Ли отключился. Оттого тишина остервенело комнату затянула, что даже собственное биение сердца услышать казалось возможным, а думы и вовсе охватили собой весь разум. В своей фантазии Джисон уже выкопал себе могилу глубиной в метра три, дабы удостовериться, что в неё поместится не только он, но и все его сожаления за каждый прожитый момент. За то, что показался слабым в своих же глазах, пойдя на поводу у желаний, и повязал себя с крошечной в яркой уязвимости омегой: не такой должен был быть первый раз Минхо. Первый полноценный и правильный. Так ещё и огромное происшествие завершило путь саморазрушения сознания мужчины. Взвыл от этого крайне тихо, ведь не мог отыскать в памяти покупки противозачаточных, к тому же требовались экстренные. Даже если, в теории, всё обошлось, и резинка лопнула только в верхней части, находящейся перед узлом, то перестраховаться точно являлось самым необходимым. Но разочарование настигло чрезмерно быстро и скоро после этого размышления. Стоило осторожно, боязливо покинуть распалённое тело, остающееся невероятно горячим и дрожащим даже после сцепки, то Хан, покорно смиряясь со своей натурой, рассмотрел вытекающую сперму из растянутого и немного распухшего ануса Минхо. И уже скулёж поражения вырвался из горла до боли любезно. Он и тут всё испортил. — Ханни? — пробудившись от переменившегося в одно мгновение запаха тёплых ромашек в кислые нотки, Минхо перевернулся на спину и моментально скривился, чуть простонав: всё болело. Джисон излишне грубо удерживал его за талию и бедро, впивался пальцами и совсем этого не осознавал, а вот взор теперь заметил небольшие покраснения в местах касаний в порыве страсти. — Ханни…       Напуганный взгляд круглых глаз встретился с растерянным взором. Омега щурилась и звонко губами причмокивала, словно никак не могла отыскать себя в пространстве и распознать всё то, что испытывала. Понять пережитое и то, с кем же, спустя вечность просьб, оно произошло. С безграничной нежностью, чуть отойдя от реальности, Джисон созерцал то, как Минхо нерасторопно и неуклюже двигался на постели, при этом руками касаясь своего обнажённого тела то тут, то там. И всё чаще к животу их подносил, трогая заметную мягкость. А потом резко, в самый висок, прилетело пулей принятия от осознания: запаха не было. Феромонов не было. Словно Ли себя подавил. Отсюда и страх взыграл ещё грубее: беременный. Уже даже было не таким и важным, что это нереально. Оно ни физически, ни биологически не складывалось в то уравнение, при котором через девять месяцев могла появиться на свет новая жизнь. У альфы началась истинная паника. — Нужно срочно в душ, — сипло выдал Хан. — Ты можешь встать? — Что? Я не… — Минхо заскулил и вновь свернулся в клубок, как делал до принятого обезболивающего. — Хён… — Болит? Живот? Где? Как и болел? Или это другая боль? Сильно? Терпимо? Мне вызвать скорую? Мне дать тебе таблетку? — затараторил мужчина, чем заставил Ли рассмеяться. — Ты… Смеёшься надо мной? — Даже мой папа так не переживал никогда за меня, — голос мягкий, спокойный, — это привычный спазм. Наверное, скоро всё закончится. Но от таблетки не откажусь, — тело выдавало своего владельца: каждое движение было замедленным и неуклюжим, невозможно милым, что заставило сердце альфы делать кульбиты под рёбрами. Его омега слишком прекрасна, даже будучи такой неловкой и хрупкой, совсем другой вне стен пансиона. А в его постели. После первой близости. — Таблетка! — Джисон с силой стукнул себя по лбу и подорвался на изуродованной телесными жидкостями кровати. Кинулся перебирать всё то, что было разложено на столике и нашёл самое необходимое. — Надо выпить ещё и это, — в дрожащей руке он протянул розовую пилюлю, как только вновь забрался на матрац. — Пожалуйста? — М? Это что? — уткнувшись в раскрытую ладонь, прошептал Минхо, рук от живота не отнимая. Ластился. Касался острым носом влажной кожи. Прихватывал её своими губами, словно тепло искал и не желал его отпускать от себя хотя бы на миг. — Экстренный контрацептив. — З-зачем? Я никогда не… — Ли отстранился. Кое-как встал на колени и руку назад завёл, прикасаясь к себе, дабы после изумлённо выдохнуть. — Внутрь? Ты… Да? — Прости! Презерватив лопнул! Ч-ё-ё-ё-р-т! — свободной рукой Хан впился в свои волосы, оттягивая взмокшие пряди. Будто только так мог вернуть себе спокойствие, дабы перекрыть им мерзкую вину ненадолго. — Я… Не брал то, что выписал врач, потому что не планировал… Б… Бл… Блять, близости! — Минхо усмехнулся с яркого смущения старшего. — Но, видимо, эти таблетки оказались в рецепте и, вот, нужно принять.       Почувствовав заметные перемены в своём состоянии из-за затухания огней течки, хотя тело оставалось предательски жаждущим и пылающим, Ли заставил себя неловко встать с постели и обойти её, дабы замереть позади отрешённого Джисона. Тот моментально обернулся и оцепенел, ведь совсем не имел над собой хоть какой-то власти: Минхо поцеловал его. Невесомо, ласково, всё ещё нервно и неумело, чуть губу нижнюю прихватив зубами, будто поиграться решил. Чистыми пальцами он забрал таблетку с ладони Хана и отложил её обратно на столик, тут же ухватился за протянутую руку, потому что Джисон не мог даже пошевелиться, смакуя послевкусие нежного касания. Однако поддался лёгкому рывку и поднялся на затёкшие ноги. Его поволокли в сторону ванной, буквально вынуждая изумлённым взглядом наблюдать за перекатывающимися под светлой кожей мышцами на спине. Ниже Хану было стыдно посмотреть, игнорируя тот факт, что он всё равно заметил стекающую по внутренним сторонам бёдер омежью смазку и собственную сперму. И пока его запихивали в широкую кабинку, настраивали воду и выбирали самый вкусный по запаху гель для душа, Джисон сгорал всё ярче и отчаяннее: представлял Минхо с животом. Будет ли он вести себя идентично нынешнему поведению? Станет более раздражённым или милым? Маленькие растяжки на коже обернутся более заметными и сладкими? А как переменится запах? — М-малыш?.. — М? — Ли был занят тем, что обнюхивал каждый флакон, но всё же отвлёкся от увлекательнейшего занятия. — Ханни? — Почему у тебя нет запаха? Сейчас… — А, ну, — заметно замялся Минхо, что даже голову опустил, только тёплые и мокрые руки, устроившиеся на талии, позволили немного успокоиться. — Папа говорил, что это вроде как мой защитный механизм… От альф. — Я слушаю, мне важно знать, — мягко ответил Джисон, стоило паузе затянуться. Притянул Ли ближе к себе, немного судорожно вздохнул из-за разницы в росте, да всё же неуклюже обнял сильнее. Минхо смотрел чуть сверху вниз, что мерещилось чем-то невозможно пленительным: он действительно необычная омега. — Сейчас напридумываю себе всякого, хуже же будет, — с этого Ли улыбнулся, осознавая проблемы итога размышлений Хана. Он приходил не к тем выводам. — Скорее всего течка пошла на спад. В последний день моя… Ф-ф-фертильность? — будто спрашивал, но Джисон лишь плечами пожал и начал гладить низ чужого живота. — Она наиболее высокая. Такое бывает редко, обычно в первые дни эта способность сильнее. Поэтому, дабы избежать насильственных действий или отбить желание у альфы взять меня, запах исчезает, словно я не должен позволить себе забеременеть. Точнее я блокирую аромат, только контролировать это не могу. Как нечто подсознательное. — С тобой что-то когда-то случилось? — Минхо наваливался сильнее, водил носом по открытой шее, отчего подталкивал альфу под горячую воду, где слова заглушались потоком. — Погоди… Фертильность это же… Вот чёрт! Нужно срочно выпить ту таблетку! — Ты хочешь меня, — вместо продолжения диалога выдохнул Ли и теснее прижался, потираясь о подставленное бедро. Он пропитывался ароматом цветочного поля и сходил с ума от тех ноток желания в нём разорвавшихся, потому что оно выражалось отнюдь не природой, ведь сейчас омега не имела власти над альфой. Отчего голова попросту отключилась. — Меня. Лишь меня. — Я хочу тебя, — выдохнул в прокусанное плечо, столь удобно подставленное, Хан, пока об него откровенно тёрлись, — вычистить, вымыть, уложить в чистую постель и не выпускать из объятий. — Накормить таблетками, — напомнил Минхо. — Ты изменился, — то смятение, отстранённость и боязливость от происходящего просто смыло. Сейчас Минхо казался другим. И отчего-то познать его такую сторону чудилось чем-то крайне соблазнительным, до безумия важным. — Может быть? — тихий смех. — Пожалуйста. Мне хочется ещё. — Где твоё смущение? — мягко ухмыльнулся Джисон, поддаваясь на провокацию снова, ведь это был Минхо. Его Минхо. Оттого и ногу приподнял, усилил так давление на возбуждённую плоть омеги. Звонкий стон не заглушил поток льющейся воды от столь неожиданного действия. — Где те неловкие попытки подарить мне шоколад? — Там же, где и девственность. С тобой я могу быть собой, — почти мурлыкал Минхо. — Мне кажется, что секс это мерзко, но с тобой было невероятно. Моя сущность… Она хочет, ей нужно… Быть под тобой. Хочет почувствовать тебя без защиты, чтобы ты был внутри… Двигался… — Взгляни на меня, — Минхо немного отодвинулся, дабы выполнить просьбу. В его взоре Джисон не видел ничего, кроме жажды и непроглядной тьмы, потому что зрачок сожрал сладость пленительного цвета радужки глубоких глаз. Перед ним снова предстала нуждающаяся омега, только теперь ей приходилось демонстрировать всё словами и движениями, а не природным запахом. — Рот бы тебе с мылом помыть, — глаза в глаза. Во взгляде Ли безликая темнота расползалась всё насыщеннее. — У Вас какие-то особые предпочтения, Хан-сонсэнним? — поддразнил дрожащим голосом Минхо, потому что чувствовал себя неимоверно хорошо, пока его тело по-прежнему сжимали небольшие ладони, чуть воду разгоняя по разгорячённой коже. Где-то маячили воспоминания о подаренной заботе, ласковых словах и безграничной поддержке. Словно он и альфа уже давно вместе, познавшая друг друга пара. Словно не было острой необходимости вести себя сдержанно. К тому же, он всё равно не вспомнил бы этого бреда. Жажда была выше остального, желая уже истребить жар и позорную дрожь, она разрасталась обширнее. Подчиняла себе разум, готовилась умереть в венах юного тела с минуты на минуту. Даровать ему освобождение. Поэтому и просила голосом Ли о помощи. — Студент Ли, я припомню каждое твоё слово, — осторожно, бережно Джисон заставил Минхо развернуться спиной. Направил его руки к стеклянной стенке душевой кабинки, а после рвано задышал, когда интуитивно омега ноги расставила широко и прогнулась в пояснице, призывая. Чуть позже альфе придётся пожалеть о содеянном, но в те затуманенные желанием мгновения всё, что было так важно — Ли Минхо. Его омега, которую он более не планировал отпускать от себя. — А ещё изыму процент с твоей стипендии за оплату горячей воды, — Минхо мягко хмыкнул, сжимаясь в плечах, что позволяло мышцам небрежно проступить сквозь светлый холст кожи. Притягательно для потемневшего взора Хана.       Глупо было полагать, что природу можно обуздать. Природу влюблённости. Если бы не течка, то Джисон окружил бы Минхо заботой и ухаживаниями, даже если бы тот отказывался. Ведь признание уже было даровано. Суть Хана являлась до банального простой: ему нравилось быть нежным, мягким, не пытаться втиснуться в стандарты альф, потому что он даже внешне не подходил. А Ли для него стал тем, кто позволил закопаться ещё сильнее в эти чувства, понять, что его принимают и таким. С тем запахом, какой приходилось прятать всю осознанную жизнь. Его уже приняли и позволили коснуться не только тела, но и сердца. Каждый раз, каждое занятие поздними вечерами порождало под рёбрами желание что-то преподнести, подарить, угостить. Но будто атмосфера и их статусы не позволяли. Студент и преподаватель. Юноша и взрослый мужчина, у кого даже течная омега под боком не вызывала гон: организм перешагнул ту черту пару лет назад. Только сейчас слишком хорошо было находиться в таком порочном моменте, после какого однозначно будут и букеты, и прогулки, и совместные вечера перед телевизором. Хотелось верить. Минхо же не передумает? Он же предложил стать его альфой, верно? Именно он ускорил их физическое сближение. Именно от него шла инициатива в отношениях, которые требовали осознанного и серьёзного обсуждения. Именно он сейчас прогибался и кричал громко, когда Джисон сдержанно толкался в него. Руки хватались за мягкие бёдра, пальцы впивались в плоть вновь, и это мерещилось настолько внеземным и высоким, будто лишь ему, Джисону, разрешили коснуться прекрасного творения. Даже взгляд не удавалось отвести от красивых ягодиц, глубоких ямочек Венеры, и от того, как собственные ладони сминали тело дрожащее, юное, самое восхитительное, которое Хан только видел за свою жизнь. К этому же тоже подтянул именно Ли Минхо. Раскрылся и отдался. Лишь ему. Добровольно.       Неожиданно скользнуло в рассудке осознание, стоило проникнуть почти полностью: мышцы поддавались хуже, даже если ещё недавно сдерживали плотный узел. Всё-таки течка заканчивалась. И только Джисон хотел что-то сказать, протянуть эту мысль чуть дальше, потому что его по-прежнему пугало понимание вероятной боли у омеги в ближайшее время, как та подалась назад, впуская в себя всю длину. От моментально разлившегося урчания Минхо Хан успел опешить, растеряться, разорваться в нежности, а лишь потом податься назад. Вода раздражающе стекала по лицу, из-за неё же руки на сильном теле Ли скользили, ведь пытались удержать от резких движений. Только, видимо, Джисон единственный в голове держал воспоминание об уплотнении внутри, а сам Ли сорвался в бездну непознанного удовольствия. Ведь для него всё было новое и приятное, особенно в течку, уже спешно торопящуюся снять оковы с рассудка и тела. Ладони мужчины скользнули выше, огладили кожу и остановились на груди: такая поза заставила перестать двигаться и склониться, наваливаясь весом на хнычущего Минхо. Мягкие звуки становились всё более раскрытыми в тональностях, чем Хан упивался, ведь красиво, звучно, податливо. Касался пальцами некрупных сосков осторожно, почти неощутимо, но достаточно для Минхо, дабы начать трястись от накативших ощущений. — Пожалуйста, двигайся, — голос заглушался шумом воды. — Пожалуйста, я так близко… — Малыш, какой же ты чувствительный, — в неописуемом восхищении прошептал альфа без надежды на то, что его услышат. — Я же просто внутри тебя.       Кое-как Джисон заставил Минхо выпрямиться, прижался к его спине и плавно начал двигаться, не стараясь делать толчки полными и глубокими, а сам Ли ухватился за его руки и направил их к груди вновь. И если бы Хан только мог в полной мере ощутить свой же запах, то просто бы умом тронулся. Аромат накрывал с головой, становился всё более концентрированным, буквально душил стонущую омегу, подавлял жаром. От него Минхо истинно плавился в сильных руках, не чувствовал себя, тяжести своего, разразившегося безжалостной дрожью, тела. Лишь мягкие касания, тихий шёпот, словно вода вовсе и не мешала расслышать ласковое «малыш», и поцелуи в то место, где заметными оставались следы острых зубов. И когда влажная ладонь альфы накрыла уже пульсирующий член, то этого хватило, чтобы болезненно кончить от разрывающих разом ощущений. Первая близость в незапланированную течку, к которой даже подготовиться не удалось толком; в чужом доме; вдалеке от родного дома; с бесконечной ложью родителям; после совершённого акта надругательства тем, кого Ли считал близким по духу и лучшим соперником. И это всё разом откликнулось, потому что оно затмилось Джисоном, но разорвало что-то внутри, под самыми рёбрами, где столь рвано, гулко и часто стучало юношеское сердце, переполненное противоположными друг другу чувствами. Диссонанс губил, мешал раствориться в ярком оргазме полностью, через который снова бережно проводили, раскрывая и ощущения в сверхстимуляции. Голова сама откинулась на широкое плечо, что даровало альфе возможность исцеловать красивую шею с нервно дёргающимся кадыком. Рассмотреть раскрытые пухлые губы, мелкие поры на щеках и еле заметные неровности кожи: Хан однозначно спятил, потому что ему действительно хотелось поглотить Минхо целиком.       Горячая вода позволяла прочувствовать невероятное: охлаждение. Безвольное и непослушное тело остывало, пока чужие руки размазывали гель, а после и шампунь. Опьянённым мозгом Ли понимал, что Хан всё ещё возбуждён, и внутренняя омега выла под рёбрами из-за этого. Настолько плоха, что не довела своего альфу до жажды подарить потомство, но руки, тянущиеся к налитому кровью члену, отпихивались осторожно, а это, в свою очередь, заставляло Минхо дуться. Запах манил и влёк, играясь в лёгких вихрями желания, а вот владелец запаха не давался, хотя парень свои потуги приструнить его просто не видел со стороны. Каждое движение было заторможенным, даже моргал он медленно, будто под чем-то находился. Без мнимых причин, так и было — пылкие ромашки, огромным полем цветущие у сердца, что ласково перебирал ветер, под названием нежность, в выбрасываемых феромонах. Только вот, глядя на такое поведение, Хан настойчиво гнал от себя воспоминания о том, в каком виде нашёл Ли в тот ужасный момент. Однако мысли так или иначе всё равно возвращались к взору стеклянных глаз, к виду разодранных коленок и к попытке стать ближе. Особенно накрывало тогда, когда мягко и протяжно омега выдыхала обиженное «альфа». Поэтому, проигнорировав неудобство в возбуждении из-за такой близости к тому, по кому сердце с ума сходило в груди, Джисон быстро покончил с Минхо и вычистил его. Как с маленьким, пока разум того не прояснился, стоило альфе взять под контроль свою природу, Хан пытался вынудить Ли поесть. И пока омега долго и нерасторопно копалась в своей тарелке с разогретой едой, мужчина привёл в порядок постель и проветрил спальню от оставшихся феромонов секса. Ему хотелось окунуться с головой в тот момент трепетности, где его подавляла мелисса, но хныканье из кухни не позволяло расслабиться: начались обещанные боли. И внутренние перекликались с внешними. Однако Джисон позаботился о каждой маленькой ранке на коленках напряжённого тела, а после спрятал его под самыми мягкими тканями одежд. Всё для истинного комфорта, всё для того, чтобы прожить этот день в уюте, даже если нечто и мечтало его разрушить. — Так, — строго смотрел в глаза Минхо Джисон, пока омега, не разрывая зрительного контакта, усаживалась в подушках удобнее и руками придерживала холодный компресс на животе, — нужно выпить ещё и это!       Контрацептив тихо покоился на ладони, а Хан проклинал себя, что не всунул таблетку в чужой рот вместе с обезболивающим. Теперь же в упрямом Ли взыграли то ли гормоны, то ли он умом тронулся от обилия происходящего: наотрез отказался пить, ссылаясь на то, что ждёт ребёнка. Спокойным тоном, немного неровным, Джисон уговаривал, молил, просил, только Минхо сразу морщился, потом же и голову стал отворачивать. И в немного ошалевший разум от понимания того, что укутанное в тёплые вещи тело, принадлежало всецело ему, Джисону, пришла идея, вероятно, глупая. В секунду, не медля, Хан закинул таблетку себе в рот и прижался своими губами к приоткрытым губам омеги, тут же даровав поцелуй. Ли застонал, отнял руки от своего живота и вцепился ими в широкие плечи мужчины, комкая ткань пушистой кофты. Ещё более громкий стон, пусть и приглушённый, вырвался из горла Минхо, когда Хан проник языком в его рот и протолкнул в него контрацептив. Резко отстранился и накрыл пухлые губы Ли влажной из-за волнения ладонью. — Глотай, малыш. Пожалуйста, — слёзы потекли из глаз омеги, но кадык рвано дёрнулся. — Умница, моя любимая умница. — Можно воды? — плач не был сдерживаемым, но Ли будто не осознавал, что плакал слишком ярко и громко, отчего и плечи подрагивали. — Конечно! — Хан подорвался, ухватил со столика стакан с тёплой водой. Помог Минхо запить таблетку и кинулся успокаивать, гладить по голове и плечам, касаться плотной шеи кончиками пальцев в том месте, где располагались пахучие железы, но лишь для того, чтобы утихомирить. Они оба были не в себе. — Всё в порядке. Я люблю тебя, я очень люблю тебя. — Ханни!       Неуклюже, с совершенно растерянной координацией, Минхо потянул на себя изумлённого и напуганного Джисона, буквально укладывая его горячее тело сверху на собственное. Не прошло и мгновения, как Ли уткнулся носом в тёплую шею и громко, часто, равно, судорожно задышал, отчего его плач становился больше схожим с истерикой. Хан завозился, перекатился на бок и только потом притянул к себе омегу, чтобы она вновь могла пропитываться его ароматом, который сменился на беспокойный и бесконтрольный из-за резких перемен в поведении самого Ли. Рукой он нашарил под его одеждой завёрнутый в полотенце компресс и слегка надавил на него, дабы на животе оставить, потому что чувствовал всем собой растущую боль в юном организме, несмотря на принятые лекарства. Успокоить Минхо удалось не сразу, но всё же он затих. Его истерика обернулась громким урчанием, какое прерывалось лишь тихим, слегка боязливым «Джисонни», и одно это слово уже кипятило кровь в венах альфы. Он ничего не понимал, но внимал осознанию того, что его о чём-то просили, словно молили о помощи, только самому уточнить казалось страшным. Потому Хан просто гладил Минхо по спине, прижимал теснее, хотя было крайне неудобно лежать так, как они лежали. Рука болела и затекала, однако оторвать её от чужого живота, где удерживался компресс, чудилось невозможным. А потом Ли заговорил, вернул себе самообладание, и даже дозволил то, о чём сам, вероятно, не догадывался: притронуться к невероятно хрупкому запаху мелиссы. — Они касались меня. Раздели. И все смотрели. — Ох, Минхо, ты… — конечно, Хан не ожидал услышать этого. Из головы не выпускал, но не желал понять простую истину: это не уйдёт из их жизней так легко. Не хотел принимать того, что Минхо всё ещё жил в том кошмаре, пусть и смутно помнил произошедшее из-за препарата. — Малыш… — Это я точно помню. Помню жар. Руки. Они были везде, — тихо шелестел Ли. — Почему тебе не противно? Почему тебя не тошнит от того, что ты касаешься меня? — Потому что ты моя омега, потому что я люблю тебя, потому что я влюбился так давно и просто не готов отпустить тебя теперь, хотя до сих пор не уверен, что достоин тебя, — успокаивающе шептал Джисон в ответ, чуть отодвигаясь от напряжённого тела. — Что мне сделать для тебя? Я… Я так хочу помочь. — Я твоя омега, — утверждал сам себе Ли и смотрел на мужчину влюблённым взглядом. — Не отпускай меня. Я стану лучшей омегой для тебя. Сделаю всё, чтобы ты мной гордился. — Не отпущу. Буду рядом. Буду защищать, — заверял альфа, пока чужие руки вытягивали компресс только для того, чтобы переплести пальцы. — Я всегда гордился тобой. Ты так сильно очаровал меня в те далёкие дни, — невесомая улыбка опустилась на губы. Даже сейчас Хан помнил свои чувства при виде маленькой фотографии в документах. — Котёнок, отдыхай. Скоро тебе станет лучше, — пальцы бережно заправили ещё сырые волосы Ли ему за ухо, пока юноша смотрел и даже не моргал, словно не мог поверить во всё. — И замуж позовёшь? — Позову, — сказать что-то иное попросту было невозможно. Мог ли Джисон сказать «нет»? Ему даже подумать об этом не удавалось. Сейчас он нужен был Минхо весь. Вся поддержка и любовь. — Когда мы со всем разберёмся. — Спасибо. Я очень люблю тебя, — Минхо сощурился, а после улыбнулся. — Можно я посплю? — Почему ты спрашиваешь? — Боюсь. Больно. Хочу, чтобы ты был рядом. — Я буду, никуда не уйду, — Хан оставил нежный поцелуй в уголке искривлённых губ. — Давай приложим компресс снова? — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. Почему я был таким придурком… Если бы я спросил… Узнал… Ничего бы не случилось. — Тише, Минхо-я, всё хорошо. Ты моё маленькое сокровище. Всё хорошо.       Джисон повернулся лицом к Минхо и подался чуть вперёд, тут же касаясь его губ снова. Нежно, невесомо, максимально ласково, дабы просто показать свою обнажённую душу, поцеловал. Бережно прихватил нижнюю губу, и такое крошечное действие заставило омегу выдохнуть через нос громко, а рукой Ли и вовсе ухватился за объёмную кофту. Пытался ласку разжечь сильнее, но Хан с улыбкой отстранился, когда ощутил дрожь горячего тела. Обоняние улавливало мелиссу, пропитанную сладостью смазки, выделяющейся всё более медленно, а кожей можно было почувствовать и искры боли в омежьем теле, будто они оба уже связали себя, хотя на них даже меток не было. Джисон неуклюже обнял Минхо, позволил уткнуться себе в шею, прежде чем тот ещё несколько раз прошептал его имя, а позже и вовсе уснул, дозволив препаратам взять над собой власть. Продолжительное время Хан рассматривал умиротворённое лицо, касался кончиками пальцев нежной кожи мягких щёк и охотно цеплялся за колючую щетину — всё ещё прекрасен. А уже спустя мгновения, когда яростная судорога оглушила тело Ли, Джисон опять очутился в том самом дне. В том понимании, что над его Минхо надругались. И теперь омега не оправится от этого, не очистит себя перед Ханом, будет винить свою природу и неосторожность. Стало жутко от того, что они ещё даже не общались вне стресса и течки. И такое чувство, порождённое самыми потаёнными страхами, подталкивало к осознанию: всё произошедшее может обернуться полным разрушением их обоих. Переборов собственную слабость, Джисон решил до последнего являться опорой для Минхо, пока тот сам его не оттолкнёт.       Сейчас же безмерным счастьем лилось по венам тепло от мягкого тела и тихого голоса, так отчаянно зовущего по имени. Сейчас, впервые за свою жизнь, Джисон чувствовал то, чего ему так не хватало: любовь от принявшего его человека. Сейчас он вспоминал папу. Тот бы точно принял Минхо. Ведь так мечтал увидеть своего сына с тем, кто заставлял бы его улыбаться. Только не дожил. Не сможет теперь увидеть и порадоваться. Поддержать и поцеловать в щёку, как делал всегда. Одинокая слеза от вороха удушливых мыслей скатилась по щеке, а спящий Ли, будто ощутив тревогу своего альфы, завернул его в объятиях, подавляя собой и своим нежным теплом. Джисон улыбнулся вновь, засыпая.