* * *
Теперь. Камукуре не нравится, когда ему обстригают волосы. Слуга об этом факте знает примерно так же долго, как знает Камукуру. Конечно, до этого легкого додуматься. Мало у кого встретишь настолько же длинные волосы. Это почти что неблагоразумно. Слуга не разбрасывается этим словом. Не в отношении Камукуры. Но всё равно: мужчина просто позволяет им расти до того момента, пока они не начнут путаться под ногами, пока не станут волочиться позади по земле. Теперь, в некотором смысле, стало легче. Единственное, по чему он их теперь волочит — деревянные полы и ковёр, а не кровь и пепел. Он знает, что это предпочтительнее.* * *
Иногда во время работы Камукура позволяет Слуге присоединиться к нему. Слуга занимает своё место под ним. Он сидит, закинув ногу на ногу, положив голову тому на колено, или бедро, или на что он способен дотянуться в моменте. Тот иногда обхватывает руками его талию или ногу. Камукура протягивает руку, чтобы провести пальцами по волосам, или позволяет Слуге переплести их пальцы, или даже просто кладёт их себе на голову. В этом нет никакой сосредоточенности — действия бессознательные. Механические. Камукуре с этого никакой пользы, а значит всё идёт на благо Слуге, и это становится очередным неудобством, которому он эгоистично потворствует. Иной раз Камукура абсолютно не замечает его, слишком сосредоточившись на объекте своей работы, чтобы обращать внимание на что-то извне. Он должен предпочитать такое развитие событий. Но не делает этого.* * *
Слуге нравятся волосы Камукуры. Не то чтобы его мнение имеет какое-то значение для другого — они просто ему нравятся, вот и всё. Сейчас они мягкие. Ему нравится их мыть для него, нравится расчёсывать их для него. Нравится помогать в уходе за ними. Нравится чувствовать себя полезным.* * *
Бывают моменты, когда он забирается к Камукуре на колени. Обычно это случается, когда он близок к тому, чтобы уснуть. Камукуре не нравится, когда он спит на полу. Слуга вполне мог бы свернуться около его стула, словно собака, и уснуть там под звуки быстрого щёлканья по клавиатуре. Только вот Камукура всегда всё замечает. Камукура будет вздыхать, как вздыхает всегда. Потому что есть некоторые вещи, к которым Слуга никогда не станет прислушиваться. Есть некоторые приказы, которым он хочет повиноваться, но не может, ускользая в сон. Он наклонится, чтобы поднять его, переложить, примостить так, чтобы не мешал. Он воображает, что это впечатляющий подвиг. Не просто поднимать его, а примащивать. Слуга, в большинстве своём, просто конечности. Только кости, никакой кожи. Ему трудно поверить, что Камукуре может быть комфортно в этой позе. Но Камукура лишь прижимает его поближе, всё равно не отпуская.* * *
— Они не были короткими со времён проекта «Камукура», — говорит ему Камукура, когда наконец мириться с ситуацией и позволяет попробовать немного укоротить длину. Камукура посвящает его в не такое уж большое количество деталей о проекте «Камукура». Конечно, он знает о нём. Эношима громко и весело хвалилась тем, что склонила любимейший проект «Пика Надежды» на сторону отчаяния. (Теперь тот умеет улыбаться. Потому что удалось переубедить, вернуть на другую сторону. По крайней мере, ему нравится так думать. Насколько же это действительно правда, ещё предстоит выяснить. Но, как бы там ни было, он уже не в отчаянии). Однако подробностей ему никто не рассказывал. Он их не заслуживает, да и слышать не желает. Нечто настолько ужасное, что оставило на Камукуре неизгладимый отпечаток — не то, что он хотел бы знать в деталях. — Только не слишком коротко, — говорит Камукура, закидывая ногу на ногу в своей фирменной манере.* * *
Однажды, когда Слуга был в своём странном промежуточном состоянии между бодрствованием и сном, Камукура наклонился и прижался своим лбом к его собственному. Руки обвивались вокруг него, спутывая конечности. Помнит мажущие касания волос к его рукам, помнит, как крепко его прижимали. Помнит со всей возможной чёткостью, как долго длилось это прикосновение. Помнит, что, должно быть, так и уснул. Помнит всю интимность момента. Помнит, что почувствовал себя любимым.* * *
— Исторически сложилось так, что самураи отстригали свои волосы, когда оставляли прежнюю жизнь. Преимущественно тогда, когда становились частью низшего класса. — Камукура упоминает об этом во время стрижки ни с того ни с сего. Движения, которые заметны лишь потому, что в остальном он абсолютно неподвижен. — На нынешний лад стрижка волос значит серьёзные перемены в жизни. — Что ж, — произносит Слуга. Делает паузу, чтобы прийти в себя. — Конечно? — потому что он не уверен, к чему вообще поднимается эта тема. Потому что не уверен, почему это вообще имеет значение. — Если это действительно так... Значит ли это, что сохранять волосы — держаться за прошлое? Цепляться за мёртвый груз? — Я не знаю, — признаётся озадаченный Слуга. — Думаю, это просто метафора, Камукура-кун. — Хм... — Камукура клонит голову в раздумьях. — Может, поговорим об этом в другой раз. Они молчат. — ...Знаешь, я мог бы убить тебя вот так, — вскользь подмечает Слуга, сидя на полу. Он стрижёт волосы как раз в том месте, где они соприкасаются с поверхностью, аккуратно распределяя пряди по руке, чтобы получить на выходе некое подобие формы. Получается... не очень, но об этой проблеме они подумают потом. — Может, подрезал бы тебе ахилловы сухожилия. Или проткнул бы тебе шею. Камукура бросает на него взгляд, который, по его идее, должен быть любопытствующим. — У тебя есть несколько шансов убить меня, — подмечает Камукура, словно он сам не знает. — Есть, — с удовольствием соглашается он. — Не убьёшь. — Не убью! — Слуга прикусывает язык, пытаясь сосредоточиться. — Но мог бы. — Хм, — Камукура снова прикрывает глаза и расслабляется. — Сами по себе перерезанные ахилловы сухожилия не убьют меня. Просто обездвижат, — уточняет он. Слуга добавляет это в свой кладезь знаний. Он отрезает ещё один клок волос.* * *
Он уверен, что это были просто галлюцинации.* * *
— Они плохо подстрижены, — говорит Камукура, не выглядя при этом удивлённым. — На случай, если Камукура-кун забыл, у меня только одна рука. — Он тщательно скрывает самодовольство в этой фразе. Говорит так, будто отвечает на вопрос о погоде, словно передавая очередной клочок информации, случайно подслушанной на стороне. Камукуру это ничуть не смущает. — Хм. — Камукура прочёсывает пальцами свои волосы, берёт ножницы в одну руку, пряди — в другую. Слуга должен испытывать вину. Какую-то вину за то, что Камукура доверил ему постричь свои волосы, а он покромсал их. Но вместо этого его взгляд застывает на гипнотизирующих действиях Камукуры, и испытывает самодовольное удовлетворение от того, что добился своего. Сначала он испытывает вину за это, а затем и за то, что в целом всё испортил изначально. По итогу его волосы теперь чуть выше колен. Это самая короткая длина, какую он когда-либо у него видел. Ему кажется, что это может считаться чем-то особенным.