На стебли лилий тень легла

      Женя из тех торопыг, что пытаются найти соулмейта скорее, как можно быстрее, пока на это есть время. Понятно, что с его тренировками и соревнованиями времени мало. Но Женя полагает, что скоро его будет ещё меньше, толком не останется вообще. Он прекрасно представляет себе свои планы на будущее: ему скоро поступать в университет, и с учётом сложности выбранного направления он начнёт зашиваться по всем фронтам сразу. Там времени не будет точно. Причём, по прикидкам Жени, на ближайшие лет шесть. Надо всё успевать сейчас, потом станет некогда.       Вопрос только в том… а как успевать? Не то чтобы к узору, вытатуированному над рёбрами, прилагались хоть какие-то внятные инструкции.       Вернее, основу-то Женя знает. Когда соулмейты целуются, то их узоры дублируются на коже друг друга, объединяются в одну общую татуировку. Если кто-то из соулмейтов ошибётся, поцелует не того — татуировка второго покроется ожогом, который начнёт болеть и жечь в присутствии первого. Это… подсказка, конечно, но какая-то слишком уж жестокая. Как будто хочется обойтись без неё, сразу угадать правильно, без ошибок.       Но тогда весь процесс реально превращается в угадайку, немного схожую с русской рулеткой. Жене приходится ориентироваться только на собственные домыслы, на интуицию. И стараться отделять это всё от симпатий. Потому что, судя по историям, которые он слышал от других, магия соулмейтов с собственными симпатиями людей вовсе не обязательно идёт рука об руку. И иногда соулмейт раскрывается как человек и начинает нравиться уже после объединения татуировок — это, конечно, дополнительная подстава. Как будто их без этого мало.       В общем, с одной стороны Жене нужно быть осторожнее, а с другой — поторапливаться. Как будто понятно, что условия взаимоисключающие. Что при таких исходных данных его шансы ошибиться кратно возрастают.       Ну, и неудивительно, что в итоге он ошибается.       Ему кажется не очень правильным приглядываться к девушкам на катке. Это слишком узкий круг, невозможно, чтобы тут были все друг на друга завязаны, чисто математически не выйдет. Наверняка кому-то придётся искать своего соулмейта за пределами этого круга, а раз так, то и вообще не имеет смысл на этот внутренний круг опираться. Но Женя, на свою голову, приглядывается. Это наверняка происходит потому, что не заметить Настю невозможно. Она чуть старше, красивая, уверенная в себе и на Женю смотрит с лёгкой, но отчётливой благосклонностью. Легко поддаться соблазну. Женя думает: а вдруг и правда она. Он ведь совсем не знает, что считать подсказкой. Вдруг Настино лёгкое внимание — это как раз и есть подсказка?       Женя не позволяет себе поспешить, прокручивает в голове снова и снова: торопиться нельзя, надо как следует всё взвесить, обо всём внимательно подумать. Если вдруг он ошибётся, то сделает кому-то очень больно. С другой стороны, если он будет думать слишком долго, то кто-то другой сделает больно уже ему — но это кажется Жене менее страшным раскладом. Такое он готов потерпеть. Тем более, после этого и искать легче станет, появится чёткий, однозначный сигнал, указывающий на близость соулмейта.       Хотя лучше до такого всё-таки не доводить, конечно.       Женя приказывает себе быть внимательным. Он честно смотрит и на девочек, которых встречает в школе, и с чуть большим сомнением — на девочек, которых встречает на соревнованиях. На чемпионате мира, сперва на обычном, а потом и на командном, рядом с ним оказывается Аня. На неё Женя тоже смотрит — аккуратно, вежливо, чтобы не пялиться, — но… ничего такого не замечает. Ему не кажется, что Аня испытывает к нему что-то сверх прохладной дружеской симпатии. Да и сам Женя, честно говоря, примерно в том же положении и в тех же чувствах. Но он честно даёт им обоим шанс разобраться друг в друге, заметить, ощутить. Он всегда отзывчиво отвечает Ане, когда она обращается к нему, и наоборот, сам вызывает её на небольшие беседы, предлагает разные темы для обсуждения. Это вроде бы идёт гладко, и они с Аней неплохо общаются, немного лучше узнают друг друга, но… ничего кроме. Между ними не теплеет ни на градус, они оба так и торчат на отметке «слегка прохладно». И никакого трепещущего внутри ощущения, что «надо поднажать, нельзя упускать» нет, интуиция молчит наглухо и все предчувствия вместе с ней. Поэтому Женя полагает, что он со своей стороны сделал достаточно для того, чтобы всё выяснить. Если между ними с Аней так и не проскочило ничего, похожего хотя бы на тень искры, значит, уже вряд ли заискрит в будущем. Женя, конечно, не рвёт общение с Аней только из-за этого, продолжает поддерживать с ней диалог и дисциплинированно поздравляет с днём рождения, не пропуская даты, — они же в любом случае неплохо общаются по-приятельски и нет никаких причин этого не продолжать, — но ни на что большее не рассчитывает. Повода как будто нет совсем.       И поэтому Женины мысли, сделав большой круг, возвращаются к Насте.       Везёт, что Настя такая терпеливая, думает он. Потому что за всё то время, пока он косит глазом на сторону и разглядывает других девушек, она ухитряется не обидеться, не потерять интерес, смотрит всё с тем же мягким намёком. И Женя спешит проявить встречный интерес, пока Настя к нему окончательно не остыла. Он чаще заговаривает с ней, задаёт осторожные вопросы о ней самой, периодически помогает ей с вещами и носит за ней спортивную сумку. Лиза называет это не очень красивым, царапающим «подбивает клинья». Женя в ответ настойчиво просит не вмешиваться, не сбивать и не мешать. У него наконец появляется предчувствие — смутное, шаткое, мечущееся в груди неуловимой тенью. Правда, Жене сложно вникнуть в это предчувствие, как следует им проникнуться, разобраться, хорошее оно или плохое. Ему очень хочется верить что всё-таки хорошее — но подтверждений этому нет.       Опираться только на беспочвенную веру Жене сложно. Ему хочется всё-таки хоть за что-то зацепиться, получить хоть малейшее подтверждение тому, что он надеется не зря. Ведь кто сказал, что вот такое возникающее предчувствие — это обязательно хороший знак и указывает на то, что соулмейт найден верно? Может ведь быть и наоборот, это плохой знак, и вот эта дрожь в груди значит, что дрожит шаткая связь соулмейтов, которая вот-вот окажется преданной. Поэтому Женя сомневается и тянет, и никак не решится сделать ещё один, более настойчивый шаг вперёд, подступиться к Насте с поцелуем. Хотя Настя, кажется, совсем и не против. Она смотрит всё мягче, всё теплее, принимает ухаживания почти что охотно, даже как будто сама немножко на них напрашивается, когда кидает на Женю особенно манящие взгляды.       В итоге выходит, что Женя думает слишком долго, и Настя подступается к нему сама.       Она выбирает день и время расчётливо, почти идеально. Женин день рождения приходится на сборы. Его много, чуть шумно поздравляют, и Настя среди поздравляющих тоже есть, желает всего-всего. Но этим она, как выясняется потом, ограничиваться совсем не планирует. Вечером, уже перед самым отбоем Настя вдруг возникает у двери в Женину комнату, держит в руках торт, ярко искрящий бенгальскими огнями, но как будто обоим ясно, что торт — это всего лишь предлог. Настя снова произносит ласковые поздравления, но на этот раз они звучат как-то значимее, едва ли не интимнее, а губы девушки выразительно подчёркнуты помадой, так, что оказывается невозможным на них не смотреть, взгляд то и дело непроизвольно сползает сам собой.       Конечно, Настя наверняка прекрасно знает, что и зачем она делает. И, конечно, Женя понимает это всё не хуже. Какой смысл изображать из себя «нетакого» и симулировать сопротивление, когда, во-первых, обоим ясно, к чему всё идёт, и во-вторых, оба не прочь попробовать? Поэтому Женя обрывает благодарности на полуслове и тянется к Насте, которая легко позволяет увлечь её в полумрак комнаты.       Отсветы догорающих бенгальских свечей пляшут на стенах, накладывая на происходящее какой-то особый, колдовской отпечаток. Губы Насти — мягкие, чарующе тёплые, и целовать её очень приятно, а от её близости почти кружит голову. Почти. Женю смущает лишь то, что он ничего толком не чувствует. Ну, вернее, он ощущает Настину жаркую ласку и сам старается приласкать её в ответ, а обнимать стройную талию девушки ему без преувеличения нравится — но… признаться, Женя думал, что момент соединения соулмейтов будет ощущаться по-иному. Как-то ярче, что ли, однозначнее. Что ощущения, может быть, подскажут, что всё было сделано правильно, — но они не подсказывают ничего. Женя ощущает себя всё в том же неведении. Это-то его и тревожит, и заставляет разорвать поцелуй, вырваться из Настиных нежных объятий.       — В чём дело? — спрашивает Настя. И удивлённо смотрит: — Что не так?       — Не знаю, — честно говорит Женя. — Возможно, всё не так. Ты… проверь татуировку, пожалуйста. Ладно?       — Ладно, — пожимает плечами Настя. Она без стеснения задирает подол футболки, рассматривает узор на своей коже, и Женя тоже вглядывается в чуть скрадывающиеся в полумраке линии.       Узор на Настиной коже идёт одной строчкой. Кажется, это какие-то цветы — Женя в этом не силён, да и попросту не может разобрать рисунок в темноте. Одна строчка. Не две. Никакой общей татуировки.       Настя тоже это замечает. Ойкнув, она шарахается от Жени и закрывает ладонями вспыхнувшее лицо.       — Действительно. Всё не так. Ты прав. Как плохо вышло, — пристыженно шепчет она. И отступает к двери, упрашивая на ходу: — Ты только не говори ничего, хорошо? Это… и так уже достаточно плохо. Давай просто забудем, пожалуйста? Забудем и пойдём исправлять то, что наворотили. Мы можем?..       — Можем, — кивает Женя. — И прости меня, пожалуйста, что так получилось, — искренне добавляет он. Говорил же сам себе: не ориентироваться на симпатию, это не показатель! Думать, искать, подмечать связи надо было! А он вместо этого потащился за Настиными прелестными глазами, очарованный её вниманием, и сделал в итоге то, чего совсем не должен был.       — И ты меня прости. Я, выходит, зря это всё… но я правда думала, что мы друг друга угадали! — оправдывается Настя. Женя уверяет её, что он всё понимает и нисколько не сердится. Успокоенная, Настя выскальзывает за дверь — а Женя остаётся смотреть на прогоревшие бенгальские свечи, ещё немного истекающие сизым дымом, и его успокоить некому.       Сейчас где-то одной хорошей девушке, которая наверняка на него рассчитывала, очень-очень больно. А Женя ничем не может ей помочь, и ни имени, ни лица её не знает.       И что самое плохое — угадывать её теперь Жене придётся по её боли.