The sigh of the bloody dawn.

      — Меня слышно?       — Да.       — Пит, видишь меня?       — Ага       — Так хочу сделать глоточек коктейля… Выглядит вкусно, Ммм.       — Тебе нельзя пить, Порш. Забыл прошлый раз? Кхун-Кинн не позволит тебе так просто отделаться.       — Ага, знаю…       — Идиоты, прекратите забивать линию. Скоро начнется аукцион. — Биг по своему обычаю бесится из-за их разговоров, и друзьям приходится замолчать       День аукциона — важное событие. И Пит немного беспокоится из-за Порша: друг — магнит, притягивающий неприятности, поэтому для самого себя Пит решает следить за ним в оба глаза. К тому же, кажется, между ним и Кхун-Кинном что-то происходит: Пит в этом не уверен, скорее просто чувствует. И твердо решает, что точно не позволит Поршу влезть в очередную передрягу, ради него самого и Кхун-Кинна.       Блять, нет.       Он просто пытается убедить себя в том, что Вегас никак не связан с его благими намерениями. Но тот факт, что Порш является для альфы целью, непроизвольно крутится в голове все время, переворачивает вверх дном мысли и заставляет болеть что-то там, в груди. Заставляет Пита озираться, выискивать из кучи одинаково разодетых фигур одну единственную — из смеси скучных запахов тот самый.       И Пит его находит.       Вегас появляется в зале — и выглядит ахуенно.       Из-за его вида в горле быстро пересыхает, ладошки по обычаю потеют, а в районе бедер Пит ощущает легкую боль и тяжесть. Сложно стоять и не смотреть на него. Пит незаметно облизывает Вегаса взглядом, прячет руки глубоко в карманы, которыми так хочется коснуться широких плеч, облаченных в белый пиджак, убрать за ухо одну единственную спавшую на лицо прядь…       Блять, Пит, соберись.       Но собраться сложно: когда он сидит там — такой сногсшибательный и красивый, знающий об этом и из-за этого уверенный в себе.       И смотрящий на Порша.       Некомфортно.       Пит решает просто опустить голову и не смотреть. Так он может перетерпеть это мучительное время, а после убежать в туалет и умыться — лицо его горит огнем, да и не только оно. В пиджаке очень жарко, поэтому Пит, решив не терпеть невыносимую духоту, расстегивает первые пуговицы своей рубашки. Становится легче.       Когда Пит понимает, что Порш пропал со своего места — блять, он стоял тут пару минут назад — первым делом Пит смотрит туда, где сидел Вегас. Его там тоже нет. Только сейчас Пит осознает, что и запах Вегаса исчез, оставив за себя лишь слабый остаток, ведущий прочь из зала.       — Эй, а где Порш? — заговорили на линии.       — Не знаю…       — Нам пойти его искать? — спрашивает один из телохранителей.       Догадка приходит на ум сама собой. Пит быстро подносит микрофон ко рту и вклинивается в диалог:       — Подождите, я знаю где он. Оставайтесь тут.       Никто не стал с ним спорить, и уже спустя пару минут Пит быстрым шагом идет в сторону лифта. Та самая догадка пульсирует в голове, дает ему хлесткие оплеухи и сжимает сердце, заставляет идти быстрее — даже бежать. Ноги путаются, но Пит слишком ярко слышит запах — запах, который ведет его наверх, и содержит в себе что-то от Порша. От Порша, блять. Пит бежит, принюхивается, и грудь его разрывает из-за беспокойства и неприятного осадка от помеси двух ароматов.       Сладкая черешня, смешанная с дешевыми сигаретами друга и крепким кофе, который последний выпил перед аукционом, вызывает неприятные ощущения, создает на языке вязкую горечь. Хочется стереть эти нотки из запаха Вегаса, который всегда был чистым и дурманящим. Хотелось, чтобы запах черешни, дыма и дождя ни с чем не мешался.       Точнее, нет.       Питу хочется, чтобы его собственный — возможно, далеко не самый приятный и до одури простой — запах подсолнухов, свежего поля и солнца — помешался с Вегасом, чтобы последний накрыл его собой, обволок, и дождь с солнцем, наконец, воссоединились.       Пит спотыкается и падает перед самым номером, за которым концентрация запахов кажется просто удушающей. Быстро поднимается, дрожащими пальцами цепляется за ручку и открывает дверь, которая оказывается не запертой. Запах сносит его мощной волной, ноги Пита в очередной раз подгибаются из-за того, насколько сильно все, что он чувствует, смешивается и бьет по легким.       Горло дерет, в легких полыхает самый настоящий пожар, и Питу приходится найти опору в виде стены, чтобы не рухнуть на пол. Когда он проходит вглубь комнаты, то ожидаемо видит Порша, лежащего на кровати тряпичной куклой.       Одного.       И одетого, к счастью. Сердце Пита ощущается способным на то, чтобы расколотить ребра, настолько мощно и сильно оно бьется. Но Пит все же тихо выдыхает от того факта, что Порша, валяющегося в кровати и слегка покрасневшего, просто накачали какой-то дрянью, и ничего с ним не сделали.       — Порш… Давай, нужно уходить.       — М…       Порш тяжелый, но у Пита получается взвалить его на себя и повести прочь из номера. Он игнорирует собственные подгибающиеся в коленях ноги, бесконечную слабость и жар. Пока Пит несет засыпающего на ходу друга, перекинув его руку через свое плечо, ему кажется, что наркотиками накачали его самого. Хочется вернуться в номер — туда, где точно присутствовал Вегас, блядский Вегас, покрывший каждый сантиметр комнаты своим запахом, и самого Порша, из-за чего Питу приходится воротить от него нос.       — Что случилось, Пит? — спрашивает Кхун-Кинн, вылетевший на них из-за поворота. Он буквально ловит Порша в свои руки, и обессиленный Пит благодарен ему за это. — Пит?       Пит поджимает губы. Сказать им, что Вегас утащил Порша, накачал его наркотиками и…       И чуть не воспользовался им? А что будет с Вегасом, если об этом узнают? А не все ли равно на то, что с ним случится?..       Нет.       Пит боится выражения собственного лица, которое может выдать его наглую ложь, пока он, сам не зная почему, покрывает Вегаса:       — Кто-то похитил Порша и накачал его наркотиками. — уверенно начинает он.       — Ты не заметил, кто?       — Нет. — и заканчивает, нагло всем соврав.       Пит впервые врет своему начальнику, коллегам, и самому себе в первую очередь. Он убеждает себя в безразличии к Вегасу, которого он только что прикрыл перед гневом Кхун-Кинна, готового пролить кровь любого, причастного к произошедшему с Поршем. Сам Порш ничего не понимает, кажется, даже не осознавая, за кого он так цепляется сейчас, в поиске защиты.       Питу становится стыдно.       Кхун-Кинн уводит Порша, коллеги собираются уезжать, Пит же мнется на месте, понимая, что уехать он не может. Пока что.       — Вы можете ехать вперед, я буду чуть позже. — говорит он всем, слушая свое помутненное сознание, в глубине души надеясь на то, что его остановят. Или не позволят Питу вернуться туда, куда ему так отчаянно хочется попасть. Пресекут возможную встречу с Вегасом, спасут Пита, наконец, от его собственных мыслей и желаний, от встречи со зверем, в клетку которого Пит планирует вернуться.       Никто его не останавливает.       Пит быстрыми шагами идет обратно, к тому самому номеру. Жарко, страшно, очень страшно. Он прокручивает в голове то, что только что сделал, то, что он покрыл Вегаса, который чуть не сотворил с его другом что-то страшное.       Но при вопросе Кхун-Кинна о том, кто это сделал, с его рта никак не могло слететь имя Вегаса. Он не произнес бы это злополучное сочетание букв, наверное, даже под дулом пистолета. Из-за этого хочется нервно рассмеяться, ведь еще недавно Пит прогонял мысли о альфе от себя, как назойливых мух, сейчас же он не может насытиться его образом, который всплывает в сознании по пути к номеру.       Пит ускоряется, чтобы дойти быстрее.       Комната выглядит точно так же, как выглядела, когда Пит из нее уходил. Он осторожно заходит и закрывает за собой дверь, мгновенно замыкая себя в этом пространстве, которое поглощает его сознание. Вегаса здесь нет, но есть его запах. И он распаляет, дразнит — словно смеется над Питом, который может лишь вдыхать его, как наркотик, без возможности получить более сильную дозу. Этого чертовски мало.       Сладкая, манящая черешня, и ощущение, что здесь, прямо в этой комнате — совсем недавно прошел дождь. Из-за запаха ягод на языке словно оседают крупицы сахара, а приглушенный шум дождя, который Пит слышит в своей голове, кажется слишком реалистичным.       Хочется большего.       Это желание пугает — оно тягучее, горячее, оно пригвождает Пита к полу. Он не может думать о чем-то еще, о коллегах и задании, о том, что ему нужно возвращаться. Нет. Запах липнет к нему, обволакивает Пита целиком и заставляет остаться, не выпускает из своих цепких лап.       Если бы Вегас был океаном — Пит хотел бы утонуть в нем. Пойти на самое дно, захлебнуться, позволить этой воде заполнить легкие — позволить погубить его.       Пита бьет крупная дрожь из-за представлений, из-за сотни картинок рук Вегаса, его ключиц, иногда видимых из-под распахнутых рубашек, острых скул и тонких пальцев. Из-за того, что эти пальцы сегодня касались Порша, глаза жжет, а в груди покалывает, и Питу хочется прогнать эти мысли из своей головы. Но Вегас не уходит, наоборот, сияет своей улыбкой в его сознании, как чистый бриллиант.       Его улыбка, улыбка, улыбка, блять…       Хочется увидеть ее. В свой адрес, а не в адрес Порша.       Пит давится собственной никчемностью. Давится осознанием в необходимости увидеть самого Вегаса — оно бьет его по голове, по животу, по ногам — каждая часть его тела изнывает и горит, тоскует по тому, чего никогда не ощущала прежде. По прикосновениям?.. Пит не знает, но хочет узнать. И увидеть.       Вегаса.       — Так, так, так. I got you, babe. — звучит сзади, и Пит в эту же секунду жалеет о своих мольбах о скорой встрече с ним. Мгновенно накативший страх не позволяет ему обернуться сразу, но он знает, что сзади стоит Вегас. Знает, на каком расстоянии. Даже знает, с каким выражением лица.       Придумывая безуспешные планы отступления, Пит слышит громкие шаги и ощущает его приближение. Каждый сокращающийся между ними сантиметр становится тем, что посылает по телу Пита волны жара. Он ощущает, как горло мгновенно сдавливает — словно кто-то положил на него руку и перекрыл доступ к кислороду. Но тот, кто мог бы это сделать, не трогает его. Пока что. Вместо этого медленно приближается.       Шею Пита опаляет горячее дыхание, а после кожу обжигает тихий шепот:       — Так и знал, что это ты. Знаешь, что ты только что наделал?