Я бинтом обернусь и перекрою все твои раны. Мне не страшны твои черти, я расцелую твои шрамы
***
Пит с хмурым видом надевает на руки бойцовские перчатки. Отпив воды из принесенной с собой бутылки и одарив всех присутствующих взглядом, сравнимым с промерзлым льдом, омега в который раз за сегодня подходит к боксерской груше. — Жуть… — Арм старается говорить в пол голоса, чтобы не очутиться на месте груши, истязаемой кулаками Пита последние пару дней. — И не говори. — Пол кивает и осознает, что сбивается со счета. — Двести девяносто восемь… Девяносто девять… Триста пять? И это за последнюю минуту?.. Все, я не буду считать дальше. — Сначала один, потом второй. И что это с ними? Ничего не понимаю. В этом Арм и Пол и схожи — они понимают друг друга с полуслова, но никогда не понимают остальных. Хмурые лица товарищей по оружию наводят их на определенные беспокойные мысли. Пытаясь найти ответы на все свои вопросы самостоятельно, приятели лишь тратят время. Что-то выведать у виновника всей заварушки оказывается просто нереальным усилием. Порш загадочно помалкивает. Они, конечно пытались разузнать о случившемся на аукционе и у Пита, который, определенно, что-то знал — но рассказывать не торопился. Хотя, последнего они старались больше не трогать. Мало ли, перепутает тебя с грушей и получишь в нос — этого им совсем не хотелось. Пит был слишком странным — он стал настолько непривычно холодным и отстраненным, что почти не отвечал никому, кто пытался завести с ним диалог. И неважно, о чем этот диалог был: о погоде, дораме или прошедшем аукционе. И именно последняя тема, кажется, задевала его сильнее всего. Арм нахмурился и поправил съехавшие с носа очки. Прямо перед их с Полом носами определенно разворачивалась нехилых масштабов драма, но их двоих посвящать в это никто не спешил. Как всегда, впрочем. Пит ощущал жжение на разбитых руках, которые, не прекращая, били грушу ударами, дошедшими до автоматизма. Погрузившись в своим мысли, омега настолько увлекся, что прекратил лишь тогда, когда из-за резкой боли рука сама одернулась. — Черт… Сухожилие стягивает противной разлившейся по коже огненной болью, поэтому Питу приходится остановить себя и оставить несчастную грушу в покое. Над головой рассеянно мигает противная желтая лампа, ее тусклый свет и треск из-за перепадов напряжения ударяют по вискам раскаленными молотками, и Пит грузно заваливается на скамью. Он осторожно стягивает с руки перчатку, чтобы рассмотреть ее. То, что он видит и чувствует — пылающая кровь на костяшках, содранная на них же кожа и возможное растяжение кисти — все это не выводит его ни на какие эмоции. Это может прозвучать банально, но — душевная боль оказывается гораздо сильнее этой. До тошнотворного головокружения и опухших губ, которые каждый раз шептали одно имя во время течки; были наказаны за это и остервенело прокушены собственными зубами. Корочки на них снова трескаются, боль укалывает в сердцевину персикового рта. В нем оседает привкус черешни, и Питу хочется разодрать собственную глотку. Если бы можно было раскрошить кулаки о любой твердый предмет, но взамен перестать прокручивать в голове запись произошедших недавно событий — Пит пошел бы на это. Руки болят уже второй день. Или третий. Пит выдыхает сквозь стиснутые зубы и косится в сторону двери. Даже Арм и Пол, бегающие за ним хвостиком всю тренировку и в целом, все время до этого, кажется, не выдержали игру в молчанку и ушли, не дождавшись, пока Пит проронит хоть слово о том, что у него на душе. А на душе оседает паршивость. Последние несколько дней он казался себе картонной фигуркой, которую обычно устанавливали в магазинах, иногда передвигая в другие места. Он точно так же двигал себя — из комнаты до столовой, потом в душ, дальше — на тренировку. Когда оставалось время, служил картонной фигуркой для Танкхуна. Последнего кислая мина Пита не устраивала. Танкхун искренне беспокоился о благополучии своего компаньона по просмотру дорам и, как и все, пытался выяснить причину его опустошенности но Пит лишь отнекивался. Когда Арм и Пол спрашивали его, вместо ответа Пит предпочитал молчать. Так будет лучше для всех — если он продолжит притворяться, что ничего не случилось, если он огородит себя от всего и всех — так будет лучше, правда же? Закрыться в мраке своей души на тысячу непробиваемых замков — самое хорошее решение. Кожей он ощущал на себе обеспокоенные взгляды, но предпочитал их игнорировать. Пытаясь представить, что боли не существует, что невидимых ран, нанесенных Вегасом на его душу кровящими уродливой кровью шрамами просто нет — Пит изображал из себя подобие человека, с которым ничего не случилось. С ним ничего не случилось. Холод струился где-то под кожей: там, где его касался Вегас. Дрожащими пальцами повторяя его прикосновения, Пит словно переживал все заново. Это было плохо — он не знал, сколько еще сможет выдержать, будучи разбитым и отвергнутым таким наглым способом. Тепло его пальцев… Помечтать об этом Питу все же хотелось. Он пытался вытеснить гребаного Вегаса из своей головы, но вот следы тонких аристократичных пальцев, вытатуированные на его коже невидимыми чернилами, Пит хотел бы набить повторно. На что Пит надеялся вообще? На то, что Вегас, такой ахуительно крутой и красивый — кинется к нему в объятья? До вспышки боли закусив губу, Пит потер пальцами покрывшуюся мурашками от представлений кожу на молочных запястьях, понимая, что, вообще-то, на это он и надеялся. Когда Пит попал к врачу пять дней тому назад, он окончательно осознал, что истинность может быть хорошей для кого-угодно, но не для него. Не для обычного телохранителя, простого омеги, ничем не примечательного ни внешне, ни по достижениям. Внезапно заставшая Пита течка словно стала для него маленьким наказанием, проведя кривой полосой черту между ним и Вегасом — насмехаясь над Питом, доказывая ему, что какой-то глупый омега осмелился погрузиться в мечты о недоступном. Пит провел несколько дней в агонии, сравнимой с самыми жестокими пытками. Его, конечно, до этого никогда не пытали — но он был уверен в том, что это именно так и ощущалось. По телу бежал пот из жемчужных бусин, разливающий на кожу огонь, мучительно тягучий и медленно его убивающий. Оставляющий уродливые ожоги, у которых не будет шанса зажить. Пит давился мертвыми ягодами, которые встали поперек его горла словно по настоящему. Дождь не делал ситуацию проще, наоборот: он прожигал тело насквозь, забиваясь в реберные ямочки, впитываясь в кости навсегда, было мучительно больно ощущать каждую каплю, упавшую на разгоряченную кожу. У Пита слезились глаза, а горячая смазка между ног продолжала течь по бедрам и пачкала все вокруг: его белье, штаны, постельное. Его ломало каждый раз, когда лишнее телодвижение было потрачено на то, чтобы схватить блестящий блистер со стола, выдавить оттуда сразу несколько таблеток, превышающих выписанную врачом дозу. Проталкивая их в дрожащее горло, Пит ощущал жжение на его нежных стенках, словно черешня пыталась выдавить антидот из его тела, желая поглотить Пита своей ягодной пастью. Пит пропадал, но пытался бороться. Запихивая в рот еще и еще — красно-белые капсулы блестели перед глазами, стремительно исчезая в глотке. Единственное спасение так же медленно убивало Пита — побочки от превышения дозы делали его кости стеклянными, выкручивали горящие внутренности и рвали нежные артерии. Но это лучше, чем представление клыков Вегаса, кусающих его за рот каждый раз, когда Пит закрывал тяжелые веки. Альфа не позволял ему сделать спасительный вдох, возникая в голове так часто, словно туда его кто-то приглашал. Нет. Кажется, отвержение истинным не могло ощущаться по другому: скуля, утыкаясь носом в подушку и прикусывая наволочку кровящим ртом, Пит проклинал тот день, в который Вегас принял решение вернуться в Тайланд. Доктор Топ был тактичен, поэтому ничего лишнего не спрашивал, но Пит сам признался ему в том, что истинный — его истинный альфа, кажется, отверг его. — Это лекарство опасно. Каждое утро перед приемом пищи по одной таблетке, чтобы устранить запах, во время течки — по две таблетки утром и вечером. Вы меня поняли, господин Сэнтгам? Пит отрешенно кивает врачу, косясь на спасительное лекарство, которое шелестит в его дрожащих пальцах. Врач поправляет свои очки, Пита же тошнит от его тошнотворно белого халата, напоминающего молочный пиджак Вегаса по цвету, поэтому он устремляет глаза в пол. Записав что-то в личную карточку Пита, доктор Топ снова смотрит на омегу, вынуждая его поддержать зрительный контакт. — Я говорю серьезно, господин Сэнтгам. Пить таблеток больше, чем нужно — очень вредно. Побочные эффекты могут поразить вас в самый неподходящий момент. Вы еще очень молоды, поэтому подобными препаратами ни в коем случае не стоит увлекаться, если вы не хотите осложнений в будущем. — Я понял. Спасибо большое. — вымученно улыбается Пит, крепко сжимая драгоценное лекарство. Он задумчиво смотрит на таблетки, когда возвращается в свою комнату с помощью доктора, и без сил заваливается в кровать, покручивая в руке маленькую упаковку. Это все, конечно, замечательно — лекарство, спасшее омегу во время течки — его для него попросил у доктора сам Танкхун. Такие таблетки было сложно достать из-за их серьезных противопоказаний, побочных эффектов и стоимости, но господин Кхун относился к Питу трепетно и переживал за него первые дни его течки, поэтому то, что хотя бы немного утихомирило боль омеги, вскоре было ему предоставлено. До этого его довел Вегас. Блядский Вегас. Конечно, это лекарство действовало как мощный блокатор запаха и неплохо справлялось с задачей по облегчению течки, но был один неприятный нюанс. Лекарств от невзаимной любви не существовало — и Пит должен был справиться с этим сам. Излечить душу от пагубного влияния Вегаса не могла ни одна пилюля. Только небольшой сеанс с тем же доктором, который дал Питу несколько советов по тому, как ему стоит поступить в его ситуации. В глазах, застилаемых слезами, Пит видел лишь Вегаса. Он стал грязной аномалией его организма. Он потравил кости сладостью, влил в вены чистый черешневый яд и выжег на сердце слова отвержения — болезненные, доводящие до кошмаров, убивающие в Пите все, что можно было отнести его к омежьей сущности. Убивающие в нем человека. Это раздражало. Нет, это пиздецки бесило Пита. Вегас нагло вторгся в его голову, он нагло вторгся в жизнь Пита — и отверг его. И, судя по всему, что сказал Питу врач, подобные ситуации были редким явлением. По своей природе истинные — идеально сочетающиеся люди, способные дополнить характеры и недостатки друг друга, способные на невообразимо пылкие чувства. Способные на любовь. Питу казалось, что Вегас на такое не способен. Он понимал, что истинность — не гарантия того, что люди обязательно сойдутся и полюбят взаимно, но она была идеальным условием для того, чтобы узнать друг друга получше, чтобы проникнуться новым человеком и влюбиться в него, так как ощущения, которые она дарила двум людям, не были сравнимы ни с чем. Питу даже не дали шанса. И это было плохо. Покачав головой, доктор Топ, пришедший к Питу утром, даже не открыл его медкарту. — Могу посоветовать вам только одно, если вы хотите, чтобы вам стало легче. — И что же? — Пит поднял на доктора глаза, полные надежды. Он был готов на все, чтобы выгнать Вегаса из своей головы, чтобы просто жить — чтобы забыть об этой глупой истинности, как о плохом сне. — Просто минимизируйте контакт с вашим истинным до минимума, думаю, это единственный способ. — поведал доктор. — На моей практике редко случается полное отторжение истинным своего партнера, поэтому, думаю, для вас обоих будет лучше не контактировать вообще. — А если я… Ну, не контактирую, но мысли постоянно… Крутятся вокруг него? Это может помешать моей работе. — Пит стеснялся своей ситуации, но старался справиться с собой, чтобы получить от доктора максимальную помощь. — Это пройдет. Будет куда хуже, если вы постоянно будете рядом, в таком случае, если ваш истинный выберет другого партнера, ваше самочувствие может ухудшиться. — Вот как… Взгляд Пита был мрачным, пока он устранял последствия сумасшедшего беспорядка в своей комнате после течки. Голова тяжелела под грузом мыслей, Пит понимал, что доктор был прав, так как лучшего исхода для них и быть не могло, полное игнорирование друг друга — то, что могло спасти Пита от съедения демонами Вегаса, которых тот спустит на него при любом удобном случае.Находясь между жизнью и погибелью, Пит пытается выкарабкаться из Ада самостоятельно.
Омега выходит во двор, опираясь о стеклянные ограды с агатовыми резными вставками. Разглядывая ночное небо с мертвыми, пыльными скоплениями облаков, он собирается закурить. Алый огонек зажигалки кладет на его лицо таинственные мягкие тени, освещает покрасневшие ладошки, пока глаза, отвлекшиеся лишь на секунду, натыкаются на него. Чуть дальше, рядом с приоткрытыми дверями гаража, светится своей дороговизной красный мотоцикл, но оказывается проигнорирован своим хозяином, которому явно не до него. Острыми, словно кинжалами глазами Пит наблюдает за тем, как Порш наклоняется к мотоциклу, а Вегас — к нему. Лишние столкновения их тел обжигают сильнее зажигалки, языки пламени которой облизывают пальцы, и Пит с застывшим сердцем следит за абсолютным бесстыдством совсем рядом. Порш кривляется,что-то рассказывая, пока темные, хищные глаза Вегаса следят за его телом. Руки альфы прикасаются к плечам, плывут по лопаткам, приобнимая на прощание так крепко, словно Вегас желает залезть под ребра Поршу, который в ответ на это шутливо бьет его по спине. Так непринужденно и легко, словно они родственные души, словно они истинные. Но это не так. Истинный Вегаса — только Пит, и это никак не изменить, как бы альфе, возможно, этого не хотелось. В глазах Пита разбиваются на мелкие осколки его собственные чувства, когда он переводит рассеянный взгляд на свои обоженные огнем руки. Ночной холод укалывает горячие пальцы, покрывает переставшее биться сердце морозным инеем, забивает грудь острым льдом. Порш заходит в дом и Вегас остается один, поправляя свою блестящую кожаную куртку и усаживаясь на мотоцикл. Рев мотора разрывает тишину, шины трещат при столкновении с асфальтом, когда он устремляется прочь от дома главной семьи. Пит пытается дышать. Раз, два. Все хорошо. И все же, сердце укалывает чем-то по странному отвратительным, сравнимым с… …Завистью? Вдох — выдох. Дыши, Пит. Порш ни в чем не виноват Порш находит его в этом же месте, добрый и веселый, он похлопывает Пита по плечу, капризно стреляя у него сигаретку. — Своих нет? — безразлично спрашивает у него Пит, подавляя злость на друга, пряча сожженные пальцы в рукавах. — Вегас последнюю забрал. — хмыкает Порш, закуривая. Пит вонзает взгляд в темное небо. И опять Вегас. Ледяное сумасшествие струится по венам, пока Порш продолжает говорить о Вегасе. О крутости его байка, об их пьянке в клубе и о чем-то еще. Пит старается не слушать его. Позже Пит проклинает себя за невнимательность, так как Порш умудряется поссориться с Кхун-Кинном за последующие пару часов и сбежать. Питу, честно, совсем не до их странных отношения и того, что Порша на себя перетягивают Кхун-Кинн и Вегас, словно одеяло. Этот же самый Кхун-Кинн отправляется за ним следом и они оба исчезают. На следующий день возвращаясь с шокирующими новостями. Порш и Кхун-Кинн оказываются истинными, и уже этот факт поселяет в сердце Пита чистейшую зависть. Кажется, хороший конец ждет кого угодно — но только не его. Мысли об этом пробегают в голове Пита уже третий круг, и он решает освежиться холодной водичкой, поэтому заглядывает в туалет для телохранителей. Сначала все же забегает в кабинку и немного расстраивается, когда слышит чужие шаги и понимает, что кто-то тоже вошел в туалет — кажется, самокопание перед зеркалом придется оставить на потом. Закончив с походом в туалет и застегнув ширинку, Пит быстро покидает кабинку, и с первых секунд человек, стоящий к нему спиной, совсем его не смущает. Лишь спустя бесконечно долгое мгновение, пробежавшись взглядом по рубиновой рубашке с рисунками золотистых узоров и широким знакомым плечам, а после встретившись с темными глазами Вегаса через отражение в зеркале, Пит пораженно застывает на месте. И это выглядит так нелепо — Пит видит и себя в отражении большой зеркальной поверхности — и хочет просто сбежать, а еще лучше, раствориться в воздухе. Он слишком запоздало понимает, что даже не придумал для себя действий, которые ему стоило бы предпринять при встрече с Вегасом, произошедшей быстрее, чем он надеялся. И все его надежды остаться незамеченным просто разбиваются вдребезги, когда Вегас оборачивается и смотрит на омегу темными омутами. Пит понимает — сейчас все не такое, как тогда. Теперь он ни на что не надеется, у него нет течки, он, вообще-то, на работе, а еще — в туалете для телохранителей, где Вегаса быть не должно, и самое главное — он почти оправился от произошедшего. Так ведь?.. Вегас должен просто проигнорировать его и уйти, но этого не происходит, в свою очередь Пит, пригвожденный к полу из-за его цепкого взгляда, тоже не может сделать и шага — и они стоят так какое-то время. Альфа лениво отталкивается от раковины и плавно подходит к Питу. Он выглядит свежо и весело, непредсказуемо — и из-за этого Пит не может предотвратить того, что пальцы альфы резко хватают его за ворот рубашки, оттягивая вниз. Он мажет взглядом по чистой шее, и его губы расплываются в ухмылке: — Interesting. А ты не меченный альфой, да? Кажется, Кинн действительно надеялся на то, что его трюк прокатит? Даже нашел чистого омегу среди своих… Преданных псов. Пит шумно сглатывает. В глазах Вегаса — его собственное самоубийство. Они проезжаются по беззащитной шее острым взглядом, оценивая Пита, словно он товар, которому необходима метка, обозначающая наличие хозяина. Сердце Пита заполошно бьется, когда до рецепторов дотрагивается запах Вегаса. Участившийся пульс вырывается из жилки на шее, которую альфа рассматривает, оценивая. Пит обещал себе — он обещал, что выкарабкается из этой ямы самостоятельно, что встанет на ноги и забудет обо всем, как о страшном сне. И Вегас, невероятно тупой Вегас, думающий, что Кхун-Кинн серьезно подговорил Пита на всю эту хуйню, которую альфа сам выдумал, раздражает. Действует на вытрепанные им же нервы — улыбается, смотрит на Пита с дьявольской издевкой, поэтому омега резко вырывает ткань своей рубашки из чужих цепких пальцев и отряхивается. — Кхун-Вегас, вы заблудились? Это туалет для телохранителей. В глазах Вегаса вспыхивает недобрый огонек. — Значит, так мы заговорили? Еще недавно ты валялся в моих ногах, не забывай об этом. Пит и не забывал. Ни на секунду. Он пытается взять себя в руки. Ему нужно совладать с собой. — Хотите сказать что-то еще? — омега утомленно смотрит на свои часы. — У меня кончается обед, я могу идти? В глазах Пита блестит раздражение — наверное, впервые спустя столько дней, обращенное непосредственно к Вегасу. Комок обиды болезненно давит на горло, многое, что Пит хочет сказать, с трудом удается сдерживать внутри. Горечь ягод оседает на языке, противная ему сейчас — еще недавно она манила, дразнила и распаляла. Теперь же она калечит горло, вызывает сумасшедшую жажду. Питу хочется прополоскать рот, чтобы убрать этот привкус. Да, ему чертовски обидно и неприятно — он имеет право на эти чувства, он, в конце концов, имеет право на то, чтобы, наконец, его оставили в покое. — Если это все, тогда я пойду. Внезапно вернувшиеся на его шею сильные пальцы сдавливают вздернувшийся от неожиданности кадык, и последние слова Пит силой выталкивает из своего горла: — Что вы… — Know your place. — стальной голос Вегаса обжигает ухо. Пит давится воздухом, когда пальцы крепче сжимают его шею, сжимают так, словно желают раздавить ее. Убить. Холод бежит по спине и рукам, на которых вспыхивают опасные мурашки. Дорогой, древесный и горький парфюм забивает ноздри Пита, а глаза закатываются, когда омега осознает, что задыхается. Вегас удерживает его на месте. Он альфа — он сильнее Пита, он его истинный — и это его невероятная фишка: подавлять своего омегу, пригвождать его к полу одним твердым взглядом или движением. Пит не может противиться этому. Он не может просто потому, что все же признает влияние Вегаса на него — властные пальцы что в тот роковой вечер, что сейчас — имеют над ним полный контроль. Ситуация затягивается, в агатовый глазах Вегаса плещется мертвая пустыня, и темное небо, звездная пасть которого томится в зрачках альфы, грозится сожрать Пита целиком, и это ощущение погруженности в бескрайний холодный космос спадает лишь тогда, когда Вегас отводит взгляд. Пит словно выходит из транса. Пальцы с шеи Пита исчезают и его горло царапает спасительный воздух. Вегас снова смотрит в сторону телохранителя, и его глаза настолько холодны, что, кажется, воздух в помещении пропитывается прохладной сталью, каждая льдинка потонувшего в черном океане айсберга больно врезается в кожу. — Ты даже не в моем вкусе. — в конечном итоге говорит Вегас. — Ты слишком дерзкий для такой непримечательной внешности. Кинн мог бы постараться получше, чем подсовывать мне кого-то тебе подобного. — на мгновение ноздри Вегаса расширяются. — И твой запах… Что с ним? Пит сжимает губы в тонкую полосу, отводя взгляд, стараясь нормализовать сбившееся дыхание. — Это не ваше дело. Лучше уйдите, иначе я сообщу Кхун-Кинну о том, что вы переходите черту. Мелодичный смех самого дьявола прерывает Пита. Вегас улыбается, томя в своих глазах настоящую тьму. Его горячее дыхание касается скулы, когда он шепчет Питу на ухо, склонившись над ним мрачной тенью: — Take a chance if you are really as brave as you try to seem. Маленькая, глупая омега. Взгляд с ощущением режущей вены стали последний раз проходится по лицу Пита, прежде чем Вегас осторожно отстраняется. Черешневое дыхание на коже пропадает и альфа уходит, толкнув Пита в плечо. Стрелка на часах Пита говорит о том, что его обед закончился уже как пять минут назад, но его взгляд остается примагниченным к двери, за которой скрылся альфа. В туалете оседает запах, крошащий кости в фарш. Лицевой нерв дергается, в том месте — где отпечаток жара чужого дыхания облизывает скулу — это горячее, чем температура на Венере. Внутренний мир Пита рассыпается, словно карточный домик, на который Вегас издевательские дует. Делает так, что грудь снова до боли сдавливает. Каждая проглоченная Питом таблетка встает поперек горла, вызывая тошноту. У омеги чешется в районе шеи. Чужие прикосновения ощущаются раскаленной лавой, брызги которой попали на нежную кожу, расплавив хрупкий покров, дотянувшись своим огнем прямо до сердца. Обжигающе. На коже словно вспыхивает настоящий пожар, и Питу хочется расчесать ее до крови — содрать с себя, словно мешающий ему костюм. Он находит опору в виде раковины, чтобы не рухнуть на пол. Расплескав холодную воду повсюду, почти окунает в нее голову и застывает в таком положении, с трудом удерживаясь на ногах. Все это время перед его глазами мелькают разные картинки — всякие, в том числе и лицо того, кто уже не в первый раз без приглашения вторгается в его голову, разрушая любые барьеры, выстроенные Питом. Из-за всплывшего в голове гребаного Вегаса бугорок на штанах предательски приподнимается. Ледяная вода, хлещущая во все стороны, затекающая омеге под рубашку, обводящая мокрыми узорами соски, впалый живот и крепкий стояк — совсем не освежает омегу. Пиджак скинут куда-то на пол — с ним Пит смог справиться, в отличие рубашки и маленьких круглых пуговиц на ней — они не поддались его непослушным, вялым пальцам. Эта игра оказалась проиграна — Пит проиграл Вегасу. Снова.***
Лишь потом Пит узнает, что сбежать не получится: и его, и Порша, и Арма с Полом — всех их Кхун-Кинн завербовал для задания по поимке устроивших нападение мафиози. Пит ломает голову над тем, какую причину ему придумать, чтобы не попасть в дом второй семьи. Судьба, кажется, решает кинуть его в саму преисподнюю. Кхун-Кинн на какое-то время оказывается прикован к больничной койке из-за огнестрельного ранения после их с Поршем заварушки в лесу, и это, видимо, развязывает Вегасу руки, поскольку он твердо требует Порша в свои ряды, и, конечно же, по задумке Кхун-Кинна — за ним может приглядеть именно Пит. Который не знает, каким способом можно раствориться в воздухе, исчезнуть, лопнуть, как проткнутый острой иглой шарик — чтобы отмазаться от задания. Он заглядывает в палату, решив наведать босса и попытать свою удачу. — Ты лучший, Пит. Я тебе доверяю. Ты как никто другой подходишь, я думаю, Поршу будет спокойнее, если он будет не единственным омегой в доме моего кузена. — Ну, вы правда так думаете?.. — Пит ерзает в кресле, теряя надежду на то, чтобы соскочить с этой миссии. — Я в этом уверен. Постоянно контактировать с Вегасом — о, это даже звучит ужасно. Но Кхун-Кинн, кажется, непреклонен. Он по доброму опускает свои брови, и Питу даже становится стыдно за себя: в конце концов, Кхун-Кинн уверен в нем, хочет, чтобы Пит последил за Поршем и его безопасностью в «логове врага», а Пит смеет вот так вот просить отстранить себя. Логово врага — оно таковое и для самого Пита. Он сожрет его — стоит омеге ступить в этот дом хотя бы одной ногой. Пит лишь тяжко вздыхает, после желает своему боссу скорейшего выздоровления и даже осмеливается дать обещание — говорит, что глаз не будет спускать ни с Порша, ни с Вегаса. В больничном коридоре его уже ждет тема их с Кхун-Кинном разговора. Порш смотрит по сторонам непривычным для него тусклым взглядом и Пит быстро понимает, что должен как-то его подбодрить. Он не знает, как поддержать взволнованного друга. Преодолеть собственное нежелание ни с кем контактировать сложно, он правда пытается, но, наверное, еще больше привлекает его внимание своим мрачным и раздавленным видом: — Прекрати беспокоиться. Пуля прошла навылет, с Кхун-Кинном и не такое случалось, знаешь же. — слова все же находятся и Пит с трудом вяжет их в предложения. Порш в ответ смотрит на Пита каким-то нечитаемым взглядом, и тогда последний начал плести всякую чушь: — Может, ты беспокоишься из-за задания? Думаю, мы быстро справимся с ним. Будем работать с Вегасом, да? Круто. То есть, не круто… Он крутой, точнее… Точнее, я хотел сказать, наверное, я не смогу поучаствовать. Нет, не так… Может, пойдете без меня? Вегас, он… Нет, прости. Черт, Пит, лучше бы ты просто молчал. По одному только взгляду Порша Пит догадывается, какой вопрос сейчас прозвучит, и ему хочется спрятать голову в песок, как страусу, чтобы не слышать этого. — Я беспокоюсь не за себя, а за тебя. — начинает Порш. — Что с тобой происходит, может, расскажешь? И причем тут Вегас? Пит ощущает себя раскрытой книгой, ибо Порш, кажется, уже прочитал на его лице все, что ему было нужно. — Ни при чем. — категорично отвечает Пит. — Ну-ну. Думаешь, я ничего не замечаю? Пит, что, блять, с тобой происходит? Доктор Топ, который приходил к тебе недавно… Что именно он тебе сказал? Что с тобой? Пит опускает голову и предпочитает промолчать. Они меняют локацию и выходят покурить, но Порш все же более настойчив, чем Питу казалось изначально, и сдаваться он явно не собирается. На этот раз более трогательно заглядывает ему в глаза и даже кладет руку на свое сердце: — Я волнуюсь за тебя. Я помню, как ты переживал за меня, когда меня наказали после аукциона. Почему ты не позволяешь мне проявить к тебе заботу? Почему ты никого к себе не подпускаешь, Пит? Потупив взгляд на яркий огонек, вспыхнувший перед лицом из дешевой зажигалки Порша, Пит и сам пытается понять, почему он такой. Наверное, если бы он увидел себя со стороны, совершенно точно задал бы такой же вопрос, и совершенно точно посочувствовал бы человеку, которому не повезло стать истинным такого человека, как Вегас. Истинность, черт. Все проблемы начались из-за этого дерьма, придуманного, видимо, исключительно для того, чтобы он мог страдать еще больше. Пит не понимал собственные чувства. Для него это было впервые — боль в груди не утихала до сих пор и, как бы он не старался ее игнорировать, с каждым днем ему было все хуже. Может быть, все-таки стоит поделиться с Поршем?.. Прокрутив между пальцами тонкую сигарету, он поворачивается к другу, который все это время не сводил с него обеспокоенный взгляд: — У меня некоторые проблемы…со здоровьем. — он сглатывает, прежде чем заговорить. — Это связано с истинностью и недавней течкой. Порш выглядит так, словно догадывался — да, возможно, это было очевидно. — Ты встретил истинного? Кто это? Самый страшный вопрос, который задает Порш прямо сейчас, грозится сломать Питу хрупкие плечи. Он отводит взгляд в сторону дороги, спрятав все свою чувства под опущенными ресницами, под которые забивается пыль от проезжающего мимо автомобиля главной семьи. — Это не важно. — Не важно? Почему? — Потому, что нам с ним не по пути. — морозным тоном объясняет Пит, умоляя небо о том, чтобы Порш не догадался о личности его истинного по этому короткому описанию. Порш лишь хмурится, отравляя воздух сизыми клубами дыма и покачивая тонкую сигарету между пальцев. — Я не хочу доставать тебя с этим. — выдыхает друг вместе с кольцами дыма. — Но, если ты будешь готов этим поделиться — я рядом. Его теплой улыбкой можно вскрыть себе вены, и Питу хочется покалечить себя за то, что еще недавно он думал о Порше ужасно, завидуя ему, ревнуя Вегаса к нему. Это осознание болит в груди, поэтому он кивает другу. — Конечно. Я расскажу тебе все чуть позже. — обещает он, пусть и не до конца уверенный в собственных словах. Взгляд друга меняется, словно принимая часть боли Пита на себя, он тушит свою недокуренную сигарету и в следующую секунду Пит оказывается в дружеских объятиях. Руки Порша мягко ложатся на его спину и ободряюще гладят, похлопывая. Питу кажется, что и тяжестью этой тайны, и своими ужасными мыслями он поделился с Поршем, так как даже дышать стало легче — сглотнув вставший поперек горла ком, уже отдаленно напоминающий сладкую черешню, Пит, наконец, дышит полной грудью. Пит действительно не знает. Друг обнимает его крепко крепко, словно пытаясь выжать из него всю печаль. Малая часть ее действительно уходит, но, скорее всего, после она обернется для Пита новой волной грусти. Пит достает из пачки вторую крепкую сигарету. Вспомнив Вегаса — бездушного, холодного и опасного, Пит понимает одно. Ему нужно экстренно затоптать собственные чувства, чтобы выжить в этой странной, жестокой игре.***
— Так не хочу никуда ехать. — признается Арм, когда они все вместе сидят за столом, за ужином, в доме главной семьи. — Меня в холод бросает, когда я оказываюсь в доме второй семьи. Пит лишь хмыкает, мысленно подмечая, что он тут именно тот, кому не хочется ехать туда больше всего. — И, знаете. — продолжает Арм и наклоняется к столу, так, чтобы минимизировать шанс случайным ушам услышать его. — Говорят, комната господина Вегаса — настоящая пыточная. Брр, он действительно пугает. — Я знаю! С ним опасно связываться, он же псих… — шепчет Пол. — Черт, даже не представляю, что с нами будет, если что-то пойдет не так. — Интересно, у него вообще есть отношения? Я бы побоялся вступать в связь с кем-то… Настолько специфичным. Эй, Пит, тебе это неинтересно? — Не особо. — врет омега. Он ковыряет вилкой блестящую тарелку и размазывает по ней еду, размышляя о слухах, которые беспокоят его друзей сейчас. Он, на самом деле, согласен со всеми здесь присутствующими. Вегас жестокий, холодный и неподступный, но при этом до одури нелепый, со своими этими подкатами к Поршу. Омега размышляет о том, что, возможно, судьба наоборот — позаботилась о нем, отгородив его от такого, как Вегас. Может, все происходящее с ними — к лучшему? В любом случае, Пит не знает, выиграл ли он в этой лотерее «истинности» или же проиграл, но подробности о Вегасе, новые и шокирующие, все же больше склоняют его к первому варианту. — Кстати, а вы знаете, почему он вернулся из Штатов? — Ммм. — Пол активно двигает челюстью, чтобы прожевать булочку. — Я что-то об этом слышал, но вторая семья держит это в тайне. Говорят, его отец туда сослал. — Серьезно? Почему? Пол пожимает плечами: — Без понятия. Думаю, подробности могут нас шокировать, так что, если честно, я и знать не хочу. — И то верно. Ладно, погнали спать, завтра нас ждет тяжелый день. Черт, и почему должны ехать именно мы? Нам нужно сопровождать Порша, да, но я бы лучше посмотрел дорамы с Господином Кхуном… — Точно! У Пита опасно стреляет в висках. Он молча поднимается из-за стола и уносит грязную посуду. Следующий день, как сказал Арм, и в правду обещает быть тяжелым. Пит кладет в свою сумку необходимые вещи и баночку с таблетками, заранее понимая, что ослушается доктора и все же превысит дозу. Он собирается с мыслями — по настоящему.Пит проглотит любую угрозу, которая посмеет обидеть его — он проглотит Вегаса, оставит только острые косточки — если Вегас посмеет обидеть его еще хоть раз.
***
Уже утром, приехав в дом побочной семьи и покинув машину, Пит замечает разочарование в медных глазах Вегаса — оно слишком очевидное и яркое. Оно разрывает тело в клочья и разбивает стеклянные кости ледяными гирями. Омега выходит вперед, прикрывая собой Порша, не позволяя зверю впиться в него своими голодными глазами. — Кхун-Кинн решил, что нам стоит сопроводить Порша, это же не будет проблемой, Кхун-Вегас? Пит спрашивает это, встав напротив Вегаса, вонзив в него свои — сравнимые с плеском холодных вод Северного Ледовитого океана — глаза. Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. Вегас оценивает эту темноту, делясь с Питом собственной чернильной мглой, не сводя с него похожего взгляда. Пит натянуто улыбается и Вегас так же натянуто улыбается ему в ответ: — Никаких проблем.