Драгоценность

Была солнечная заря и день норовил пройти хорошо. Тёплые лучи слепили в окно, заставляя Курапику проснуться намного раньше, чем требовалось. Будущий король мог позволить себе отдыхать столько, сколько потребуется. Он неспешно потянулся, а затем направился в соседнюю со своей спальней комнату. Там, посередине помещения была установлена роскошная ванна из камня. Сделанная специально для чистюли принца, который следил за своей гигиеной и мог мыться даже по нескольку раз в день. Рядом с ванной было несколько ведёр с уже остывшей водой. Курапика подумал, что не будет дожидаться служанок, которые нагреют для него воду и решил окунуться в холод с головой. Наполнил ванную почти до краев, разделся и устроился поудобнее, опираясь руками и головой о каменные бортики. Он прикрыл глаза и постарался расслабиться. Выходило плохо. Уже полтора года каждый день для него был мучением, а после смерти матери, всё усугубилось. Отец окончательно тронулся умом и теперь требовал от Курапики срочной женитьбы. Даже нашёл для него принцессу из каких-то далёких краёв, которая сейчас гостила в другом крыле дворца, куда Курута обычно не совался. Да он и не особо то хотел. Не хотел он видеть и отца. Проводить с ним ежедневные встречи и каждый раз выслушивать одно и тоже. — Нашему королевству нужен наследник. Ты уже взрослый юноша. Тебе исполнилось восемнадцать, пора думать о потомстве. На самом деле Курапика считал, что у отца помешательство. Он так сильно хотел, чтобы род не был прерван. Жаждал сохранить фамилию и семейное наследие. Только его не было. Курапика едва ли обмыл тело холодной водой, стараясь сильно себя не касаться, а потом быстро покинул ванную комнату, перед этим обтеревшись мягкой тканью, оставленной как раз для этих случаев. Он вернулся в свою комнату, которая теперь полностью расцвела от солнечных лучей и прилёг обратно на кровать. Мысли об отце не покидали его голову. Венсан был строгим королём, но справедливым. Он умел договариваться с нужными людьми, а тех, кто был им недоволен, он умел задабривать и держать рядом с собой. Курапика не мог этого понять. Почему необходимо улыбаться в лицо человеку, которого ты ненавидишь? Неужели ему тоже предстояло это делать? Курута перевернулся на бок и зажмурился, вспоминая горькую правду. Ему придётся улыбаться в лицо девушке, которую он никогда не полюбит. Курапика был в этом уверен. Девушки никогда не вызывали у него трепет. Впрочем, он никогда даже не думал о том, что может испытывать к кому-нибудь искреннюю симпатию. Его сердце уже давно разбилось на мелкие куски и сгнило заживо где-то в грудной клетке. После смерти матери и пропажи Пайро он заменил жизнь на существование. Казалось, даже его глаза стали на пару оттенков тусклее. Курапика не мог заставить себя чувствовать хоть что-то кроме ненависти. От непонимания отца он перешёл к гневу, а всех его придворных, в особенности сенешаля он был готов разорвать на части голыми руками. Но он сдерживался, как мог. Пытался приструнить того озлобленного зверя, что достался ему от предков и старался забыться в том единственном, что приносило ему хоть какую-то радость. И чувство вины. Курапика наказывал себя мыслями о том, что совершая такие богохульные вещи, он оскверняет своё тело, поддаётся греху. За такие провинности ему полагалось оказаться в аду после смерти. Но туда он и намеревался попасть. Ему было не место в рае. Если только он не начнёт замаливать свои проступки. Но Курута уже давно перестал молиться. Лишь изредка зажигал свечу и думал о матери и о Пайро, пока огонь яркий и бойкий вдруг не затухал от сильного порыва ветра, прорвавшегося сквозь окно. У Курапики больше не осталось сил на мысли и он тряхнул головой, стараясь забыть сейчас обо всём. Достал из-под кровати тёмную шкатулку и приоткрыл её, забирая оттуда самое важное. Небольшой флакон с оливковым маслом и личный кинжал с тонкой и изящной рукоятью, который выковали для него лично лучшие кузнецы королевства. Он устроился поудобнее на кровати и прикрыл тело покрывалом, чтобы лишний раз не смотреть на то, что он творит. Стыд в такие моменты пронизывал его целиком и полностью, но желание почувствовать хоть что-то ,кроме тянущей и зудящей боли было выше. И Курапика, переставая думать на мгновенье, смазывал рукоять кинжала маслом и аккуратно вводил в себя. Сначала это была пара сантиметров, потом больше. В один день он понял, что может принять всю рукоять и тогда он в ужасе прекратил. Посчитал, что полностью опорочил своё тело. Правда на следующий же день снова занялся привычным делом. Это помогало ему хоть как-то выживать. Идея такого «развлечения» пришла к Курапике после той самой злосчастной встречи с дрянным пиратом. Именно тогда Курута узнал о том, что существовало что-то интимное и между мужчинами. Юношескому уму стало интересно узнать, как именно это происходит. В ход пошла разного рода литература, которая только была во дворце. Запретные книги найти было очень тяжело, но одна из местных служанок, заметив, как мучается и страдает молодой принц, согласилась ему помочь. Пронесла во дворец запретный материал и передала Курапике лично в руки парочку книг с эротическими романами. Он прочитал их все от корки до корки. Но так и не смог понять, как же всё должно было происходить между представителями мужского пола. Старался представить себя на месте мужчины в интимный момент, но для этого необходимо было живое тело и непосредственный контакт, к чему он явно не был готов. Такой вариант не подходил, поэтому Курапика решил испробовать на себе другую роль. Захотел стать мягким и податливым. Хотел, чтобы о нём заботились, чтобы его любили. И смогли заполнить пустоту, которая была у него внутри. Он долго искал идеально подходящий по размеру предмет, но всё никак не мог выбрать. Пока вдруг не пригляделся к личному кинжалу. Рукоять идеально сидела в руке и охлаждала кожу. Он просто решил попробовать. В итоге Курапика подсел на иглу. Грешил, но всё равно старался лишний раз не касаться своего тела. Быстро прекращал сиё действо, стоило ему только начать испытывать слишком приятные ощущения. Или, если в голову лезли разные необычные образы. Как он делил кровать с другим смуглым мужчиной, который был его выше и старше. Облик не был подробным, но после таких внезапных озарений Курапика мог надолго прекратить свой маленький и необычный ритуал. В такие моменты он начинал винить себя за свои ужасные мысли. Он правда хотел измениться. Хотел перестать чувствовать то, что он чувствует и наконец стать для отца достойным сыном. Думал, что сможет сломать себя и перекроить. Но ничего не получалось. От этого осознания становилось ещё дурнее. В этот раз это тоже не продлилось долго. Стоило только Курапике почувствовать небольшую приятную судорогу, как он быстро вытащил из себя рукоять. Кинжал вместе с маслом отправился обратно под кровать, а сам Курута переоделся в парадную одежду. Синего цвета сюртук, под которым была рубаха с кружевным воротом и белые, обтягивающие ноги, штаны. Таков был королевский стиль одежды, но Курапика всё равно каждый раз старался спрятать ноги или просил сшить ему что-то другое. Обычно его просьбы не слушали, воспринимая всё за детские капризы. Курапике было уже восемнадцать, но многие во дворце продолжали относиться к нему, как к ребёнку, совсем не замечая того, как сильно зачерствело его наивное и умеющее любить сердце. Курута едва ли взглянул на себя в зеркало, чтобы проверить свой внешний вид, а затем поспешил выйти из комнаты. В коридоре его остановил один из приближенных стражников, с которым у Курапики была личная договорённость. Он просил сообщать о любых непредвиденных ситуациях, которые возникали резко и требовали вмешательства со стороны короля. Курута хотел оградить отца от лишних проблем, поэтому взял ответственность на свои плечи. Теперь королевство в большинстве случаев зависело от него. — Ваше высочество, — стражник поклонился, а затем тихо произнес, перед этим оглянувшись по сторонам, — на горизонте были замечены два корабля. Скорее всего пиратских. Что прикажете делать? — Собери людей и жди меня возле главных ворот. Встретим их лично. — Курапика быстро переменился в лице, а затем поспешил вернуться в спальню, чтобы взять свою шпагу, которая не пригождалась ему уже очень долгое время.