Ирландские ромашки

Проснувшись с самого утра, Сирша лениво встряхнула свои кудрявые волосы, чтобы они лучше легли, и аккуратно расчесала их пальцами. У нее не было так уж много вариантов, что надеть, поэтому она выбрала первое попавшееся платье (белое, в синий горошек) и вышла на кухню. Лоуренс сидел за столом и жадно ел яичницу с беконом; увидев Сиршу, он улыбнулся и, жуя, поздоровался: — Джоброе утро, крашотка! — И тебе не хворать, «крашавец», — усмехнулась Сирша, присаживаясь рядом. Она взяла тарелку и тоже стала есть, ничего не говоря, пока не закончила. — Жаль, еды скоро будет не хватать. Лоуренс пожал плечами, вздыхая; он хотел сказать то же самое. Немцы могли прийти в Химворде в любой момент и отнять все, что только хотели. Город и так был достаточно беден и мал, что тут говорить? В случае оккупации и им, и местным жителям придется считать каждую копейку. Сирша, правда, уже сталкивалась с голодными днями, когда приходилось выбирать между оплатой квартиры или ужином. Когда она только сбежала от родителей, она начала воровать — тогда она все еще ненавидела себя за это, а сейчас преступления стали обыденной частью ее жизни. Первый год ее самостоятельной жизни казался таким темным и безнадежным: без денег, без еды, в чужом городе (на эмоциях Салливан уехала в Дублин). Тогда она вообще не знала, будет ли у нее будущее. Поэтому… Ей не хотелось возвращаться в прошлое. Поэтому Сирша взяла себе еще одну тарелку. Ела быстро, даже не смотря на Лоуренса и не отвечая на его вопросы, пока, наконец, не наелась. Баркли пожал плечами, смотря на нее с удивлением, и легонько коснулся ее плеча, все еще улыбаясь: — Вижу, у кого-то проснулся аппетит. Он чувствовал, что что-то было не так, но решил больше не поднимать эту тему. Лоуренс знал, что у Сирши всегда было туго с деньгами; это было видно не только по ее манерам, но и по внешности. У Салливан, кажется, было только два или три платья и в лучшем случае две пары дешевых, полуразвалившихся туфель. А еще она курила самые противные сигары, которые оставляли на ее грубых руках неприятный запах… Сирша закатила глаза, увидев, что Лоуренс пялится на ее пустую тарелку, и убрала ее в раковину, встав из-за стола. Ей хотелось срочно куда-то уйти и поговорить с кем-нибудь еще. — Я пойду к Йоке, я обещала. И вот так, даже не попрощавшись, Салливан вышла на улицу. Лоуренс вздохнул, посмотрев ей вслед, и начал мыть посуду. Сирша перешла через улицу, ничего не замечая, и увидела дом Йоке. Украдкой посмотрев в окно, она увидела, что Йоке уже не спала: Ван дер Люссе деловито ходила по гостиной и кажется, что-то искала. Сирша коротко усмехнулась, отходя от окна, и постучала в дверь. Йоке открыла быстро; удивленно посмотрев на Сиршу, она впустила ее внутрь. На самом деле, Салливан не обещала ей прийти — ей просто нужно было сбежать от проницательного взгляда Лоуренса. Йоке не ждала гостей, но все равно, поставила для Сирши чай и спросила ее: — Что-то случилось? Выглядишь странно. — Нет, все в норме, — коротко ответила Сирша, делая глоток травяного чая, и тяжело вздохнула. Ей нужно было срочно придумать правдоподобную причину внезапного визита. — Просто хотела узнать, как у тебя дела. Как сын? Йоке вздохнула с улыбкой, и в этот миг ее лицо показалось Сирше таким милым; лучи солнца, пробившись через шторы, подчеркнули ее веснушчатый носик. Она оглядела комнату, все еще пытаясь что-то найти, и покачала головой: — Да вот, в прятки играем. До сих пор найти не могу. — Давай помогу? — Сирша встала из-за стола и открыла дверь шкафа, пытаясь найти Бруно. Вдруг, она услышала тихий смешок из ванной и прошла вглубь дома. Мальчик сидел в корзине для белья, прикрываясь простыней, и хихикал в унисон звуку чужих шагов. Сирша усмехнулась, следом сделав серьезное лицо, и сдернула простыню, шепнув: — Бу. — Аааа! Мама! — Бруно тут же выскочил из корзины для белья и побежал в гостиную, спасаясь от Салливан. Рассмеявшись, она собрала грязное белье и положила его обратно в корзину. Затем, Сирша тоже пришла в гостиную и с улыбкой посмотрела на Бруно, пытаясь его успокоить: — Чш, тише. Йоке вздохнула, обнимая испуганного Бруно, и осуждающе покачала головой. Ее сын был очень нервным ребенком: с самого детства он постоянно плакал и прятался ото всех. Не напугала ли Сирша его слишком сильно? Посмотрев на подругу, Йоке поцеловала сына в лоб и уже хотела что-то ей сказать, но Бруно выпалил первый: — У тебя глаза страшные. Сирша неловко рассмеялась и нечаянно стукнула чашкой о стол: она просто не знала, как на это реагировать. Салливан посмотрела на Бруно, сидящего напротив нее и закрывающего свое лицо ладошками, и решила поговорить с ним: — Это потому что я солдат. Не бойся меня, ладно? Я с детьми не воюю. Сирша улыбнулась мальчику, и он, все еще испуганный, нервно улыбнулся ей. Бруно тихо убежал в свою комнату, а Салливан осталась пить чай с Йоке, лениво смотря Бруно вслед, пока Ван дер Люссе вдруг не поперхнулась: — Солдат? Я думала, ты просто журналистка. Сирша закашлялась: как она могла так проколоться? Дети явно не были ее сильной стороной, и вот так просто она выдала мальчику то, что поклялась скрыть ценой собственной жизнью. Но ситуацию еще можно было спасти, надо было только думать, и быстро. — Это сейчас. А раньше я- служила. В одном специальном подразделении. Много чего там видела, пока не ушла. — Сирша ответила, пытаясь казаться настолько расслабленной, насколько это в принципе было возможно при таких обстоятельствах. Йоке улыбнулась, кивая, и пожала плечами; она пододвинула Сирше тарелку с печеньем и отпила из своей чашки. Она не разбиралась в военных делах, но если сейчас Салливан не имела к этому никакого значения, то это и не было так уж важно. Йоке, конечно, было интересно, но она побоялась спрашивать: вдруг Сирша не хотела об этом думать? Вместо этого, Йоке посмотрела на руки Салливан и тихо произнесла: — Ты очень сильная. — Э-э… спасибо? — Сирша неловко улыбнулась и почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, пусть и совсем немного. Салливан не умела принимать комплименты: как бы она не работала над собой, из раза в раз любая похвала вне работы приводила ее в ступор… особенно от красивых девушек. С самого детства Сирша поняла, что ее интересовали и женщины тоже, и сейчас, когда Йоке так смотрела на ее пальцы… О чем она вообще думает? У Сирши не было ни малейшего шанса. Если у Йоке был маленький сын, то она явно была как все… Интересно, куда же подевался ее муж? Будто услышав мысли Салливан, Йоке посмотрела на дверь комнаты Бруно и вздохнула, медленно выбирая себе печенье. Взяв одно, она обмакнула его в чай, но половина печенья рассыпалась прямо в чашке. Неловко вздохнув, Йоке отставила чашку в сторону и посмотрела на Сиршу: — Слушай, я не рассказывала тебе, что с отцом Бруно… Эй, ты куда? Сирша действительно поднялась из-за стола с чашкой Йоке и отошла, выливая содержимое и ставя чайник на плиту. Услышав вопрос Йоке, она повернула к ней голову и ответила, чувствуя, как уголки ее губ поползли вверх: — Я сделаю тебе новый. Ты это- рассказывай, я слушаю. Мне правда интересно. Йоке улыбнулась в ответ, смотря на широкую спину Сирши, очерченную контурами старого белого платья в синий горошек. Все-таки ее мускулы не были такими уж страшными; не в домашней обстановке. Ван дер Люссе заметно расслабилась и начала свой рассказ, иногда все же оборачиваясь на комнату сына: — Пять лет назад меня наняли в больницу работать помощницей медсестры: она была уже старовата и готовила себе замену. Со мной работал один красивый врач, Кристиан, но- он был женат. А я влюбилась, представляешь? И он тоже начал оказывать мне знаки внимания. Сирша выдохнула, удивленно оборачиваясь на подругу. Йоке же тем временем вспомнила, как Кристиан все пытался мыть за нее полы, говорил, что хочет ее оберегать, целовал ее нежные руки, а потом… — Мы стали тайно встречаться. Пусть все, что у нас было — это тайные свидания в его кабинете после смены, но я была счастлива. Пока однажды, прямо во время нашей с ним встречи, вошла другая медсестра, Дарика. Она плакала, кричала: «Кристиан, как ты посмел со мной так поступить?!» Я, конечно, все поняла, но Дарика… решила отомстить мне, а не ему. Всему городу рассказала, что я соблазняю женатых. И женщины стали меня ненавидеть. А я уже потом поняла, что беременна. Сирша тяжело вздохнула и поставила перед Йоке чашку чая, касаясь ее плеча свободной рукой. Ее прикосновения ощущались как сталь, холодные и крепкие, но Ван дер Люссе расслабилась, смотря Салливан прямо в глаза вместо того, чтобы пить чай. Сирша села рядом, подвинув стул, и спросила: — А сейчас как дела? Все еще ненавидят? — Нет. Некоторые все еще недолюбливают, но большая часть горожан уже забыла. Да и я на работе многим помогаю… медсестер у нас в городе уважают. Йоке вздохнула, грустно улыбаясь, и сделала глоток чая. Ее взгляд устремился на часы, будто пытаясь избежать мнения Сирши: вдруг она тоже будет ее осуждать? Но Сирша и не думала: она не ожидала такого от Йоке, но вспомнив, как она сама, будучи восемнадцатилетней девчонкой, переспала с женой своего приятеля, прикусила язык. У них, оказывается, было что-то общее, так зачем осуждать друг друга? Даже если это и было неправильно, это было в прошлом, а сейчас Йоке нужна была поддержка, поэтому Сирша лишь кивнула и улыбнулась ей: — Я, знаешь ли, Йоке… думаю, что вина за измену лежит на том, у кого уже кто-то есть. Никогда не понимала жен, которые злятся на любовниц, а не на их тупоголовых мужей. — Ты, наверное, единственная женщина, которая так думает, Сирша… но это имеет смысл. Изменяет же мужчина, так почему обвиняют ту, с кем он- — Потому что женщины — угнетенный класс, — Сирша взяла печенье и продолжила говорить, жуя: как всегда, никаких манер. — Мужчинам удобно спать с тем, с кем хотят, а потом обвинять всех вокруг за свою же несдержанность, чтобы избежать последствий. Йоке улыбнулась со вздохом, впервые в жизни действительно задумываясь об этой теме. Она слышала о суфражистках и уважала их, но никогда не участвовала в их акциях, не выражала своего мнения по поводу прав женщин — в их маленьком городке это было попросту не принято, а с ее репутацией? Нет, спасибо. Даже если Йоке действительно хотелось однажды стать такой же смелой, как Сирша, она просто была другим человеком, мягким и терпимым. — Ты права. Знаешь, даже хорошо, что все так обернулось. Кристиан не знает о Бруно, а значит, я воспитаю его правильно. Ему не нужен такой пример рядом, — внезапно заключила Йоке, кусая печенье и смотря на Сиршу с уважением и теплотой, заставившей ее собственное сердце сжаться. — Слушай, а ты суфражистка? — Ага. Колониальная полиция меня за это ненавидит, ха-ха! — Сирша усмехнулась, с широкой улыбкой вспоминая все свои аресты и первый тюремный срок, о котором решила не упоминать. Йоке широко раскрыла рот, а ее рыжеватые брови изогнулись и поползли вверх. Полиция? Колониальная? Боже, неужели у Сирши действительно были проблемы с законом? Ван дер Люссе даже не подозревала, что Салливан делала дома в Ирландии: суфражистские протесты были самыми невинными из всех преступлений, что она совершила. Но Йоке была уверена: перед ней сидела не просто женщина, а безрассудная и грубая, но героиня. — Боже, ужас какой. Что ты сделала? — Надела брюки — попала в участок. Гарда только и ждут, чтобы кого-нибудь арестовать, — объяснив, что «гарда» — это полиция, Сирша продолжила рассказ. — Но на протестах всякое бывает. Мы бьем окна, оскорбляем офицеров, до драк тоже дело доходит… Йоке нервно сглотнула, тяжело выдыхая, и постучала костяшками по столу. Она не знала, что говорить, не понимала, о чем думать. Сирша казалась еще более жуткой, но с другой стороны… женщины действительно были ограничены в правах. Может, в Ирландии все было еще хуже, чем в ее родной Бельгии? А зная, что Сирша поддержала ее несмотря на ее прошлую связь с женатым мужчиной, Йоке тоже не хотелось ее осуждать: — Ради всего святого, будь аккуратнее, когда вернешься домой. — Ну, тут уж скорее «если», — Сирша рассмеялась, забыв, что должна изображать страх смерти, и покачала головой. — Говорят, немцы идут. Знаешь, что они со мной сделают? Я же из колонии их врага. Сирша гаденько ухмыльнулась, а Йоке испуганно посмотрела на ее самоуверенное лицо. Как Салливан могла так спокойно и с улыбкой об этом рассуждать? — А-а! — тихонько взвизгнула Йоке, быстро качая головой. — Не говори так, прошу! — Эй, эй… Сирша ударила себя ладонью по лбу и легонько приобняла Йоке — это было простое, дружеское прикосновение, несмотря на то, как близко они были друг к другу и как отчаянно бились их сердца. Йоке уткнулась носом в ее плечо, закрывая глаза, и промычала что-то невнятное; Сирша же прошептала в ответ: — Я смогу защитить себя. И тебя, Йоке. Не забывай — я тоже солдат. Если бы Ван дер Люссе знала, чем Сирша занималась на самом деле и зачем приехала в Бельгию, они бы никогда не выпили вместе чаю, не поговорили о всем подряд, не подружились бы… Сирша бы никогда не почувствовала бы себя дома. Она будет молчать. Ради их дружбы… или чего-то большего? Салливан, быстро попрощавшись, вышла из дома Йоке.