Ирландские ромашки

Воздух в спальне гауптмана был спертый и вонял его же потом. Сирша и Джон, уже зашедшие, чтобы осмотреть мужчину (его звали герр Риттер), невольно скривились, но сказать ничего не могли. Салливан лишь распахнула окно и вернулась к Джону, помогая открыть его чемоданчик со стетоскопом и лекарствами. Герр Риттер лежал на спине и занимал своим тучным телом почти всю двуспальную кровать. Он глухо кашлял и смотрел в потолок, с немым раздражением смотря на Джона, но, увидев Сиршу, противно покраснел, как вареный рак, и заинтересованно облизнулся, обращаясь к Джону: — Милая у тебя ассистенточка, парень. Не одолжишь? Джон закатил глаза, раздраженно смотря на гауптмана, и покачал головой, спокойно раскладывая приборы на столике в углу. Сирша же не была настроена мирно… она сжала руки в кулаки и подумала, что хоть еще хоть одно слово, одно, и она сама отравит Риттера чем-нибудь из того, что было в аптечке Джона: скорее всего, там был морфий. — Она пусть осматривает, — герр Риттер, кажется, не собирался сдаваться. — Не имею должной квалификации, — Сирша злобно прошипела, кидая взгляд на аптечку Джона и пытаясь найти хоть что-то, похожее на яд. Джон кивнул, соглашаясь с ней, но жестом показал отойти от аптечки; кажется, он хотел того же, что и она. Но сейчас, в железной хватке Нойманна, им нужно было быть аккуратнее, поэтому Робертс, вздохнув, взялся за осмотр. Он обошел кровать и встал справа от пациента, чтобы измерить его давление и послушать дыхание. Но кое-что он все-таки забыл на стойке… — Мисс Салливан, градусник. — Сейчас. Сирша безэмоционально кивнула и взяла термометр со стола, подходя близко к Джону и герру Риттеру, как вдруг ее глаза уставились на гауптмана в безмолвном ужасе. Герр гауптман взял ее за руку, бесцеремонно и нагло впившись в ее запястье своей огромной, липкой от пота ладонью. Он, кажется, никогда не стриг ногти: Салливан резко почувствовала, как что-то острое, мелкое и противно-грязное царапает ее кожу, крепко держа и притягивая к себе. — Оставлю тебя тут. Будешь меня лечить как следует. Покажешь все, что умеешь делать своими нежными ручками… — Герр Риттер снова облизнулся, нагло смотря прямо ей в глаза, и притянул ее руку к своему жирному пузу, форма которого напоминала полусдутый у основания воздушный шар. — Мне приводят бельгиек, но все они… Сирша начала задыхаться. Ее свободная рука сжалась в кулак, тело напряглось, и она была уже готова ударить, убить, задушить… но Джон схватил ее кулак и рявкнул, тоже кипя от злости: — Выйди, — когда Сирша осталась на месте, он толкнул ее ближе к двери и заорал. — Выйди! Мигом Сирша вылетела из кабинета, тяжело дыша и хватая себя за поврежденное запястье; ее многострадальный дырявый рукав окрасился кровью. Кажется, Салливан недооценила силу грязных ногтей гауптмана… и жестокость Нойманна, стоящего в нескольких сантиметрах от нее — в порыве ярости она и не заметила, как чуть не врезалась в обер-лейтенанта. — Мисс журналистка. — Нойманн серьезно посмотрел на нее и улыбнулся только при виде ее окровавленного запястья. — Все хорошо? — Есть закурить, герр Нойманн? — вместо ответа попросила Сирша и уставилась куда-то в бездну. Альберт рассмеялся и сам воткнул сигарету ей в зубы, тут же поджигая спичкой. Пока Сирша затягивалась, дрожа от гнева, он грубо поднял ее рукав и увидел следы от ногтей. Даже не постаравшись изобразить удивление, он хитро цокнул и с усмешкой закатил глаза. — Извращенец. Гоняться за красивыми бельгийками — это одно, но за вами? Кажется, у герра Риттера особо нет стандартов. — Нойманн улыбнулся, довольный собственной шуткой, и отнял у Сирши недокуренную сигарету, чтобы закончить ее самому. — Хватит вам. Тоже хочу. Сирша злобно усмехнулась, отдергивая руку Нойманна от своего запястья, и сжала его, пытаясь не трястись от боли. Альберт действительно был мудаком, и боги, как ей хотелось его осадить! Хотя бы раз сказать ему что-то колкое в ответ и рассмеяться над его озлобленно-шокированным лицом! Поэтому Салливан, не сдержавшись, ответила: — У вас тоже их, кажется, нет. Что, думаете я не замечу, как вы на меня пялитесь? Как постоянно пытаетесь меня потрогать несмотря на все, что говорите обо мне. Альберт усмехнулся и резко схватил Сиршу за шею, чувствуя, как под его рукой отчаянно бьются ее сосуды. Ему захотелось пробить ее сонную артерию и увидеть, как она задыхается в луже крови… но сначала, кое-что другое. — Вы правы, мисс журналистка. Но кое в чем я все же отличаюсь от вашего неудачливого поклонника. — Чем же? — Сирша схватила Нойманна за запястье, скаля зубы и готовясь разбить этот мерзкий захват вокруг ее сильной шеи. — Я хочу большего. Сирша уже повернула руку вокруг запястья Нойманна, готовясь бороться за свою жизнь, как вдруг дверь в спальню гауптмана открылась, и Альберт просто оттолкнул ее, смотря в никуда. Из комнаты вышел Джон: он обеспокоенно смотрел на Сиршу и злобно — на Нойманна. Альберт время на сантименты тратить не стал: — Когда мы можем выступать? — Когда угодно, но без гауптмана. — Джон, незаметно для всех подмигнув Сирше, достал из кармана баночку с таблетками и протянул ее Нойманну. — В лучшем случае, две недели протянет. Держите лучше опиум. Герр Риттер может вести себя шумно перед тем, как… уйдет. Раздраженно хмыкнув, Альберт взял баночку и сунул ее в карман. В его голове, кажется, созрел какой-то план… Почему-то он вдруг улыбнулся и дружелюбно кивнул, отпуская их: — Обработайте мисс рану, доктор Робертс. И отдыхайте до вечера — в семь часов я отвезу вас обратно в Химворде. Сирша и Джон так и дошли обратно до того заброшенного дома, куда их привезли вчера. Они не знали, что двигало Альбертом — зачем он отпустил их? Тем более после того разговора с Салливан… пока Джон обрабатывал царапины от ногтей на ее запястье, она решила рассказать ему о том, что случилось: — Я думала, он начнет меня душить. Если бы ты вовремя не появился, я бы сломала ему руку. И ведь действительно, она уже была готова свернуть ему запястье в тот момент, когда открылась дверь. Как хорошо, что она не была журналисткой! Несмотря на все написанные громкие слова, Сирша так и осталась тем, кем была — опасным солдатом. Хоть встреча с друзьями в Химворде и пробудила в ней что-то новое, суть ее так и не поменялась. Джон хмыкнул, заканчивая с ее рукой, и прошептал так злобно, что Сирша невольно улыбнулась — она сама часто говорила с такой интонацией после того, как возвращалась на базу Женского Совета с кровью на руках: — Я отравил его. — Сама догадалась. Пока ты меня оттуда не выставил, Риттер не выглядел как смертельно больной. Время шло. Джон и Сирша сидели молча, слушая, как тикают часы на стене, пока она вдруг не вспомнила бедного мужчину, стоящую у того самого дерева смерти. Салливан вздохнула, быстрым шагом проходя на кухню, и стала открывать ящик за ящиком, так их и оставляя, пока не нашла хоть сколько-то пригодный кухонный нож; распилить веревку таким она могла. — Ты что делаешь?! — Джон схватил ее за ворот платья, то ли раздраженно, то ли испуганно смотря на нож в ее руке. — Сирша, остановитесь сейчас же! — Не собираюсь я никого убивать. Сейчас вернусь. Скрыв нож в нижней юбке (еще дома она пришила к ней тугие петли для ножей и пистолетов), Салливан вышла из дома. На посту стоял тот самый разбуженный ей солдат и следил за каждым ее шагом: когда она начала уходить, он крикнул ей вслед: — Куда?! Нойманн не велел выпускать. Сирша вздрогнула, но не замерла. Вместо этого она, изобразив кашель, изогнулась и сплюнула на землю, промямлив что-то, похожее на «я сейчас задохнусь». Прежде, чем удивленный солдат мог ее остановить, она, все еще кашляя, снова ушла из Мепера, ища глазами то дерево. Перед ним все еще стоял тот самый мужчина; все в той же самой позе, с тем же скорбным выражением лица. Увидев ее, он обнял ее снова и спросил, пугливо дрожа: — Вы правда это сделаете? — Смотри и учись. Сирша быстро вскарабкалась на дерево и села на ту самую ветку, с которой висели трупы. Вставив руку в специально продырявленный карман, она достала нож и начала резать первую веревку, медленно истончая ее; мужчина приготовился ловить тело своей сестры. Салливан чувствовала, как ее сердце неистово бьется, а запах гнили прямо под ней остается на ее сапогах. Скривившись, она все продолжала резать, пока женский труп не упал прямо в руки мужчины снизу (он еле как смог удержаться). Вторая веревка резалась легче — вес трупа был больше и помогал Сирше избавить его от петли. Оба тела были внизу. Салливан спрыгнула с дерева, а мужчина, плача от радости, смешанной с болью утраты, обнял и расцеловал ее в обе щеки. Смутившись, Сирша легонько оттолкнула его от себя и сказала: — Ну тише, тише. — Правильно, — Сирша вдруг обернулась на голос другого мужчины, резкий, грубый и… о господи, это был Альберт Нойманн с пистолетом наготове. — Его все равно повесят прямо сейчас. Мужчина бросился бежать от Нойманна; Сирша же бросилась прямо на него, занося кухонный нож над его шеей. Альберт подсек ее голень — она упала, он сел ей прямо на ноги и сдавил ее шею левой рукой… правой нажав на спусковой крючок и выстрелив в голову убегающего мужчины. Крик. То ли свой, то ли чужой — Сирша уже не смогла разобрать. Тело невинного человека, всего лишь желавшего похоронить членов своей семьи, упало на траву и окрасило ее розовыми мозгами и алой кровью. Солдаты Ноймана подобрали одну из петель (Сирша резала веревку у самой ветки) и нацепили ее на шею теперь-уже трупа. — Герр Нойманн, что делать с этой? — Оставьте. Я сам с ней разберусь. — С довольной ухмылкой Нойманн отпустил стремительно синеющую шею Салливан и взял ее на руки; девушка тяжело дышала и ничего не могла понять… кроме того, что Нойманн чуть не убил ее. Последним, кого она видела перед тем, как потерять сознание, был Джон, прячущийся в кустах. Этот чертов англичанин все-таки пошел за ней.