Ashes and Stardust

Если бы Эйгона спросили, на какой из сестер он предпочел бы жениться, это даже не было бы состязанием. Половина того, что выходит изо рта Хелейны, — чепуха, а вторая половина — чепуха о насекомых. Рейнира вдвое старше его, замужем, практически незнакомка и совершенно не в его вкусе. Как можно сравнивать кого-нибудь из них с Раэлль, величайшей константой в его жизни, которая никогда не смотрит на него так, будто его недостаточно, потому что по какой-то странной причине она довольна Эйгоном? Даже если не принимать во внимание некоторые недавние мысли о его сестре, которые не были особенно благочестивыми, победитель очевиден. Не то чтобы он особо задумывался о том, чтобы жениться на ком-то, сестре или нет – это проблема его будущего. Прямо сейчас Эйгон доволен тем, что трахает кого хочет и когда хочет, не беспокоясь об утомительных понятиях, таких как долг, приличия или моногамия, и без какого-либо давления насчет произведения на свет наследников для его несуществующей линии. О браке он думает меньше всего, когда натыкается на свою сестру, рыдающую в боковом коридоре. То, что он вообще случайно наткнулся на нее, было чистой случайностью. Возвращаясь с тренировочной площадки, он услышал слабый звук плача, но он не собирался выяснять из-за чего этот шум. Эйгон не из тех, кого легко трогает женский плач – в лучшем случае он находит это некомфортным, а в худшем – совершенно раздражающим – но он не мог не глянуть в этом направлении, проходя мимо, из отстраненного чувства любопытства. Ему потребовалась почти минута, чтобы принять тот факт, что да, это Раэлль, его вечно спокойная сестра, выглядит так, будто весь мир вокруг нее рушится. Гораздо быстрее приходит осознание, что если Раэлль в таком состоянии, то что-то не так. Потому что она не из тех, кто плачет из-за каждой маленькой неудачи. Он видел ее плачущей только один раз, когда они впервые учились ездить на лошадях, и копыта испуганной кобылы сломали ей три пальца на ноге. Заплакать от этого можно было бы даже матёрому рыцарю, не говоря уже о восьмилетней девочке. Это все так необычно, что часть его не может до конца поверить, что это она, несмотря на всю очевидность. Когда он наконец осмеливается позвать ее по имени, это становится еще очевиднее. Она поднимает голову, и шок Эйгона перерастает в защитную ярость, когда он внимательно разглядывает ее заплаканное лицо и выражение абсолютной паники, когда она понимает, что ее обнаружили. — Я… я в порядке… — она снова всхлипывает, что доказывает, что с ней определенно не все в порядке. — Это пустяки… Все становится на свои места, когда она начинает заикаться, отрицая. Кто-то с ней это сделал, и этот кто-то об этом пожалеет. Эйгон хватает ее за запястья, прежде чем она успевает стереть следы своих страданий. — Не лги мне в лицо и не говори, что это пустяки. Его сестра снова заливается слезами, и Эйгону хочется дать себе пощечину. Заткнись, идиот, ты только хуже делаешь. Часть его жалела, что вообще посмотрела в коридор, потому что он не знает, как справляться со слезами. Другая его часть просто хотела бы, чтобы он был более полезным, потому что, как, черт возьми, он может помочь, если даже не знает, что случилось? Он сможет это сделать. Он разберётся. Что делала Раэлль для них всех, когда они плакали в детстве? Эйгон смутно помнит, как его старшая сестра читала энциклопедию, чтобы успокоить Хелейну, но он предполагает, что то, что работает для Хелейны, не работает для большинства людей. Она обнимала остальных, не так ли? Было время, когда Раэлль была гораздо свободнее в плане физического контакта. Когда это изменилось? Чувствуя, что это плохая идея, Эйгон нерешительно обнимает Раэлль, готовый отстраниться, если прикосновение покажется ей неприятным. Вместо этого она утыкается головой ему в плечо, рыдая и извиняясь. — Прости, Эйгон, я не должна… — она снова икает и всхлипывает, и он чувствует, как горячие слезы просачиваются сквозь его камзол. — Извини, это… извини. — Все в порядке, — отвечает он. — Не извиняйся. На самом деле, именно он должен извиниться за, вероятно, худшие объятия за всю историю Семи Королевств. Эйгон стоит неподвижно, отчаянно надеясь, что у него не начнется эрекция, потому что сейчас совсем не время для этого, и он сомневается, что она с пониманием к этому отнесется. Наконец, когда Раэлль немного успокоилась, он задает вопрос, который все время вертелся у него в голове. — Кого мне скормить Солнечному Огню, сестра? — Рейнира обручает меня с Джейсом. Завтра утром она получит благословение у отца — бормочет она. Первая мысль Эйгона: он ее не получит. Вторая его мысль: как, во имя богов, я могу это остановить? Потому что у него есть чуть больше полдня, чтобы предотвратить помолвку Джейса и его сестры, и он понятия не имеет, как этого добиться. Эйгон не разбирается в политике. Совершенно, совершенно не разбирается в политике, потому что почти каждое мгновение своей жизни он изо всех сил старался избежать политики. Одной мысли об этом достаточно, чтобы его разум помутился от паники, что на самом деле является худшим исходом, когда он так отчаянно нуждается в решении проблемы. Рейниру ничего не остановит. Отец не откажет Рейнире. Раэлль не уйдет. Он не может думать ни о каком другом варианте, особенно тогда, когда его разум продолжает мучить его картинами того, как их племянник получит в свои грязные ублюдочные руки сестру Эйгона. Скормить Джейса Солнечному Огню с каждой секундой кажется все лучшей идеей, хотя Джейс не из тех людей, кого он смог бы скормить своему дракону, как бы сильно он этого ни хотел. Эйгон не разбирается в политике, ему нужно передать это дело в руки того, кто разбирается. Эйгон с поспешностью направляется к Башне Десницы, увлекая за собой Раэлль. С каждым шагом мысли о том, что его сестру вынудят выйти замуж за их племянника, все нарастают у него в голове. Он не может понять, почему Рейнира решилась на это, кроме как для того, чтобы помучить Раэлль и потешить собственное эго. Союз с Дорном, по крайней мере, имел смысл. Но это? В этом нет никакой цели. Просто Рейнира играет в свои дурацкие игры, чтобы выиграть против его матери. Что ж, плохо для нее, что Эйгон не позволит ей забрать Раэлль в качестве приза. Эйгон проносится мимо стражников Хайтауэра в Башне Десницы, направляясь прямо к покоям, словно он делал это миллион раз, а не пришел сюда впервые на прошлой неделе. Его дедушка не выглядит довольным вторжением, но Эйгона, честно говоря, это не волнует. — Скажи ему, — он говорит Раэлль, только потом понимая, что она задыхается от их стремительного подъема. Он чувствует прилив вины за это, хотя не может не наслаждаться тем, как она хватает его за руку, ища поддержки. Ее маленькая ладонь согревает его. Сделав судорожный вздох, она повторяет то, что сказала ему ранее. — Рейнира обручает меня с Джейсом. Завтра она получит благословение отца. Услышать это во второй раз не легче, но Раэлль напряженно сжимает его руку, молчаливо напоминая, что она еще не ушла. — Это объясняет вашу срочность — отвечает Отто Хайтауэр, переводя взгляд с Эйгона на Раэлль. Эйгон ненавидит то, как его острый, оценивающий взгляд падает на нее, но он заставляет себя не реагировать на это. Его первое впечатление о дедушке, сложившееся за несколько дней до этого, состоит в том, что он — властолюбивая змея, не заботящаяся ни о чем, кроме того, чтобы его кровь восседала на Железном троне, независимо от мнения Эйгона по этому поводу. Это впечатление не изменилось при второй встрече, но прямо сейчас он нужен Эйгону. — Спасибо, что обратили мое внимание на этот вопрос. Если вы извините нас, принцесса, я хотел бы поговорить со своим внуком наедине. Раэлль опускает голову в ответ, но не спешит, разъединяя пальцы Эйгона, ее фиалковые глаза смотрят на него с… беспокойством? Волнением? Она выглядит лучше, чем когда он ее нашел – большая часть красноты сошла с ее лица, хотя на ее щеках все еще безошибочно узнаваемы дорожки от слез. Он не знает, что он может ей сказать, здесь, перед глазами своего деда, который изучает их на предмет признаков слабости, словно они пара насекомых Хелейны, запертых в банке. Вместо этого он улыбается Рэй с уверенностью, как он надеется. Она еще раз сжимает его руку и уходит. Как только двери за ней закрываются, дедушка переводит взгляд на Эйгона, прежде чем заговорить снова. — Должен признать, я весьма удивлен, увидев, что ты заинтересован такими вещами, — замечает Отто Хайтауэр. Если дедушка надеется, что Эйгон примет участие в его паутине заговоров, он будет сильно разочарован. — Не привыкай, — отвечает он с насмешкой, о чем сразу же после этого сожалеет. Еще одно доказательство того, что Эйгону следует держаться подальше от политики: его первый же шаг заключался в том, чтобы вызвать недовольство человека, который ответственен за будущее его сестры. Черт, ему следовало просто подыграть, но теперь уже слишком поздно, и дедушка, без сомнения, видит его насквозь. Успокойся, говорит он себе. Ты принц, просто веди себя как принц пять чертовых минут. Но сердце его все еще бешено бьется, а ладони все еще потеют, и он никак не может взять под контроль этот разговор. — Ты собираешься остановить помолвку или нет? — Эйгон стремится придать словам приказывающие нотки, но по сути его голос просто звучит отчаянно. Боги, это не сработает. Раэлль стоило найти буквально любого другого человека в Красном замке, потому что Эйгон бесполезен. Он будет умолять на коленях, если придется, давать любые обещания, которые, как он знает, он не сможет сдержать, лишь бы это разорвало помолвку… — Я бы вряд ли позволил принцессе Рейнире привлечь дополнительного дракона на свою сторону, — парирует Десница тоном, который намекает, что Эйгон глуп, даже полагая, что тот не остановит это. Часть его вздыхает с облегчением, другая часть его оскорбляется на намек, что Раэлль стоит не больше, чем ее дракон. Здравый смысл Эйгона подсказывает, что нужно проигнорировать это, что не стоит ставить под угрозу все из-за незначительного пренебрежения, стресс от всего происходящего наконец одержал победу над его характером. — Ты очень защищаешь свою сводную сестру.... — заговорил Отто вновь. Всего этого достаточно, чтобы довести Эйгона до крайности. — Не втягивай ее в свои планы, — практически рявкает он в ответ. — Конечно, Ваша милость, — отвечает Десница, выглядя слишком подозрительно, чтобы ему можно было доверять. Эйгон уходит, не дожидаясь ответа, ему надоело выслушивать змею, и он позволяет тяжелым двойным дверям захлопнуться за ним. Как только он покидает покои Десницы, он сгорает от истощения, скорее морального, чем физического. Боги, это длилось не более пяти минут, а у него такое ощущение, будто он провел целый день, летя сквозь шторм и пытаясь сохранить равновесие. Раэлль не ждет снаружи, и Эйгон чувствует краткий прилив разочарования, который он пытается подавить. Может ли он действительно винить ее в желании уйти как можно дальше от Отто Хайтауэра? Или, может быть, она пытается уйти от него как можно дальше. Эйгон не забыл, как она отреагировала на то, что он ее нашел, это испуганное выражение в широко раскрытых глазах, когда она поняла, что кто-то поймал ее в самый уязвимый момент. Как бы ему ни хотелось ее отыскать, возможно, будет к лучшему, если он этого не сделает. Итак, Эйгон возвращается в свои комнаты, намереваясь напиться, чтобы не проводить всю ночь, беспокоясь о Раэлль. В лучшем случае он не протрезвеет, пока все это не закончится и делать ничего не надо. Три бокала Дорнийского красного и он решает, что вечер лучше продолжить на Улице Шелка, но тут дела идут не так, как надо. Он успешно уворачивается от одного из Каргайлов, который сегодня следит за ним, но затем сталкивается с матерью и Колем менее чем в дюжине футов от прохода, ведущего к конюшням. Матушка смотрит на него бесстрастным взглядом, ее карие глаза скользят по невзрачному одеянию Эйгона, самому потертому плащу, который у него есть, и бутылке дорнийского вина в его руке. Он не может отрицать, что собирался сбежать, потому что любой, у кого есть глаза, мог бы догадаться, куда он держал путь. Вздохнув, Королева поворачивается к рыцарю вместо того, чтобы напрямую обратиться к сыну. — Сир Кристон, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы Эйгон прибыл на ужин вовремя. Коль кивает. — Конечно, Ваша светлость. — затем он поворачивается к Эйгону. — Вы возвращаетесь в свои покои, мой принц? Нахмурившись, Эйгон идет вперед, преследуемый рыцарем Королевской гвардии. Не стоит пытаться его обхитрить. Каргайл — придурок, который до сих пор не понял, что приказ Эйгона перестать следовать за ним не отменяет приказа матери не выпускать Эйгона из поля зрения. Коль же не такой. Он возвращается в свои комнаты в одиночестве, если не считать Кристона Коля, стоящего на страже по другую сторону от двери. Эйгон с воплем разочарования швыряет бутылку вина в стену. Она разбивается при ударе, осыпая осколками стекла и алкоголем его кровать. Он жалеет об этом мгновение спустя. Не потому, что из-за этого его кровать стала непригодной для использования, а потому, что его единственным шансом уснуть сегодня было настолько напиться, что он не смог бы думать о своей сестре, и, как гребаный идиот, он потратил впустую свой последний способ сделать это. — Еще вина! — кричит Эйгон, ожидая, что Коль передаст приказ следующему слуге, который пройдет мимо. Он задается вопросом, стоит ли улизнуть через проход. Как бы ему ни хотелось утопиться в дешевом вине и в дорогих телах на улице Шелка, и как бы ему ни хотелось избежать еще одного дурацкого семейного ужина, это будет означать лишение своего самого надежного способа для побега. Мать не поверит, что он ускользнул от Коля. Через день слуги будут обшаривать каждый закоулок в его покоях, и даже если они не смогут найти туннель, чтобы замуровать его, она переведет его в комнаты, из которых нет такого выхода. Черт его побери, он застрял. Эйгон со стоном опускается на пол, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к груди. Конечно, мать даже не посмотрела ему в глаза, когда отправляла его обратно в комнату, словно непослушного ребенка. Хорошо это или плохо, что ее мнение о нем уже настолько низкое, что для нее это ничего не значит? Сегодня она должна быть благодарна ему. Если бы не Эйгон, то Рейнира украла бы Раэлль прямо у них из-под носа, и никто из них ничего бы не понял. Матушка даже не знает об этом, не так ли? Эйгон сомневается, что она будет довольна, когда поймет, что дедушка не доверил ей свои планы. Боги, как бы ему хотелось не думать о его планах, потому что теперь Эйгон снова думает о Раэлль. Раэлль, которую принуждают выйти замуж за их племянника, потому что Рейнира решила, что лучший способ превзойти помолвку с мужчиной вдвое старше ее — это выдать ее замуж за мальчика вдвое младше ее. Можно подумать, что из всех жителей Красного замка, именно Рейнире плевать на ее единственную полнокровную сестру. Но нет, кого может волновать счастье Раэлль, когда есть союзы и политика? Рейнира получает то, что хочет, потому что она неприкосновенна, а все остальные — просто расходный материал. На кой черт Джейсу нужна жена? Ему девять, он даже не знает, что делать с женщиной. Простое размышление о такой возможности заставляет его желать выбросить этот образ из головы. (И что же так чертовски долго слуги тянут с вином?) Он надеется, что дедушка заставит Рейниру пожалеть об этом. Предупреждения за полдня должно быть достаточно, чтобы предотвратить все это, верно? Эйгон не хочет думать о том, что произойдет, если Десница не сможет остановить помолвку, и он не хочет думать о том, что произойдет, если решение окажется еще хуже, чем нынешняя проблема. Вдруг ее вообще отправят в Старомест, чтобы она вышла замуж за какого-нибудь кузена из Хайтауэров. Если Эйгон станет причиной ее страданий, он возненавидит себя за это. Вот только нет, он не может просто тонуть в жалости к себе, только не сейчас, когда он ей нужен. Он уговорит ее сбежать. Он должен. Он просто поднимет этот вопрос снова, снова и снова, будет умолять ее, пока она, наконец, не признает, что выполнение долга это пустая трата времени. Если только дедушка не сможет доставить ворона в Солнечное Копье и обратно в течение дня, война за этим не последует. Если последствия — разочаровать мать и разозлить один или два Великих Дома, тогда он, возможно, сможет склонить ее к этому. Все, что ей нужно сделать, это потерять свою девственность, шепчет другая часть его разума, и тогда ей больше никогда не придется беспокоиться о нежелательном замужестве. За исключением того, что если они действительно хотят расторгнуть союз, их должны поймать, а если их поймают, тогда матушка заставит Раэлль уйти в септы, а Рейнира будет настолько разгневана тем, что ее план сорвался, что она позволит этому случиться. Именно это старый Джейхейрис сделал с одной из своих дочерей, не так ли? Она развлекалась с оруженосцами, а потом она упала с лошади и сломала себе шею, пытаясь сбежать. Или. Ты мог бы просто жениться на мне сам, шепчет в его голове фантазия Раэлль. Мы могли бы улететь на Драконий Камень и ты бы взял меня в жены. Как только этот образ появляется в его голове, Эйгон разрывается между сожалением, что он не подумал об этом раньше, и благодарностью богам, что он этого не сделал. Это было бы идеальное решение, не так ли? Раэлль будет по-настоящему, бесспорно принадлежать ему, и никто никогда не сможет отобрать ее у него. Ей не придется выходить замуж за незнакомца, за бастарда, за мужчину вдвое старше ее или лорда с другого конца Семи Королевств. Сначала она может расстроиться из-за резкой смены одного жениха на другого, но со временем она увидит, что это к лучшему. Даже если бы он не смог убедить ее словами, он уверен, что смог бы убедить ее на их брачном ложе. Если бы эта мысль пришла ему в голову до того, как он покинул покои деда, он бы потребовал этого. А теперь, после того, как накал эмоций утих? Если бы он сделал это, даже не спросив ее мнения по этому поводу, он был бы таким же плохим, как Рейнира, и Эйгон не может обманывать себя, полагая, что она когда-нибудь скажет ему «да». И все же он почти встает. Он почти идет прямо обратно к Башне Десницы. Он почти требует, чтобы его дедушка воплотил это в жизнь. Он почти убеждает себя, что поступать так не было бы верхом эгоизма. Он этого не делает, но чувствует, что колеблется. Незнакомец забери его, он этого хочет. Он так чертовски хочет ее. Она бы простила ему это, потому что всегда прощает его, даже когда он этого не заслуживает. Рэй простила его, когда он бросил ее на улице Шелка, и когда он выставил себя дураком перед ней в пьяном виде, и когда он избегал ее без уважительной причины, и когда он бесполезен практически во всем, что должен уметь принц. Наверняка она простила бы ему женитьбу на ней? — Вам стоит начать готовиться к ужину, мой принц! — кричит Коль, его голос звучит приглушенно из-за двери. Эйгон медлит с приготовлениями, новая дилемма отягощает каждый его шаг. Никто не приходил со свежей бутылкой вина, он сомневается, что Коль вообще передал приказ. Ему хотелось бы просто тихонько напиться в своей комнате, чтобы ему не пришлось иметь дело со всем этим. Игры во власть Рейниры, заговоры дедушки, помолвка Раэлль и его собственный идиотизм. Лучше для всех, если бы он просто потерял сознание, пока не стало слишком поздно. Он пришел последним, но впервые в жизни Эйгону хотелось бы прийти на семейный ужин пораньше. Раэлль сидит за дальним концом стола, зажатая между Рейнирой справа и Джакейрисом слева. Вместо того, чтобы делать вид, что она счастлива, сидя рядом с ними, а не с Эйгоном, весь ее привычный облик исчез. Ее плечи сгорблены, глаза опущены, она смотрит только на горох на своей тарелке. Этого недостаточно, чтобы остановить Рейниру, которая продолжает подталкивать Джейса к разговору с Раэлль. Ему, очевидно, сообщили о намерениях матери, и маленький бастард даже не благодарен за это. На каждый из его коротких вопросов он получает односложный ответ. Рейнира не замечает или ей просто насрать? Ему требуется вся сила воли, чтобы не обратиться к ней и не сказать оставить Раэлль одну, что ее вмешательство бесполезно и нежелательно, что ее планы на помолвку продлились несколько часов, и что он надеется, что она будет страдать даже за попытку устроить это. Как бы это ни было приятно, Эйгон знает, что он не может рисковать планами дедушки, сообщая Рейнире, что он в курсе. Пытаясь переключить свое внимание на что-то другое, Эйгон тянется к своему кубку, но когда он делает первый глоток вина, он почти выплевывает его. Конечно, черт возьми, оно разбавлено именно сегодня. Мать, вне всякого сомнения, делает это в качестве наказания за попытку сбежать. Отделённый от Раэлль огромным столом, у него нет возможности поговорить с ней наедине. Максимум, что он может сделать, это хмуро смотреть на племянника и сводную сестру, как будто гнев, горящий в его груди, превратится в драконий огонь, если он сможет ненавидеть их с достаточной силой. Как всегда, отец совершенно не замечает напряжения в комнате и встает с широкой улыбкой на лице. — Моя дорогая семья, у меня очень радостная новость… Он сомневается, что эта новость будет особенно радостной. Последние две новости, о которых сообщил отец, касались воспитания Дейрона в Староместе и последней беременности Рейниры. Стойте. Рейнира. Эйгон выпрямляется. Неужели она пришла к отцу первой? Неужели все пойдет не так? — Я с большим удовольствием объявляю о помолвке между моей дочерью Раэлль… Черт, черт, черт, нет, нет, нет… — …и моим старшим сыном Эйгоном. Нет, понимает он, все правильно. Неважно, что это произошло из-за интриг деда, неважно, что за все хорошее в его жизни была цена, неважно, что Раэлль втягивают в полнейшее драконье дерьмо (заговор его семьи с целью сделать его королем). Он даже не злится при воспоминании о самодовольном лице дедушки. Это то, чего ты хотел, не так ли? Да. Больше всего на свете, да. Больше никакой помолвки с Джейсом. Больше никаких обручений с кем-либо еще. Теперь она его, и в мире наконец все правильно. Но мать и Рейнира рады этому гораздо меньше. Рейнира вскакивает первой, обвиняя королеву, которая всего на мгновение отстает от нее. — Нет поступка ниже… — Никакого права решать ее будущее… — Заставить ее выйти замуж за никчемного… Эйгону плевать на их ссоры. Его глаза прикованы к Раэлль, его невесте, у которой застывшее лицо после заявления отца. Он говорит себе, что это потому, что мать и Рейнира ссорятся из-за нее, потому что она не может терпеть, когда они используют ее для своих мелких споров, не говоря уже о полноценных ссорах. Так и должно быть. Должно быть, это из-за них. Это не может быть его вина. Это невозможно. Прежде чем он успевает обдумать это, Эйгон вскакивает на ноги и огибает другую сторону стола, чтобы увести ее отсюда. Она не сопротивляется его прикосновениям, что является хорошим знаком, ее напряжение немного ослабевает по мере удаления от обеденного зала. Звуки споров затихают позади них, и вскоре раздаются только их шаги по каменному полу и непрекращающийся стук сердца Эйгона. Бросив короткий взгляд на Раэлль, он видит ее замешательство и неуверенность, но он может только догадываться о том что у нее на уме. Чем дольше длится молчание, тем хуже он себя чувствует. Он не знает, какие качества его сестра искала в муже, но сомневается, что ее список включал в себя пьяниц, блудников или братьев. Часть его понимает, что никто в здравом уме никогда не захочет выйти замуж за Эйгона. И все же он хочет, чтобы она хотела его так же сильно, как он хочет ее. Он хочет, чтобы она была счастлива от этого – была счастлива с ним. Если это глупая надежда, то он глупец. Раэлль останавливается, ее рука тянет его назад, и она наконец смотрит на него – действительно смотрит. Она все еще кажется неуверенной, ее лиловые глаза широко раскрыты, а губы мягко приоткрыты, когда она поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Эйгону нужно знать, есть ли у него шанс или этот брак будет полнейшем притворством без любви, как и любой другой брак, о котором он знает. Только его имя срывается с ее губ, прежде чем он наконец сокращает расстояние и целует ее. Ее губы полные, мягкие и такие же сладкие, как он себе представлял, но что-то внутри него увядает и умирает, когда она замирает напротив него. Эйгон перешел черту. Она собирается оттолкнуть его и, возможно, еще и дать ему пощечину, что он вполне заслужил и, по крайней мере, это показало бы ему, что происходит между ними. Вот только боги, должно быть, добры к нему сегодня, потому что ее краткий миг удивления проходит, а затем Раэлль целует его в ответ, ее губы неуклюжи, но не менее пылкие. Это живое оправдание каждой эгоистичной мысли и каждого подавленного желания, и никогда в его жизни ему не было так хорошо. Несколькими быстрыми шагами он прижимает ее спиной к стене, позволяя себе поцеловать ее под более удобным углом. Теперь, когда Раэлль стала активным участником, Эйгон наслаждается возможностью обучать ее. Она быстро учится и он углубляет поцелуй, наслаждаясь ее вкусом. Ты идеальна, пытается передать он каждым движением, прижимая ее тело к своему, кладя руки на ее бедра. Боги, все в ней идеально. Она ищет его прикосновений, ее грудь прижимается к нему, одна из ее рук тянется к его волосам и притягивает его еще ближе. Ощущение ее пальцев в его волосах, требующих большего, достаточно, чтобы свести его с ума. Эйгон почти болезненно тверд в своих слишком узких штанах, и он не может не прижаться к ней, показывая сколь отчаянно он нуждается в ней. Он ожидает, что это будет ее предел, момент, когда она, наконец, почувствует к нему отвращение и оттолкнет его, но вместо этого у нее подкосились колени, и она практически растворяется в его объятиях, сопровождая это слабым всхлипыванием в его рот. Воодушевленный ее ответом, он ставит ногу между ее ногами, прижимаясь к ней коленом и покусывая ее нижнюю губу. Ее руки сжимают его волосы, когда она задыхается от удовольствия, звук немного отличается от предыдущего, но столь же волнителен, и Эйгон жаждет услышать каждый звук, который она издаст под его руками. Ее движения становятся все более неуклюжими с каждым движением его бедер и его колена напротив нее. Эйгон может чувствовать, что слабеет по тем же причинам. На нем слишком много одежды. Они оба носят слишком много одежды. Слои ткани, отделяющие его руки от ее тела, должны быть удалены. Он хочет видеть ее в своей постели, но не хочет отпускать ее ни на мгновение. Вот только нет, не его постель, в его простынях разбитое стекло – значит, ее постель. Или вообще любая. Рэй хочет этого так же сильно, как и он, судя по тому, как она отчаянно прижимается к нему каждым дюймом своего тела, как она показывает ему что жаждет большего. Честно говоря, Эйгону все равно, где бы они оказались, лишь бы он наконец смог прикасаться к ней всеми способами, которыми ему заблагорассудится. Черт возьми, даже здесь, в коридоре. Она нужна ему, а он нужен ей, и все остальное не имеет значения. — Матушка говорит, что теперь тебе нужны сопровождающие. Эймонду повезло, что Эйгону нужно перевести дух. Это единственная причина, по которой он перестает целовать Раэлль – иначе он бы даже не наградил их брата ответным жестом. Он отстраняется, вдыхая, наслаждаясь состоянием своей невесты (и боги, ему нравится как это звучит), покрасневшей, растрепанной и опьяненной его поцелуями, смотрящей на него с неослабевающей тоской. Эйгон отворачивается от нее лишь на время, достаточное для того, чтобы посмотреть на брата. — Отвали, Эймонд, — он снова поворачивается к Раэлль. — Просто игнорируй его, — говорит он ей, надеясь продолжить с того места, на котором они остановились. Какой бы ответ она ни собиралась дать, его снова прерывает Эймонд (маленький стукач). — Матушка, я нашел их! Эйгон хватает Раэлль за руку, намереваясь скрыться до того, как прибудут другие, но короткое покачивание ее головы останавливает его. — Мы не должны… — бормочет она, опуская глаза в пол, ее обычная маска возвращается на место. Тебе не понравилось? Эйгон хочет спросить. Тебе понравилось, не так ли? Я недостаточно хорош? Но он не может это сделать, по крайней мере, пока Эймонд стоит здесь и смотрит на них так, как будто Эйгон лишит Раэлль девственности, если они хотя бы на секунду останутся без присмотра. Лишь с величайшей неохотой Эйгон отстраняется от Раэлль, но его взгляд задерживается на ней, пока они ждут прихода своей гибели (королевы). Раэлль не раз почти подносила руку к губам, потом смотрела в его сторону, ловила себя на этом и опускала ее обратно. Хочет ли она большего? Сожалеет ли она об этом? Сожалеет ли она, что хочет большего? Не в первый и не в последний раз Эйгону хотелось бы знать, о чем она думает.