Ashes and Stardust

Раэлль уверена, что первое, что следует делать после помолвки, — это не избегать своего суженого, но ей необходимо разобраться в своих мыслях, и она не может смотреть на Эйгона, не думая о том поцелуе. Она уже не может не вспоминать ощущение его губ на своих: теплых, настойчивых, слегка потрескавшихся и с легким привкусом вина. Она не питает иллюзий, что ее действия были иными, кроме как неуклюжими, но она думает, что с небольшой практикой она смогла бы улучшить свои навыки. Возможно, она могла бы сделать то, что он делал своим языком, или то, как он прикусил ее нижнюю губу. Смогла бы она это сделать? Понравилось бы ему? Или она просто поставит себя в неловкое положение и… И это происходит снова. Честно говоря, это ничто по сравнению с тем, что делает с ней его присутствие, поэтому последние несколько дней она разворачивалась и шла в другом направлении, если видела Эйгона. Если бы он сейчас был здесь, перед ней, Раэлль думала бы не только о его губах. Она бы думала о его руках на ее бедрах, о своих руках в его волосах, о тепле его тела, прижимающемся к ней, и о твердости в его штанах, и о ее отчаянном желанием взять все, что он может ей дать, и… И в этом заключается проблема. Раэлль издает тихий разочарованный звук, когда кровь приливает к ее щекам, вызывая странный взгляд и обеспокоенное “Принцесса?” от ее новой тени. — Все в порядке, — отвечает она, ускоряя шаг. Сир Торн легко ускоряет темп, чтобы поспевать за ней, белый плащ развевается за ним. Раэлль сомневается, что высокий рыцарь устанет, даже если она побежит. Возможно, это худшая часть во всем этом: постоянное присутствие члена Королевской гвардии. Последние три дня она была в одиночестве только в своих покоях, и даже тогда прямо за ее дверью стоял рыцарь. Это необычно для нее: было всего семь Белых Мечей для охраны одиннадцати членов королевской семьи, а учитывая ее склонность оставаться в Крепости Мейгора большую часть своего дня, Раэлль редко выделяли рыцаря Королевской гвардии для защиты. Но теперь? Она сомневается, что останется без сопровождения до брачной ночи. Предполагается, что это сделано для ее собственного блага — Королева сказала ей это в ночь помолвки – но Раэлль устала от людей, делающих что-то ради ее блага, даже не посоветовавшись с ней заранее. Они опасаются, что Эйгон может дать повод провести свадьбу раньше, но все, что это изменило для нее, — устранило любую иллюзию на приватность в ее жизни. Любой другой член королевской семьи, за исключением, возможно, Хелейны, искоса посмотрит на нее за то, что ее нервирует член Королевской гвардии, но Раэлль привыкла приходить и уходить, когда ей заблагорассудится. Начиная от ежедневных блужданий по крепости до поездок в Драконью Яму с минимальным количеством сопровождающих, до прогулок у Богорощи в час соловья, прямо перед восходом солнца. Теперь, когда она просыпается перед рассветом от полузабытых снов о ласках возлюбленного, когда бодрствует с колотящимся сердцем, с жаром между ног и неоспоримой уверенностью, что этой ночью ей больше не удастся заснуть, она не может даже ощутить свободу свежего воздуха, чтобы прочистить голову. (Именно в эти моменты она подозревает, что опасения Королевы, возможно, не так уж необоснованны - не из-за каких-либо действий Эйгона, а из-за ее собственных.) Раэлль наконец достигает места назначения, и на ее стук в дверь отвечает мальчишеское “Входите!” с другой стороны. Сир Торн остается снаружи, занимая позицию для охраны покоев, когда Раэлль входит в комнаты Эймонда. Эйгон не часто посещает место обитания своих младших братьев и сестры. Лучше провести свое время там, где он и не подумает ее искать, чем поспешно ретироваться, когда он попытается найти ее в углу в библиотеке, в саду или у ее собственных комнат. Раэлль знает, что ведет себя с ним ужасно, и чувствует себя из-за этого не менее ужасно, но она говорит себе, что это всего на несколько дней. Пир в их честь состоится завтра вечером, и тогда Эйгона будет невозможно избегать. И Хелейна, и Эймонд внутри: Хелейна занимается рукоделием в кресле, а Эймонд лежит на своей кровати с книгой в руках. — Здравствуй, Раэлль, — говорит Хелейна, лишь на мгновение взглянув на нее. — Здравствуй, Хелейна, — отвечает Раэлль. Затем, обратившись к Эймонду с немалой долей искренности, — Спасибо, что позволил мне побыть здесь. Несмотря на то, что все ее взаимодействия с Эйгоном теперь контролируются, с Эймондом такого надзора нет. Хотя сир Торн остается по другую сторону двери, она чувствует, что в присутствии брата и сестры тяжесть его пристального внимания уменьшается. — Это не проблема, — бормочет Эймонд, явно смущенный похвалой. Раэлль воспринимает это как сигнал сменить тему и пересекает комнату, чтобы сесть рядом с ним на край его кровати. — Что ты читаешь? Он поднимает книгу, чтобы показать ей. “Слава Фригольда, мейстер Марвин”. Это не был бы ее выбор из истории Валирии, но тоже неплохо. Написав это сразу после окончания регентства Джейхейриса, мейстер Марвин был довольно бестактен в своей похвале, но исторические детали были достаточно точными, сравнивая с другими. — Когда закончишь с этим, в “Истории трех дочерей” архимейстера Боррама можно найти некоторые интересные сведения о колониях Валирии и об их отношениях с Драконьим камнем, — советует Раэлль. — Я только начал, — признается Эймонд. — Не спеши, — заверяет она, — Просто кое-что, о чем подумаешь позже. Они втроем не из тех, кто без необходимости заполняет тишину, и поэтому Раэлль устраивается рядом с Эймондом со своей книгой, биографией Джейхейриса и Алисанны. Она не успевает продвинуться дальше их свадьбы, как обнаруживает, что ее мысли снова блуждают. “Отправь меня на край света и выдай замуж за короля Московии или Повелителя Серой Пустоши, Среброкрылая всегда вернет меня к Джейхейрису” Слова Алисанны, сказанные в возрасте тринадцати лет, когда она предстала перед сотней мечей лорда Рогара Баратеона. Раэлль завидует уверенности своей прабабушки, убежденности королевы в едва расцветшей девушке. Если бы она только могла поговорить с королевой Алисанной, или принцессой Алиссой, или даже с самой королевой Рейнис и спросить их, как вы это поняли? Или, возможно, ей это не поможет. Она подозревает, что ответом будет что-то вроде того, что я всегда знала. Потому что Бейлон и Алисса были неразлучны с детства, Эйгон женился на Рейнис, несмотря на свой долг перед Висеньей, а Джейхейрис и Алисанна любили друг друга так сильно, что были готовы бросить вызов регентам, сбежать на Драконий Камень, тайно пожениться и рискнуть еще одной войной с Верой Семерых, и все ради друг друга. Этот брак не угроза войны, но разве она и Эйгон не были неразлучны? Разве в глубине души она не желала, сначала с Квореном Мартеллом, а затем снова с Джейсом всего несколько дней назад, чтобы он поступил так же, как поступил Джейхейрис? Разве не было в ней части, тихой и скрытной, которая надеялась, что они улетят на Драконий Камень и поженятся? Ее тело уже приняло решение, учитывая, что ее мысли, кажется, не могут избежать воспоминаний об ощущении холодного камня за спиной и теплого тела перед ней, рук на ее бедрах, которые обещают скользнуть ниже, языка, переплетающегося с ее собственным. Когда она понимает, что ей нужен воздух, но боги, она не хочет, чтобы это заканчивалось, и... И она принцесса, а не обычная шлюха, так почему же ей так сложно просто сосредоточиться? Ее тело наверняка приняло решение, так почему же она не может избежать этого затянувшегося чувства сомнения, странного ощущения беспокойства, которое отказывается покидать ее голову всякий раз, когда она понимает, что хочет чего-то большего, чем просто ощущения его губ? Частично она может это объяснить – это ощущение, что ее дни сочтены. Что этот брак, любой брак, начинает отсчет до ее неизбежной кончины на родильном ложе. Но Раэлль об этом не думает. Она не может позволить себе думать об этом. Дело не в том, что она не может представить его своим мужем – это совсем не проблема. Но может ли быть какая-то ее часть, которая не сможет справиться с переходом от брата к суженному? Ее чувства сестринские или женские? Этот момент – она лежит на простынях Эймонда, глядя вверх на потолок его комнаты, ее младший брат прижимается к ее боку, а она проводит руками по его гладким серебристым волосам – это, без сомнения, по-сестрински, не затронуто никаким желанием. Когда она в последний раз так прикасалась к Эйгону? Исключая прошедшую неделю, когда она вообще прикасалась к Эйгону в последний раз? Было время, когда они обнимались свободно, со всей непринужденной детской привязанностью, но это время давно прошло. Был ли какой-то подсознательный сдвиг с ее стороны? Или с его? Когда это стало ощущаться странным, что он прикасался к ней как к сестре, когда как правильно было бы держать ее в объятиях, как возлюбленную? Это не могло произойти в одночасье. Нет, решает она, ее чувства скорее женские, чем сестринские, а единственное новое в этом — это то, что они занимают центральное место в ее сознании. Что же тогда? Возможно, потеря контроля. Раэлль всегда гордилась своим хладнокровием, а Эйгон проломил ее стены, как будто они были ничем. Где-то между тем, как его губы впервые коснулись ее, и тем моментом, когда они наконец расстались, был момент, когда она сделала бы все, что бы он ни попросил ее. Она последовала бы за ним в его постель, или в Драконью Яму, или в Вольные Города, или в Старую Валирию, чтобы править их собственным маленьким королевством среди руин империи. В тот момент она полностью принадлежала ему, и ничто не казалось более правильным. Теперь, после того, как этот момент стал лишь воспоминанием, бесконечно повторяющимся в ее голове? Вызывает тревогу то, как легко ее соблазнили, и она подозревает, что в следующий раз все будет так же легко. Но разве это плохо? — спрашивает себя Раэлль. Разве плохо жене жаждать прикосновений мужа? И все же что-то в его вновь обретенной власти над ней вызывает у нее беспокойство, хотя она знает, что мало кому она могла бы доверять так же сильно, как Эйгону. Если что-то неприличное и произойдет между ними до дня их свадьбы (маловероятно, учитывая почти постоянное присутствие сира Торна, но все же возможно), это обязательно потребует ее собственного участия. Должно быть, в ее сомнениях есть что-то еще, какой-то нюанс, который ей не удалось уловить, но звуки за дверью комнат Эймонда останавливают ее размышления. Голос сира Торна, низкий и строгий, приглушенный сквозь дерево и камень. Грохот, когда что-то падает на землю. Голос Эйгона, громкий, расстроенный и безошибочный, с нечленораздельной речью, наводящей на мысль, что он напился. — Ты действительно собираешься прятаться с Эймондом? Она ощущает глубокое чувство вины. Ей не следовало избегать его, но одно дело знать это, и совсем другое – услышать боль в его голосе и осознать, что из-за нее он пришел сюда в пьяном виде. Это плод ее собственного эгоизма, и ей нужно это исправить. Просто выйти и поговорить с ним. Это не может быть так сложно. Но что она должна сказать? “Я избегаю тебя, потому что мне слишком понравилось, когда ты меня поцеловал?” “Я боюсь того, как сильно я хочу тебя, по причинам, которые мне еще предстоит определить?” Эти оправдания звучат жалко даже в ее собственной голове. Как она может ответить ему, если она даже не нашла этих ответов для себя? Эйгон уже злится на нее – если она выйдет сейчас, она только подогреет его негодование. Или они снова обнаружат, что целуются, и хотя ее предательское сердце замирает при мысли об этом, Раэлль знает, что это не приблизит ее к разгадке. Она почти понимает, почему он пьет. Хотя бы для того, чтобы подавить этот буйный беспорядок эмоций внутри. Пока Хелейна продолжает рукоделие, Эймонд считывает ее грусть по другому. Роняя книгу на кровать, ее младший брат встает и смотрит на дверь. — Я скажу ему, что у тебя нет желания с ним разговаривать. Это вызывает волну паники в Раэлль, которая очень хочет поговорить с ним, если бы она только знала, что сказать. Она не хочет причинять Эйгону еще больше боли. — Скажи ему, что я поговорю с ним завтра вечером, — поспешно говорит она, — Он заслуживает объяснений. — Ты заслуживаешь извинений, — хмурится Эймонд. Ей требуется некоторое время, чтобы понять, что он имеет в виду. Сначала Королева, теперь Эймонд. Почему все по умолчанию полагают, что ее поцеловали против ее воли? Прежде чем она успевает что-то сказать в защиту своего жениха, Эймонд уже уходит, чтобы встретиться с Эйгоном. Когда дверь открывается, ее взгляд на мгновение встречается со взглядом Эйгона, прежде чем дверь громко захлопывается. Этого времени более чем достаточно, чтобы увидеть обвинение и обиду в его глазах и темные круги под ними. Твоя вина. Это все твоя вина. Слова Эймонда слишком тихие, чтобы их можно было расслышать, но Раэлль слышит громкий ответ Эйгона “Потому что ты точно знаешь чего она хочет”. Еще один невнятный ответ Эймонда, а затем голос Эйгона опускается до такой степени, что она уже не может разобрать и его слов. Если ты так сильно хочешь это узнать, возможно, ты могла бы подумать о том, чтобы просто пойти туда и поговорить с ним самостоятельно. Она знает, что должна это сделать, что ей не следует полагаться на Эймонда в том, чтобы он убрал тот беспорядок, который она сама создала, но ноги у нее словно свинцовые. Что-то врезается в дверь, дребезжат петли. Раэлль отчаянно надеется, что это не один из ее братьев. Еще один день. Еще один день, потому что завтра уже не будет возможности избегать его, и тогда она сделает все возможное, чтобы это исправить. Раэлль вполне могла бы провести остаток времени до возвращения Эймонда в муках, если бы не своевременное вмешательство Хелейны. Ее сестра завязывает последнюю нить и откладывает пяльцы в сторону. На этот раз никаких насекомых – вместо этого она вышила довольно милое изображение переплетающихся солнца и луны. Подняв голову, пронзительные глаза Хелейны встречаются с Раэлль. — Ты счастлива выйти замуж за Эйгона? — спрашивает она, мгновенно переходя к сути дела. Обычно Хелейна избегает зрительного контакта, но сегодня именно Раэлль отводит взгляд. — Это… сложно, — решает она. Потому что, хотя ее тело приняло решение, остальная ее часть еще не совсем определилась. — Я никогда не думала, что это произойдет. Когда она произносит это вслух, Раэлль наконец осознает тот факт, что это никогда не казалось ей возможным только потому, что она никогда не позволяла себе рассматривать это как возможность. Дом Таргариенов на протяжении многих поколений женил брата на сестре. Почему она так долго предпочитала забывать об этом? — Это всегда должна была быть одна из нас, — отвечает Хелейна, отражая мысли Раэлль. Затем произносит так тихо, почти неслышно, — Я рада, что это была не я. Последняя часть ее слов встает на свои места, когда Раэлль понимает, что она так же рада, что это не Хелейна. В тот момент, когда она начинает размышлять о другом мире, где отец назвал имя Хелейны вместо ее собственного и где Эйгон поцеловал Хелейну вместо нее, ее охватывает глубокое отвращение. Она ощущала это раньше, каждый раз, когда замечала взгляд Эйгона, следящего за Джейн Блаунт, или Кассаной Бисбери, или Аэриэнной Селтигар, или кем-то еще, и на этот раз у Раэлль достаточно самосознания, чтобы распознать в этом ревность. Потому что она ненавидела это. Она ненавидела это больше всего. Не потому, что Джейн — неряха, и Кассана его недостойна, а Аэрианна эгоцентрична — или, по крайней мере, не только по этим причинам. Вот почему Раэлль убедила себя, что брак с Эйгоном никогда не рассматривался, и именно поэтому теперь она боится своих собственных желаний. Раэлль не была его первой. С чего можно подумать, что она последняя? Дверь открывается, и она видит Эймонда, который выглядит растерянным, но довольно гордым собой. За ним сир Торн продолжает свое дежурство, а Эйгона не видно. — Не волнуйся, сестра, — заявляет Эймонд со всей серьезностью мальчика, который наслаждается своим обретенным авторитетом. — Он ушел.