Восходит солнце

— У-у, ну и ливень, — с удивлением выдыхает Цзян Чэн. Его сестра никак на это не реагирует — в толпе прохожих она высматривает фигуру в серой одежде, с растрепанными волосами и — наверняка! — бутылкой вина наперевес. Конечно, речь идёт о Вэй Усяне. — Сестра, — зовёт её Цзян Чэн. — Сестра, не стоит так волноваться на его счет. Наверняка где-нибудь болтается. Так мы его и в век не сыщем. — Он выглядел очень взволнованно на последнем уроке, — озабоченно проговаривает в ответ она. — Может, он ищет свой браслет? Цзян Чэн лишь фыркает в ответ, едва удержавшись от закатывания глаз. — И откуда он его взял? — Может, ему девушка подарила, — мягко откликается Цзян Яньли. В её глазах мелькает что-то тёплое и благодушное, когда она смотрит на Цзян Чэна. — Ты не замечал ничего странного за ним? Может, он влюбился? — Он? — Цзян Чэн скептически усмехается. — Едва ли.       Цзян Яньли качает головой. Уж она как никто знает, что девушкам привычно дарить такие подарки любимым. Но вот вопрос: откуда эта предполагаемая девушка взяла такую дорогую, необычную даже с первого взгляда, вещь? Некоторое время они идут по торговой улице, сворачивают на соседнюю, маленькую, и выходят к фамильному дому Цзян. Домик не сказать, чтобы очень большой, но стоит на специально огороженной территории, с воротами и вылизанной табличкой «Цзян». Вокруг ухоженная, засаженная цветами территория. А вообще, дом — лишь гостиная и цзиньши вокруг внутреннего двора, где, правда, есть маленький искусственный прудик, лотосы, и даже фонтанчик! Лишь пара слуг управляется с благоустройством всего дома. Не сговариваясь, Яньли и Цзян Чэн поворачивают налево, и направляются к цзиньши Вэй Усяня. Это скромные двери без таблички, самые дальние от входа. Если быть честными, эта комната раньше предназначалась для гостей, а если совсем честными, то Вэй Усяню об этом не сказали. Не сказали давным-давно покойные родители. Постучав пару раз, Цзян Чэн закатывает глаза, и, обернувшись, скрещивает руки на груди и обращается к сестре: — Конечно, он ушёл.       Однако не успевает он договорить эту фразу, как двери цзиньши распахиваются, и на пороге возникает Вэй Усянь. — Не торопись с выводами, шиди, — Вэй Ин грозит брату пальцем, затем поворачивается и обращается к сестре. — Что такое? Выражение лица Цзян Яньли тут же смягчается, но становится грустнее, чем прежде. — А-Сянь, — обращается она к нему, и от её глаз не может ускользнуть то, как Вэй Усяня передёргивает. Он тут же пытается это скрыть. — Мы волновались о тебе, и хотели проверить, пришёл ли ты домой. Но… Цзян Яньли запинается и на секунду опускает глаза. Два озабоченных взгляда братьев сталкиваются в молчаливом и озабоченном «Что такое?». — Но я бы хотела поговорить с тобой, А-Сянь, у тебя в комнате. Если ты позволишь. — Ах, да! — согласно принимается кивать Вэй Ин и услужливо приоткрывает двери для сестры. Показав брату язык, он закрывает за сестрой створки обратно, когда она проходит внутрь. А услышав недовольный крик брата Вэй Ин довольно расплывается в улыбке. — А-Сянь, — начинает сестра, когда они усаживаются за стол и молчат уже довольно долго. — Я хотела бы знать, всё ли с тобой хорошо. — В каком смысле? — переспрашивает Вэй Ин, поборов мимолётный приступ наступающей паники. Цзян Яньли вздыхает. — А-Сянь, — мягко начинает она. — Мы ведь знакомы с самого детства. Когда тебя привёл домой отец… Ты был так напуган.       Вэй Ин вздыхает и погружается в воспоминания. Всё верно. Он был перепуган, боялся собак и кушал с пола, с земли — огрызки яблок и кочерыжки капусты. Ходил по улице и попрошайничал у прилавков. Покойный дядя Цзян, добрейший, по мнению Вэй Ина, человек, подобрал его, как раненую дворовую собачку, когда он совсем одичал и ослабел. Цзян Фэньмянь привёл его в поместье Цзян, одел и обул, обучил грамоте и подарил — уже третью — семью. Милая старшая сестрёнка и братик-одногодка. Год за годом Вэй Ин рос в семье Цзян, стал родным и желанным, стал счастливым, ярким, весёлым, игривым и ласковым, любящим, а главное — любимым. Потом внезапная вспышка холеры произошла в поселении. Гибли и поспешно хоронились старики и дети, женщины и мужчины. И однажды слегла с жаром госпожа Юй, неделю мучилась, и, наконец, умерла. Не успевшим пережить смерть матери детям на плечи легло сиротство — подкошенный горем отец, подхватив болезнь, скоропостижно скончался. На плечи молодого пятнадцатилетнего Вэй Усяня легла забота о близких. — А потом ты привык, — вырывает из тяжких воспоминаний его сестра. — Стал таким веселым и задорным., — она вздыхает, с нежностью глядя на брата. — Сейчас мне кажется, что ты снова превратился в запуганного маленького уличного мальчика. Тебя так пугают твои сны? Вэй Ин вздрагивает и натянуто улыбается. — Нет-нет, Шицзе, всё нормально, правда. Мне удалось побороть свои кошмары. На лице девушки отражается неверие. — Две недели ты кричал во сне… Не узнавал меня, если я к тебе приходила., — её взгляд делается тяжёлым и грустным, а потом она тихо добавляет: — Ты напоминаешь мне покойную мать в предсмертном бреду. Вэй Ин словно проглотил целый ледяной шар, который прокатился по его горлу и застрял где-то в груди. — Ах нет, Шицзе, я...— он не находит слов. Милые сестра и брат, убитые горем; как долго и упорно Вэй Ин вытаскивал их из настигнувших и их следом, хворей, как отчаянно он пытался приободрить их, как вся работа по дому легла на него. — Конечно же я не...— но слова кончаются. Безжизненность, проскочившая в глазах сестры исчезает, она смахивает слезы и пытается улыбнуться. Руки её дорогого брата ложатся на её ладони и успокаивающе поглаживают. — Прости, А-Сянь, — вздыхает она. — Я очень беспокоюсь о тебе. Что было с тобой во время урока? Ты так расстроился, узнав о пропаже браслета… Но теперь, кажется, всё хорошо? — Да, хорошо, — усиленно кивает Вэй Ин. Желание рассказать ей о Лань Ванцзи велико, неизмеримо велико, но он отчаянно сдерживается. — Ты знаешь, я, наверное, не смогу тебе объяснить то, как мне достался этот браслет. Тот, кто подарил мне его… Он совсем не сердится из-за пропажи. — Это случайно не девушка? — шутливо спрашивает Цзян Яньли. Вэй Ин отрицательно качает головой. — Нет, — произносит он, и его щеки предательски заливаются румянцем. К сожалению, у него есть подозрение, что это и не человек вовсе. Цзян Яньли смотрит на него с нежной и хитрой улыбкой. А-Сянь влюбился? Даже если не в девушку, — а пол избранника волнует ее мало, — а в парня, всё равно хорошо. Однако личность нового знакомого брата становится ещё загадочнее. — Ну, что ж, — только и произносит она в приподнятом расположении духа, вставая из-за стола. — Хорошо. Только А-Сянь… Будь аккуратнее с новыми знакомствами. Вэй Ин с готовностью кивает. Губы сестры складываются в одобрительную улыбку, и она, окинув взволнованного брата ласковым взглядом в последний раз, покидает комнату.

🪷🪷🪷

      Когда Вэй Ин с трудом раскрывает левый глаз, он видит только мелькнувший где-то в вышине свет, чьи-то волосы… И чью-то безвольную, свисающую откуда-то руку… В секунду ужас сковывает всего Вэй Ина, всё его сердце, и из груди рвётся крик — повсюду, в плотную к себе он чувствует мёртвые тела. Жаркие, тяжёлые, мёртвые… При каждом движении Вэй Ина они словно оживают и хватаются за него влажными, цепкими руками и пытаются утащить его куда-то… Вэй Ин не может пошевельнуться; руками, ногами — всем телом он чувствует трупы, и они давят на него, теснятся к нему, и в этой душной схватке, словно в охваченной паникой толпе он, бессильно дергаясь, задыхается… Из груди вырывается панический визг, когда, в ужасе содрогаясь, пяткой он бьет чью-то грудь, и кожа на ней рвётся, словно тонкая оболочка гниющего персика… Нога проваливается во что-то склизкое, мягкое, шевелящееся; он подаётся всей грудью вверх, рвётся, но натыкается только на тушу мужчины над собой, а по его животу скользит ледяная и прелая мужская рука… — Вэй Ин, очнись, — мягко зовёт его Лань Чжань. Истекая ледяным потом, Вэй Ин всё-таки открывает глаза, судорожно вздыхает, и несколько секунд лежит не двигаясь. Лань Чжань так близко, снова светится в темноте. — Что, — шепчет он. — Что это такое… было? Сердце, словно перепуганный кролик, мечется в его груди и болит. Вэй Ин прижимает руку к груди, и взгляд Лань Чжаня, до этого какой-то перепуганный, становится озабоченным. — Давай я, — тоже шёпотом говорит он, и поднимает изящную руку над его грудью. Вэй Ин, смущаясь, и что-то бормоча, убирает свою, и чувствует прикосновение тёплой, умопомрачительной плоти через ткань ханьфу. Несколько секунд он возбуждённо задыхается от… от ощущения прикосновения, а потом, когда рука вдруг начинает двигаться по его груди и гладить, Вэй Ин, не сдержавшись, прикрывает глаза и, наоборот, приоткрывает рот. Что происходит? Ответ на этот вопрос перестаёт его терзать. Сердце успокаивается и перестаёт болеть, вот только, кажется, сейчас выпрыгнет наружу. И от чего такая реакция? — Всё хорошо? — спрашивает Лань Чжань, останавливая приятные движения руки по грубой ткани нижнего белья. Вэй Ин кивает. — Да, но, — отвечает он шепотом. — Это просто так, так приятно. Светящаяся рука тут же пропадает с его груди. Черты лица Лань Чжаня становятся печальными, он встаёт с колен и проходит к столику.       На несколько минут он превращается в статую. Сидит с идеально ровной спиной, прикрыв глаза, положив руки на колени. Вэй Ин вдруг замечает, что в комнате снова горят четыре свечи. Но как только он думает об этом, одна из них тут же потухает, посылая по комнате дымчатую сизую струйку. Число дьявола исчезает. — Лань Чжань, — неуверенно зовёт его Вэй Ин. Веки Лань Чжаня, дрогнув, открываются, и он отмирает. — М-м? — Лань Чжань, ты же, — Вэй Ин запинается. Однако вопрос, который уже давно вертится у него на языке, срывается. — Лань Чжань, ты же, ну, не просто человек? — Мгм. Лань Чжань снова отводит от него взгляд, видимо считая вопрос исчерпанным. Вэй Ин возмущаясь, тихо вскрикивает: — Лань Чжань! Ты можешь рассказать чуточку больше? Я же, как бы, не привык к такому. Лань Чжань смотрит на него с нечитаемым выражением лица, моргает, и тихим вкрадчивым голосом, отвечает, как ему кажется, совершенно развёрнуто и ясно: — Вэй Ин, давай играть в го. Вэй Усянь застывает в негодовании. Какая ещё го? Но очередной молчаливый взгляд божества заставляет его захлопнуть рот и сесть напротив него. Когда Вэй Ин стряхивает со стола кучу бумаг, слышит явно недовольный вздох Лань Ванцзи. — Ну, — Вэй Ин испускает смешок. — Ты, кажется, приверженец идеального порядка, но у нас же нет столько времени, верно? И тут же мысленно он поправляет себя — впереди у них вся ночь до самого рассвета. Лань Чжань, ещё раз еле заметно вздохнув, взмахивает рукавом, и на столе со вспышкой света появляется игральное поле и горшочки с белыми и чёрными камнями. Лань Чжань изящным движением берёт белый камень из горшочка и кладёт её на деление. — Это Гусу Лань, — поясняет он, чем ещё больше путает Вэй Ина. — Облачные глубины. Поселение великого клана Лань. Вэй Ин принимает это к сведению, хотя ничего и не понимает. Берёт черный холодный камешек и, подумав, кладёт его на противоположную сторону. Как только он оказывается на своём месте, Лань Чжань снова говорит: — Это Цишань Вэнь. Безночный город. Центр клана бессмертных Вэнь. Лань Чжань берёт следующий камень и ставит близко к своему Гусу Лань. — Адепты клана Лань… Носят белые одежды. Вэй Ин вдруг начинает понимать, что Лань Чжань хочет до него донести. Он, решая не тянуть, снова ходит. — А адепты клана Вэнь одеты в алый с чёрным. Лань Чжань снова ходит без промедления. — Белое облако. Вэй Ин ходит, чуть-чуть подумав. — Красное солнце. — Глава клана Лань — мой брат Лань Сичэнь, — Вэй Ин ходит. — Вэнь Сюй — глава Вэнь. Клан Лань решает вопросы мирно, и стремится к спокойному сосуществованию кланов небожителей и постигающих бессмертие. Однако клан Вэнь силой подчиняет себе мелкие кланы, устраивает резню и беспредел. В последнее время он покушается и на честь клана Лань, пытаясь выйти в первенство. Лань Чжань задерживает взгляд на территории Вэй Ина, переводит на свою и говорит нежно: — Ты хорошо играешь. И на секунду, всего на секунду самые кончики пухлых губ Лань Чжаня приподнимаются вверх, образуя подобие улыбки. Вэй Ин едва не теряет сознание от восхищения его красотой. Лань Чжань ставит ещё одну фигуру. — Я принадлежу клану Лань. И рука Вэй Ина замирает над его полем. Он поднимает испуганный взгляд на спокойного, но печального Лань Чжаня. Сколько времени пройдет, пока Вэй Ин не поставит своего камня? Он не может ответить. Замер Лань Чжань, замерло всё вокруг в хрупком молчании. Как же Вэй Ин боялся опустить свою фишку и услышать ответ на свой немой вопрос! Но, наконец пересилив свой страх, он размещает камень на поле чуть трясущейся рукой. — Ты все правильно понял. Ты принадлежишь клану Вэнь. Медовые глаза Лань Чжаня поднимаются и смотрят на Вэй Ина. С какой именно эмоцией? С горечью и грустью, недовольством и злостью. С нежностью и чуткостью, с надеждой и заботой. Так много в глазах молчаливого человека. — И что, — сипло отзывается Вэй Ин, когда уже больше невозможно продолжать держать зрительный контакт. — И что, значит, мы враги? Лань Чжань опускает глаза и молчит. Через секунды тяжёлого, вязкого ожидания и бесконечного страха, он наконец склоняет голову набок, а потом возвращает. Вэй Ин, восприняв это как «нет», успокаивается и на выдохе почти смеётся. — Ну и хорошо, что не враги, — отвечает он, а потом поудобнее устраивается за столом, ведь они ещё не закончили партию.       Кончить партию Лань Чжань и Вэй Ин смогли только в пять утра, когда окончательно рассвело, и комната, окнами выходящая ровно на восток, вновь была залита солнечным светом, а Лань Чжань, словно вернувшийся в человеческое тело, больше не светился. Ему, наконец, удалось завершить игру своей победой, однако, как заметил сонный и едва не спящий Вэй Ин, отрыв был совсем небольшой. И Лань Чжань молча с ним согласился, подхватывая его под подмышки и укладывая в кровать. Едва коснувшись головой подушек, Вэй Ин потерял дар связной речи, но постарался пожелать спокойного утра Лань Чжаню, наблюдавшего за ним с очень мягким выражением лица. И совсем скоро он забылся спокойным крепким сном, а Лань Чжань, еле заметно улыбнувшись, растворился в утреннем свежем воздухе.