***
Духи? Его глаза тут же распахнулись, и Аластор быстро оглядел незнакомую обстановку, быстро осознав, что это не его потолки, не его стены и не его занавески. Что это не его комната. И что это определенно не его кровать. Но прежде чем он смог прийти в себя в замешательстве, он тут же остановился, когда он понял, что был не один, и вид копны светлых кудрей на затылке и гладкой бледной обнаженной спины заставили его замереть. Вся тяжесть сна немедленно исчезла, когда внимание Аластора привлекло внимание, и он начал вспоминать, где именно находится. Кроме того, он так же быстро осознал, что он абсолютно голый, и не было никаких сомнений, что Чарли тоже. Глядя на неё, Аластор медленно сел, но даже это осторожное движение вызвало у него легкую пульсацию в голове, которая представляла собой хорошую смесь головокружения и последствий похмелья. Он определенно был в лучшем случае наполовину сбит с толку тем, сколько он выпил той ночью, а пульсация только усиливалась, когда он двигался, поэтому он просто сидел в тишине. И, собирая свои беспорядочные мысли, его глаза начали блуждать по каждой частичке Чарли, которая не была прикрыта простынями. Её взъерошенные солнечные локоны, изящный изгиб плеч, то, как её спина плавно поднималась и опускалась с каждым мягким дыханием спящей девушки. В этой истоме все это начало заполнять разум Аластора; каждая эмоция и чувство, которые он чувствовал, были на пике. Ему было трудно осознать это хотя бы минуту, поэтому он продолжал сидеть молча, чувствуя себя немного растерянным. Он ни в коем случае не предполагал, что вчерашний вечер зайдет так далеко, но так и случилось, и если это не было самой удачной вещью, которую он совершил, он не был уверен, что могло случиться. Аластор не мог толком объяснить это, но в Чарли было что-то такое, что вывело всё на совершенно новый уровень, и это была не просто эмоциональная песня. Это зашло намного дальше — то, как её мягкие губы захватывали дух, как её прикосновения заставляли его кожу покалывать от удовольствия, как аромат её кожи пронизал его и покалывало от удовольствия, и наполняло его чувства головокружением, от которого его разум терялся в блаженстве. Вспоминая тот момент, он вспомнил, что ничто так не разжигало в нем жгучее желание, как вид того, как мило выглядела Чарли, полностью обнаженный, лежащий на грязных простынях, с красивыми глазами лани, смотрящими на него так похотливо, соблазнительно и уязвимо… И, несмотря на возбуждение, которое она подарила ему прошлой ночью, это единственное напоминание в его мыслях, когда он смотрел на неё сейчас, заставило его вспомнить только одно. Не было другого экстаза, которому он когда-либо мог предавался, кроме как удовольствия от убийства. В этот момент зародилось желание, но другого рода. Эта знакомая жажда убийства, ожидающая удовлетворения. И на этот раз момент казался слишком идеальным. Аластор просто не мог поверить, насколько легко Чарли все для него устроила. Она впустила его в свой дом. Она впустила его в свою комнату. Она впустила его в свою постель! И вот она здесь, уютно лежит рядом с ним, совершенно не осознавая и не подозревая о том, насколько она была неосторожна, что, казалось, почти давала ему разрешение делать всё, что он, черт возьми, захочет! Тогда Аластора захлестнул порыв; прилив адреналина и страстного желания, которые были так непохожи на то, что он испытал прошлой ночью, но всё ещё заставляли его сердце биться сильнее от желания. Без колебаний он провел рукой по её кудрям остановился на её затылке, наслаждаясь ощущением мягкой и гладкой кожи, когда положил ладонь ей на шею. Оно было таким тонким, что он знал, что ему не потребуется слишком много сил, чтобы сломать её просто так. Но нет, хватка была слишком быстрой. Нет, это убийство было бы слишком драгоценным, и к нему следует относиться очень осторожно. Ему нужно было вызвать у себя такого рода волнение, чтобы иметь возможность должным образом испытать восторг от безжалостной жестокости. Он хотел медленно выжимать из неё жизнь, чтобы она проснулась в приступе страха и паники, чтобы потеряла свой последний шанс на выживание из-за неспособности, в которой можно было винить только её собственное решение впустить его. Ему бы понадобилось всего несколько секунд. Но нескольких секунд было достаточно, чтобы Чарли пошевелилась во сне. При звуке внезапного вздоха Аластор замер, всё ещё держа руку на её шее, и мог только наблюдать, как её голова повернулась на подушках, а её светлые кудри двинулись, обнажив её всё ещё спящее лицо. В этот момент в её лице было что-то такое, что приковало его взгляд. Даже когда его рука лежало на шее, она не пошевелилась, продолжая тихо дышать, глаза оставались закрытыми в безмятежном сне. И Аластор мог только наблюдать за ней, пока его разум начал наполняться различными мыслями. О том, как она выглядела такой невинной и похожей на ангела. Она выглядела такой умиротворенной. Как она была красива… Какая она была милая… … Черт… Это… Что он делал? Нет… Что, черт возьми, он только что хотел сделать? Вчера у него был шанс. Она не сводила с него глаз, когда лежала обнаженная на мягких белых простынях, выглядя такой ненасытно аппетитной. Его рука лежала на её тонкой шее, лаская чувствительную плоть и ощущая тепло яремной вены. Но почему он забрал её тело, а не жизнь? Почему он позволил себе поддаться ей, как будто был таким чертовски слабым? И почему, блядь, у него не хватило духу даже подумать о том, чтобы снова поднять на неё руку?! Аластор немедленно почувствовал тошнотворный спазм в животе, и его рука задрожала, когда он убрал её с её шеи. На её спящем лице всё ещё не было никаких признаков пробуждения, но чем дольше он смотрел на неё, тем больше его разум начинал трястись от приступов растерянности, паники и гнева, а в сочетании с усиливающейся головной болью от похмелья это было просто… слишком много для него, чтобы понять. Ему нужно было уйти прямо сейчас. Аластору потребовался весь его самоконтроль, чтобы тихо выскользнуть из её постели и встать на ноги, которые всё ещё подкашивались от всего выпитого, и их «супружеской активности» ночью. Он демонстративно проигнорировал пульсирующую головную боль и просто сосредоточился на том, чтобы поднять с пола свои боксеры и привести себя в приличный вид. С ремнем на брюках было сложнее, и ему пришлось набраться терпения, чтобы надеть его, бросив несколько взглядов на Чарли, чтобы убедиться, что она не проснулась. По мере того, как шли секунды, неприятные мысли в его голове росли. На его взгляд, напряжение в комнате становилось слишком высоким, и он знал, что ему нужно уйти отсюда прямо сейчас. Надев носки и туфли, он схватил рубашку и решил, что не стоит тратить время на её надевание. Он огляделся, чтобы убедиться, что больше ничего не упустил, но если и упустил, то это не пришло ему в голову, поскольку сейчас он был слишком занят тем, чтобы немедленно направиться к двери. Но как только ему удалось открыть её без особого скрипа, он услышал шорох простыней. Это был просто чертовски приятный звук, но как это могло так сильно повлиять на него сейчас, что он остановился в нерешительности и не смог найти в себе сил не взглянуть ещё раз на спящую красавицу в постели. Если не считать этого легкого шевеления простыней, она всё ещё ни разу не пошевелилась с тех пор, как он встал, всё ещё тихо дыша во сне, такая умиротворенная и довольная. И в эту минуту он как будто снова остолбенел, не в силах оторвать от неё глаз, рассматривая её красивое лицо, её взлохмаченные светлые локоны, изгиб её гладких бледных плеч и спины и думая, что она такое видение, что это почему — заставило его сердце учащенно биться. И его внутренности снова сжались при напоминании о том, что ему следовало смотреть на неё, а не на красивую стопку белых простыней, беспорядочно покрытых мокрым красным. Помня об этом, желая вывести себя из ступора, Аластор оторвал взгляд от этой сцены, заставив себя не смотреть ни на что другое, и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Застегивая рубашку, он поспешил, но бесшумно, вниз по лестнице, и когда он увидел дверь, его желудок снова свело, поскольку воспоминание о том, как он прижимал её к двери, затопило его мысли, и всё же он почувствовал облегчение оттого, что выход был прямо там. Но, добравшись до подножия лестницы, он споткнулся. Боже милостивый, насколько же он был сбит с толку, что даже спотыкался при ходьбе?! Ему пришлось закусить губу, чтобы подавить сердитое рычание, которое грозило вырваться из него, когда его голова резко упала на чертову штуку на полу, которая оказалась его пиджаком. Увидев его там, он вспомнил, что он был у неё на плечах, прежде чем они поднялись в её комнату. Он поднял его, и запах её духов, пропитавший ткань, донесся до его ноздрей, наполнив его желанием проклясть тошнотворно опьяняющий аромат. Но затем что-то упало от его пиджака и приземлилось у его ног. Его внимание привлек блеск, но он, конечно, пожалел об этом, когда увидел золотую карточку с одиноким малиново-красным яблоком. Если бы желудок Аластора ещё не опустился достаточно, он должен был бы достичь дна, осознав, что он, вероятно, сделал худшее, что мог сделать в нынешней ситуации, в которой он оказался прошлой ночью. У него только что был секс с единственной дочерью Большого Яблока. Было ещё достаточно рано, и большая часть соседей в это время еще не проснулась, что позволило ему безопасно пройти от её крыльца обратно к своему дому, не привлекая внимания соседских сплетников, которые бы размышляли о том, какие скандальные поступки он совершил в доме симпатичной блондинки но он не хотел рисковать и ускорил шаг, чтобы быстрее добраться до своей входной двери, и он мог быстрее попасть внутрь. Оказавшись в убежище своего дома, Аластор почувствовал чувство спокойствия, исходившее от знакомой, безопасной обстановки. Стоя в коридоре, он заставил себя дышать медленно и ровно, стараясь не думать слишком много о том факте, что он только что трахнул дочь своего самого большого противника на данный момент. И по мере того, как он это делал, он начинал всё больше осознавать, насколько горячим было его тело, почти как будто у него была лихорадка. Он не был уверен, была ли это кульминация эмоций, охвативших его в тот момент, или просто мысль о том, что он отомстил ублюдку за то, что он направлял револьвер ему прямо в лицо. Но до последнего дошло, что он был грязным. Да, он был совершенно грязным. Приняв решение о первом действии, Аластор поднялся по лестнице и направился в свою ванную. Он сбросил свою одежду так быстро, что не удивился бы, если бы мог её разорвать, и, отказавшись от своей обычной привычки складывать ее прямо в корзину для белья, он небрежно бросил её на пол своей ванной, не обращая на это внимания и решив разобраться с этим вопросом как только вымоется. На него брызнула холодная вода, от которой мороз пробрал до костей, но Аластор был рад ощущению, как она рассеивает жар, который он ощущал во всем теле. С закрытыми глазами он сосредоточился ни на чем, кроме стука капель воды по всему телу, прилипания волос к голове и смывания грязи и липкости, покрывавших его тело ночью. Но, вероятно, для него было плохой идеей держать глаза закрытыми, потому что образы, которые преследовали его из её дома, снова начали появляться на его закрытых веках. Отголоски настолько наглядны и четки, насколько свежи были воспоминания. Образы прекрасного лица Чарли в экстазе, румянец на её бледной коже от прилива крови к ней, сладость её губ, когда он пробовал на вкус бутоны её роз, её тепло, обволакивающее его и утопающее в удовольствии… Отвращение снова охватило Аластора с огромной силой, и когда он распахнул глаза, то с явным потрясением обнаружил, что он действительно перешел все границы. Он не знал, что на него нашло тогда, но он был настолько встревожен отвращением и страхом, что в попытке хотя бы на мгновение не видеть эти образы, импульс заставил его внезапно ударить крепко сжатым кулаком по кафельной стене. Боль, возникшая от удара, была такой неприятной, и он знал, что его рука начинает пульсировать, и все же в тот момент это казалось таким заслуживающим напоминания о той непростительной ошибке, которую он совершил по отношению к самому себе. И именно в этом болезненном осознании Аластор понял, что не знает, что теперь делать.***
Наполовину проснувшись, Чарли медленно открыла глаза, потянулась и устало застонала, когда её тело начало медленно просыпаться. Но, почувствовав свободное место рядом с собой, её глаза широко раскрылись, и она оторвала голову от подушки, осознав, что она пуста. — Аластор? Ответа не последовало. Сев, Чарли оглядела комнату и поняла, что в ней была только она. Бросив быстрый взгляд на пол, она поняла, что его одежды нет, и это определило то, что она уже начала подозревать. — О… Её начало охватывать разочарование. Со вздохом она села и провела пальцами по своим растрепанным волосам, ожидая несколько секунд, пока её разум и тело привыкнут к пробуждению и мысли придут в порядок, но она отвлеклась, когда начали появляться воспоминания о прошлой ночи. Боже Мой… Прошлая ночь действительно была бурной. Как такая простая вещь, как посещение вечеринки по случаю дня рождения её отца, привела к тому, что она от души распевала песни в баре, и как это каким-то образом привело к тому, что она поцеловала его и затащила в свою постель? Но очевидно, что ей не следует сейчас слишком распаляться, учитывая то, что, похоже, он обдурил её. От ужасной мысли об этом у Чарли перехватило горло, а желудок скрутило. Она предположила, что немного воды поможет справиться с этим, и поэтому повернулась к прикроватному столику, чтобы найти обычный стакан воды. Только тогда она поняла, что прошлой ночью этого не было, но все мысли об этом были забыты, когда она увидела, что было там на своем месте, который она приготовила для себя. Монокль Аластора. Нежными руками она взяла его и повертела в руке, коснувшись пальцем гладкого стекла. Это была такая странная вещь, этот монокль. Это заставило её немного рассмеяться над тем, как, по её мнению, это выглядело на нём довольно забавно, хотя она всё ещё считала, что прошлой ночью он выглядел очень впечатляющим. Она предполагала, что скоро ей придется вернуть ему это, но, возможно, не сейчас. На данный момент Чарли просто хотела восстановить самообладание после всего, что произошло, пытаясь отогнать уныние из-за того, что всё закончилось не так, как она думала.***
Звонил телефон. Обычно отвечать на звонки было обязанностью дворецких, но, учитывая, что почти все они ещё были заняты уборкой после грандиозной вечеринки прошлой ночью, а Лилит была ближе всех к телефону, когда раздался звонок. Он позвонил ещё несколько раз, пока хозяйка дома медленно приближалась к нему. Для этого времени это был довольно надоедливый звук; кто именно мог звонить в такую рань? — Алло? Резиденция Магне. На другом конце провода повисла пауза, и внезапно раздалось торопливое: Э-э-э… здравствуйте, мадам. Это Вагата. Глаза Лилит загорелись при звуке знакомого голоса. — О, Вэгги! — Любезно поздоровалась она. — Я давно о тебе ничего не слышала! Как дела? — У меня всё хорошо, спасибо, что спросили. — Девушка казалась застенчивой, но уважительной к своему работодателю, какой она всегда была. — И я надеюсь, у вас тоже всё хорошо? — Просто великолепно! — Весело ответила Лилит. — Правда, немного устала. Вечеринка, которую мы устроили прошлой ночью, была такой потрясающей! Удивительно, что я всё ещё могу бодрствовать в это время! — Я рада слышать, что вечеринка была веселой, мэм. — О, это определенно было! Итак, что заставило тебя позвонить? Что-нибудь важное? — Нет, не совсем! Я просто хотела попросить разрешения поговорить с Чарли. Воодушевление Лилит немедленно прервалось, отражая её замешательство от вопроса. — Чарли? Зачем ей здесь быть? — Размышляла она вслух. — Разве она не дома? Но, похоже, не она одна была в замешательстве. — Простите? — Вэгги ответила неуверенно. — Разве Чарли нет дома? Повторила Лилит. — Она вернулась прошлой ночью. Ты её не видела? — Ээм… в данный момент я не в Новом Орлеане, — сообщила Вэгги своей хозяйке. — Я в Калифорнии, навещаю семью. Для Лилит это, безусловно, было неожиданностью услышать. — О, понятно! Чарли ничего об этом не упоминала. Опять же, для этого изначально не было причин. Вэгги была горничной Чарли, поэтому, что бы они ни делали, Лилит не знала. Но всё же было довольно запутанно, что девушка звонила домой, чтобы спросить о своей подруге, которая должна была быть дома. Ещё больше сбивало с толку то, что, казалось, она не понимала, что происходит. — Мэм, вы сказали, Чарли уехала домой прошлой ночью? — Спросила Вегги. — Да, она это сделала. — О, это странно… она не сказала мне, что уедет из Батон-Руж пораньше. Услышав последнюю фразу, Лилит только усилила замешательство. — Что ты имеешь в виду? После ответа Лилит последовала долгая пауза, и несколько секунд спустя Вэгги ответила: Она сказала мне, что остановится в Батон-Руж, пока меня не будет. Чарли должна была остановиться в Батон-Руж? Её дочь определенно не упоминала о таком плане до вчерашнего вечера. Теперь это определенно становилось странным. — Нет, Чарли вернулась не для того, чтобы остановиться здесь, — пояснила Лилит. — Она не говорила мне, что собирается. Она приехала только на вечеринку, а потом уехала. Затем последовала гораздо более длительная пауза, и Лилит оставалось только терпеливо ждать ответа от горничной. Но в тишине, которая повисла между ними во время разговора, она не знала о том, что, должно быть, крутилось в голове девушки всю дорогу в Калифорнии, но по какой-то причине это не казалось чем-то хорошим. И её предположение, похоже, было правильным, потому что, когда Вэгги заговорила снова, её голос звучал так, словно она с большим трудом выдавила из себя вопрос. — Мэм… с кем она была на вечеринке? Ответ Лилит пришел быстро и просто. — Её друг, Аластор. Она не могла понять, в чем дело, но по какой-то причине Лилит почувствовала такое сильное напряжение, что последовало ещё одно многозначительное молчание, за которым последовал её ответ. Это становилось довольно тревожным, и странность, окружающая тему Чарли, только усиливала напряжение, поскольку тон Лилит стал более серьезным, когда она спросила: Вэгги? Есть ли что-нибудь, что мне следует знать? Тишина продолжалась, и Лилит пришлось повторить имя девушки, чтобы убедиться, что она всё ещё здесь. Ответа не последовало, но она почувствовала лишь дрожь от напряженного дыхания на другом конце линии. Увы, вскоре в трубке снова раздался голос Вегги, но было легко заметить, что она звучала более устало, чем во время первого разговора. — Ничего, мэм. В этом нет ничего важного. — Её ответ прозвучал фальшиво, в неё нелегко было поверить из-за тона её голоса, и это прозвучало ещё более фальшиво, когда она вдруг быстро сказала: Мне действительно жаль, но мне нужно идти. Хорошего дня, мэм. Внезапный поворот в разговоре заставил глаза Лилит удивленно расшириться. — О, конечно, — мягко сказала она. — И тебе хорошего дня, Вэгги. Именно Вэгги повесила трубку первой, как будто была в панике, а Лилит положила трубку, всё ещё пытаясь осознать странный разговор, так много вопросов всё ещё оставалось без ответа. Она не заметила, что её муж тихо стоял поблизости и подслушивал разговор. — Вэгги? Лилит кивнула, нахмурившись. — Она сказала мне очень странную вещь, дорогой. Видимо, она думала, что Чарли останется с нами на неделю? — О? — Люцифер выглядел таким же растерянным, как и его жена. — Она сказала что-нибудь об этом перед тем, как уехать домой? — Нет, — подтвердила Лилит, решительно покачав головой. — Она мне ничего не говорила. Но, похоже, именно это она сказала Вэгги? Всё, казалось, становилось несколько подозрительным, и Магнес не мог не задаться вопросом, почему, заставив Люцифера с любопытством приподнять бровь и побудив Лилит вслух поинтересоваться: Мы здесь что-то упускаем? Люцифер ответил не сразу, от этой информации в его глазах также появилось смятение. Но он тут же отмахнулся от этого, пожав плечами: Похоже, что да, дорогая. Я вообще понятия не имею. И да, он понятия не имел, что только нервировало его, поскольку он задавался вопросом, было ли что-то ещё между его драгоценной дочерью и сомнительным улыбчивым мужчиной, с которым она решила себя связать. О, дорогая, сладкое яблоко… что ты делаешь с Аластором Карлоном?