***
— Есть какая-нибудь причина для того, чтобы решиться на прогулку под таким моросящим дождем? Мы могли бы просто поговорить у меня дома. — Мне не приятно оставаться с тобой наедине в твоём доме. Я не хочу оказаться изувеченным в твоём подвале. — Справедливо. Неожиданная прогулка привела их туда, где Аластор находился тем утром: к заливу реки Миссисипи. Они находились немного дальше от того места, где он был раньше, и эта часть города была пуста, за исключением нескольких бродячих пьяниц, парочек бродяг и проституток, желающих быстро подзаработать. Сейчас моросил всего лишь мелкий дождик, но воздух приносил с собой резкий холод, который чувствовался сквозь его толстое пальто. Было не так уж холодно, чтобы видеть, как при вдохе выдыхается пар изо рта, но было достаточно холодно, чтобы почувствовать ледяное напряжение, возникшее между ними. Аластор знал Хаска довольно давно, а ветеран Великой войны всегда был из тех, кто держался подальше от дел других людей и ему было наплевать, если это не касалось его самого. Так что было довольно любопытно, что он разыскал его дождливой ночью ради чего-то столь незначительного, как прогулка. Но он прекрасно понимал, что за этой прогулкой наверняка повлечет за собой довольно тяжелую дискуссию, потому что, если бы это было не так, Хаск не стал бы беспокоиться иначе, как он предполагал. Аластор согласился только из-за необычности ситуации, посчитав, что это интересный поворот событий. Это, и он задавался вопросом, что должно быть настолько важным для бармена, чтобы проделать такой путь в его часть Нового Орлеана, чтобы позвать погулять. Он знал, что это не будет чем-то тривиальным, судя по недовольному — и слегка раздраженному — нахмуренному лицу Хаска. Пока ничего интересного не обсуждалось. Аластор до сих пор был довольно терпелив и вежливо молчал, просто шагая рядом с Хаском. Но даже терпение начало истощаться, когда воцарилось болезненное молчание. — Как поживают дамы? Казалось, это был достаточно достойный вопрос для начала. Разговор с ними был не совсем возможен из-за того, как они, казалось, относились к нему настороженно прошлой ночью, но Аластор был обеспокоен тем, как дела у Ниффти и Рози. — Ну, они делают всё, что в их силах, чтобы не злиться на тебя, — пробормотал Хаск. Эти двое были такими милыми. Аластор мог оценить это чувство, хотя и знал, сколько боли причинил им. — Если это насчет Мимзи… — Мимзи уже выбыла из игры, и это твоя вина, — быстро оборвал его Хаск. — Но дело не в Мимзи. Я говорю о твоих делах с головорезом из «Большого яблока». Воздух между ними и так был очень холодным из-за окружающей обстановки, но казалось, что он опустился на пару градусов настолько, что Аластор внезапно застыл на полпути. Замедление темпа заставило Хаска тоже остановиться и повернуться, чтобы посмотреть ему прямо в глаза с серьезным выражением лица. — Рози уже знала таких, как он, когда он ткнул ей в лицо эмблемой мафии. Единственное, чего она не понимает, так это то, почему он приходит в её заведение только для того, чтобы уйти с тобой? Ты тоже был не слишком умён, когда последовал за ним. Судя по описанию Хаска, Вокс, должно быть, вытащил ту золотую карточку с красным яблоком. Весьма удобен в качестве своего рода карточки «бесплатного проезда». Это был бы более чем полезный инструмент для Аластора, если бы только он захотел, наконец, достать его из ящика своей тумбочки. — Итак, не хотел бы ты мне об этом рассказать? — Это досадное обстоятельство, вот и всё. — «Досадное обстоятельство», черт возьми, — выплюнул Хаск в ответ на неудовлетворительный ответ. — Ты не из тех, кто играет в дела мафии, и теперь ты связался с самым печально известным из них? Что это, черт возьми, такое? О, если бы только Хаск знал, что он имел в виду под этим. Другой проворчал что-то себе под нос, доставая свою счастливую почку из кармана брюк. Он был достаточно вежлив, чтобы предложить Аластору сигарету, который с благодарностью принял его. Мужчины на мгновение замолчали, чтобы сделать несколько затяжек, чтобы успокоить нервы, что было крайне необходимо, поскольку это помогло Хаску быть немного сдержаннее, когда он заговорил в следующий раз. — Как это вообще произошло, Ал? Из всех людей, с которыми у тебя могут возникнуть проблемы, почему именно с ним? За его стоном скрывался намек на беспокойство, что Аластор нашёл самым необычным в Хаске, который был таким же милым, как шипящий и царапающийся кот, и питал слабость, вероятно, только к сигаретам и выпивке. Услышав это беспокойство, он побудил его сказать правду, чтобы облегчить беспокойство своего бедного друга. — Ты помнишь ту ночь в Лафайете?***
— Чарли? Чарли подняла глаза и увидела, как Вэгги высунула голову в щель двери кабинета и наблюдала за ней с выражением нежного беспокойства. Она не осознавала, что звали её, вероятно, потому, что поняла, что та задремала за своим столом. — Боже мой… который час? — Сонно спросила Чарли, уставившись на часы сквозь затуманенное зрение. — Уже достаточно поздно, и тебе пора идти спать, — ответила Вэгги, направляясь к ней. — Что ты делаешь, милая? Ещё бумажная волокита? Чарли покачала головой, зевая и взяла бумагу, на которой она писала перед тем, как задремать. —Немного. Но я только что сделала кое-какие заметки для интервью. Вэгги подошла, встала рядом с Чарли и взглянула на бумагу, зачитывая элегантным рукописным почерком своей подруги все пункты, которые она хотела обсудить во время упомянутого интервью. Основные моменты, такие как рост покровительства и привлечение первого спонсора, были гораздо более подробными, чем более мелкие детали, такие как новая мебель и тому подобное. Она могла прочесть волнение в её словах, даже если у автора был такой вид, будто она вот-вот упадет в обморок, что в данный момент казалось неподходящим временем для выражения своих опасений. — Ты можешь закончить это завтра, — нежно подтолкнула её Вэгги. — А сейчас спать. Зевота Чарли только дала ей больше повода прислушаться, но она была упряма. — Ты можешь идти, Вегги. Я только закончу здесь и поднимусь позже. Чарли принялась перебирать бумаги на своём столе, отвлекшись на этот короткий миг, чтобы заметить задумчивость Вэгги. Ноги девушки начали шаркать, как будто она собиралась выйти из комнаты, но она оставалась неподвижной на месте, заламывая руки и сжимая губы всё крепче и крепче. Не помогло и то, что документ, над которым работала Чарли, только усилил её беспокойство. Увы, её сжатых губ было недостаточно, чтобы сдержать свои вопросы. — Ты уверена, что больше ни о чём не говорила с Аластором Карлоном? Затем шуршание бумаг прекратилось. Чарли, конечно, была рада, что в комнате не было слышно нервного стука её сердца. Её сонливость немедленно исчезла и сменилась осознанием ситуации, она немедленно постаралась сохранить самообладание спокойной и ничего не подозревающей, когда повернулась, чтобы посмотреть на напряженно нахмурившуюся Вэгги. — Помимо интервью? Нет, не совсем, — «уточнила» она. — Просто немного поговорили об отеле, и всё. Как и ранее в тот же день, Вэгги не была полностью убеждена. — Тебе не кажется это странным? — Что? Почему он вдруг стал таким милым и предложил мне другое место для интервью? — спросила Чарли, симулируя любопытство, уже понимая, что она имела в виду, когда получила кивок головы. — Да, вроде как да, — согласилась она. —Но в любом случае, я придерживаюсь профессиональных принципов, вот и всё. Вероятно, ей следовало постараться немного сильнее, чтобы убедить Вегги, но она просто не хотела, чтобы этот разговор продолжался ради успокоения её измученной совести. И она не доверяла себе, опасаясь, что может раскрыть рот настолько, что случайно что-нибудь проговорить. Однако отсутствие убедительных заверений заставило Вэгги обеспокоенно сжать переносицу. — Чарли, я до сих пор не совсем уверена во всём этом… это кажется слишком подозрительным, особенно для такого человека, как он. Вэгги остановилась, чтобы обдумать свои следующие слова, но из этого ничего не вышло. Из-за тяжелого языка, который был покрыт ложью, Чарли почти почувствовала тошноту в животе. Она могла только наблюдать, как Вэгги с недовольством наблюдает за этим фарсом, но знала, что бесстрастие только вызовет новые подозрения. Изо всех сил стараясь, чтобы рука не дрожала, Чарли потянулась, чтобы коснуться пальцев Вэгги, умоляя девушку обратить внимание на то, с каким беспокойством она смотрела на неё. — Ты правда так его боишься, Вегги? — В этом вопросе было больше беспокойства, чем скептицизма, поэтому Вэгги вздохнула. — Я не боюсь его, Чарли. Я боюсь того, чего он хочет от тебя.***
Хаск действительно пожалел, что не захватил с собой ещё одну фляжку, чтобы заглушить ту чушь, которую он слушал. Но, не имея под рукой алкоголя, который мог бы успокоить его, он на мгновение подумал о том, чтобы броситься в реку - или, ещё лучше, бросить Аластора в темную воду и убедиться, что его тело никогда не будет найдено. Аластор мог прочитать кровожадное намерение на лице Хаска, но это не остановило легкую улыбку, которая всё ещё сохранялась на его губах. Но какой бы слабой она ни была, Хаск её недооценил. — Господи Иисусе, Ал! Это не то, к чему ты относишься легкомысленно! - прорычал он, хватаясь руками за волосы и в отчаянии резко дергая их за корни. — Это Большое Яблоко. О чём ты только думал?! Хаск не понимал, как этот ублюдок до сих пор находит в себе силы вести столь непринужденный разговор. — Это забавно, правда. Он казался настоящей пташкой, и я подумал, что было бы довольно забавно поиграть в его игру и посмотреть, как далеко зайду я. — Ты, блядь, издеваешься надо мной, да? Скажи мне, что это так. Раздражение Хаска по поводу предполагаемой глупости этого человека не смягчилось смешком Аластора. — Увы, упомянутое «прискорбное обстоятельство», возможно, заставило меня стать совершенно неподготовленным к тому, что меня ожидало. Ярость Хаска отвлекла его от осознания определенной мрачности, которая звучала в словах Аластора. Многогранность его объяснений едва не привела к раскрытию правды. Однако сам Аластор не позволил бы этому раскрыться, особенно если бы это касалось… — Черт возьми... как будто твоей маленькой игры с Чарли Магне недостаточно для головной боли. Что ж, поговорим о дьяволе. — Почему ты должен упоминать её?- спросил Аластор, его тон был любопытным, но в то же время слегка раздраженным. — Она не имеет никакого отношения к этому маленькому затруднению. Как Аластор мысленно усмехнулся над этой глупой ложью, но, если говорить серьезно, ему не особенно хотелось посвящать Хаска в эту часть. Он может только представить, какую взбучку получил бы, если бы узнал, что он флиртовал с собственной дочерью Большого яблока, тем более что он по-прежнему зациклен на ней, о чём Хаск поспешил сделать ему выговор. — Потому что с тех пор, как ты впустил её в свою жизнь, ты стал придурком во всём - и я говорю это не так, как будто это отлично! Все эти разговоры о том, чтобы убить её, и всё же я пока не вижу её тела, от которого мы с Ниффти могли бы избавиться. Просто констатация факта, но этого было достаточно, чтобы уязвить самолюбие Аластора намекнув на его предполагаемую некомпетентность по отношению к Чарли Магне. — Я бы посоветовал тебе быть осторожным в своих словах, Хаск, — предупредил он. — Я не одобряю, что ты меня несколько принижаешь. Предупреждение было просто проигнорировано Хаском, чье разочарование росло. — Видишь, что я имею в виду! - Простонал он вслух. — Черт, это одновременно и тошнотворно, и приводит в бешенство! — Что это? Твоя абсолютная тактичность, когда дело доходит до попыток уладить со мной дела? — Нет. Дело в том, что теперь ты безмозглый идиот только потому, что влюблен в неё.***
— После того, что произошло... Воспоминание о предательстве заставило Вэгги остановиться, чтобы перевести дыхание, когда её сердце начало сжиматься. Чарли был вежлива, не сказав ни слова об этом инциденте, просто молчала и ждала, когда она продолжит. — После того, что произошло, после того, как он причинил тебе столько боли, у него действительно хватило смелости снова попытать счастья с тобой. Но я не понимаю, почему ты на это согласились? Почему ты согласилась с ним, когда сказала мне, что сожалеешь обо всём, что произошло. Когда ты поклялась... Чарли увидела, как она вздрогнула при мысли о её неверности, не подозревая, что Вэгги хотела бы, чтобы это было именно так, а не порождалось ревностью, которая жгла, как яд, при мысли об этом проклятом улыбающемся мужчине. Это заставило её стиснуть зубы под плотно сжатыми губами и крепко зажмурить глаза, чтобы не дать пролиться слезам. Вэгги пожалела, что она ревнует. Это было такое глупое и невыносимое чувство, и оно только усугубляло ситуацию для неё, поскольку подпитывало её неуверенность в том, что Аластор Карлон имеет власть над Чарли, а она, казалось, просто позволяла ему это. Она была слишком погружена в свои мысли, чтобы услышать, как Чарли встала со своего места и подошла к ней, пока девушка не положила руку ей на плечо. Вэгги убедилась, что у неё на глазах нет слез, прежде чем повернуться и увидеть в глазах Чарли беспокойство, означающее сопереживание её тревогам. — Вегги... я вообще ничего такого от него не хочу. Но его влияние на радио – это то, что нам нужно, чтобы действительно направить отель на правильный путь. Ещё немного, и нам не придется искать новые возможности. Вэгги действительно не хотела ничего этого слышать; никакой похвалы или благодарности в адрес Аластора, какой бы правдивой она ни была. Она не хотела, чтобы у неё возник хотя бы малейший намек на ревность. К счастью, эта борьба была недолгой, её отвлека Чарли, которая взяла её руки в свои и нежно сжала их, прежде чем сказать: Я имела в виду то, что сказала тебе той ночью, когда пообещала, что никогда больше не причиню тебе боли… Я всё ещё так сожалею о том, как сильно я причинила тебе боль... Я ценю нашу дружбу больше всего на свете, и мне нужно, чтобы ты была рядом сейчас, пока я буду разбираться со всем этим. Пожалуйста, Вэгги? В глазах Чарли читалась та нежная забота, которая раньше была у её матери, - та, которая давала уверенность, что всё будет хорошо, что бы ни случилось или не произойдет. Она говорила таким тихим голосом, что Вэгги почувствовала, как её слова успокаивают её тревогу, облегчая ситуацию, в которой они сейчас оказались. Но ей нужно было нечто большее, чем просто добрые и ласковые слова. — Когда это интервью закончится и отель будет полностью готов к работе, можешь ли ты пообещать мне, что никогда больше не будешь общаться с Аластором Карлоном? Это надо было сказать, как бы требовательно это ни было. Вегги пришлось выразить свое желание и рассказать об этом открыто. Так же прямо, как она смотрела на Чарли, ожидая ответа. В глазах Чарли было пусто, и она подумала, что там могут быть колебания или какие-либо признаки сопротивления запрету снова встречаться с этим человеком, чего она очень боялась. Увы, губы Чарли дернулись в легкой улыбке, и она кивнула. — Я обещаю. — Ты обещаешь? – Вэгги повторила за ней, нуждаясь в дополнительной гарантии в этом слове. — Да, - твердо ответила Чарли. — Без сомнения. Разговор завершился тем, что Чарли заключила Вэгги в объятия, и ей показалось, что тепло её лучшей подруги окутало её одеялом безопасности. Мягко удерживая её за спину, Вэгги начала расплываться в улыбке, вызванной утешением от того, о ком она глубоко заботилась. Они долго стояли, обнявшись, прежде чем отстраниться, и Чарли тут же громко зевнула, сонно потирая глаза. — Я думаю, тебе пора ложиться спать, - усмехнулась Вэгги, ласково погладив её по белокурой голове. — Я знаю… Черт возьми, но завтра нам нужно быть в отеле пораньше, чтобы приготовить Энджелу завтрак... Напоминание об их единственном госте и его требовании о времени приема пищи вызвало у Вэгги стон. — Я бы очень хотела, чтобы у нас наконец появился штатный повар, просто чтобы кто-нибудь мог кормить Энджела по утрам. Может быть, даже немного развлекать его, чтобы нам не пришлось этого делать. — О да. Напомни мне вскоре разместить объявления о работе. Нам понадобится персонал. Когда Чарли вернулась к своему столу, чтобы просмотреть разбросанные документы, упоминание о персонале напомнило ей о том, как много работы ещё предстоит сделать в отеле. Вэгги почти почувствовала себя виноватой из-за того, что ей пришлось взваливать на неё тяжелую ношу, в то время как у неё и так было много вещей, которые нужно было сделать, особенно сейчас, когда она наблюдала, как Чарли старательно перебирает какие-то бумаги. — Почему бы тебе не поспать?- Мягко посоветовала ей Вэгги. — Поспи ещё немного пока можешь. Утром я первым делом отправлюсь в отель. Ты можешь не торопиться и зайти чуть позже. Идея поспать определенно соблазняла Чарли. — Это звучало бы чудесно, детка. Можно мне? Ты уверена, что не возражаешь? — Конечно, - заверила Вэгги, всегда готовая сделать всё, что в её силах, чтобы поддержать Чарли в этот напряженный период. Это было самое малое, что она могла сделать в обмен на обещание своей лучшей подруги.***
Должно было быть резкое опровержение, но вместо этого Аластор просто удивленно расширил глаза и пробормотал: Что ты сказал? — Послушай, тупица, — сказал Хаск с резкой скоростью, в отличие от незначительного колебания Аластора. — На данный момент чертовски очевидно, что единственная причина, по которой ты ещё не убил её и не превратил в в этуффе, заключается в том, что ты это делаешь, - воскликнул он тоном, констатирующим факт. — Мы все знаем достаточно, поскольку ты встал и целовался с ней в баре. Ты даже трахнул её, Ал! Это говорит о многом! Хмурый взгляд Аластора стал глубже, сменившись с изумления на раздражение. — Я просто водил её за нос, вот и всё, – защищаясь, пробормотал Аластор. — Я не играю в свои игры вполсилы, и уж точно не собираюсь делать этого ради такой добычи, как она. Хотя, я бы справился с работой быстрее, если бы не вмешательство Мимзи. У него было высокомерное выражение негодования по поводу бравады, когда он выпрямил спину и заложил руки за спину так, что это казалось слишком жестким, чтобы быть небрежным. Со стоической улыбкой на лице Аластор посмотрел на Хаска, который смотрел на него в изумлении. — Господи, Аластор. Ты что, такой тупой? Выражение лица Аластора ещё больше исказилось от возмущения дерзким заявлением Хаска, но бармен не захотел сдерживаться от колкости. — Вытащи голову из задницы, почему бы тебе этого не сделать? «Игра» или нет, ты бы справился с работой как можно скорее, если бы у тебя не кружилась голова из-за этой дамочки. — Нет, — слишком резко ответил Аластор, явно обороняясь. Возможно, он и был самопровозглашенным пьяницей, который очень часто доводил свой разум до смерти, но Хаск всё ещё был остер, как гвоздь, чтобы увидеть вопиющий факт, что Аластор лгал самому себе; Ещё более любопытно было то, как сильно он заставлял себя это отрицать. — Да, это так. Я знаю это. Ниффти знает. Черт возьми, даже Рози и Мимзи! И я точно знаю, что ты тоже это знаешь. — Никто из вас ничего не знает, - усмехнулся Аластор, пренебрежительно покачав головой. — Действительно! Какие глупые предположения вы все выдвигаете! Теперь это становилось просто нелепым. — О, чертов Иисус Христос, - громко простонал Хаск, раздраженно потирая лицо. — Ты всё ещё пытаешься разыгрывать самого себя? Аластор, если бы ты был тем самым психованным каннибалом, которого я всегда знал, ты бы покончил с ней в первые же несколько дней, как увидел её. — Таков был план, да, но... — Что «но», Ал? Из того, что я вижу, ты зашёл так далеко, что я могу поспорить на свои последние деньги, что ты забыл об этом. В этот момент раздражение Аластора стало более очевидным, когда он воскликнул: О, перестань, Хаск! Ты знаешь, что я бы никогда такого не забыл! Буду честен и скажу, что это единственное, что приходило мне в голову в последнее время! Это громкое заявление прозвучало бы для Аластора как простая констатация факта, но для Хаска оно выдало то, что, как он подозревал, было серьезностью дилеммы, в которую вляпался этот ублюдок. Аластор, казалось, понял это в тот же момент, и на этот раз он потерял дар речи. — Черт возьми, насколько ты одержим, а? Что в ней такого особенного, что она не похожа ни на одну другую женщину, которая у тебя была? Наступила тишина, поскольку Аластор только смотрел на него - скорее, его взгляд всё ещё был прикован к лицу Хаска, но не смотрели ни на что конкретно, слишком погруженный в мысли, которые начинали затуманивать его зрение. — Я... не знаю. Внезапно Хаска пронзило что-то вроде толчка; какое удивление от того, что Аластор Карлон – экстраординарный самодовольный ублюдок – признался, что не уверен? Шок от того, что Аластор сдался и сказал это в таком удрученном состоянии, на самом деле заставил его сделать шаг назад, не совсем довольный тем фактом, что обычно сдержанный молодой человек казался немного... не в себе. Радиоведущий, казалось, пришел в себя и смотрел теперь на него широко раскрытыми, утомленными глазами и слабой улыбкой, слишком погруженный в свои мысли, чтобы осознать, что начинает раздраженно двигать руками и шевелить губами. — Она аномалия, Хаск. Она другая. В ней есть что-то такое, что действует на меня. Что-то! То, как она держит себя? То, что у она больше язвит, чем она показывает? То, как она улыбается? Чертовски, как она улыбается! О, я не знаю, что именно, но мне это не нравится! Даже при такой горе его слова были пронизаны скрытым негодованием, кипящим от такого сильного отвращения к тому, чему он подвергался. И вместе с этим недовольством пришла непреклонность отказа - нежелание принимать факт, который был настолько очевиден. — Я не способен понять такого легкомыслия, большое тебе спасибо! Такая пустая трата времени и энергии. Это никак не способствует чьему-либо благополучию! Превращает лучших из людей в худших из идиотов. Ты действительно считаешь меня настолько низким, чтобы подчиниться чему-то столь отвратительному? Было ясно, что Аластор не признает этого - независимо от того, правда это или нет, он не примет этого. Он отказывался думать, что может подчиниться столь бесполезной идее сердца. Упрямым он всегда был и останется. У него также были все причины: неприятие слабости и другие глубинные причины, которые не обязательно выносить на поверхность. Он сам знал о своём тяжелом положении, и этого было достаточно, чтобы любой мог убедиться в обоснованности его доводов. Хаск, однако, просто покачал головой. — Боже, ты, наверное, худший идиот на свете.***
Вегги хотела остаться и подождать, но мягкая настойчивость Чарли уступила место. С нежными объятиями и пожеланием спокойной ночи, девушка молча вышла из комнаты, оставив её ещё раз одну, чтобы привести в порядок всё ещё мучившие её мысли. Чарли протерла заспанные глаза, приводя в порядок свой стол, прежде чем покинуть кабинет. Из гостиной доносился шум одной из многих дождливых ночей, которым ещё предстояло прийти в Новый Орлеан. Дождь лил обильно и ритмично, а низкие раскаты грома заглушали шум сильного ветра, дующего в ночи. Она подошла к окну и смотрела, как льёт дождь, множество капель падало в свете уличных фонарей, которые были размыты под ливнем, а холод от стекла заставлял её плотнее закутаться в халат, чтобы согреться. Чарли вздохнула, и холодное стекло запотело от её дыхания. Наблюдая, как туман медленно рассеивается, она аккуратно вытирая его по кругу, пока не стал виден дом Аластора. Ей стало интересно, что он, должно быть, сейчас делает. Мог ли он спать? Так казалось бы, если учесть, что весь свет был выключен. Если так, то, подумала она, он мирно отдыхает, без всяких мыслей в голове. Как, должно быть, приятно, что Аластору не нужно ничего скрывать. Чарли почти завидовала тому, что ему не нужно ни от кого ничего скрывать о себе, что ему не нужно постоянно быть настороже, следить за своими словами или смущаться своими действиями. Ладно, возможно, она слишком высокого мнения об этой последней части. Хотя на данный момент Чарли, казалось, была не лучше. Как получилось, что она оказалась в такой головоломке, которую ей следовало бы лучше контролировать? Почему мысли об Аласторе было достаточно, чтобы заставить её поколебаться в своем решении быть честной с Вэгги? Вегги, которая легла спать с улыбкой на лице от невольного обещания, которое заставило её внутренности опуститься на самое дно, так же, как и от мысли, что ей, возможно, придется заставить себя никогда больше не видеть Аластора. Это, конечно, ничуть не помогло ей оправиться от ситуации, в которой она оказалась в тот день. Чарли снова вспомнила всё, что произошло между ней и Аластором в тот день - от выражения его лица, когда он извинялся, до того, как его руки прижимали её к своей теплой груди, до того, насколько слабой и обнадеживающей была его улыбка, когда он просил её дать ему ещё один шанс. И вот теперь она была здесь, совершенно растерзанная и не знающая, что делать, кроме как солгать и оставить всё как есть. Чарли вздохнула, как раз в тот момент, когда начала прорываться очередная зевота. Тяжесть в её голове только усиливала тяжесть в её веках. Она была слишком сонной, чтобы мыслить связно, так что лучше больше не думать на ночь. Когда она отошла от окна, снаружи продолжал накрапывать дождь, принося с собой мягкое постукивание, которое могло бы убаюкать, если бы только это сработала на неё.***
— Прости? - Это прозвучало так резко, разрезая напряженный воздух, как нож, аккуратно врезающийся в плоть. — Я выражаю свою искреннюю обеспокоенность, а ты смеешь говорить мне это в лицо? Хаск не шелохнулся. — Да. Аластор несколько раз моргнул, пытаясь определить, разыгралось ли у него воображение или Хаск на самом деле просто не смог остановить свою ярость. Другой наблюдал, как он переживает приступ замешательства, и просто тяжело вздохнул. — Послушай, Ал. Никто не мешает тебе испытывать к ней какие-либо чувства, кроме тебя самого. Во всяком случае, это, вероятно, самый человечный человек, которого кто-либо из нас видел в тебе за столь долгое время. Было действительно странно быть советником обычно безжалостного Аластора. Хаск даже не был уверен, почему его это беспокоило. Вероятно, было что-то в том, как улыбающийся мужчина теперь выглядел таким потерянным и смущенным под этой неискренней улыбкой, что вызывало у него желание помочь. Тем не менее, он мог беспокоиться об Аласторе сколько угодно, но приоритетом должна была стать более серьезная ситуация - защита всех вовлеченных, включая Аластора. — Это продолжается уже слишком долго. Я говорю тебе прямо сейчас, Ал. И тебе нужно прекратить всю эту чушь. Из-за долгого молчания Аластор, наконец, отреагировал, несколько раз моргнув. Выражение его лица начало меняться, становясь то растерянным, то недоверчивым. — И что именно ты хочешь этим сказать, мой друг? - медленно и осторожно спросил он. Ответ Хаска не был ни медленным, ни осторожным, он прозвучал на одном дыхании с горячей твердостью. — Какого черта ты всё ещё так настаиваешь на том, чтобы лишить эту женщину жизни, если даже не можешь заставить себя причинить ей боль? И из-за этого; разве ты не видишь, как ты сам всё портишь в последнее время? Ты даже не можешь мыслить здраво, пока по какой-то причине у тебя на хвосте внезапно не оказывается Большое яблоко? Какие бы дела у тебя ни были с мафией, если у тебя с ним вообще что-то есть, ты должен прекратить это. Ради всех нас, и если ты знаешь, что полезно для тебя. Что бы ни говорилось, у Хаска были самые лучшие намерения в этой сложной ситуации, что указывало на то, что бармен – в некоторой степени – беспокоился о безопасности и благополучии радиоведущего. Однако Аластору такое далось нелегко, ему не нравился несвойственный Хаску мягкий взгляд: казалось, он смотрел на него чуть ли не с жалостью. И если есть что-то, что он бы абсолютно ненавидел в этот момент, так это то, что о нём думают как о таком жалком существе. — Ты пытаешься намекнуть, что я теряю себя? Этот тон голоса звучал не очень радостно, предупреждая Хаска, что он, возможно, все неправильно понял. — Что? Нет. Я... Аластор не дал ему закончить, эгоистичный в своем желании настоять на своём. — Что ж, я думаю, это именно то, что ты имеешь в виду. Если ты думаешь, что я не могу сделать это так, как обычно сделал бы любой другой, тогда у тебя на подходе ещё кое-что. Я более чем способен убить её – пролить её кровь, прикоснуться пальцами к её бледной шее и наблюдать, как она синеет, пока я буду наблюдать, как маленькая искорка света в её глазах гаснет. И Большое Яблоко ждет ещё кое-что, если он думает, что сможет встать у меня на пути. — Что? Этот простой вопрос прозвучал с тихим недоумением, но он был настолько ясен, что привёл Аластора в чувство, когда он понял, что Хаск был прижат к перилам дощатого настила. Должно быть, он не заметил, что подошёл к нему ближе, пока говорил, и не был уверен, каковы были намерения его сжатых в кулаки рук - схватить Хаска, чтобы удержать его от падения, или сделать что-то гораздо худшее, чем толкнуть его? Но это не имело значения. Сейчас имело значение то, как Хаск смотрел на него, подозрительно нахмурившись и всё ещё думая о последнем предложении, которое он сказал. Аластор понял, что чуть не выдал себя. Хаск хотел что-нибудь сказать - что угодно, чтобы опровергнуть его упрямство. Но он был достаточно умен, чтобы понять по смертельному блеску в глазах Аластора, что за одну ночь он пересек с ним достаточно границ. Черт возьми, это было чудо, что ему удалось зайти так далеко без того, чтобы этот человек попытался ударить его из-за первого пренебрежения к его темпераменту. Он не хотел бы глупо рисковать, и казалось, что больше ничего из того, что можно было сказать, никогда не дойдет до Аластора. Таким образом, он хранил молчание. Его молчание было тем, что заставило Аластора довольствоваться тем, что он оставил его в целости и сохранности, немедленно отступив на несколько шагов, чтобы дать ему пространство. Он выглядел дрожащим, всё ещё не совсем спокойным из-за того, что чуть не позволил себе поскользнуться. — Я думаю, на сегодня с меня хватит этого разговора, большое тебе спасибо, - ледяным тоном сказал он, а затем повернулся, чтобы уйти со сцены. — Аластор... Услышав свое имя, он развернулся и ткнул пальцем в воздух в направлении Хаска. — С этого момента ты правильно делаешь, что держишься в стороне, Хаск. Не говори со мной о пустяках, пока я не приду к тебе с работой. Искушение оттолкнуть этот палец и схватить его за воротник, чтобы немного встряхнуть, чуть не заставило Хаска потерять самообладание, но кто-то из них должен был быть более разумным прямо сейчас. — Ты вмешиваешься в то, что не можешь контролировать. В этом вся твоя фишка, а теперь ты собираешься сказать «да пошло оно всё» и выбросить это на ветер, и в итоге тебе преподнесут твою задницу на блюдечке с голубой каемочкой?! Аластор поджал губы в знак неодобрения и откровенно широко распространенного использования нецензурной лексики, но быть болтливым моряком было наименьшей из забот Хаска в данный момент. — Ты откусываешь больше, чем можешь прожевать, и я не имею в виду это в твоём извращенном каннибальском смысле. Пришло время стереть эту дерьмовую ухмылку со своего лица и признаться, черт возьми, что ты её любишь! Эта небольшая вспышка разочарования должна была стать для Аластора достаточной причиной, чтобы прикончить его тут же, но хорошо, что у него было достаточно уважения к Хаску, чтобы разозлиться настолько, чтобы бросить ему грязную усмешку через плечо, когда он снова уходил. Он чувствовал, как глаза бармена сверлят его спину с напряженным удивлением, когда он оставил разговор об отрицании и волнении позади. Прямо сейчас вернуться домой и побыть наедине со своими мыслями казалось не самым идеальным решением.***
Черри не было рядом с тех пор, как ей удалось подцепить себе клиента, который был готов к ночному шоу. Не желая лишать её шансов заработать. Энджел настоял на том, что с ним всё будет в порядке и что она может идти, что он увидит её в ближайшие несколько вечеров. У него было краткое воспоминание о том, как она выглядела нерешительной, не желая покидать его, и он догадался, что теперь он мог понять причину этого. Порыв всегда был волнующим кайфом, за которым Энджел всегда гнался, даже если это заканчивалось тем, что он трахался до потери сознания. В голове у него стучало, как в басах какого-нибудь горячего джаза, в том же темпе, в котором колотилось его сердце. Было холодно, он обливался потом, пропитав рубашку так сильно, что дешевый материал неприятно прилипал к его влажному телу. Не помогло и то, что он промок под моросящим дождем, так что он не был слишком уверен, дрожит ли он из-за дождя или потому, что у него начинается лихорадка. Он выкурил несколько сигарет, чтобы переждать кайф, но эту смесь никотина с пылью было нелегко удержать в себе, особенно учитывая, как часто его тошнило. Кислый привкус всё ещё оставался у него во рту, и он казался сбитым с толку, как и его разум, когда он пытался ориентироваться по темным, мокрым тротуарам под тусклыми, туманными уличными фонарями. Энджелу на самом деле не нравилось это чувство потерянности и растерянности, когда не к кому обратиться за помощью. Ну, не то чтобы он больше нуждался в помощи, но всё же оставаться бесцельным всегда было довольно неприятно во время кайфа. Черри была бы хорошей помощницей, но её не было. Единственным человеком, которому, как он думал, он мог доверять, была Молли. О, Молли. Что бы подумала Молли? Бедная маленькая куколка. Она не была новичком в наркотиках, так как сама в то время изрядно глотала таблетки счастья, но ей, конечно, не нравилось видеть, как кто-то из её братьев в таком состоянии переходит грань. Милая Молли… Как он скучал по ней... Ах, ладно. Молли нет рядом, она где-то замужем за каким-то болваном. Единственным человеком, к которому он мог сейчас обратиться, была Чарли... ...Черт! Чарли!... Чарли, блядь, взбесится, если снова увидит его в таком состоянии. Черт, он мог себе представить, какое разочарование она испытает, если увидит его таким. Он помнил, как это сильно задело её в первый раз, так сможет ли она снова взглянуть на него в таком состоянии? Определенно нет. — Блядь… блядь, блядь, блядь, блядь... — Энджел выругался себе под нос, когда одурманенным разумом осознал, что, вероятно, было бы не очень хорошей идеей пока не возвращаться в отель. Его презрение возросло, когда он увидел, что единственным решением было провести ночь в этом холодном, сыром и грязном переулке, стены которого, вероятно, были исписаны, но в данный момент нищим выбирать было не из чего. Кроме того, Энджел не думал, что у него хватит сил пошевелить хоть одним мускулом. Он дышал так часто, что терял слишком много кислорода, чтобы делать что-либо ещё, и это настолько изматывало его, что он ничего не мог делать, кроме как оставаться, прислонившись к мокрой стене, а его задница сидела на грязной мокрой земле. Но даже оставаясь неподвижным, Энджел чувствовал, как всё вокруг него кружится, дезориентируя его настолько, что он даже не мог ясно представить себе, где он может находиться. Единственное, что было ясно в тот момент, это звук, который приближался. Он мог слышать хруст шагов, который на самом деле был бы тихим, но в его и без того громком сознании звучал как раскаты грома. Его затуманенный мозг заставил Энджела вяло посмотреть в ту сторону, чтобы увидеть, что это было. Темная фигура неподвижно стояла в начале переулка, и свет ближайшего уличного фонаря едва освещал его черты, лишь скрывая их в темной тени. Он едва успел сделать несколько шагов по переулку, как сразу же остановился, увидев Энджела, прислонившегося к стене. В том, как он остановился, была какая-то резкость, которая казалась сродни тому, что его застукали на месте преступления, но Энджел не мог сказать наверняка. Незнакомец не двигался и не говорил, но благодаря своим обостренным чувствам Энджел почувствовал тяжесть его пронзительного взгляда. — На что ты смотришь? - он хотел сплюнуть, но вместо этого всё это звучало как невнятная тарабарщина. Язык у него стал тяжелым, а рот наполнился слюной, часть которой уже начала стекать по бокам рта, когда он пытался заговорить. Сейчас он не так хорошо слышал, особенно теперь, когда мужчина медленно шёл к нему, пока не оказался прямо перед ним. Энджелу на самом деле не понравилось, как незнакомец возвышался над ним и смотрел на него сверху вниз с выражением, которое, как он мог себе представить, было нежелательным выражением осуждающего отвращения. Будь он трезв, он бы без колебаний хорошенько ударил его в нос, но даже в этом случае его тело оставалось вялым. Незнакомец присел перед ним на корточки, и их лица оказались на одном уровне друг с другом. Инстинкт борьбы или бегства начал шевелиться в мозгу Энджела, но тяжесть в теле не давала ему уснуть. Он мог только тупо смотреть на расплывчатое лицо мужчины. Энджел всё ещё чувствовал на себе пристальный взгляд мужчины, теперь более пристальный из-за того, насколько близко они были. Но, как он ни старался, глаза Энджела могли различать только неопределенные черты, чтобы угадать лицо. Темные ли его волосы? Он не мог быть слишком уверен из-за шляпой. Не знал и то, смуглый ли он, или это просто ночь окутала его. И были ли на нём очки? Боже, он не мог сосредоточиться из-за всего этого дерьма, происходящего сейчас в его голове. Каждая мысль, которая становилась яснее, становилась эквивалентом пульсирующей головной боли, от которой ему хотелось свернуться калачиком и раскачиваться взад и вперед, пока боль не утихнет. Он чувствовал, как его тело пытается пошевелиться, чтобы сделать именно это, но его руки и ноги были как желе, и он чувствовал, как булавки и иголки вонзаются в каждый дюйм кожи. Энджелу показалось, что он двигался довольно активно, но реальность заключалась в том, что он просто завалился набок, неловко наклонив тело. Все это время темный незнакомец продолжал наблюдать за ним, улавливая каждое его движение, как будто изучал его. Но, поскольку он оставался на корточках, он больше ничего не делал. Он только наблюдал. Однако, он внезапно издал определенный звук, прежде чем молча подняться в полный рост. Тем не менее, он продолжал смотреть на Энджела сверху вниз и продолжал пристально вглядываться. Собирался ли он помочь ему? Энджел не хотел, чтобы ему помогали. Он только хотел, чтобы его оставили в покое. Он был почти готов послать его на хуй отсюда, но прошло совсем немного времени, прежде чем его глаза начали закрываться, кайф так сильно измотал его, что он потерял сознание.