Улыбнись милая

Чарли спала без сновидений, когда непрекращающийся звонок вырвал её из дремоты. Она застонала от досады, когда её глаза приоткрылись, чтобы увидеть, как тусклый свет приглушенного неба заливает её комнату. Когда она начала приходить в себя, звонок телефона внизу, казалось, становился всё громче и громче. — О Боже… — пробормотала она про себя, лениво вставая с кровати и небрежно надевая ночной халат, оплакивая потерю нескольких лишних минут сна. Она буквально волочила ноги вниз по лестнице, направляясь в гостиную, где всё ещё продолжался звонок без каких-либо признаков того, что звонивший решит повесить трубку. Чарли пришлось подавить зевок, когда она подняла трубку и поднесла её к уху. — Алло? — Она ответила, стараясь не выглядеть сонной или раздраженной. Но оба эти чувства тут же исчезли, когда она услышала на другом конце линии знакомый голос Вэгги, он звучал очень испуганно. — Чарли? Я не знаю, где Энджел. Его нет в отеле, и он не возвращался. — Подожди… Что? — Чарли пришлось переспросить на случай, если она в своём состоянии ослышалась. — Энджела там нет? — Нет. Его не было в номере, я жду его уже пару часов, но он до сих пор не появился! Чарли бросила быстрый взгляд на часы, висящие на стене неподалеку, и увидела, что до обеда осталось около часа, что для Энджела было определенно необычным отсутствием, поскольку он обычно всегда возвращался в отель примерно в это время. Она знала, что ей, вероятно, не стоит волноваться: Энджел был взрослым мужчиной и не был особо привязан к отелю, поэтому у него была полная свобода выходить куда угодно. Но по какой-то причине в том, что она услышала, что его там нет, было что-то такое, что ей не понравилось. — Хорошо, хорошо. Успокойся. Я скоро приду, и если он не появится, мы пойдём искать его вместе. Получив подтверждение от Вэгги, Чарли поняла, что спать дома — в данный момент безнадежное дело. Разговор был прерван, и она отправилась к комнату. Душ был всего лишь ополаскивателем, а макияж не был приоритетом, и всё это время её мысли были заняты всеми возможными местами, где мог находиться Энджел. Мог ли он быть на работе? Ни за что, так как уже наступил день. Может быть, он вышел перекусить? Но, учитывая бесплатную еду, которую он получает от девушек, сильно в этом сомневаясь. Проводит время с друзьями? Насколько Чарли знала, у него больше не было никого, кого он мог бы по-настоящему считать «другом». Так где же, черт возьми, он мог быть? Страшный вопросы заставили Чарли сжаться внутри из-за страха, который она почувствовала, когда впервые получила эту новость. Её мысли были настолько заняты её беспокойством, что она уделяла только половину своего внимания своим движениям, которые были безумными в её стремлении уйти. Она распахнула дверь, готовая бежать по тропинке и, возможно, в город, если бы не тело, в которое она сильно врезалась. — О! И она, и посетитель чуть не потеряли равновесие от удара, и она бы упала, если бы пара рук тут же не схватили её за плечи, чтобы удержать равновесие, в то время как Аластор смотрел на неё с обеспокоенной улыбкой. — Аластор? — Чарли, тебе нужно немедленно отправиться в больницу.

***

В глубине души Чарли всегда мучила мысль, что Энджел продолжает свои выходки, но вера в него заставляла её отбросить все сомнения. И поначалу это казалось правильным, вот почему её очень задело известие о том, что он снова попал в больницу из-за передозировки. В то время как Вэгги испытала облегчение, услышав, что Энджел нашёлся и немедленно отправилась в больницу, Чарли могла только сказать, что она была в ярости из-за своего стоицизма при получении этой новости. Она не знала бы, как вести себя с Вэгги, когда та окажется здесь и сама посмотрит на ситуацию, но она уладит это позже. После того, как прекратился телефонный звонок, Чарли вернула телефон секретарше и вернулась в палату, в которой в настоящее время находился Энджел. В комнате было тихо, если не считать отдаленных раскатов грома среди ливня снаружи. У постели Энджела были Аластор и доктор, которые как раз разговаривали о его состоянии, когда Чарли вернулась. — Как он, доктор? — Обеспокоенно спросила она. — Его жизненные показатели в настоящее время всё ещё стабилизируются, хотя может пройти некоторое время, прежде чем мы сможем что-либо определить. Дайте ему ещё немного отдохнуть. Я проверю его позже. Доктор кивнул им обоим, прежде чем уйти. Чарли опустилась на пустой стул рядом с кроватью, ни на секунду не отрывая взгляда от Энджела. Её движения были нежными и осторожными, когда она положила свою руку на его, ощущая его кожу, которая казалась холодной и липкой. Ей пришлось сдержаться и не сжать его руку слишком сильно, чтобы не разбудить его. Сказать, что она волновалась, вероятно, было бы преуменьшением. Её сердце бешено колотилось с тех пор, как Аластор появился у её входной двери, и на протяжении всей поездки в больницу, и она поклялась, что чуть не расплакалась в ту минуту, когда вошла в палату и увидела Энджела в таком состоянии. Врач посоветовал оставить его в покое, чтобы дать его организму восстановиться после дозы, которая была в его организме. Только время могло сказать, когда именно он проснется, но, судя по поверхностному и затрудненному дыханию, его сон нельзя было назвать легким. Чарли думала о многом, но было ясно только одно: что должно было случиться с Энджелом, чтобы у него случился такой серьезный рецидив? Из всех случаев, когда она видела его, он всегда выглядел хорошо. Или, по крайней мере, настолько хорошо, насколько Энджел мог показать себя. Именно тогда её начало грызть чувство вины; чувство вины за то, что она была слишком поглощена развитием отеля и другими аспектами своей жизни — отчасти не благодаря мужчине рядом с ней — чтобы по-настоящему уделять больше внимания тому, что происходит с Энджелом. Как она могла этого не знать? Разве она не должна была руководить реабилитационным отелем, призванным помогать нуждающимся вернуться на правильный путь? Разве она не должна была гарантировать, что всем, кто остановился под крышей отеля, будут предоставлена помощь и руководство по мере необходимости? Разве она не должна была убедиться, что с каждым, кто находится под её опекой, всё будет в порядке? Но если это то, что она должна была делать со своими посетителями, то что тогда говорить о друзьях? Дорогой Энджел был рядом с ней, когда ей было хуже всего. Он помогал ей, слушал её и был её плечом, на котором можно было выплакаться, несмотря на его запреты. В самое трудное время её жизни он был единственным, к кому она могла по-настоящему обратиться. Он так много сделал для неё, так как же Чарли могла не сделать то же самое для него? Она знала, что сейчас, вероятно, неподходящее время для того, чтобы погрязнуть в жалости к себе, но какой неудачницей она себя чувствовала! И как владелица, и как друг. Как у неё хватило наглости думать, что всё, что происходило последние несколько недель, было хорошим и заставляло её думать, что у него всё хорошо. Очевидно, что сейчас, когда Энджел спал, это стало решающим напоминанием о том, что она, вероятно, на самом деле не была такой, и, честно говоря, это было довольно сокрушительно. Аластор тихо стоял рядом с ней и наблюдал за происходящим с бесстрастным выражением лица. — Чарли? — Хм? — Ответила она, не глядя на него. — Всё в порядке? Когда она повернулась к нему, её маленькая улыбка не затронула его глаза, когда она кивнула. — Со мной всё в порядке. Я просто… очень волнуюсь за него. Это была ложь; она была именно такой, какой Аластор ожидал её увидеть, когда нашёл его на переулке. Действительно казалось, что мир или какая-то несуществующая высшая сила, которая им управляла, действительно испытывала трепет, играя с ним подобным образом. Всё, что помнил Аластор, это то, что он просто забрёл в случайный переулок и укрылся в темноте, чтобы подготовиться к ещё одной обычной ночи, чтобы остыть после неприятного разговора с Хаском. Он был настолько отвлечен и совершенно не готов в тот момент, когда кипел от этого неприятного разговора, что по несчастному стечению обстоятельств случайно наткнулся на Энджел Даста. Как ужасно было то, что из всех людей, которые должны были случайно лежать в переулке, в который он зашёл, это должен был быть её друг! Но как только он преодолел шок, выяснилось текущее состояние, Энджела. Это было облегчением для Аластора, который подумал, что это хорошо, что парень был слишком накачан наркотиками, чтобы быть в здравом уме и видеть, что это был он, пока не осознал всю степень того, насколько он был под кайфом в данный момент. Было невероятно увлекательно наблюдать за последствиями употребления наркотиков — нечто гораздо более ненормальное, чем полное опьянение. Как тревожно было видеть шумного и самоуверенного проститута, с которым он был знаком, в таком неприятном состоянии. Аластор никогда не мог предположить, что человек может выглядеть таким недееспособным, и считал чудом, что он всё ещё дышал, несмотря на то, что выглядел так, будто балансировал на грани смерти. Это состояние заставило Аластора рассматривать его как легкую цель, чтобы излить свое разочарование, это точно. Учитывая, что мистер Даст был совершенно не в своём уме, справиться с ним не составило бы для него особых проблем. Это избавило бы его от необходимости кого-то искать и проходить через тягот борьбы. Всё, что ему нужно было сделать, это просто отвести его в гораздо более тихое и изолированное место, чем грязный переулок, и всё это было бы сделано в кратчайшие сроки. Заманчиво, на самом деле. Однако, нет. Такая добыча была не по его части. С его стороны это выглядело бы неряшливо и лениво, и не было бы никакого веселья, если бы жертва не боролась, встречая конец своей жизни. И при всем накопившемся внутри него разочаровании было бы очень обидно, если бы такая энергия была потрачена на простого наркомана. Так что, не имея никакого желания что-либо делать, он должен был уйти, верно? Верно, он должен был. — Аластор? Аластор не осознавал, что глубоко задумался, пока голос Чарли не вернуло его к реальности. Он был немного не в себе, и это определенно было связано с тем фактом, что он не смог лечь в постель с тех пор, как впервые привез Энджел в больницу; это заметила Чарли. — Ты в порядке? Его ответ был медленным, прежде чем он просто пожал плечами. — Могло быть и лучше, честно. Его обычная уверенная манера поведения отсутствовала в его нерешительном ответе, что Чарли показалось довольно странным. Она думала, что могла бы списать это на усталость от того, что провел с Энджелом всю ночь, но то, как в его глазах отражались глубокие мысли, говорило о беспокойстве. — Что-то случилось? Я имею в виду с тобой. Аластор медленно покачал головой, а его рука рассеянно начала поглаживать запястье. Взгляд Чарли на секунду задержался на этом движении, и она удержалась от того, чтобы взять его за руку, вместо этого продолжая смотреть на выцветшие тени под его глазами. Его обескураженный вид был окном в бушующий внутри него конфликт из-за его поступка. Ему следовало уйти. Но вместо этого Аластор фактически поднял парня с земли и тащил его всю дорогу по улице, пока не смог поймать такси, чтобы отвезти его в больницу. Он ждал, пока врачи сделают всё возможное, чтобы его реанимировать, и был там, чтобы получить известие о том, что с ним всё будет хорошо. Все те поступки, которые он совершил, только вызвали вопрос; почему он помог Энджелу? Этот человек был для него никем; просто придурок с мерзким ртом, который слишком самоуверенный для своего же блага. Это не имело значения для Аластора, которого, конечно, не интересовал тот факт, что он потенциально помог спасти жизнь парня прошлой ночью. Однако, насколько это не имело значения для него, он знал, что для Чарли это будет иметь значение. Видя, как Энджел скорчился на грязной земле в слюнявом кататоническом состоянии, он задавался вопросом, как отреагировала бы Чарли, если бы узнала, что это происходит. Он мог себе представить, как она будет волноваться за своего единственного посетителя, вся измученная, возможно, со слезами на глазах, и именно это в конечном счете заставило его решить сыграть доброго самаритянина. Однако совершение такого рода поступков не заставило Аластора гордиться собой. Во всяком случае, он был немного обеспокоен тем, что он сделает что-то ради Чарли, особенно когда Энджел тоже не имел для неё никакого значения. — Ты так ужасно о нём заботишься из-за человека, который для тебя ничего не значит. Комментарий был произнесен с напускной беспечностью, и Аластор не подумал, что в этом что-то не так. С другой стороны, Чарли была абсолютно подавлена его заявлением, вплоть до полного возмущения. — Конечно, это что-то значит для меня! — Воскликнула она, очень нервничая. — Энджел — мой друг, Аластор! Я люблю его достаточно сильно, чтобы заботиться о нём и переживать за него! Чарли случайно произнесла это достаточно громко, чтобы заставить Энджела пробормотать что-то бессвязное себе под нос, но не настолько, чтобы разбудить его. Она плотно сжала губы, сожалея о том, что чуть не потревожила его, в то время как Аластор просто смотрел на неё. — Не стоит так легкомысленно использовать это слово. Тон Аластора был серьезен, как будто само упоминание этого слова было своего рода дурным предзнаменованием. Чарли не могла сказать, что в нём такого неприятного, или что заставляло её сердце сжиматься и замирать от волнения. — Почему ты, кажется, боишься этого? Вопрос слетел с её губ прежде, чем Чарли успела даже подумать о том, чтобы зажать рот рукой, чтобы физически остановить себя. Вместо этого она тут же замерла, не смея повернуться и посмотреть на Аластора, который уже смотрел на неё определенным образом. — Я имею в виду… — Чарли запнулась, пытаясь найти способ продолжить свой ошибку. — Любовь не так уж и плоха, не так ли? Даже ты бы знал… — Ну, конечно, я знаю. Ответ не должен был ранить её, потому что он уже ясно дал понять во время их последнего разговора в кафе, что они оба взрослые люди и что у них были отношения ещё до того, как они познакомились. Рационально и то, что следовало бы отнестись с пониманием, но всё же в ней было что-то такое, от чего у неё немного болело сердце. Однако, похоже, Аластор воспринял её вопрос в другом контексте. — Я люблю свою покойную мать всем сердцем. Кстати, да храни её душу. Я люблю свою работу. Я люблю выпить чашку хорошего кофе или даже хорошего ликера, чтобы согреться. Хорошая книга тоже достойна любви. Это всё любовь, и, вероятно, именно так ты бы определила здесь свою дружбу с мистером Дастом. Ответы казались почти невинными, как будто кто-то спрашивал ребенка или кого-то, у кого смысл вопроса просто вырвался из-под контроля. Чарли потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что он был совершенно искренен в своих словах, глядя на Энджела, что каким-то образом немного ослабило напряжение, поскольку она находила это довольно милым. Однако, какими бы законными ни были ответы, это было не то, что искала Чарли. — Но… ты когда-нибудь был «влюблен» раньше? Её вопрос был едва слышен шепотом, но Аластор услышал его громко и ясно. И, возможно, он был не так уж невежественен, как думала Чарли, судя по тому, как он резко остановился и впал в состояние нерешительной мысли. Как нелепо, что они ведут этот разговор, когда Энджел приходит в себя во сне прямо у них на глазах, но любое другое время, возможно, вообще не лучшее время для этого разговора. И в тишине, воцарившейся в комнате, его отвращение лишь открывало путь новым вопросам. — Как ты определяешь понятие «любовь», Чарли? Последовала пауза, во время которой Чарли удивленно моргнула один, два, три раза. Взгляд Аластора оставался прикованным к ней, терпеливо ожидая её ответа. Её губы приоткрылись, но она была не в состоянии произнести ни слова. — Я… Она думала, что ответ вертится у неё на кончике языка, но ничего не приходило на ум, и она чувствовала себя потерянной. — Это трудно объяснить. Аластор усмехнулся её скучному ответу, но это прозвучало уныло, когда он почти раздраженно покачал головой. — Если тебе сложно объяснить, то как насчет меня? Как мне ответить на этот вопрос, если я не знаю, как его сформулировать? — Ты не «формулируешь» это, — настаивала Чарли, принимая его трудности с объяснением за основу. — Это просто… случается. Ты это чувствуешь. Боже мой, почему она должна была сказать это, звуча как какая-то капризная молодая цыпочка, которая витает в облаках при мысли о романтике? Это был не лучший способ выразить это, но как ещё она могла? Как можно объяснить «любовь», как не через чувство эмоций? Увы, Аластор покачал головой. — Мне тоже не знакомо это чувство. На данный момент совершенно ясно, что эта концепция для меня чужда. Ответ прозвучал так же беззаботно, как и произнесённые, слова. Как будто в этой мысли не было никаких запретов. Но опять же, это казалось слишком простым, и это не избавило её от сомнений, которые она испытывала при мысли, что Аластор никогда раньше не испытывал ничего подобного. Но это невозможно. Все влюблялись. Некоторые даже чаще, чем другие. Даже она был с Севиафаном в последний раз; хотя это продолжалось недолго и в конце концов стало горьким расставанием, но не было сомнений, что в какой-то момент это определенно была любовь. Но Аластор… Мысль о том, что он никогда не испытывал ничего подобного, казалась ей довольно надуманной, и она не была уверена, было ли это просто для того, чтобы успокоить её сомнения, или это была истинная правда. Если бы она только знала, о чём он думал, когда говорил это. Если бы она только знала предысторию того, почему он казался таким беспечным по этому поводу. Возможно, тогда это объяснило бы, почему так трудно было добиться от него ответа, особенно учитывая, как он выглядел сейчас, как будто мысль об этом заставляла его чувствовать себя некомфортно. И все же она всё равно спросила: Не Мимзи? Или кто-нибудь ещё? Разве ты не любил хотя бы одну? Чарли не хотела вмешиваться в дела других людей, но она чувствовала, что должна спросить ради себя, даже если в вопросе была определенная тяжесть, которая заставила её так нервничать, когда она выдержала взгляд Аластора, который теперь хмурил брови. Покачав головой, он вздохнул: Нет. У них не было ничего, что заставило бы меня чувствовать себя подобным образом. Чувство облегчения начало расцветать, когда часть её надеялась на этот ответ, но более логичная часть говорила ей, что этого просто не может быть. — Но ты был с женщинами, — возразила в ответ Чарли. — Ты встречался с ними и… «занимался с ними…» — Неужели только плотские удовольствия будут целиком составлять «любовь?» — Спросил Аластор с любопытным взглядом, который был встречен лишь неуверенным молчанием. — Потому что если это так, то «любовь» действительно должна быть такой мимолетной и бесполезной вещью. И то, на что я бы не хотел тратить своё время. Высокомерие, с которым он ответил, было типичным для гордого человека, которого она знала, но Чарли сочла его ответ слишком мягким. Это ли он пытался подразумевать? Что подобные эмоции считались для него пустой тратой времени? Потому что, если это так, значит ли это, что ночь, которую они провели вместе, он также считал «пустой тратой времени?» — Тогда… что для тебя означает «любовь?» Может быть, и не было смысла спрашивать, но Чарли чувствовала, что ей всё равно придется это сделать. Он затронул эту тему так, что это не принесло никакой пользы её ноющему сердцу, и она не была довольна тем, что причинила ему боль, не получив объяснения, что он имел в виду. Аластор продолжал выглядеть озадаченным, но в его сознании этот вопрос вызвал в его уставшем голове активные воспоминания о словах, произнесенном Мимзи и Хаском. Он попытался отогнать эту мысль, но просто не смог. И это было смешно, на самом деле. Конечно, он ни за что не стал бы жертвой такой абсурдной идеи. Он очень хорошо знал, как такие трогательные эмоции делают дураками даже лучших из людей. Это было бесполезно, хотя единственное преимущество, которое он видел в этом, заключалось в том, что оно привлекло к нему Чарли. И всё же, когда Чарли сидела прямо перед ним, он начал сомневаться; Если ему нужно было привлечь Чарли, то почему он тоже начал чувствовал к ней такое влечение? Глядя на её милое личико с этими серьезными глазами, в которых была лишь капелька тоски, вид её такой делал её такой же болезненно соблазнительной, какой она была в его мыслях, когда он был вдали от неё. Он мог отрицать сколько угодно, но какая-то часть его совести протестовала против его здравого смысла. Что сделала эта маленькая, наивная Чарли с ним, чтобы он стал таким? — Я действительно не знаю. И я не думаю, что мне захочется это выяснять. Напряжение спало в тишине, воцарившейся в комнате, не было слышно ничего, кроме ровного шума дождя снаружи, тяжелого дыхания спящего Энджела, и замедленного от удивления сердцебиения Чарли. — Что? Ответа не последовало, поскольку выражение лица Аластора менялось по мере того, как его возбуждение возрастало. Он хотел проклясть Чарли и уничтожить её там, где она была. Теперь ему было всё равно, какова бы ни была причина, и его также не волновало, что ему придется делать это в здании, где ему не обеспечат чистый проход. О, как эта драгоценная маленькая куколка заставляла его так легко сдаться, и всё из-за таких глупых эмоций! Настолько глупых, что всё, что он мог сделать, это холодно сказать ей: Если это не очевидно, Чарли, то это потому, что я абсолютно ненавижу подобные вещи. Его голос, конечно, был спокоен, но его слова каким-то образом резонировали сквозь эти стены, нарушая напряженную тишину, и дрожь пробежала по Чарли. Она ничего не могла поделать, наблюдая, как Аластор выпрямляет свою позу, пока она не остановилась слишком прямой, с расправленными плечами и выпятой грудью. В его глазах по-прежнему не было видно эмоций, несмотря на сохранявшуюся усталость, но теперь они были слишком широко раскрыты. Как и его улыбка, теперь растянутая до тех пор, пока в уголках глаз не появились морщинки и не показались стиснутые зубы. Для кого-то другого он может показаться оживленным разговорчивым человеком, каким он всегда себя изображал. Но для Чарли он выглядел напряженным и неестественно встревоженным. Чарли пыталась найти слова, но ничего не выходило, и её глаза выглядели такими потерянными, когда она всматривалась в его лицо, пытаясь найти хоть какую-то ясность. Однако взгляд Аластора оставался непоколебимым. — Я думаю, здесь ты справишься со всем сама. — Он разгладил переднюю часть своего пальто и резко перевел взгляд с неё на дверь. — Если больше ничего не нужно, я пойду. Он не стал дожидаться ни единого слова от Чарли, прежде чем выйти из комнаты, исчезая из виду прежде чем она успела даже моргнуть и задуматься, что, черт возьми, произошло. Казалось, температура в комнате упала из-за того, насколько холодным внезапно стал Аластор по отношению к ней, пугая её так же сильно, как и то, что он сказал. Потребовалось несколько секунд тишины, которая эхом отозвалась в её мыслях от этих слов, чтобы заставить её решить, что она не может просто сидеть здесь и теряться в свои мыслях. Взгляд Чарли на долю секунды задержался на Энджеле, чтобы убедиться, что с ним ещё какое-то время всё будет в порядке, прежде чем быстро подняться со своего места и быстро направиться к выходу из больницы. Ей просто повезло, что Аластор всё ещё был там, ему никак не удавалось найти пачку под таким проливным дождем. Его внимание было сосредоточено на другом, он раздраженно затягивался сигаретой, не осознавая, что громкий шум дождя заглушает быстрое цоканье её каблучков, приближающихся к нему. В воздухе что-то изменилось, что заставило его повернуть голову и увидеть быстро входящую и сердитую Чарли. — Чарли? Что… — Ты «ненавидишь» такие вещи, да? Что ж, твоё «отвращение», вероятно, объяснило бы твоё абсолютно нелепое поведение в последние несколько недель! — Прошу прощения? — Она сказала это очень быстро и резко, и Аластор едва успел понять её слова. — Как ты мог сказать что-то подобное? — Например, что? — Например… Вот так! Ты ведёшь себя так странно и сбиваешь с толку, и это абсолютно бесит! Аластор нахмурился. — Если ты имеешь в виду ту ночь, то… — Я говорю не только о той ночи, — беззаботно перебила его Чарли. — Я говорю о многом. Как в ту ночь, когда я нашла тебя истекающим кровью, или в тот раз у гадалки. Все твои реакции были такими странными, но я ничего об этом не сказала, потому что не хотела навязывать это тебе. И теперь ты просто преуменьшаешь всё, как будто это ничего для тебя не значило? То, как она произнесла эти слова так агрессивно, почти напоминало то время на пороге её дома, но это всё ещё было чуждо той нежности, которую он знал о ней. Аластор только смотрел, его мыслительный процесс был неспособен осмыслить что-либо ещё, кроме чистого шока, когда она вывалила всё на него. — Чарли, я понимаю, что ты, должно быть, потрясена. — Его голос был слишком спокойным, на её вкус, и почти самодовольной улыбкой. — Но, пожалуйста, не ошибись… О нет, последнее, чего она когда-либо хотела, — это услышать, как в этом и без того утомительном разговоре всплывает слово «ошибка» Этого было достаточно, чтобы подтолкнуть её ещё дальше к краю и, наконец, прорваться через грань. — Аластор. Я буду честна и дам понять, что у меня были к тебе чувства. Ты мне нравился, и очень сильно. И после всего, что мы сделали вместе, после того, как я рассказала тебе всё о себе, ты разбил мне сердце, просто уйдя вот так и избегая меня все эти недели. Я не знаю, что плохого я тебе сделала. Не знаю, может быть, это все лишь игра в перетягивание струн сердца, в которую ты со мной играешь… Слова Чарли были сильными, но её сердце — нет. Ей не хотелось плакать, но она заплакала, и это причинило ей такую боль, что она поперхнулась своими же словами. — …Но что бы это ни было, почему бы тебе просто не признаться в том, что ты делаешь со мной, чтобы избавить себя от сожалений о том, что ты когда-либо переспал со мной? В этом выпуске голова кружилась от боли и сожаления, отчего у Чарли закружилась голова и чуть не скрутило живот, когда она, наконец, высказал это вслух. Её сердце изо всех сил старалось поддерживать устойчивый ритм, чтобы сохранить самообладание, а вся кровь, приливающая к голове, заставляла её лицо гореть и подпитывала слезы, которые болезненно затуманивали её глаза. Гром грохотал в темном, сыром небе над ними, столь же зловещий и темный, как и она сама. Но, вероятно, нет никого более грозного, чем Аластор, выражение лица которого начало меняться — от растерянного и сбитого с толку, а затем к раздраженному и злому. — Ты думаешь, я сожалею об этом? Острый, как игла, и холодный, как лед, ему не хватало всякого спокойствия, когда он бросил недокуренную сигарету на мокрую землю и начал приближаться к ней. Подход Аластора можно было бы расценить как угрозу, но Чарли стояла на своём и упрямо оставался на месте, пока она не посмотрела ему прямо в глаза. — Думаешь, я сожалею обо всём, что сделал с тобой? Он задал это так, словно это был такой оскорбительный вопрос, что только ещё больше смутило Чарли. — Ты определенно ведёшь себя именно так, — ответила она. — Ты думаешь, я бы не знала? Улыбка Аластора — было действительно довольно жутко, что он все ещё мог улыбаться прямо сейчас — изогнулась в презрительной ухмылке, когда он покачал головой. — Ты ничего не знаешь, Чарли Магне. Ты не знаешь всей правды. Было удивительно, что у неё хватило мужества не дать пощечину, которую Аластор так заслуживал. Она знала, что лучше не совершать таких резких действий, которые могли бы только ухудшить ситуацию. Как бы ей ни было больно говорить, ей пришлось смириться ради того, чтобы попытаться как-то перевести этот разговор. — Если я правильно помню, разве кто-то не сказал мне, что я «не заслуживаю правды?» — Резко заметила Чарли. — Тогда, скажите на милость, откуда, черт возьми, я должна что-то знать? — Потому что это не ваше дело. — Что ж, мистер Карлон, это будет моим делом, если вам так легко водить меня за нос, как вы это делаете. Аластор угрожающе улыбнулся. — Легко? О, Чарли… Ты даже не представляешь, через какие неприятности ты меня втянула. Именно в этот момент в ней начал закипать гнев, сжигая её изнутри жаром, который мог быть таким же жарким, как адское пламя. Чарли была почти как котел с водой, которая слишком сильно кипела, что всё начинало выплескиваться за пределы её самообладания, заставляя её выпустить пар и позволить всему аду вырваться на свободу. — «Я» заставила «тебя» пройти через это?! Тебе следует поговорить! Что ты оставляешь меня вот так, после своей коварной игры в обаяние и соблазнение! Все эти добрые поступки и глупый флирт? Всё было потрачено впустую! Сколько времени я потратила впустую с тобой! Чтобы я взрастила эти глупые чувства и в конце концов начала любить… Чарли ожидала чего угодно, что могло бы отразить его гнев по отношению к ней — повышения голоса, скрежета зубов или даже того, что его улыбка снова превратилась в оскал. Она ожидала, что он оборвет её и твердо отстаивает свою позицию и придумает какую-нибудь чушь, чтобы опровергнуть её доводы. Она была готова ко всему, что, вероятно, привело бы к тому, что она, возможно, превратилась бы в кричащую мешанину эмоций. Но не к тому, как он внезапно взял её лицо в ладони и прижал к своим губам.