Улыбнись милая

Даже когда он, наконец, ушёл, Вэгги всё ещё ощущала его хихиканье. Это пробрало её до костей и заставило застыть на месте, чтобы убедиться, что он действительно вернулся к себе домой, что он и сделал, даже не взглянув на неё. И только когда он действительно скрылся из виду, она вдруг осознала, как сильно колотиться её сердце. Аластора теперь не было рядом с ней, но впечатление, которое он на неё произвел, не исчезло. Поэтому, надев пальто и шляпу и захватив с собой зонтик на всякий случай, она сразу же отправилась в больницу. На протяжении всего пути, она пыталась заставить себя не вспоминать об этом инциденте. Но как бы она ни старалась, ей это не удавалось, она мысленно проигрывала эту сцену снова и снова и чувствовала, как у неё сжимается желудок, чем больше она погружалась в воспоминания. Что же это было? Вэгги знала, что Аластор не был тем хорошим парнем, которым он всегда изображал себя, но то, как он смотрел ей в лицо, было совсем не тем, чего она ожидала от него. Образ его лица запечатлелся в её памяти, она ещё помнила, каким окаменевшим выглядел его взгляд из-под полузакрытых век, как широко он скалил зубы, словно дикий зверь, готовый наброситься на добычу, и как пугающе звучал его голос, когда он произносил едва уловимую угрозу в её адрес. Она бы никогда не подумала, что боится его - конечно, обеспокоена и подозрительна, но не боится. Он был похож на человека, с которым она легко справилась бы, если бы он попытался поднять на неё руку, но в тот момент всё его поведение было настолько вызывающим, что он заставил её замолчать одним лишь своим взглядом. Вэгги почувствовала облегчение, когда наконец прибыла в больницу и оказалась в окружении врачей, медсестер и пациентов, чувствуя себя в безопасности теперь, когда вокруг были люди. Но всё чувство безопасности тут же улетучилось, когда она вошла в палату и увидела, что Энджел встал с постели и надевает чистую одежду, которая явно не была больничной. — Куда ты идешь? Энджел взглянул на неё, когда она объявила о своём присутствии, но лишь поджал губы, прежде чем снова надеть штаны. Кроме него в комнате больше никого не было, поэтому скромность его в данный момент не волновало. — На что это похоже? - Монотонно произнес Энджел. — Я ухожу. Он тут же заметил шок и недоумение на лице Вэгги, и понял, что она, должно быть, подумала, но Энджел только раздраженно закатил глаза. — Расслабься, ладно? Я не собираюсь убегать. Меня выписали. — Ох. - Вэгги сразу расслабилась при мыслио том, что ей не придется спорить с ним, если он попытается отказаться от своего пребывания здесь. — Врачи сказали, что ты полностью выздоровел? — Мне сказали, что я достаточно здоров, чтобы ходить, и этого для меня достаточно. Не хочу больше оставаться взаперти в какой-нибудь душной больнице. По правде говоря, он выглядел совсем наоборот. Судя по мешкам под глазами, по тому, как он сутулился во время разговора, и по тому, как его мягкие щеки стали исхудавшими и землистыми, Энджел всё ещё выглядел подавленным. Но если бы он решил уйти, несмотря на своё состояние, его бы, конечно, не убедили в обратном. Вэгги знала это и вздохнула в знак согласия. — Тогда нам лучше отвезти тебя обратно в отель, на случай, если тебе понадобится ещё немного отдохнуть — Кто сказал, что я собираюсь возвращаться в отель? Эти слова были произнесены резким голосом без малейшего намека на вежливость. Энджел не смотрел на неё, опустив глаза и нахмурившись, занятый застегиванием рубашки. Его губы оставались поджатыми, а уголки скривились в гримасе. — Верно... - Вэгги стало немного неловко, когда она вспомнила. — Я слышала, что ты уже рассказал ей. Энджел ничего не ответил. Воздух стал таким хрупким, что, казалось, он может лопнуть, если ещё одно слово нарушит тишину. Странно было видеть, что обычно разговорчивый парень сейчас молчал угрюмо и отчужденно, отчего у Вэгги в горле образовался неприятный комок. — Послушай, я знаю, ты расстроен... Пауза, во время которой Энджел громко выругался, когда понял, что застегнул пуговицу на рубашке не так, как надо. Он сердито ворчал, расстегивая пуговицы, по-прежнему не глядя на Вэгги. Она помолчала, давая ему возможность успокоиться, а затем продолжила. — Но это к лучшему. Для Чарли. И ты это знаешь. — Что ты знаешь о том, что лучше для Чарли? Энджел присел на край кровати, чтобы надеть носки, и спросил её об этом, не глядя на неё, но, без сомнения, его внимание было приковано к разговору. Даже сейчас, когда он был спокоен, он оставался таким же жестким и ледяным. Вэгги была удивлена ​​этим заявлением и нахмурилась из-за резкого тона, которым был задан вопрос. — Чарли - моя лучшая подруга, - рассуждала она, — и я знаю, когда ей нужна помощь. — Я до сих пор не понимаю, как можно «помочь», выгнав меня. — Энджел, я знаю, ты злишься. Но... — Какое тебе дело до того, что я злюсь? - Резко перебил он, рассмеявшись без всякого юмора. — На самом деле, какое тебе дело до всего этого? Вэгги понимала, что он расстроен из-за того, что должен был сделать, и не хотела ничего говорить, чтобы не усилить его волнение, но она не могла спокойно отнестись к этому тону или осуждению, которое выказывал Энджел. Ей хотелось нормально обсудить сложившуюся ситуацию, а не выслушивать раздражение и обвинения. — Меня волнует ситуация, и я попросила тебя сделать это, потому что я забочусь о Чарли. Она думала, что он понял. Из их продолжительного разговора, состоявшегося всего пару дней назад, стало ясно, что он намеревался покинуть отель из-за Чарли, потому что она была не в том состоянии, чтобы справиться с неприятностями, которые он причинил своей передозировкой. Он колебался, но все же уступил. Но, несмотря на этот факт, Энджел цинично ухмыльнулся и покачал головой, показывая, что считает её ответ полной чушью. — Это для Чарли, - продолжала Вэгги с большей уверенностью, — то, о чём мы договорились, касается только её. Несмотря на то, с какой страстью она отстаивала своё заявление, это никак не повлияло на то, что Энджел согласился с её заявлением. Вместо этого, это только заставило его, наконец, взглянуть на неё с чистым презрением и отвращением к насмешке, которой он её одарил. — Ради Чарли, но ради чего? - Вэгги открыла рот, чтобы ответить, но Энджел снова перебил ее: Потому что ты действительно знаешь, что нужно сделать с её планом, или потому что ты видишь в ней только слабого, хрупкого кролика, что думаешь, будто она даже не сможет устоять на собственных ногах? — Извини? - Вэгги вздрогнула от неожиданности. — Ты сейчас это серьезно? — Так же серьезно, как тогда, когда ты велела мне убираться к чертовой матери. - Холодность в его словах была такой же, как и в том, как он смотрел на неё сверху вниз. — Продолжай дурачить себя, изображая из себя защитника, почему бы и нет. Я имею в виду, что Чарли вряд ли сможет справиться с чем-либо без своей компаньонки. Вэгги была ошеломлена услышанным. Из того, что она знала о нём, он мог быть дерзким, но это было просто на грани злобы. Она уставилась на него с открытым ртом, постепенно приходя в себя от шока, который постепенно сменился обидой, вызванной нанесенным ей оскорблением. — Что, черт возьми, ты пытаешься сказать? Чарли - моя лучшая подруга, и я знаю её лучше, чем кто-либо другой здесь! Я знаю, что ей нужна помощь, и сделала всё, что могла! Энджел недовольно фыркнул, завязывая шнурки. — Продолжай повторять это себе. Я знаю её всего несколько месяцев — это пустяки по сравнению с тем, что ты, наверное, знаешь её много лет. И я начинаю задаваться вопросом: как, черт возьми, я могу сам убедиться, что Чарли не какая-нибудь слабая девушка, которая не сможет выдержать и пару натисков? Энджел без труда заметил, что Вэгги не ответила на вопрос - он не был уверен, осознала ли она это или, возможно, сделала это намеренно. В любом случае, она полностью сменил тему, задав вопрос: Объясни мне, как она собирается продвигаться в работе с отелем, если такие люди, как ты, не собираются заниматься реабилитацией и только усложняют ей работу? Очевидно, она заняла оборонительную позицию. Всё ещё придерживаясь идеи, что всё, что она сделала, было сделано только ради Чарли и её успеха в отеле. На это Энджел только пренебрежительно махнул рукой, выразительно закатив глаза. — Да, да. Это все остальные виноваты перед тобой. Послушай, крошка, я буду с тобой откровенен и скажу, что мой мозг ещё не восстановился настолько, чтобы слушать любой неприятный разговор, который ты хочешь устроить прямо сейчас. Я сделал, как ты просила, так что давай просто оставим всё как есть. Но Вэгги не собиралась отступать - не тогда, когда Энджел подрывал её усилия. — Она охотно открыла тебе свои двери и без колебаний предоставила тебе кров и еду. Единственное, о чём она просила тебя - и меня тоже, если уж на то пошло, - это попытаться стать лучше. А ты даже этого не можешь сделать! И если ты собираешься быть таким упрямым и использовать Чарли в своих интересах, то я вообще-то не вижу причин, по которым мы должны тратить время на то, чтобы укрывать такого неряшливого, задиристого наркомана, как ты! Жар, звучавший в её голосе, выплескивался наружу в такт тому, как неровно и быстро билось её сердце. Вэгги не скрывала, что хочет, чтобы Энджел был рядом с ней, воспринимая это как простую констатацию факта. Если бы он хотел быть грубым, то и она была бы такой же. Она почувствовала укол стыда, увидев, как Энджел воспротивился тому, как она его назвала, но заставила себя не обращать на это внимания. Она пыталась разрядить обстановку, но он заставлял её подливать масла в огонь. Да, у неё была причина злиться, но она была непреклонна в том, что он сам напросился на это, и это были последствия его действий. Она была непреклонна в том, что это была его вина. Но какой бы вспыльчивой она ни была сейчас, Энджел не почувствовал, как его унижали. Она обращалась с ним так, как будто раньше в его адрес не сыпались оскорбления. Она вела себя так, словно думала, что сможет ударить его по самому больному месту и заставить устыдиться. Конечно, это могло быть ужасно больно, но в конце концов слова стали просто словами. Оскорбления казались бессмысленными. Энджел привык к подобным оскорблениям и воспринимал их словкой беспечностью, которую приобрел за долгие годы. Таким образом, Энджел не почувствовал ожога от удара. Но то, что он не чувствовал себя особенно уязвленным из-за этого, вовсе не означало, что он так легко позволит кому-то злословить о себе. Особенно Вэгги. ....Держи голову высоко, а свое эго еще выше... — Конечно, учитывая, какая ты сноба, паинька, склонная осуждать, ты не будешь думать лучше о таких людях, как я. Прежде чем Вэгги успела прийти в себя, Энджел приблизил своё лицо к ней. Ей было больно видеть,как он смотрит на неё с неподдельным гневом и жгучей ненавистью. Да, она зашла в оскорблении слишком далеко и определенно усилила разочарование, которое он уже испытывал по поводу выселения. И хотя на мгновение она подумала, что тоже имеет право злиться на него, она определенно больше так не чувствовала. — Чарли знала это, и она знала, что произойдет, когда решила начать всю эту дурацкую затею с реабилитационным отелем. Она знала и продолжала это делать, даже когда ты была просто устаревшим клише, сердито пялившимся на неё и срывающимся на любого, кто скажет при ней хотя бы одно неверное слово. Но, похоже, это не проникло в твою тупую башку, не так ли? Что всё, что она делала для отеля, она делала одна. И вдруг Энджел высокомерно рассмеялся. Когда он находился в таком состоянии, конечно, он мог быть безжалостным, когда дело доходило до того, чтобы действовать назло. Ему было всё равно, что ударить по больному месту, и он без колебаний позволял себе разглагольствовать, что, вероятно, и побудило его посыпать рану солью. — Черт, я даже скажу, что улыбашка сделал для неё больше, чем ты когда-либо делала! Он хотел предугадать, какой будет реакция Вэгги, но его рефлексы были достаточно быстрыми, чтобы отступить на несколько дюймов назад, когда кончик зонтика внезапно коснулся его лица. Движение было жестким, но затем он начал раскачиваться, удерживаясь в воздухе. Это произошло потому, что сама Вэгги тряслась, гнев, который кипел внутри неё, грозил наконец взорваться. — Не надо. Не упоминай его. Не смей. Она хотела успокоиться, но упоминание об этом радиоведущем привело её в ярость. Загорелая кожа на костяшках её пальцев побледнела от того, что она слишком сильно сжала зонтик, а губы скривились в гримасе, скрывающей стиснутые зубы, в попытке не наброситься ещё сильнее. Её крошечная фигурка сгорбилась, когда она подняла кончик зонтика к лицу, враждебность исходила от её лица, покрасневшего от сдерживаемого гнева. Но Энджел просто продолжал стоять, не дрогнув, хотя и посмотрел на Вэгги сверху вниз почти с жалостью. Она дрожала от гнева, который обещал, что слезы хлынут из неё, как река из-за слабой плотины самоконтроля. Это был взгляд девушки, которая верила, что делает всё возможное для того, кого любит, но просто не хотела признавать тот факт, что была неправа. Таким образом, хотя он, возможно, и испытывал к ней жалость, он не сдался. Вместо этого он только смерил её пристальным взглядом, который был холодным и горьким, неумолимым по отношению к её выбору и всему её самоотречению. — Ты жалкая, ты знаешь это? Больше ничего не было сказано, но больше ничего и не требовалось говорить, когда он почувствовал, что этого достаточно. Энджел был не из тех, кто отказывается от борьбы, но даже он знал, когда нужно сдаться, когда дело касалось кого-то вроде Вэгги. Всё это привело бы к тупику или к размышлениям о том, кто прав, а кто нет, и он предпочел бы не тратить время на общение с кем-то столь неразумной, упрямой и сумасшедшей, как она. — Послушай, куколка. Ты думаешь, что всё, что ты, блядь, делаешь, это все из «любви», но я собираюсь сказать тебе прямо . - Едва у Вэгги появилась пауза, чтобы перевести дух, или мгновение, чтобы задать вопрос, как Энджел отодвинул от себя зонт и снова наклонился, его лицо потемнело, когда он серьезно произнес: Если Чарли когда-нибудь узнает, что ты сделала и что ты чувствуешь к ней, всё, на что ты можешь надеяться, - это попрощаться с ней. Тогда ей захотелось ударить его. Ударить кулаком, пощечиной или даже пинком - что угодно, лишь бы выплеснуть гнев, который терзал её изнутри. Она ненавидела, что ему пришлось поднять эту тему. Она сожалела о том, что на самом деле раскрыла ему этот секрет, когда он думала, что ему можно было доверять. Хуже всего было то, что это было использовано против неё дважды - она отказывалась думать о том, что замечание этого улыбчивого ублюдка ранило её гораздо сильнее, чем слова Энджела. Это терзало её пошатнувшуюся гордость и заставляло её сгорать от стыда за то, что с ней обошлись так слабо, используя единственное, что было для неё совершенно уязвимо. Но она не стала возражать. Всё, что сделала Вэгги, - это яростно уставилась на него, прижав к бокам дрожащие сжатые кулаки, оставаясь на месте, несмотря на то, что их нужно было отбросить. Энджел на мгновение задумался о её сдержанности, когда между ними повисла напряженная тишина, но твердо решил больше не спорить. Хорошо, что это не дошло до рукоприкладства, когда его слова уже нанесли мощный удар, чтобы заставить её замолчать, тщательно обдуманные, произнесенные с решимостью, которая показывала, что, как бы сильно она ни собиралась возражать ему, он сказал то, что хотел сказать. И с этой решимостью он взял свой пиджак и накинул его на плечи, не надевая. Он был полностью одет и готов уйти, что он и сделал, проходя мимо неподвижной Вэгги. Только в дверях Энджел подумал о том, чтобы, по крайней мере, дать себе возможность закончить этот бесплодный спор, и попрощался простым «Чао» А потом он ушел, отказавшись ещё раз взглянуть на девушку, к которой теперь стал относиться неуважительно, и оставив после себя мысли о другой, с которой ему было грустно, что он не может по-настоящему попрощаться за всё, что она для него сделала. Чарли, конечно, заслуживала лучшего, но он больше не имел права ничего говорить по этому поводу.

***

Из-за дождя на улице заняться было нечем, поэтому все мероприятия происходили на территории поместья. Всё сравнительно просто, с разговорами за легкой едой и напитками после сытного ужина, и... и, собственно, почти ни о чем другом. Как бы Чарли хотелось просто уйти в свою комнату и лежать там, завернувшись в одеяло, пока не закончатся выходные и она не сможет вернуться в свою постель в Новом Орлеане. Но, увы, она могла сойти с ума от скуки только потому, что просто сидела на стуле и слушала болтовню тех, кто выступал, а это были в основном только родители. Она почти не участвовала, только отвечала на вопросы, которые ей задавали, и ничего больше, и притворство, что она хотя бы немного интересна, начинало утомлять. Ей нужен был перерыв. Чарли поднялась со своего места и, не говоря ни слова, вышла из гостиной. Люцифер и Лилит заметили её уход и обменялись взглядами, но ни один из них не решился её остановить. Люцифер искренне считал, что она поступила правильно, освободив её от этого скучного разговора, и ему хотелось бы сделать то же самое, но не рискуя получить нагоняй со стороны жены. Но кто-то определенно был заинтересован в том, чтобы с их дочерью было всё в порядке. Люцифер наблюдал, как Севиафан бросил несколько удивленных взглядов в сторону входа, прежде чем тоже бесшумно встать и выскользнуть из комнаты. Юный Фон Элдрич бродил по коридорам. Он ещё не был достаточно хорошо знаком с поместьем, поскольку до своего возвращения был здесь всего во второй раз, но он помнил о том, что следует соблюдать границы пребывания в качестве гостя, и не поднимался на второй этаж, где находились спальни. Хорошо, что ему не пришлось этого делать, когда, свернув в коридор, он увидел Чарли, стоящую там и смотрящую в окно. — Шарлотта? Чарли не улыбнулась, когда посмотрела на него, её взгляд был таким же пустым, как и тогда, когда она немного мечтала. Она не выглядела счастливой или недовольной, так что Севиафан, по крайней мере, воспринял это как дружеский знак. — Ты не против, если я присоединюсь к тебе? — На самом деле я пришла сюда, чтобы побыть одна, - был её угрюмый ответ. — Это ненадолго. Конечно, она не ожидала, что он послушает её, но ничего не ответила и только отвернулась, чтобы посмотреть в окно, когда Севиафан воспринял её молчание как предполагаемое приглашение и подошел к ней. Он, по крайней мере, старался держаться от неё на значительном расстоянии и не сразу вступил в разговор, вместо этого продолжая смотреть в ту же сторону. В тишине, нарушаемой лишь шумом дождя снаружи и ударами капель по стеклу, Севиафан наблюдал за её фигурой. Обхватив себя руками, она посмотрела на множество капель воды, стекающих по стеклу, и выглядела при этом погруженной в свои мысли. Прошло несколько секунд, прежде чем послышался тихий вздох. — Как у тебя дела, Шарлотта? Прошло несколько секунд, прежде чем послышался тихий вздох. — Я чувствую себя лучше, - спокойно ответила Чарли, что противоречило её словам. — Что ж, это... приятно слышать. Чарли беззаботно хмыкнула, у неё нет ни сил, ни чертовщины, чтобы вяло упрекнуть его в ответ. Она уже могла предсказать, что именно он будет искать её, если она увеличит дистанцию между ними, поэтому она уже давно с неохотой смирилась с тем фактом, что застрянет в его компании на следующие пару дней. Но даже в этом случае у неё не было необходимости любезничать с ним, когда они не находились под пристальным взглядом родителей, поэтому она сохраняла почтительное молчание. — Ты не в восторге от того, что мы здесь, не так ли? Вот и всё, что нужно было сделать, чтобы сохранить почтительное молчание. — Неужели это было так очевидно? - Чарли усмехнулась, не придав этому значения. Она не видела смысла продолжать притворяться, так как её родителей не было рядом, и они не могли этого увидеть, а Севиафан и так прекрасно знал, насколько «дружелюбной» она была и с ним, и с его сестрой. Хоть это и не казалось враждебным, скорее это было похоже на констатацию факта. — Я уверен, что мои родители не обращают на это внимания, но я обращаю, - небрежно ответил Севиафан. - И хотя я понимаю, что ты, возможно, не в восторге, я хотел бы надеяться, что мы сможем поддерживать дружеские отношения, по крайней мере, в присутствии наших родителей. — Именно это я и делаю, не так ли? - Спокойно возразила Чарли. — У меня нет никаких намерений делать из моих собственных обид проблему для них. Севиафан понимающе кивнул. —Это хорошо. Но я надеялся, что между нами действительно не так уж много обид. Приступ дискомфорта скрутил внутренности Чарли, заставив её закрыть глаза и глубоко вздохнуть. — Серьезно? - Она задавалась вопросом, неужели он так сильно не уважает её, что всё ещё хочет попробовать отношения между ними. — Да, Шарлотта. Серьезно, - подтвердил Севиафан. Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, он сделал шаг ближе к Чарли и одарил её мягкой улыбкой, которая, казалось, на самом деле не тронула её сердце, когда он сказал: Я хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом, и я хочу, чтобы мы начали всё сначала. Я знаю, что мы можем забыть о наших разногласиях и поступить именно так, если только ты будешь так добра и дать мне ещё один шанс. Уважительная дистанция, которая поддерживалась между ними, не остановила дрожь отвращения, пробежавшую по телу Чарли, особенно когда он протянул ей руку с выжидающим выражением лица. Ей не хотелось быть слишком наглой и грубой в своем категорическом отказе, но она не могла удержаться от смелости, с которой он смотрел на неё, предполагая, что она действительно подчинится ему. Особенно когда Севиафан попытался положить руку ей на плечо. Его прикосновения были не тем, чего она хотела или в чем нуждалась сейчас. — Севиафан, я бы сказала, что польщена, но, пожалуйста, - твердо ответила Чарли, непоколебимая в своем решении. — Ты мне больше не интересен, и мне даже не нравится мысль о том, чтобы дружить с тобой. Верный тщеславию Севиафана Фон Элдрича, не очень хорошо воспринял этот отказ – возможно, самый значимый с момента их разрыва. Его улыбка мгновенно исчезла, а «серьёзность» в глазах сменилась лёгким негодованием. Было почти так же неловко, когда он убрал руку и заложил другую руку за спину, выпрямляясь. Он выглядел совершенно чопорным и категоричным, пристально и без всякого удивления глядя на неё. — Ну, это определенно не так уж… приятно. - Чарли почти слышала сарказм, готовый нарушить вежливость, которую он пытался поддерживать. — Думаю, мне не стоит слишком «удивляться». Твой выбор «друзей» сейчас, безусловно, довольно интересен, как и этот твой приятель. Ого, этот разговор действительно становился всё хуже и хуже. — Я не вижу смысла, почему ты должен упоминать Аластора, - резко возразила Чарли. — Потому что я могу сказать, что он тебе определенно понравился, Шарлотта. Хотя Севиафан и может быть невнимательным, он был проницателен. Но Чарли не хотела так легко раскрывать эту информацию, делая вид, что на самом деле она не думала об Аласторе, пока смотрела в окно. — Даже если бы это было так, тебя это уж точно не касается. Кроме того, у меня есть дела поважнее, о которых стоит подумать. — Ах, да, - небрежно ответил он. — Этот твой «отель» — Да, Севиафан. Отель, который, насколько я помню, ты считаешь потенциально ещё одним моим провалом. Это не прозвучало как вежливое напоминание Севиафану о том, что именно так он и думал, когда они в последний раз говорили об этом на вечеринке у её отца, но он был настойчив в своих нежелательных оправданиях. — Шарлотта, даже ты должна согласиться, что идея «реабилитационного отеля» довольно… «притянута за уши». Ни одной приличной светской даме не придет в голову тратить время на такое предприятие, особенно если оно касается таких не слишком выдающихся личностей. Кроме того, нужно ли мне напоминать тебе о том, что случилось со всеми остальными твоими проектами? Он был так поглощен своей речью, что не заметил, как руки Чарли сжались в кулаки, а челюсти крепко стиснулись. — И, честно говоря, компания, которой ты себя окружаешь, тоже не приносит тебе никакой пользы. Мы с с тобой похожи: выросли в элегантном «Ритце», воспитаны в утонченном стиле и получили возможности, которые помогают нам стать лучше в нашем обществе. Ты действительно собираешься всё это испортить только потому, что тебе жаль хулиганов и ты питаешь симпатию к низшему обществу? Этот твой друг даже в акции не играет! Тот факт, что он на самом деле пытался нанести ей удар ниже пояса, напоминая о череде её прошлых неудачных начинаний и выборе компании, - это разожгло огонь, который медленно разгорался внутри неё. Надменность, с которой он обрушился на неё с оскорблениями в ответ, поколебала её решимость сохранять спокойствие. Чарли даже не хотела произносить его имя сейчас, потому что оно было таким горьким на вкус, и именно из-за этой горечи она ответила ему с таким пылом. Но, честно говоря, он заслужил это. — Боже мой, какой же ты тупой, Фон Элдрич? Ты действительно думаешь, что я просто слабачка, которая поддалась на обещания такого заносчивого сноба, как ты? Это, конечно, не очень хорошо смотрится на тебе, и определенно не идет тебе на пользу, когда ты скрываешь тот факт, что ты просто несешь чушь из-за небольшого ущемления самолюбия из-за того, что я больше заинтересована в радиоведущем из нищего общества, чем в тебе! Севиафан только уставился на неё, как будто у Чарли на голове только что выросли два рога. Казалось, он пытался осознать то, что только что произошло, как будто пытался осознать, что она открыто оскорбила его, хотя он не мог в это поверить. Его? Нежная Чарли Магне? Ругалась, как последняя дурочка. Было почти забавно, что он так широко раскрыл глаза, не веря своим глазам, что запнулся на секунду или две, прежде чем взять себя в руки и самым слабым образом ответить. — Если быть до конца откровенным, я бы не отнес его к твоему типу. — И какой именно мой типаж, Севиафан? - Раздраженно настаивала Чарли, резкость в её тоне и словах не ослабевала, когда она выплюнула: Высокомерный, напыщенный, с оттенком тщеславия? — Извини? В этот момент кто-то другой произнес это, заставив их обоих обернуться, чтобы посмотреть на того, кто только что присоединился к их небольшому спору. Однако Чарли уже знала, и ей захотелось застонать вслух, когда он увидела, что это была Хелса. Неприятная гримаса на лице другой Фон Элдрич подтвердила, что она слышала последние пару слов, которые были сказаны, и ей это не слишком понравилось. — У тебя определенно хватает смелости так говорить о моём брате, не так ли? - Хельса, кипя от ярости, направилась прямо к Шарлотте, собираясь ударить её по лицу, если бы не Севиафан, который быстро положил руку ей на плечо, чтобы удержать её. — Для неудачницы во всём, что ты делаешь, у тебя слишком много слов! Чарли была более чем готова огрызнуться в ответ так же жестко. — Ну, если бы твой дорогой брат не вел себя именно так, мне не пришлось бы излагать факты, опасаясь задеть ваше маленькое драгоценное самолюбие. Хелса снова рванулась вперёд с твердым намерением вонзить ногти в любую часть тела Чарли, но Севиафан снова с силой оттолкнул её назад. — Хелса, оставь Шарлотту в покое. Нужно ли мне напоминать тебе, что она все ещё наша хозяйка, и я бы не хотел, чтобы ты ставила нас в неловкое положение и наших родителей. — «Ставить нас в неловкое положение?» - Хелса была сбита с толку и взбешена тем, что её брат сделал ей выговор, в то время как она всего лишь пыталась заслуженно отомстить. Его дерзость по отношению к ней вынудила Хелсу грубо оттолкнуть его руку и ткнуть пальцем прямо ему в грудь. — Единственное, что меня смущает, - это наблюдать, как ты начинаешь разводить ссору с этой маленькой глупой девчонкой! Вспышка гнева Хелсы была встречена очередным резким выговором от её старшего брата. Вскоре они оба были настолько поглощены тем, что вцепились друг другу в глотки, что не заметили, как Чарли снова уставилась в окно и погрузилась в угрюмое молчание. Она уже была измучена общением с раздражающим братом, и у неё оставалось так мало терпения, чтобы не наброситься на эту раздражительную девчонку, оскалив зубы. Она чувствовала себя такой напряженной и расстроенной, и это вполне объяснимо. Вот и всё, что нужно для поездки домой, чтобы как следует отдохнуть от всех проблем в Новом Орлеане. Почему она просто не прислушалась к своему внутреннему голосу и не уехала обратно туда? И в данный момент, просто куда-нибудь ещё и никуда конкретно. Всё, что угодно, лишь бы сбежать от этих надоедливых братьев и сестер и не иметь отношения к оставшейся части этого богом забытого путешествия. Но затем истинная причина внезапно прозвучала для них всех нараспев. — О, дети! - Все трое обернулись на отдаленный зов Лилит. — Я надеюсь, вам не слишком весело без нас. Мы, конечно, скучаем по вам! Голос матери напомнил ей о её обещании сдержать его, которое она по-прежнему намеревалась выполнить. Но, если быть честной с самой собой, это намерение сейчас висело на волоске. Как бы Чарли ни хотелось снова сидеть сложа руки и предаваться скуке, это было гораздо менее отвратительно, чем оставаться одной в компании этих двух невыносимых братьев и сестер. Брат и сестра наблюдали, как она, не сказав больше ни слова, направилась прочь от них и свернула за угол, оставив их наедине со своей ледяной антипатией. Севиафан обреченно вздохнул, а Хелса с отвращением закатила глаза. — Из всех женщин, из-за которых ты должен была зациклиться, это должна была быть она!? Севиафан заставил её замолчать ещё одним пронзительным взглядом, и вскоре они тоже покинули сцену, оставив после себя атмосферу, всё ещё пропитанную горькой враждебностью.