***
Атике проснулась в крайне скверном настроении. Прошлым вечером она долго не могла уснуть, узнав о том, с кем повелитель проводит ночь. Сердце предательски падало в пятки каждый раз, когда она представляла, как Сулейман целует Махидевран, нежно гладит её по щеке, смотрит влюбленным взглядом. Ведь таким взглядом он должен смотреть только на неё! Ревность медленно поедала девушку изнутри, не спрашивая разрешения. Атике пыталась сбить наваждение, однако тревожные мысли все равно крутились в голове. — Мама-а! — послышался крик Альтана из соседней комнаты. Атике тут же поднялась, напрочь забыв про Махидевран, и поспешила в соседнюю комнату. В детской уже была Амина, которая гладила шехзаде по голове, пытаясь успокоить. — Альтан, что случилось? — Атике подскочила к сыну, готовясь к худшему. — Мне сон приснился, плохой, — мальчик сидел на кровати, протирая глаза. Видимо, только что проснулся. Атике облегченно выдохнула. Это всего лишь ночной кошмар. Ничего иного и не могло произойти. После того, как Альтана однажды пытались отравить, девушка стала предельно осторожной и бдительной. Комнату шехзаде проверяли ежедневно, а еду пробовали несколько слуг. Атике сделала все, чтобы возле её сыновей находились только проверенные и самые верные ей люди. — Что было в твоем сне? — Я от монстров убегал. Но они меня догнали. — Это всего лишь кошмар, сынок. Монстров ведь не существует, ты знаешь? — Существуют, — Альтан надул губы, — Мне Мустафа сказал! — Твой брат всего лишь пошутил. Тебе не стоит бояться никаких монстров. Атике ласково улыбнулась сыну. Он еще слишком мал. Лишь в будущем ему предстоит узнать о том, что монстры все-таки есть. Только вот все они имеют человеческое обличие. Например, как Фюлане. Придет время, и Атике обязательно научит шехзаде отличать хороших людей от плохих, коварных и лицемерных от верных и добрых. Но не сейчас. Пускай сперва насладится беззаботным детством. — Мам, почему я такой? Брат Мустафа смелый и сильный. А я нет. — Ты еще мал. Не переживай, ты обязательно вырастешь и тоже будешь сильным и смелым. Мустафа тоже когда-то был совсем малышом, — Атике потрепала сына по голове. Ей очень нравились кудрявые и мягкие волосы Альтана, — Только вот для этого нужно сначала подождать, а после приложить много усилий. Каждый день учиться, ходить на тренировки. Ты готов на это? Мальчик задумался. Сейчас у него не было совсем никаких забот, кроме игр и прогулок. Он, конечно, видел, что его старший брат уже во всю учится держать меч и ездить на лошади, однако сам никакого интереса к занятиям не проявлял. Атике планировала взяться за обучение сына через год-другой. — Я не хочу ждать. Можно мне уже сейчас начать расти? Атике рассмеялась. Как же быстро идет время. Еще вчера её шехзаде был таким маленьким, только учился ходить и разговаривать. А сейчас он во всю смотрит на неё смышленым взглядом, о чем-то думает, мечтает, спешит вырасти. — Не все сразу, Альтан, — после слов матери шехзаде совершенно по-детски нахмурился, — Но ты можешь начать с малого. Давай делать зарядку по утрам? Так ты будешь реже болеть, станешь сильней и выносливей. Но тогда придется вставать с постели на час раньше. Согласен? — Согласен, — Альтан воодушевился, забыв про ночной кошмар. Оставалось лишь надеяться, что его энтузиазма хватит надолго. Нужно будет найти человека, который сможет заниматься с шехзаде. Желательно кого-нибудь из корпуса янычар, чтобы Альтан привык и через несколько лет мог перейти к более серьезным тренировкам. Сделав себе мысленную пометку, Атике оставила сына на Амину и отправилась выполнять все утренние процедуры, про которые благополучно успела забыть. Девушка умылась и причесалась, собрав волосы в свободную косу, а после приказала слугам принести завтрак.***
Атике стояла возле дверей в покои повелителя, ожидая приема. День пролетел совершенно незаметно, а за окном почти стемнело. Султан, вероятно, уже вернулся с вечернего совета Дивана, и сейчас занимался своими делами. Атике не имела конкретной цели, когда шла сюда. Ей лишь хотелось увидеться с Сулейманом, убедиться, что его вчерашний визит Махидевран ничего не изменил. Стража отворила двери, приглашая девушку внутрь. Падишах находился за рабочим местом, складывая ювелирные инструменты в ящик стола. Странно. Обычно он их не убирает, оставляя все украшения над которыми работает на виду. Неужели Сулейман что-то скрывает? Но мысль быстро забылась, ведь Атике пришла вовсе не за этим. — Добрый вечер, повелитель, — девушка приветственно поклонилась. — Здравствуй, — падишах поднялся, закрывая ящик, — Что-то случилось? — Нет, просто захотела вас увидеть. — Я рад твоему визиту. Проходи, скоро принесут ужин. Сулейман улыбнулся и жестом указал в сторону подушек, приглашая Атике присесть. Свет в покоях был приглушен — горел лишь огонь в камине и пара свечей возле кровати повелителя и на рабочем столе. Девушка не знала, с чего начать разговор. Может спросить прямо, не размениваясь на прелюдии? Нет, это было бы на грани между глупостью и безумием. — Вы уже слышали про отречение Мартина Лютера от церкви? — спросила Атике, решив начать с простых светских бесед. — Откуда ты знаешь? — глаза Сулеймана сначала округлились, но затем он рассмеялся, — Неужели переоделась в Пашу и подслушала совет дивана? — Что вы. Переодевания — это все еще ваш конек, повелитель. Когда я в последний раз выходила в город, то слышала, как это обсуждали люди на рынке. — Я не перестаю восхищаться твоей любознательностью, Атике. Но не стоит забивать свою светлую голову политическими играми. Брови девушки поползли вверх, а на губах появилась усмешка. — С кем же тогда вы будете беседовать? Ибрагим Паша ведь вскоре переедет в новый дворец. — Прошло столько времени, а я все еще не могу привыкнуть к тому, насколько ты другая, — Сулейман нежно провел рукой по щеке Атике, — Словно из другого мира. От сказанных слов по спине Атике пробежали мурашки. Ведь падишах был прав — она действительно из совсем иного мира. Девушка надеялась, что на её лице не было заметно секундного проблеска страха. По взгляду Сулеймана она увидела, что тот либо действительно не заметил, либо попросту не придал значения. Немного помолчав, султан продолжил. — Если тебя так интересуют идеи Лютера, могу дать почитать его недавнее сочинение — «95 тезисов об индульгенциях». Я хотел отдать книгу Ибрагиму, но, думаю, паргалы может подождать. — Спасибо, Сулейман. Я с радостью её почитаю. — Как дела у наших шехзаде? — падишах решил перевести тему. — Альтану сегодня снился кошмар. Видимо вчера на прогулке шехзаде Мустафа во время игры придумал каких-то монстров и напугал брата, — Атике внимательно следила за реакцией повелителя. Тот слегка нахмурился, поэтому девушка продолжила, — Я понимаю, что они оба ещё совсем дети и Мустафа сделал это не специально. Переживать не о чем, я все объяснила Альтану и он больше не боится. — Мои шехзаде так быстро растут. Не успею оглянуться, как они превратятся во взрослых юношей, — Сулейман тяжело вздохнул. Атике улыбнулась, ведь падишах сейчас повторял те мысли, что были в её голове утром, — Вчера я провел вечер с Мустафой. Он был таким радостным, что уходить совсем не хотелось. — Махидевран Султан, наверное, тоже была очень счастлива. Ведь вы давно не оставались в её покоях на ночь. Мягкий взгляд Сулеймана вмиг сменился на строгий. Наверное, Атике не стоило этого говорить. Однако как бы девушка не старалась затолкать свою ревность куда-нибудь поглубже, она все равно давала о себе знать. — Следи за языком, Атике. — Я ведь сказала правду, повелитель. Почему это вас так злит? — Махидевран — часть гарема и мать моего сына. И если я пожелал остаться с ней, значит так было нужно. Мои решения никто не смеет обсуждать. Ни Хюррем, ни ты. Атике прикрыла глаза, мысленно считая до десяти. Она уже столько лет терпит, давит в себе чувство гордости. Первое время все было прекрасно. Сулейман действительно звал в свои покои лишь её одну, позабыв даже про Хюррем. Рыжеволосая оправдывала это тем, что ей нельзя посещать падишаха в связи с беременностью. Потом, когда родился Абдулла, она на пару месяцев утонула в заботах материнства. И уже совсем скоро выяснилось о беременности Атике, из-за чего уже ей в двери в покои повелителя по вечерам были закрыты. Сулейман, как и следовало ожидать, не стал ждать девяти месяцев и хранить верность, а снова начал приглашать на хальвет Хюррем. Рыжеволосая светилась от счастья, ведь она вновь на долгое время стала единственной женщиной в сердце повелителя. Атике пыталась не думать об этом, ведь её больше волновало состояние будущего малыша. Ссоры в гареме, особенно с Хюррем, ей были противопоказаны. Если раньше девушка могла оправдать поступки Сулеймана естественной потребностью, что все еще было очень сомнительно, но сейчас никаких оправданий его действиям не находилось. Он проводит ночи с другими женщинами потому что хочет и может, не задумываясь о чувствах Атике. И держать все в себе у неё не осталось никаких сил. — Да, все мы здесь — часть твоего гарема. Только не забывай, Сулейман, что я — единственный человек, который находится тут по своей воле. Никто не помешает мне однажды навсегда покинуть стены Топкапы. И приглашая других женщин к себе, ты собственными руками приближаешь этот день. С каждым новым словом глаза Сулеймана все больше наливались кровью. Он тут же встал с подушек. — Ты забываешься, Атике! — рявкнул падишах, — Убирайся, не хочу даже слышать подобных слов. Атике поднялась. Плечи девушки тряслись от возмущения и гнева. Она резко развернулась и даже не остановившись для поклона вылетела из покоев падишаха. Прямо возле дверей девушка налетела на наложницу с подносом. Лишь благодаря каким-то неведомым силам поднос остался в её руках, а еда не рассыпалась на пол. Возле наложницы стоял ошарашенный Сюмбюль Ага, который, видимо, и вовсе не ожидал увидеть в покоях султана Атике, тем более в таком состоянии. — Госпожа, что произошло? — спросил евнух, останавливая Атике. — Сулейман думает, что я буду молчать и терпеть, — к горлу девушки подступали слезы, — Не дождется. — Что же ты наделала, Атике Султан? — Просто сказала правду. Девушка дернулась, выбираясь из хватки Сюмбюля и быстрыми шагами направилась прочь от покоев. — О Аллах, помоги бедному Сюмбюлю, не видать мне спокойной жизни в этом гареме! — евнух глубоко вдохнул, а после обратился к наложнице с подносом — А ты что, уши развесила, негодница? Нельзя заставлять падишаха ждать. Евнух глубоко вздохнул. Он кивнул страже, и они отворили перед ним двери. Скандалы скандалами, но ужин должен быть по расписанию. Повелитель стоял возле камина, и услышав шаги позади себя резко развернулся. Его глаза пылали гневом, и Сюмбюль Ага уже успел пожалеть о том, что не отправил вместо себя кого-нибудь из слуг. Увидев перед собой евнуха, султан слегка растерялся, видимо ожидая увидеть кого-то другого. Сюмбюль низко склонился, проследив, что наложница с подносом сделала тоже самое. — Повелитель, если желаете, ужин принесут позже. — Нет, оставьте, — махнул головой Сулейман. Сюмбюль кивнул девушке с подносом, и она тут же поспешила к столу, расставляя еду. Падишах нервно мерил комнату шагами, пока евнух пытливо следил за действиями наложницы. Повелитель сейчас явно не в духе. Одно неверное действие может разозлить его еще больше. Что же такого сказала Атике, что он сейчас вне себя от ярости? — Как тебя зовут? — неожиданно спросил султан, обращаясь к наложнице с подносом. Девушка растерялась, чуть не выронив тарелку из рук. Сюмбюль сориентировался быстрее. — Это Садыка, повелитель. В прошлом Виктория. Ибрагим Паша привел её во дворец. — Ибрагим, значит, — Сулейман окинул девушку изучающим взглядом, — Сегодня останешься в моих покоях, Садыка. Ты, Сюмбюль, можешь идти. Евнух нервно кашлянул. Ему не могло такое послышаться. Падишах хочет, чтобы девушка провела с ним ночь. Видимо, действительно зол на Атике Султан. Сюмбюль вновь поклонился, и, не разворачиваясь, поспешил покинуть покои от греха подальше. В голове евнуха был лишь один вопрос — промолчать, сохранив все в тайне, или рассказать о случившемся Атике?***
Атике было просто необходимо расслабиться. И хамам был отличным способом выпустить пар. Вместе с водой словно утекали все мысли, проблемы и обиды. В бане всегда пахло по-особенному — запах масел смешивался с паром от горячей воды, обволакивая комнату. — Джан, ты можешь вернуться в покои, к шехзаде, — Атике устало вздохнула, опуская ковш на пол, — Я хочу побыть одна. — Но госпожа, как же… — За дверью есть наложницы, со мной ничего не случится. Иди. Побыть в одиночестве действительно было потребностью, а не прихотью. Мысли в голове путались, создавая кашу. Послышался хлопок дверей — ушла Джан. Атике села на одну из мраморных скамеек, закрыв глаза. Тишину нарушал только звук льющейся воды. Спокойный, медленный, размеренный. Думать в такой обстановке было проще. Почему Сулейман не может хранить верность одной наложнице? В голове Атике не укладывалось, как можно любить не одного человека, а сразу нескольких. Неужели падишаху не достаточно её одной? Почему здесь это не порицается, а напротив, всячески поощряется? Почему мужчинам позволено иметь несколько жен и наложниц, а женщинам нет? Слишком много «почему» и слишком мало ответов. Атике думала, что спустя время сможет привыкнуть, принять правила Топкапы. Однако одна лишь мысль о том, что к другим девушкам Сулейман может испытывать те же чувства, отдавалась в сердце глухой болью. Выхода из ситуации было всего-лишь два. Первый — смириться со своей судьбой, попросить у падишаха прощения и забыть обо всем как о страшном сне. Но тогда — придется убить в себе всю ту любовь, которая так долго росла и крепла в душе. Если Сулейман однажды станет Атике безразличен, то тогда не будет и ревности. Второй вариант — уничтожать всех соперниц. Можно использовать жестокие методы, а можно брать хитростью. Марать руки кровью Атике не хотела бы. И даже если однажды придется, чтобы защитить себя и детей, то лучше как можно дольше оттягивать этот момент, пока ситуация не станет безвыходной. Атике всерьез задумалась. Сможет ли она однажды убить ради любви? За спиной послышался странный шорох. — Джан, я же просила оставить меня одну. В ответ последовала лишь глухая тишина. — Джан? — Атике начала нервничать и попыталась обернуться, но её остановила чья-то рука. Возле лица неожиданно оказалась какая-то тряпка, со стойким запахом хлороформа. Атике тут же попыталась встать и задержала дыхание, хоть и прекрасно знала, что действует вещество совсем не так, как в фильмах. Чтобы усыпить человека таким образом, нужно в лучшем случае минут 20. Но ни подняться, ни хоть как-то повернуть голову не получалось, нападавший был силен и прижимал девушку к себе очень крепко, одной рукой держа тряпку, а другой обхватив за тело, удерживая локти. Атике попыталась дотянуться до ковша, который оставила на полу. Удар металлическим предметом наверняка поможет обезвредить человека позади. Это женщина или мужчина? Вряд ли мужчина, вход в этот хамам разрешен только служанкам султанш и самим султаншам. Левой рукой Атике все же сумела поднять ковш и резко дернулась, чтобы ударить. Однако руку мастерски перехватили и ковш, как назло, укатился назад. Решив, что терять нечего, Атике закричала что есть силы. Тряпка заглушила крик, однако наложницы возле дверей наверняка должны услышать шум и заподозрить, что происходит что-то неладное? Нападавший сориентировался очень быстро. За криком последовал тупой удар по голове, от которого начало темнеть в глазах. «Нельзя терять сознание» — пронеслось в голове у Атике. Однако недостаток кислорода и едкий запах от тряпки все-таки сыграли свою роль. Сил на борьбу больше не осталось. Голова мигом закружилась, а картинка перед глазами начала расплываться.***
Хюррем не могла найти себе места. Сердце бешено колотилось, а ладошки потели, из-за чего постоянно приходилось нервно протирать руки о ткань платья. Совсем скоро она увидит его. Человека, которого уже давно забыла и чувства к которому оставила в далеком прошлом. Хюррем была уверена, что он погиб, но совсем недавно узнала, что это не так. Ошибки быть не могло — верная подруга Мария все проверила и разузнала подробности. Лука правда был жив и, чтобы отыскать свою Александру, приехал в Стамбул. Девушка не пожалела золота и нашла слуг, с помощью которых удалось передать художнику её записку и назначить встречу в дворцовом саду, которая должна произойти с минуты на минуту. Хюррем не понимала, почему так сильно волнуется. Единственная цель, с которой она пришла сюда — попрощаться, раз и навсегда. В прошлый раз такой возможности ей не выпало. Воспоминания о набеге татар на их деревню до сих пор были свежи в памяти, а иногда и вовсе приходили в кошмарах, вороша старую, почти зажившую рану на сердце. Лука появился ровно в назначенный час. Хюррем, заметив бывшего жениха, нервно оглянулась по сторонам и, убедившись, что никто не наблюдает, наконец-то смогла на него посмотреть. В уголках глаз тут же скопились слезы и девушка в очередной раз пожалела о своей задумке. Ведь она давно смирилась со смертью Луки. Сейчас, несмотря на то, что разум понимал, что перед ней живой человек, ощущения были такими же, как от встречи с призраком. — Александра… — Зачем ты приехал сюда, Лука? — Хюррем спросила на одном дыхании. — Я искал тебя. Объездил десяток городов, чтобы вновь быть рядом, спасти тебя, вызволить из плена. — Ты опоздал. По эмоциям на лице художника Хюррем буквально увидела, как его сердце упало в пятки. В горле начал скапливаться ком. Девушка совсем не хотела давать волю чувствам на этой встрече. Она думала, что будет оставаться холодной и безразличной, чтобы посильнее ранить Луку. Чтобы тот не мучал себя и без раздумий выполнил её просьбу — покинуть город и никогда не возвращаться. — Я теперь фаворитка султана Сулеймана, мать его шехзаде, — продолжила Хюррем после непродолжительного молчания, — Тебе нужно уехать отсюда как можно скорее. Даже за эту встречу нас обоих могут казнить. — Тогда почему ты пришла? — Я не могла не попрощаться. Лука закрыл лицо руками и замотал головой, не в силах поверить в происходящее. Его Александра теперь принадлежала другому мужчине, а он не мог ничего с этим поделать. — Я обязательно отыщу способ тебя вызволить. Украду золото, подкуплю людей, чтобы ты незаметно покинула дворец. Мы можем сбежать вместе, уплыть отсюда так далеко, что нас никогда не оты… — Нет, — резко прервала его Хюррем, — Это невозможно. Той Александры, что была раньше, больше нет. По щекам художника текли слезы. Он проделал такой путь — и все зря. Мужчина прекрасно знал, что Хюррем не откажется от своих слов. Она приняла решение и сделала свой выбор. Он был готов умолять девушку на коленях, но все попытки изначально были обречены на провал. Рыжеволосая давно похоронила свои чувства к нему. — Я прошу тебя, — Хюррем достала из складок платья мешочек с золотыми монетами, — Если ты действительно меня любишь, уезжай из Стамбула, забудь меня. Лука протянул ладонь, забирая мешочек. На секунду его пальцы коснулись пальцев Хюррем, из-за чего по всему телу словно прошел электрический ток. Девушка тут же одернула свою руку, пряча её за спиной. Где-то в глубине сада послышались голоса. Мария, которая стояла неподалеку, тут же начала махать рукой, показывая Хюррем, что пришло время уходить. Девушка в последний раз посмотрела на художника, в глазах которого вместо угасающей надежды читалась лишь глубокая печаль. — Прощай, Лука, — прошептала Хюррем. Не дождавшись ответа, рыжеволосая развернулась и поспешила к подруге, придерживая подол платья. Лука лишь смотрел ей вслед, не в силах отвести взгляд.***
Окружающая пустота была пугающей. Она выглядела такой знакомой, но в то же время такой чужой. Атике оглянулась и поняла, что действительно раньше уже была в этом месте, только вот во сне. В том самом сне, в котором однажды видела Мехмеда и Михримах. Во сне, который в последствии оказался вещим. «Неужели я умерла?» — пронеслось в голове у девушки. — Нет, ты жива, — баритон, что ей ответил, был незнаком. Он одновременно звучал и как громкий крик, и как еле слышный шепот. Слова словно отражались от невидимых стен, заполняя комнату. — Кто ты? — спросила Атике, не узнавая собственный голос. — У меня много имен. Для кого-то я — всезнающий внутренний голос. Другие называют меня ангелом. Кто-то напротив, считает, что я демон из преисподней. Но, раскрою тебе секрет. Ни в одном из существующих человеческих языков нет определения, чтобы точно описать мою истинную суть. Демон, но одновременно ангел? Звучит как чей-то злой розыгрыш. Личность неизвестного собеседника даже после пояснения не стала понятней. Голова разрывалась от количества вопросов. Где Атике оказалась? Голос сказал, что она жива, но сомнения все равно терзали. Неужели кома? Если так, то до смерти ей как рукой подать. Вряд ли в 16-м веке найдется лекарь, который сумеет вывести её из подобного состояния. — Ты умрешь, — снова ответил голос, который, по всей видимости, читал мысли, — Но не сейчас. Это случится совсем нескоро, к тому времени ты уже успеешь позабыть этот разговор. Тебе еще предстоит многое преодолеть, ведь не зря я забросил тебя в этот век, — голос стих, но затем раздался раскатистый смех, — Но, на твоем месте, я бы все-таки не расслаблялся. Однажды ты примешь смерть от рук человека, которого любишь. Спина Атике покрылась мурашками. Что это все означает? — Меня убьет тот, кого я люблю? Я умру от рук Сулеймана? — Ты действительно хочешь знать ответ на этот вопрос? — голос вновь рассмеялся, — В любом случае, ответа ты не получишь. Иначе тебе было бы неинтересно жить, а мне — неинтересно наблюдать. — Но… — Что-то мы заговорились. Тебя уже заждались, Алина. Или тебе все же больше нравятся имена Акса и Атике? В воздухе раздался громкий щелчок и комнату озарил яркий, слепящий свет. Атике зажмурилась. Виски запульсировали сильнейшей болью. Вокруг начали слышаться чьи-то голоса, которые становились все громче и громче. Очень скоро в одном из голосов ей удалось узнать Джан. — Госпожа, вы очнулись! Мы очень переживали за вас. Атике открыла глаза и обнаружила, что темная комната, как и странный собеседник, исчезли, словно их никогда и не было. Она лежала на постели в своих покоях, а рядом сидела взволнованная Джан. Чуть поодаль стояла Нигяр Калфа, смотря на девушку обеспокоенным взглядом. — Что произошло? — череп вдруг вновь пронзила острая боль, из-за чего Атике скорчилась и схватилась за голову. Стоп, а где… — Не волнуйтесь, Атике Султан. Мы уже послали за лекаршей, она прибудет с минуты на минуту, — поспешила ответить Джан. Атике вновь провела руками по волосам, не понимая. Либо это галлюцинации и последствия удара по голове, либо… — Дайте мне зеркало. Джан посмотрела на Атике грустным взглядом, но тут же поднялась и подошла к столу, чтобы взять с него небольшое зеркальце в деревянной раме. Она развернула его, закрывая зеркальную сторону руками, видимо пытаясь оттянуть момент. — Госпожа, у вас… Атике взяла зеркало в руки и, несмотря на протестующие возгласы своей служанки, все же посмотрела на свое отражение. Что ж, это определенно не галлюцинации. Волосы, которые всегда доходили ей до лопаток, теперь были грубо и неаккуратно обрезаны. Сильнее всего досталось прядям возле лица — их новая длина едва ли доходила до подбородка. Прядям сзади повезло больше — они, хоть и были пострижены очень неравномерно, почти доставали до плеч. Смена имиджа не была в планах Атике. Стандарты красоты в гареме были довольно жестоки — длинные, шелковистые волосы были одним из важнейших атрибутов любой наложницы. Для многих девушек в Топкапы лишиться своей главной гордости равнялось смерти. По гарему пару лет назад даже ходили слухи о том, что одна из рабынь покончила с собой, после того как ей ночью, пока та спала, испортили прическу. От размышлений Атике отвлек тихий плач Джан. Девушка, видимо, настолько распереживалась, что не смогла сдержать эмоций. Сама Атике не понимала, что чувствует. С одной стороны, в коротких волосах она не видела ничего плохого. Конечно, придется пригласить в Топкапы парикмахера и выравнять тот ужас, что сейчас был на её голове. Но с другой, сейчас больше волновал совсем другой вопрос. — На меня кто-то напал в хамаме, ударил по голове, а после, видимо, решил, что мне пора сменить прическу. Срочно опросите наложниц, которые стояли возле дверей в бани. — Уже опросили, Атике Султан, — Нигяр, которая все это время стояла чуть в стороне, наконец-то решила заговорить, — Никто не заходил в бани. Напавший, видимо, смог попасть внутрь каким-то иным способом. — Кто меня нашел? — Я, госпожа, — Калфа подошла ближе и села рядом, взяв Атике за руку, — Меня насторожило, что ты находишься в бане слишком долго, поэтому я зашла, чтобы убедиться, что все хорошо. В покои постучали. Видимо, наконец-то пришла лекарша. Джан поднялась, чтобы впустить её, однако отворив дверь, девушка застыла на месте, недоуменно оглядываясь по сторонам. Затем она присела, что-то подняв с пола, а после вернулась обратно в покои. В руках служанки была небольшая деревянная шкатулка. — Кто-то оставил это возле дверей. Атике взяла шкатулку в руки. Она была без замка, поэтому легко открылась. Джан, увидев содержимое, удивленно охнула и отскочила назад. Нигяр Калфа, в свою очередь, обеспокоено вздохнула. Внутри шкатулки находились волосы, которые, очевидно, раньше принадлежали Атике. Сверху лежал небольшой сверток пергамента, который девушка поспешила развернуть. «Я легко могла отдать приказ об убийстве, но пожалела твоих маленьких шехзаде. Не знаю, откуда ты добыла информацию о Луке. Но для всех будет лучше, если ты обо всем забудешь. Иначе то, что случилось сегодня, окажется лишь началом.» Атике сразу догадалась, от кого это письмо. Хюррем решила объявить войну.