Спроси что-нибудь сексуальное, прошу тебя.
***
На брифинге как обычно вещал Алекс. Дельта знала Кубу лучше, они давно выслеживали семью Монтальвано и потому мы следовали за ними как собачки. И это бесило, если честно. Мы нужны лишь для сложных случаев и потому просиживаем жопы в ожидании вот таких вот операций, как сегодня. Думаю, Шепард не доверяет Дельте и потому мы призваны следить за ходом захвата. — К аэропорту ведут две дороги, — Алекс разложил карту на столе, — назовем их Главная и Хреновая. Хреновая, потому что она, честно скажу, оставляет желать лучшего. По какой из них будут переправлять жену Монтальвано — неизвестно. Шанс одинаковый. — Займем обе, — предположил я. — На Главную потребуется больше людей, нужно координировать действия. Там бывают гражданские. Перекрыть ее надолго мы не можем. Прайс тут же вмешался в болтовню: — Я возьму ее на себя. Роуч со мной. Гоуст, Соуп — ваша Хреновая, — он кивнул в нашу сторону. — Есть, сэр. Алекс решил сопровождать нас с Гоустом, объяснив тем, что дорога извилистая, он знает короткие пути. Фрэнк и Боуман на Главную. Дальше началась тщательная проработка позиции и времени каждого. Ловить мышку в ее же норе представлялось задачей нудной и требующей концентрации. Дело было за полночь, когда мы закончили. Все разбредались кто куда, я попрощался с Прайсом, который оставался за бумажной работой и думал идти спать, но была потрясающая погода. Прохлада воцарилась в полную силу и было одно удовольствие сидеть на улице. Подумал, может снова съездить в город, но побоялся сорваться и напиться от чудовищной каши в голове. Сидя на каком-то бетонном блоке, я заметил, как Гоуст заходит в наш корпус. В голове тут же зароились мысли: «а что, если». Я стукнул себя по коленке, желание провести время вместе было сильнее здравого смысла. А что, собственно, не здравого в том, что мы общаемся? Хуйня какая-то. Пока уверенность в принятом решении не исчезла, я направился в корпус. Руки не дрожали, даже когда я подошел к комнате Гоуста, но ослабли, как только я увидел его силуэт за тканью, смотрящий в мою сторону. На всякий случай, огляделся. Увидев, что никого нет, импровизированно постучал по ткани, разделяющий лейтенанта и его кровать от всего остального мира. — Элти, это я. Не хочешь… может… Сука, почему он не перебивает? Сейчас было бы самое время. Вот теперь все конечности начало потряхивать. — Короче, — я резко ворвался на его территорию, пока он не успел меня остановить, — погнали играть в дартс. Ты же видел его? В палатке… Блять, ты же обожаешь дартс, Гоуст. Ты в него даже не играл ни разу с нами. Вот настолько обожаешь, соглашайся. Гениальная идея, Соуп. Он в момент заткнул меня своим абсолютно опустошенным взглядом. Смотрел снизу вверх, сидя на кровати, снова взвешивая за и против. А, может, вообще, не думал идти или нет. Думал врезать мне за наглость, но с левой или с правой. Или лучше ножом прямо в сонную артерию. Мне показалось, он был уставшим, каким-то сонным. А тут еще я, выспавшийся с утра и готовый развлекаться. Почувствовал себя еще более неуместно. Пока неловкость висела между нами, я осмотрелся. Ничего особенного не было в его углу. Все точно такое же, как и у меня. В окне виднелся тот же забор с колючей проволокой, а по периметру не было ни одной опознавательной вещи, которая бы сказала, что здесь живет Саймон Райли. Не удивительно, что его никто не видел, этого Саймона. Остается только верить в его существование. — Не могу тебе отказать, — черная туча поднялась и нависла надо мной, перегородив пространство для изучения. Звучало это не как безобидный флирт, а как сухой факт. Я все равно заставил себя улыбчиво хмыкнуть. Думать о последствиях будем позже: — О, это честь для меня!***
Дротик забавно смотрелся в его руке. Такая маленькая яркая иголочка, лежащая на большой светлой ладони. Казалось, даже пальцы еле могли ухватиться за нее. Он хотел было бросить его в полуубитый круг, висящий на трубе, но я его остановил. Опять удалось коснуться, на этот раз предплечья с татуировками. — На самом деле, я позвал тебя не только поиграть. Может, выпьем? — Я достал бутылку, которую ловко припрятал за спиной, и вручил ему. — Не предлагаю напиваться, но не попробовать его было бы преступлением. Дротик был запущен, чтобы не мешался, и прямо в яблочко. С такой легкостью, с таким равнодушием, что лейтенант даже не посмотрел, куда тот попал. Он взял бутылку в руку и немного покрутил ее. Заметил, что нет некоторого очень важного количества. — Кое-кто уже попробовал, — он хотел было вернуть ее мне. — Нет, нет! Это подарок. Если не хочешь пить сейчас, то можешь просто оставить себе. А это… я просто проверял подлинность, — я снова невесомо взялся за его предплечье, останавливая. Гоуст опешил. Думаю, он любит виски, он же истинный британец, но не знал, готов ли пить сейчас. Элти был так понятен, как открытая книга. Я не переставал удивляться. Маски для меня будто не существовало, я и так понимал, что он был удивлен. Он не сказал «спасибо», не был счастлив или ему нетерпелось напиться. Были только замешательство и совершенная неготовность принимать подарки. Когда придумал, что делать, то поставил на ближайший стол и сказал: — Один стакан. — На двоих? — Юморил я, хотя быстро опомнился, снова его зачем-то клею. — Извини. Я стал рыскать по палатке в поисках двух стаканов, но не нашел даже пластикового. Идти за своим не хотелось, ему, видимо, тоже. — Один на двоих, — констатировал Гоуст, все-таки найдя один треснутый ублюдский рокс. Выглядел стакан жалко, с одной стороны красовалась трещина, а стекло было мутным. Но почему-то я подумал, что сегодня выпить из него будет отличной идеей. Мутный, как туманы Британии — это же отлично. Лейтенант откупорил бутылку и налил почти полный стакан. — Пить просто так скучно, может, кто промахивается — пьет? Элти кивнул. Опять соглашается на всякую мою херню. Эх, совершенно не понимает, какой он милый. Гоуст встал на позицию и стал целиться. — Кидать дротики, должно быть, легче, чем стрелять, — сказал я. Конечно, лейтенант попал в девяточку. А потом в десяточку, а потом снова в девяточку. После двух раундов, где мы оба не промазали ни разу, я понял, что это гиблое дело. Так мы не выпьем ни капли за вечер. — Как насчет того, чтобы… — Мы не должны только соревноваться друг с другом, Джонни, — он резко, но спокойно остановил мои трепыхания, — можем просто посидеть. Это неожиданно прозвучало так добродушно, так… уговаривающе. Груз с моих плеч упал в ту же секунду. Он подумал об атмосфере, о том, что я в напряге. Как мило. Я все это время так дотошно искал повод, чтобы не подгонять события, что предлагал только гребаную работу. Так, может, мне только казалось, что меня отшивают? Он кивнул на пустой зал, чтобы я выбрал место. Мы присели друг напротив друга. Я видел его глаза, смотрящие то по сторонам, то вниз, но никогда на меня. Кожа все еще в темной краске, оставшейся с брифинга. Вокруг иногда проходила Дельта, удивлялись, наверное, как я могу сидеть спокойно с этим нелюдимым человеком. Гоуст тактически убрал бутылку под стол, чтобы к нам никто не присоединился. — Я задаю вопрос, если не хочешь отвечать — пьешь, — я привлек его внимание поднятым вверх указательным пальцем. Наконец, посмотрел хотя бы в мою сторону. — Опять твои стратегии, Джонни. — Меня расстраивает, когда ты не ведешься на эти самые «стратегии», — наигранно обиженно я стал водить по краю бокала, почти разрезая кожу об острый треснутый край. — Я всегда так стараюсь. Зачем тогда тренируешься со мной? Гоуст промолчал. Он максимально без намека легким движением сдвинул мои пальцы со стакана и придвинул к себе. А говорил, что мои игры не нужны, пф. Как бы ты еще смог увернуться от вопроса? Маска закаталась наверх, прямо до его британского носа. Светлый кончик помогал ткани не упасть вниз. Шрамы даже на щеках и носу. Красиво, нихуя не скажешь, хочется дотронуться. К сожалению, он сделал небольшой глоток. Могу поклясться, что увидел, как его адамово яблоко дрогнуло. Кстати сказать, шея этого человека была чем-то невообразимым. Ее не задушишь, не обхватишь одной рукой, одна гребаная мощь, а главное — какое поле для засосов. Вот бы слюни не пустить. — Ты, что, любишь сыр? — Прозвучало без особого интереса, будто хотели просто занять паузу. — Чего? — Спросил я и тут же слегка рассмеялся. — Простой вопрос. — Простой. Но почему сыр? У военных может быть любимое блюдо? Сомневаюсь. Если оно появится, то сухпаек будет вызывать только несварение, а потом и отказ, и разборчивость в еде. — Неважно. Я улыбнулся, стараясь вернуть ему уверенность в себе. — Нет, я нейтрально к нему. Рокфор, если что, я не пробовал. Спасибо за попытку узнать меня получше, — старался смотреть ему в глаза, но получал только короткие переглядки. — Моя очередь. Пиво или виски? — Чай. — Тц, Томми. Я заставлю тебя попробовать ирландское пиво и ты забудешь про свой чай. Угроза на него не подействовала. Он повел бровями, одобрительно приняв шутку за предложение. Я невольно умилялся. Гоуст мягче, чем кажется, я ощущал это где-то на подкорке. Он задержал стакан у себя и спросил уверенно: — Джонни, с чего такой интерес ко мне? ...Что? Погодите. Погодите, это романтическая атмосфера вечера так повлияла на мое восприятие или лейтенант сказал что-то настолько наивное? У меня даже сердце стукнуло ребра, больно так. Я усмехнулся этому мальчишескому уколу. Гоуст будто поставил меня на колени, руки за голову, а ко лбу — дуло пистолета, заставляя расколоться. А я сдамся. И могу сдаться еще сотню раз. — Я бы и сам хотел знать… Это же всегда что-то нелогичное, да? Нельзя сказать, что ты понравился мне только из-за того вечера. Я просто тебя заметил. А потом стал наблюдать. Сказать, точнее, протараторить все это оказалось легче легкого. Да и нечего было скрывать, все и так как на ладони. Надеюсь, сейчас я кажусь ему безопасным. Стараюсь улыбаться, но без навязывания. Я бы хотел, чтобы он не боялся спрашивать меня все, что захочет. — И я многое увидел, — хитро улыбнулся, в надежде, что со мной поговорят еще. Еще проявят интерес. — Конкретнее. — Так не пойдет, элти. Сейчас я, — попытался добраться до стакана, но ладонь крепко прижала его к себе. Не заиграться бы надолго с его пальцами. Перестать бы их гладить и пытаться сдвинуть один за одним. — Спрашивай. Я сразу откинулся назад, заметив двух мужиков, проходящих рядом. — Когда мы вернулись из бара… Ты ждал, когда я проснусь? — Я наблюдал за его зрачками, надеясь, хотя бы там увидеть ответ, который, скорее всего, не получу в нужной форме. Гоуст сделал глоток. Жаль. — Что ты увидел, Джонни? Он все также держал бокал, что было не отобрать. Его скорее сожмут в кулаке и раздавят. — Ты же в курсе, что я тоже имею право не отвечать? — Я указал на его руки. Он промолчал, а я запрокинул голову, сдаваясь во второй раз: — Эх,.. я заметил шершавые подушечки пальцев, вечно напряженную спину, эти твои, черт возьми, выверенные движения. Никаких лишних действий, понимаешь? А еще чертовски охуенные глаза. Они живые, элти. Они все объясняют, говорят понятнее, чем ты двигаешь своим красивым британским ртом. Лейтенант опустил взгляд, снова поджал губы. Опять новая эмоция. Может быть, это стеснение, волнение? Точно не похоже на злобу. Так будоражит, что ему не противно все, что я говорю. Ему даже… нравится. Я сделал вывод, что мне интересно смотреть на его реакции на мои подкаты. Они всегда нейтральные или положительные, но никогда не отрицательные. Может, сейчас мне удастся забрать у него виски? Я уже почти дотянулся до пальцев вновь, как они дрогнули. Еле заметно, только нам двоим. Я взглянул на него украдкой, но не остановился и дотронулся до кожи еще раз. Пальцы оказались горячее, чем были в первый раз. Блять. Я огляделся. Никого нет. Блядский ад, если его кисти такие горячие, то что же там, с остальным телом? Какое же оно, должно быть, пылающее сейчас. Его светлая кожа должна сдавать его с потрохами. Думаю, у него даже уши краснеют. Больше всего меня возбуждало то, что это была реакция на мои слова, на меня. Я ему небезразличен. Все мои признания попали точно в цель, как будто отвечали: «я так ждал, чтобы мне это сказали». Поднялось давление из-за комплиментов в твой адрес, элти? Где же вся твоя непоколебимость? «Я неприступен», — говорил его вид, но что, если я проведу рукой по запястью. Затем по татуировкам к сгибу руки, а потом прямо под рукав футболки. Что будет? Его кожа разразилась мурашками. Мелкими, бархатными, как мурчание кота. Горячее плечо встретило меня в напряжении. Гоуст не шелохнулся, прикрыл рот другой рукой. Я почувствовал, как его пробрало будто током. Трахнуть бы его сейчас. Не знаю, как правильно. Не знаю, кто будет сверху. Не знаю, грубо или нежно. Сделаю все, как попросит. Важно было почувствовать его настолько близко, насколько возможно. Изучить его тело, без одежды, чтобы сердце стучало в ладонь. Лед оказался огнем. Он отпустил бокал и подвинул вперед, а я вслед отпустил его плечо. В последний раз сжал его и нехотя убрал руку. Гоуст вернул маску в первоначальное положение, спрятав край под футболку. Согласился ответить. Я стал формулировать вопрос: — Сегодня… ты сказал, что не можешь мне отказать. Почему? — Потому что ты должен мне, — не колебался ни мгновение. — «Должен»? А вот тут он запнулся, подбирая слова, постучал указательным по столу: — Только я приглашал тебя... дважды. Поэтому должен. Внизу живота стало как-то напряженно. Саднило и тянуло. В горле резко пересохло. Виски оказался кстати. Я осмотрел бокал, выпил с той же стороны, что и элти, не пролить бы ни капли через трещину. Затем убрал его, чтобы упасть на стол лицом и заалеть. Нет, этот человек не может существовать. Почему он такой милый? Почему такой податливый? Такой приятный, теплый, в моем вкусе, спокойный, понимающий, внимательный и еще миллион прилагательных? Он жаждет внимания, но никогда не просит его. Он никогда не отказывает наотрез, ведется на любую мою ерунду и это работает как самый мощный в мире магнит. Я отказываюсь верить, что мой идеальный человек нашелся в таких условиях. Еще и был рядом так давно. — Моя очередь, — тихий бас снова раздался возле меня. Удивительно было слышать такой энтузиазм. Видимо, не я один почувствовал, что сломалась какая-то стена. — Спроси что-нибудь сексуальное, прошу тебя, — я бился лбом о стол, — просто… что угодно. Я согласен на все. Он замолчал. И это молчание было настолько глухое, что я ощутил его физически. Он знал, что хочет, это вертелось у него на языке добрых полвечера. — Вставишь мне? А я все равно ожидал не этого. Сразу поднял голову, но мне пригрозили пальцем, чтобы я не раскатывал губу: — Но если завтра отбросишь коньки, то вставлю я. Я не понимал, что происходит. В одно мгновение мне дали зеленый свет, а потом еще и по-черному пошутили. Вот так просто, как будто мои страдания были бесполезны. — А сейчас можно хотя бы поцеловать? — Я выпалил не подумав, поджав нижнюю губу. — Я не целуюсь, Джонни. Спасибо за виски и игру. Мой прекрасный человек встал и забрал с собой бутылку. Провел пальцами по столешнице, так и не дотянувшись до моего предплечья, и исчез. И вот мы пришли к тому, чему и должны были: я остался в одиночестве, со стояком, выпивкой и ожившей надеждой, что не все было шуткой.