Я на тебе...

— Ты дома? Подобный вопрос в половину первого ночи заставил Пауля порядком удивиться. С недоумением он еще раз посмотрел на идентификатор абонента, а затем охрипшим ото сна голосом бросил: — Да? — так, как будто сам был не уверен в правдивости собственных слов. Кто знает, что могло поменяться с того момента, как он лег в постель и до полуночного звонка? Только после этого в голове зашевелились мозги, а вместе с ними и дельные мысли: Шнайдер не стал бы звонить так поздно с какими-нибудь глупостями. Он ведь не Пауль, в конце концов. А значит… Значит, случилось что-то серьезное. Что-то, что настолько выбило Шнайдера из колеи — этот упертый бронепоезд, — что завтра Земля, должно быть, сойдет со своей орбиты. По телу пробежались ледяные мурашки и Пауль стремительно занял сидячее положение, неловкими спросонок руками хватая со стула одежду. — Что с тобой? Что-то с родными? Я сейчас приеду… Ответ заставил замереть. — Открой, пожалуйста. Оказалось, Шнайдер порядком намерзся под подъездом, от него отчетливо несло спиртным и выглядел он осунувшимся и каким-то посеревшим, с недельной щетиной на лице и скорбно опущенными вниз уголками губ. Они не виделись около месяца, Пауль лишь недавно вернулся из Кейптауна и даже не смог сдержать удивленный вздох, когда на его пороге замер… Не Шнайдер, а скорее его бледная тень. — Это конец, — спустя десяток минут и чашку чая он лежал на диване у Пауля в гостиной, стараясь сжаться в комок. — Мне сорок пять лет, утром со мной разводится жена, а уже вечером улетает в Индию. Бежит от меня, как будто я прокаженный. Детей так и не завели… Я всегда так хотел большую семью, мечтал, что все будет хорошо, что мы с можем договориться с ней по поводу и работы, и карьеры… Дочку хотел. Но по итогу буду возвращаться в квартиру, где больше никого нет. Его голос надломился, осыпался, как ветхая трухлявая древесина, и Пауль без слов притянул Шнайдера ближе, поглаживая по вздрагивающим плечам и чувствуя, как быстро становится влажной футболка у ключицы. Это просто эмоциональное перенапряжение и изнуряющие ссоры с Региной, которые могли длиться неделям. Нужно лишь отпустить все… Он грустно улыбнулся, поглаживая Шнайдера по затылку. Радуясь где-то глубоко под ворохом сожалений, что тот все же приехал.