Freeze

— Чёрт, чувак, ну скинь хоть десятку! — Черные зрачки практически сливались с ночным небом, в которое большую часть времени был направлен безумный взгляд. Серая пергаментная кожа уже практически просвечивала под светом неоновых вывесок и фонарей, что не побила шпана, оставшаяся без родителей, а точнее с их пьяными двойниками. — Ты еле на ногах стоишь и торгуешься из-за десяти тысяч вон, — пренебрежительно, выпуская облачко белого пара из плена губ — в это время было довольно прохладно, — ты покупаешь герыч, а не мороженое в вагончике. Крис протянул ладонь в карман узких джинс, выуживая маленький косяк, который скрутил еще утром, перед выходом на работу. Сладкий дым приятно согревал легкие и чуть драл горло, но главное, он очищал голову от всего этого мусора. Всем этим ребятам осталось не так много — денег на лечение им все равно никогда не найти, но и желания у них никогда не появится, нет желания жить — нет и жизни. — Мужик, сжалься, я без дозы уже больше суток, кости в узел завязываются! — Наркоманы часто плачут, но их никогда не жаль, они сами виноваты в своем омерзительном положении. — Неужели ты не достанешь такую смехотворную сумму, — следующая затяжка наконец полностью расслабила все мышцы, — отсоси кому-нибудь. — Я могу тебе! — В глазах вспыхнула надежда, а наркоман рухнул на колени, цепляясь за брюки Криса скрюченными пальцами, жалкое зрелище. — Мне не надо, — ухмылка и пинок под ребра, — я со шлюхами, еще и обдолбанными, не сплю. Иногда Бан по-настоящему ненавидел свою работу, но ему было приятно осознавать, что он вернется домой в теплую постель к любимому, по бархатным стонам которого, он уже невероятно соскучился, его тело требовало вновь ощутить горячие поцелуи на своей шеи и ключицах, а пальцы невероятно хотели коснуться каждого миллиметра идеальной кожи, на которой обязательно останутся видимые отметины на следующий день. Крис был готов терпеть промозглый январский ветер ради своего мужчины, ради того, чтобы он улыбался каждое утро, перебирая пальцами в кольцах его волосы и мягко касаясь кончиком носа цветных волос, чтобы никогда не оставил. — Черт, мужик, — парень встрепенулся, — я видел на вокзале буквально в пяти минутах пару подростков, может у них найду немного денег, побудь здесь. Чан и сам не мог объяснить странного зудящего чувства где-то под кожей, которое заставило его кинуться вслед за наркоманом, что уже сжимал небольшую заточку в кармане, готовый на все ради пакетика порошка. Он шел быстро, крепче кутаясь в объемную куртку, спасающую все меньше с тем, как на Сеул опускалась ночь. Вокзал был действительно совсем недалеко от места, где обычно торговал Бан, но почему же тогда минуты так растягивались, путая мужчину во времени. — Чувак, я бы мог и сам, — парня потряхивало, но явно не от холода, хоть его драная кожанка и не была рассчитана на подобную погоду. — Они еще дети. — В том и проблема. Он увидел их еще издалека. Две одинокие фигуры на холодном камне перронной лавки. Они жались друг к другу в надежде получить больше тепла, чем генерировали их тела по отдельности. Одна куртка на двоих, тонкая с небольшой дырой на рукаве, сейчас лежала на плечах парня с русыми волосами, явно осветленными где-то в туалете, пока другой с милыми пухлыми щечками спасал себя одним единственным черным свитером, оттянутым до колен — Я же говорю, — парень возбужденно дернулся, — им уже похер. С такого расстояния нельзя было точно сказать — в сознании ли парни, но время у них точно было на исходе. Ветер вновь дернул края куртки и забрался под легкий лонгслив, кусая кожу. Крису было даже трудно представить, насколько замёрзли эти парни. — Вот черт. — Телефон остался в бардачке автомобиля за ненадобностью, возможности позвонить Чанбину или в скорую не было. Шаги стали шире и будто быстрее, как и удары сердца. Губы мелко двигались, шепча одну единственную просьбу — только бы успеть. Ночь уже полностью накрыла город своим непроглядным куполом, пряча их от глаз возможных спасителей и обидчиков. — Забери! — Крис швырнул в чужие покрытые коркой ладони пакетик с порошком. — Убирайся отсюда, понял! Парень завалился на колени, баюкая дозу и рыдая от радости, но Бану было уже плевать, он просто бежал дальше, на ходу стягивая куртку с плеч. — Эй, эй, эй, — сильные руки подхватили заваливающееся тело молодого парня, пытаясь привести в чувства, — не спи, хорошо, не спи. Его хрупкие плечи врезались в ладони, даже мягкая ткань свитера не скрывала худобы. Веки чуть дрогнули, а маленькая ладонь посильнее сжала запястье парня рядом. — Помогите ему, пожалуйста. — Корочка на губах треснула, пропуская первые капельки крови, единственные яркие пятна на сером личике. — Держи, — Чан надел на мальчика куртку и постарался посадить поровнее, чтобы он вновь не упал и не ушибся. — Я возьму его на руки, а ты найди в себе силы идти, хорошо? Мальчики были примерно одного возраста, разве что второй был еще более худым, даже щечек не было, лишь острые скулы. — Посмотри на меня, — Крис потряс маленькое тело, а после прижал к себе вслушиваясь в дыхание, — давай, малыш, открой глазки. Реснички, слипшиеся от конденсата и возможно не сдержанных слез, мелко дрогнули, практически неразличимо в тусклых фонарных лампах, но веки не открылись. Бледная кожа потрескалась и подобно наждачной бумаге царапала широкие ладони Бана, продолжавшего держать красивое личико. — Минни, — мальчик рядом, чувствуя беспокойство старшего, зацепил оттопыренный ворот изношенного жакета и потянул друга чуть ближе, слегка потряхивая. — Проснись, пожалуйста, Минни. Глаза парня наполнились чем-то, что Крис мог описать лишь, как чистый ужас, первобытный страх смерти, что леденил кровь крепче опускающегося на город мороза. — Прошу, не оставляйте нас, — темные глаза блестели от слез, но щеки оставались сухими, — пожалуйста, заберите хотя бы Минни. — Я не оставлю вас, — Чан присел на корточки и взял маленькие ладони в свои руки, чтобы успокоить. — Мы сейчас пойдём к моей машине, ладно. Я возьму Минни на руки, но тебе придется пройти немного самому, сможешь? — Главное, чтобы он выжил. — Мальчик стиснул чужие пальцы и кивнул, прокусывая пухлую нижнюю губку. Чужое тело на руках ощущалось совершенно невесомым и таким хрупким. Реснички чуть подрагивали, а ноздри иногда раздувались позволяя очередной порции ледяного воздуха обжечь легкие. Второй парень шел рядом, цепляясь дрожащими пальчиками за предплечье Бана, помогая себе, не давая упасть, когда ослабшие колени переставали держать тело. В такие моменты Чан останавливался и давал мальчику прижаться к себе ближе, чтобы перевести сбившееся дыхание и отдохнуть, перед новым куском этого нелегкого пути. Потрескавшиеся губы нашептывали благодарности, перемежаясь тяжелыми свистящими вдохами, парень боялся, что мужчина может в любой момент их оставить, но Крис не мог. В машине было довольно тепло, но Чан все равно выудил из багажника небольшой плед, который часто возил с собой. Печка была включена на полную и шумела, заглушая вопросы старшего: — Как тебя зовут, малыш? — Джисон, — реснички дрогнули, а мальчик поспешил прижаться ближе к другу, — Хан Джисон, а его, — вновь последовала пауза, в течение которой, парень боролся с цепкими когтями забытия, чему не способствовало расслабляющее тепло машины, — Ким Сынмин. Они сидели достаточно близко, чтобы Чан мог разглядеть тот трепет, с которым Хан касался спящего Сынмина, как поглаживал холодные скулы и шептал, что им помогут, нужно просто потерпеть немножко, и они будут в безопасности. — Продержитесь еще немного, хорошо, Сони, — мотор заурчал громче, а шины зашуршали по покрывшейся инеем брусчатке, — скоры мы будем дома. Когда автомобиль выехал на пустующую ночью трассу, Крис позволил себе выудить мобильный и набрать, превозмогая дрожь, номер мужа. — Бинни, — шепотом, сдерживая панику, — я приеду не один, встреть, пожалуйста. Ни одно слово больше не сорвалось с кончика онемевшего языка, Чан просто ехал вперед, обдумывая дальнейшие действия. Фонари всполохами освещали заднее сиденье и две фигуры, вновь плотно жавшиеся друг к другу. Джисон всеми силами, что еще поддерживали угасающую жизнь в околевшем теле, старался держать глаза открытыми, медленно, тихо, но довольно четко шепча слова одному ему известной песни. Голова Сынмина лежала на его плече, нос утыкался в чуть смуглую шею, где было теплее всего. Мальчик был укутан уже в две куртки, а Хан вновь пытался согреть себя истончившейся тканью старой вещи. — Не бойся меня, пожалуйста, — слова выходили приглушенными, где-то неразборчивыми, но по движению темных бровей можно было сделать вывод, что они были услышаны. — Мы сейчас приедем ко мне домой, там я смогу вам помочь. Я не сделаю вам больно, даю слово. — Не говорите никому, — мягкий даже бархатный тембр пробежал по покрытой мурашками кожи, обволакивая и согревая, — они заберут нас. Крис не спрашивал, кем являлись эти «они», он вообще больше не задавал вопросов, просто для себя твердо решил, что он никому не отдаст этих парней, никогда. Это было как наваждение, седьмое чувство, зудящее где-то под ребрами, взрывающее мозг одной единственной мыслью. Автомобиль съехал на подъездную дорожку, цепляя крупным протектором гравий и остановился недалеко от дверей в гараж большого и явно очень дорогого особняка. У открытых дверей уже стоял мужчина чуть младше Бана, одетый в домашние черные штаны и объемный худи, закатанный на предплечьях. Он был невысокого роста, но с очень плотным телосложением, заметным даже под объемной одеждой. — Хён? — Крис ураганом вылетел из машины и кинулся к задним местам, даже не смотря на мужчину. По ощущениям, температура стала еще ниже, пар изо рта плотнее и будто осязаемее, но Бан не мерз, хоть и дрожал, что разумеется не укрылось от взгляда Со. — Ты пугаешь меня. — Хватило пары шагов и света от еще одной лампы, отреагировавшей на движение, чтобы взгляд смог выцепить хрупкое тело в сильных руках Криса. — Боже, хён, кто это?! — Заверни Хана в плед и забери из машины, — коротко, без ответа на вопрос, — я буду ждать в ванной, они очень замёрзли. Чанбин вздрогнул, наконец замечая свернувшегося калачиком парня на заднем сидении. Ему было около семнадцати, может восемнадцати лет, маленькие ладони прикрывали синие щёчки, губы потрескались и покрылись багровой корочкой. — Черт, — Чанбин просто не знал, что делать, теперь волнение старшего наконец стало объяснимым, — что, блять, произошло? Теплая ткань пледа будто совсем не согревала и не расслабляла дрожащие под тонкой кожей мышцы. Парень был очень легким, почти невесомым, а еще очень тактильным, поэтому он тут же вжался в крепкую грудь лицом. В ванной уже шумела вода, наполняя глубокое джакузи, на дне которого лежал другой обнаженный парень. Все еще без сознания, но на лице казалось появился румянец. — Нужно снять с него всю одежду, Бинни, — Чан в два шага оказался рядом, готовый буквально порвать черный свитер и старые грязные джинсы, — так они быстрее согреются. Со просто молчал, позволяя старшему самостоятельно заботиться об абсолютно незнакомых ему парнях. Кожа была чистой, за исключением небольших синячков на бедрах и ребрах — ни одного следа от укола или вздувшихся вен. Абсолютно очаровательные глазки Хана вновь были распахнуты, но взгляд цеплялся лишь за личико рядом с собой. Он будто вновь забыл о том, как сам слаб, и вновь пытался сделать все, чтобы помочь другу. — Ты должен расслабиться, — Чанбин присел на колени и погладил выглядывающие из воды плечики с явно проступающими косточками, — так быстрее согреешься. Взгляд Криса был тяжелым, его хотелось скинуть с себя или попросить отвернуться, но в тот же момент, Со видел в любимых золотистых глазах невероятную нежность и трепет, направленный лишь на двух человек в этом помещении. Его пальцы сжимали стянутый с Джисона свитер, которому уже давным давно было место в мусорном ведре. — Хён? — Уже зная ответ, лишь чтобы удостовериться. — Они останутся в этом доме, — Хан и Сынмин уже не слышали этих слов, подавшись плотной тьме, что затянула так стремительно, не дав и шанса на отступление. — До тех пор, пока сами не решат уйти. Они не решили. Единственное, что их ждало снаружи — был холод и нищета, а еще незавидная перспектива сдохнуть от передоза где-нибудь в грязной подворотне. Чан стал для них всем, он не был другом или братом, чувства были глубже, доверие безусловнее, как и к Чанбину, который каждое утро и вечер проводил с младшими. Они не давили и не просили ничего взамен того, чем обеспечивали, но Джисона сам хотел стать чуть полезнее милого домашнего любимца. — Хён~ним? — Дверь чуть скрипнула, впуская внутрь взлохмаченного паренька с виноватой улыбкой. — Мы можем поговорить? Крис сидел с краю застеленной черным покрывалом кровати, опустив голову вниз, пока пальцы его левой руки терли свежие ссадины на костяшках. Литая грудь и широкая спина поблескивали россыпью влаги, кудри липли к шее и лбу. Крепкие бедра тоже были обнажены, единственное, что скрывало наготу — были черные боксеры с широкой резинкой, прижимающейся к плоскому рельефному животу. — Хан? — Взгляд черных глаз медленно прошелся по фигуре гостя, останавливаясь на небольшом черном пластыри с тремя заглавными буквами, что пересекал правую щеку. — Давай позже. Чан чуть дергано сдвинулся еще ближе к краю, освободив немного больше места, противореча своим словам, и крепко стиснул сгиб локтя, морщась. Джисон все же рискнул пройти внутрь, прикрывая за собой дверь и поворачивая замок. Он не отличался особой внимательностью, узнавал о новостях самым последним, мог забыть важные даты, но в противовес всему этому, обладал невероятной проницательностью, лучше других чувствуя эмоции близких. Чан стал другим — реже улыбался, спал мало и редко, предпочитая проводить время за работой, поэтому уходил еще до рассвета, а приходил, когда солнце давно опустилось за линию тихой водной глади, виднеющейся из их окон. — Ты снова не завтракал, — присаживаясь на колени перед лицом старшего, — тебе нужны силы. Почему ты нас постоянно отталкиваешь? — Я же попросил тебя зайти позже, — парень не узнавал этот голос, теплый и красивый тембр стал жестким и даже слегка сиплым, — я хотел отдохнуть. — Я хочу помочь, тебе, Чан~хён, — черные глаза вновь блеснули из-под мокрой челки, наводя ужас, — я уже не ребенок. — Хочешь толкать дурь? — Этот вопрос парень слышал не раз, и даже не два, каждый раз отвечая утвердительно. — Общаться с обдолбанными подростками и другим мусором, готовым пырнуть тебя любым подходящим для этого предметом за пару грамм наркоты? Крис ухмылялся, продолжая тереть свежие травмы, сдирая тонкую корочку. — Хочешь, чтобы я поставил тебя на точки? — Хан молчал, просто давая выговориться. — Или может Минни? Наркоманы любят симпатичных мальчиков с милыми мордашками. — Хён? — Парень видел, как потряхивает старшего и это пугало больше его слов. — Что с тобой? Джисон сжал чужие ладони в руках, останавливая жуткий тремор. Свет от окна и настольный лампы достаточно освещал чужое тело, чтобы можно было разглядеть маленькие красные пятна, так ярко выделяющиеся на бледной с недавнего времени кожи. Синие вены окольцовывали жилистые предплечья, вздувались, привлекая внимание. Хан обожал эти руки, он чувствовал себя в них защищенным, но в данный момент ему хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этого. — Что это? — Бан постарался вырвать руки, но парень держал крепко, отчаянно цепляясь за узловатые пальцы. — Крис, что ты натворил?! Паника была физически ощущаемой через резкие движения, дрожащее дыхание, участившийся пульс. Облачка обжигающего воздуха, срывающиеся с бледных губ, трепали черные ресницы Чана. Сейчас чернота чужих глаз впивалась в гудящую волнением душу, давая осознание. — Где они?! — Хан отшатнулся от лидера, разрушая мнимое спокойствие. Джисон, всю жизнь проведя в стенах детского дома, не раз видел следы от уколов, тянувшиеся по бедрам, рукам, иногда даже кистям сухих рук. Видеть подобные увечья на теле своего хёна было мучительно болезненно, а еще до безумия страшно. Шкафчик находился всего в паре шагов, стоило просто потянуться, но времени не хватило. Чан был сильным, даже слишком для своего внешнего вида, его крепкое предплечье легло на дрожащий кадык, вдавливая в пол. — Пусти! — Парень пискнул, ужас распространился по всему телу стремительно, тело немело, блокируя все возможности сопротивления. — Я позову Чанбина~хёна! Пусти, Чан! — Я же просил тебя выйти! — Мурашки побежали по коже от того, с каким отчаянием прозвучала фраза, сколько печали было в осоловелых глазах. Крис буквально рухнул с маленького дрожащего тела, устремляя взгляд в белый потолок. Ему было плохо, но не физически — внутренние страдания разрывали тело на части, скручивали спазмами, отражаясь соленой влагой на бледном лице. — Зачем? — Хан вжался в плечо старшего, пряча собственные слезы. — Почему, хён? Ты же убьёшь себя! — Сон~а… — Как давно? — Слышать оправдания не было сил, казалось, сердце может остановиться в любой момент. — Достаточно. — пальцы прошлись по позвоночнику до самого затылка и мягко коснулись пушистых волос. — Чанбин не знает? — Нет, — тихо и еще более виновато, — точнее… — Крис позволил взять еще одну паузу, чтобы перевести дыхание, — не знает, что снова. — Снова? — Парень приподнялся, чтобы вновь поймать расфокусированный взгляд. — Героин? Он должен знать, он же любит тебя, Крис. — Не говори ему! — Пальцы сжали тонкое запястье, а лицо исказила паника. — Он уйдет от меня, Ханни, а я не могу его потерять, я не смогу без него. — Он же все чувствует, хён, — мальчик опустился на подсохшую кожу груди, позволяя обнять себя и уткнуться в затылок носом. — Он узнает, если не уже. Когда всё началось? Мужчина хмыкнул, будто не совсем поняв смысл вопроса, а после последовал тяжелый вдох: — Рецидив примерно тогда, когда появились вы, а так, почти с первого дня моей работы. — Мы? — Воздух в комнате закончился, и теперь парень просто пытался выхватить последние крохи кислорода. — Я очень волновался, — попытка успокоить, — думал, что не справляюсь, что недостаточно уделяю внимания, что вы решите уйти. Это все оправдания, я просто не мог иначе справиться с волнением, бессонницей, не смог сдержаться. Телефон на столе пискнул, заставив прерваться, а потом мягко завибрировал, прося внимания, но Чан не двигался, продолжая вдыхать приятный запах кондиционера для волос. — Когда мне было восемнадцать, я случайно наткнулся на одного барыгу в подворотне, — по спине пробежал холодок, отражаясь мелкими мурашками, поэтому Крис покрепче сжал младшего и поднялся с ним с пола, чтобы пересесть на теплую и мягкую кровать, — я тогда не ел уже практически двое суток, мы с Чанбином жили буквально на улице, и когда я получил предложение подработки, просто не смог отказаться. — Ты начал торговать? — Хан вновь взялся за чужую руку и прижал ладонь к свежим чуть припухшим следам, скрывая от взгляда старшего. — По чуть-чуть, — Крис убрал чуть отросшие пряди Джисона с его личика, любуясь отблесками солнца в карих глазах, — хватало только на еду и паршивое жильё, но это было для меня главное. Потом, как-то слишком резко, мне предложили долю. Мне поставляли товар, я его реализовывал и получал за это процент, очень хороший процент. Чанбин еще ходил в школу, и мне просто хотелось, чтобы он смог ее закончить, возможно даже поступить в ВУЗ, поэтому согласился. Я до этого не сбывал герыч, даже в глаза не видел. Мой поставщик сказал, что у него есть всего одно условие — попробовать. — И ты попробовал. — Джисон вздрогнул и покрепче сжал пальцы на венке. — Я был таким идиотом, Ханни, я пытался сделать нашу жизнь лучше, — по щеке скатилась одинокая слезинка, которую поймал младший, коснувшись теплой кожи губами, — я так виноват перед вами всеми, и сейчас мне очень страшно, мой маленький Ханни, я так боюсь, малыш, и так не хочу, чтобы вы видели, как мне страшно. — Чан~хён, — парень прижался крепче, не давая сделать вдох свободно, но согревая, давая поддержку, — я не оставлю тебя, и Минни с Чанбином, никогда в жизни, никогда. Позволь мне быть рядом, позволь помочь. Ладони скользнули выше, ухватываясь за острый линии челюсти, пока взгляд продолжал изучать идеальные черты лица, которые не смогли испортить ни наркотики, ни усталость. Кристофер был невероятно красив, не той классической красотой, а другой — необъяснимо органичной и завораживающей. Она зацепила Джисона с самой первой секунды, а еще его невероятная улыбка, которую он видел последнее время слишком редко. К Чану невероятно тянуло, настолько, что приходилось сжимать плотно зубы, а ногтями впиваться в ладони, чтобы остановить, не делать то, после чего будет больно, но почему же так хотелось? — Ханни? — Они были так близко, разъедали своим теплом кожу и душу, хотелось позволить себе совершить непоправимое. — Не отталкивай, молю. И Чан не оттолкнул, он прижал лишь ближе, пока Джисон скользил своими губами по сухой коже, покрытой тонкими линиями трещенок. Он так боялся отпустить, боялся услышать извинения и слова о том, что это все ошибка, но Крис молчал и отвечал так сладко, так нежно, что по щекам покатились несдержанные слезы. — Почему ты плачешь? — Бан утопал в сжигающей изнутри любви, а еще в вине, которая давно заполнила каждую клеточку тела, которую он никогда не сможет загладить. — Потому что не хочу, чтобы это закончилось, — всхлип и тяжелый вздох, которые Хан уже не прятал, — не хочу видеть эти раны на твоих руках, не хочу, чтобы ты страдал, кто-то из вас, потому что люблю, потому что жизнь готов отдать за вас. Позволь мне помочь. И Крис позволил. Он никогда не состоял в клубах, по типу анонимных наркоманов или тех, что в завязке, люди там обычно жалели себя, пуская слезу, когда рассказывали об очередном прожитом дне без дозы и адских усилиях, что к этому были приложены, но Хан настоял. Чану казалось, что он медленно сходит с ума, сидя в наполненной водой ванной и смотря, как медленно прозрачная жидкость приобретает более яркий розовый оттенок. Было больно, даже не так, днями, когда температура и ломота в костях и мышцах заставляла волком выть, кусая собственные запястья, Бан всерьез задумывался о смерти, об облегчении, которое она принесет. Чанбин приносил лекарства, — он узнал почти сразу, как Крис завязал, буквально через пару суток, когда старшего скручивала ломка на полу спальни, — но они будто совсем не помогали, сказывался значительный стаж и невозможность отправить старшего в больницу — такой ход равнялся явке с повинной. Новый день начинался новой порцией боли. Лишь обезболивающие давали небольшую передышку, которой хватало, чтобы сходить на встречу или хоть немного поспать. Чан не резал себе вены, все еще осознавая, насколько нужен парням, но ранил себя часто, наблюдая за багровыми ручейками, пронизывающими бледную кожу. Так было и сейчас. Лезвие лежало на краю джакузи, все еще влажное, как и глаза мужчины. Это было больно, но совершенно иначе — эта боль лечила, возвращала в реальность. Над водой клубился пар, кожа покраснела от температуры, но Чану все равно было холодно, настолько, что зубы стучали, сбивая белоснежную эмаль. Этот мороз просачивался в самую душу, вытесняя из нее надежду. — Чан! — Перманентный звон в ушах делал все звуки далекими, искажал смысл слов. — Опять? Зачем?! Было так странно видеть своего мужа рядом, с напуганным взглядом обматывающим мокрые запястья чистыми полотенцами. Он ведь обещал уйти, тогда почему сейчас, не боясь испортить дорогую одежду испорченной кровью лидера, он прижимал его к себе, шепча, как испугался и переживает? — Ты был сегодня на встрече? — Со стянул с себя рубашку, в которой, по всей видимости, сегодня ездил в клуб, и набрал в руки немного шампуня, что так восхитительно пах жасмином, чтобы промыть любимые кудри. — Минни поздно вернулся из школы. — Крис, наверное, даже не понял вопрос — ясное сознание посещало его лишь временами. — У него на скуле появился маленький синяк, может, его обижают? Чанбин мягко поджал губы, продолжая массировать горячую от температуры кожу, но мысли его были далеко. — Чанни, — вторая попытка, — тебе нужно иногда думать о себе и посещать встречи. — Я посещаю, — мутный взгляд скользнул по Со, а потом вернулся к пропитавшейся кровью и водой ткани, — они все давно приобрели новую зависимость — жалеть себя и остальных, а я не хочу. В конце концов, большинство из них стали наркоманами из-за меня, и мне за это не стыдно. — Такая горячая вода! — Со поморщился и дернул ручку, меняя температуру. — Горячая? — Густые брови чуть приподнялись, медленно и тягуче, но удивление получилось скучающим. — Мне не показалось, разве что кожу чуть щиплет. — Тебе холодно? — Это не было в новинку — Чан мерз часто, слишком, чтобы к этому не получилось привыкнуть. — Всегда. — Просто кивок, но тоже с ноткой скуки. — Давай, мы покушаем, примем лекарства и пойдём спать, ладно? — В голосе было столько скрытой боли, а еще бесконечно любви, что желудок старшего невольно свело рвотным спазмом от чувства вины. — Это так странно, — Чанбин был сильным, а Крис за эти дни слишком похудел, поэтому ему не составило труда поднять тело лидера на руки и пересадить на небольшую скамеечку, чтобы спустить воду, перед этим укутав старшего в теплый халат. — Ты всё ещё рядом, но я ведь не достоин этого, Бинни, я ведь обманул тебя, тогда почему? Широкая спина Со чуть напряглась, как и мышцы на руках, что смывали кровавые разводы с белой эмали. Такой внимательный карамельный взгляд ощущался физически, но от него не хотелось скрыться, ведь Чан так редко последнее время с ним виделся. — Потому что люблю, — Чанбин развернулся на пятках, а потом подошел и мягко опустился на колени рядом с мужем, забирая обмотанные руки в свои. — Потому что дороже тебя и мальчиков, у меня никого нет и никогда не будет. Я честен с тобой, хён, я боюсь, что ты вновь сорвёшься, боюсь, что кто-то из малышей в этот момент окажется рядом, и не совладав с собой, ты совершишь непоправимое. Но я не могу лишить тебя их, потому что не единственный, кто их любит. — Они моя жизнь, Бинни, — Чан всхлипнул и с силой сжал одну из свежих ран, вырвав руку, — вы моя жизнь. Кажется, я умру в ту же секунду, когда узнаю, что кого-то из вас не стало, это больнее ломки и страшнее героина. — Я знаю, милый, знаю. — Чанбин мягко отнял чужие пальцы от запястья и коснулся губами мокрой щеки. — Я нашел их на вокзале. — Со не знал этой истории, но Крис хотел ей поделиться, чтобы перестало так болеть внутри. — Один ублюдок хотел купить дозу, но ему не хватало сущих копеек, — голова закружилась, не давая слабому телу держать равновесие, и Чан рухнул в объятия Со, чувствуя, как родное тепло потихоньку унимает дрожь, — он просил скидку, а я, блять, просто уперся. Тогда он сказал подождать его немного, что достанет деньги. Он собирался убить моих мальчиков, из-за меня, Бинни, если бы я не пошел с ним, они бы погибли той ночью, погибли бы по моей вине из-за десяти тысяч гребанных вон! — Тише, тише, — Со зажмурился, выгоняя страшные образы из головы, — ты не виноват, Крис, ты не знал, ты не знал. — Со шептал одни и те же слова, пока его сердце колотилось от ужаса, а перед глазами мелькали картинки распахнутых от ужаса и боли глаз Сынмина и залитое кровью лицо Джисона. — Каждую ночь, я видел это каждую ночь, когда засыпал, а потом, — Чан еще раз всхлипнул, — я услышал их разговор между собой, Хан сказал, что думает уйти, не знает, могут ли они остаться на дольше. Я просто не смог, мое тело так дрожало, а голова раскалывалась. Я даже не думал о последствиях, когда затягивал жгут на руке, просто хотел не чувствовать, хоть на пять минут почувствовать спокойствие и счастье, что разливается по венам. Я не думал о ломке, будто вновь став восемнадцатилетним придурком, убежденным в том, что сильнее этого дерьма. Было так плохо, что сознание вновь начало мутнеть, но Крис цеплялся из последних сил за угасающую реальность, сочащуюся сквозь окровавленные пальцы. — Пойдем отдохнем, — Чанбин поднял своего мужа на руки, — Сынмин приготовил ужин, тебе нужны силы. — Больно, — Чан стиснул зубы и еле слышно рыкнул, — будто все кости разом ломают. Когда приходишь на собрание анонимных наркоманов, обычно, все говорят о боли, которая мешает завязать, она будто цербер охраняющий выход из этого ада на земле, не даст ни единого шанса на победу. Кто-то годами сидел на заместительных терапиях, по сути просто перелезая с героина на метадон, кто-то, разумеется, чтобы победить боль, начинал колоть морфий, больше, чем нужно, вновь лишь обманываясь новой зависимостью. Крис тоже колол морфий, изредка, когда грань между реальностью и небытием становилась столь размытой, что сознание просто переставало ее улавливать. Но становилось хуже. Действие препарата заканчивалось, сменяясь лишь более интенсивной ломкой, заставляя колоть вновь и вновь, вновь загоняя в порочный круг. Но иногда, когда становилось совершенно невыносимо, когда каждая секунда бодрствования становилась пыткой, Чан был готов на колени встать ради кубика обезболивающего. — Ты же знаешь, что я не могу вколоть тебе морфин, — Со поцеловал мокрый висок, отказывая, скрепя сердце, ведь чувствовал, насколько парень был вымотанным, — он лишь продлит ломку, прошу, будь сильным, ты уже прошел половину пути, милый, ты такой молодец, мы справимся. Чан был крайне чувствительным к свету, он выжигал сетчатку, не давал разлепить веки, поэтому все лампы были приглушены, даже вечером дом был погружен в полумрак, но никого он не волновал. — Согрелся? — Сынмин буквально подлетел к хёнам, чтобы проверить состояние Бана. Под глазами залегли глубокие синяки от бессонных ночей, проведенных у кровати старшего, в попытках унять судороги и лихорадку. На скуле появилась маленькая гематома, но Со решил спросить о ней позже, прекрасно осознавая, что сейчас мысли парня были заняты только одним. — Я сделал ему с утра укол, — Ким прижался к спине лидера, пытаясь унять эмоции, — но, кажется, обычные обезболивающие совсем перестали действовать. — Пожалуйста, — Чанбин прижался к самому ушку мальчика, чтобы не слышал Бан, — не говори, что Ханни ушел торговать. Ответом ему были лишь сведенные вместе брови и поджавшиеся губы. Хан почти каждый вечер сбывал дурь, пытаясь хоть как-то помочь Чанбину, что, разумеется, лишь сильнее расстраивало старшего, но он не мог ничего сделать, Джисон не был из послушных, скорее своенравный и упрямый. — Он совсем ничего не съел сегодня за завтраком, — Сынмин нехотя оторвался от сгорбленной спины, чтобы вернуться к практически сваренному рису, — у меня нет сил смотреть на то, как хён мучается. Ким был всегда собранный, даже в последнюю неделю, когда он практически целыми днями был наедине со сходящим с ума от боли Крисом, его рассудок оставался чистым, а эмоции подконтрольными. Но с каждым днем становилось все сложнее, горячие непрошенные слезы все чаще щипали глаза, умоляя дать всем спрятанным глубоко внутри страданиям наконец выплеснуться. — Мы не можем использовать более тяжелые седативные и обезболивающие, — Крис в сильных руках уже давно затих, его тяжелое дыхание щекотало все еще чуть сырую кожу на шее Со, но он лишь прижимал еще крепче, стараясь согреть, — они лишь усугубят ситуацию, продлят ломку. — Он калечит себя, — Ким мелко вздрогнул и опустил взгляд на собственные ладони, — так ему становится хоть немного легче. На стол опустилась небольшая мисочка с дымящимся рисом и еще одна такая же с легким бульоном, а еще глубокая ложка — дрожащие пальцы не могли управиться со скользкими палочками. — Чан~хён, — Сынмин прижался губами к сухой коже на щеке, пытаясь привлечь внимание, — давай поужинаем. Он не ждал ответа, даже движения головой, но Чан мелко вздрогнул и будто постарался прижаться к теплым губам ближе, чуть слышно выдыхая через плотно сжатые зубы: — Хан? — Крис не мог видеть человека за своей спиной, а затуманенный ломкой мозг еще сильнее искажал образы, делая любое касание и голос абсолютно неразличимым. — Ханни уснул, — ложь, но Чан вряд ли запомнит это дольше, чем на пару минут, — давай поужинаем и пойдём к нему? В таком состоянии настроение Чана было сильно неустойчивым — он мог улыбаться, а в следующую секунду его глаза наполнялись горячими слезами, что он так усердно скрывал. Иногда Крис злился, крепко сжимая зубы и кулаки, чтобы не сказать и не сделать лишнего. Младшие видели его боль, они не злились и не пытались его за это осуждать, лишь старались минимизировать количество ситуаций, которые могли расстроить или разозлить мужчину. Чанбин аккуратно усадил мужа за стол и потянулся за небольшим чемоданчиком, чтобы выудить из него очередной шприц с препаратом, ускоряющим выведение наркотика из организма. Они помогали слабо, но никакие другие терапии Со пробовать не собирался, осознавая, как это может сказаться на психике парня и на его здоровье в целом. — Чан? — Тихо из-за спины, чтобы привести в подобие чувств. — Помнишь наше первое свидание, ты тогда купил мне тот паршивый кимчи на последние деньги… Истории — лишь еще один из способов вернуть блуждающее сознание к реальности, кроме боли, которую предпочитал старший. Сынмин мягко вложил в пораненную ладонь ложку, перед этим крепко забинтовав стерильной повязкой, и вновь коснулся губами щеки. — Ты тогда так распереживался, думал, я обижусь, больше никогда не заговорю с тобой, — Со тер чуть напряженное плечо, согревая мышцы перед инъекцией, а по щекам катились поблескивающие в свете одной лампочки капли, срываясь с острого подбородка на кафель пола. — Ты мне тогда до жути нравился, такой красавчик, по тебе тогда все девчонки сохли, да еще и на два класса старше, я сам себе завидовал. — Я тебе ещё чуть нос не сломал, когда мы были детьми, — Чан усмехнулся, взгляд чуть прояснился, даже пальцы чуть плотнее сжали холодный металл столового прибора, — а потом мы выросли, как и моя любовь к тебе. Инъекции были болезненными, но когда ты целый день превозмогаешь судороги во всех мышцах, такую боль уже перестаешь замечать, даже наслаждаешься ей. Тело чуть дрогнуло, а потом будто стало мягче и податливее, словно теплый пластилин, немного отпустили спазмы, что мешали даже смотреть на горячую еду. — Это Минни готовил, — Чанбин коснулся острого краешка ушка и чуть подтолкнул дымящуюся мисочку ближе, — поешь немного. — Рис, — Чан подцепил немного краем ложки, будто ребенок, заинтересованно рассматривая каждую крупинку. — Никогда не думал, что от одного вида любимой еды мне захочется вывернуться наизнанку перед унитазом. Седативное в составе лекарства, введенного младшим, чуть тормозила и без того вечно плавающий на грани сознания разум, речь становилась медленной и тягучей, даже утомительной. — Тебе обязательно нужно поесть, — еще одно напутствие от мужа, но более жестким тоном, — не заставляй кормить тебя с ложечки. Это были последние слова произнесенные Чанбином перед мягкой трелью мобильного, что принадлежал Сынмину. Чан не слышал о чем говорил звонивший, да и кем являлся тоже не знал, но на всю жизнь запомнил, как хрупкое тело буквально рухнуло в объятия Чанбина, что успел вовремя оказаться рядом. Его Хана не было дома. Это он узнал позднее, уже после того, как от ломки остались лишь леденящие кровь воспоминания. Хан сцепился с продавцом другой банды, более мелкой и без опытного лидера, но зато полной сопляков, жадных до денег и крови. Джи мог погибнуть в тот день, погибнуть, потому что зависимость вновь оказалась сильнее. — Хан! — Чанбин прижал к себе парня, что сидел рядом со стойкой регистрации, пока миловидная медсестра обрабатывала его разбитые губы. — Дурак, какой же ты дурак, Ханни! — Я не хотел, хён, блять, как же я облажался. Девушка отошла, поймав взгляд старшего, который буквально кричал, что разговор не для лишних ушей. В ту ночь убили двух барыг, что никакого отношения не имели к Чану или Чанбину, но один из них сумел свистнуть дорогой мобильный из кармана Джисона, во время драки. На что он рассчитывал Со не знал, но приехавшие на место по вызову очевидцев медики, вполне разумно решили, что владельцем является тот, в чьих руках находился телефон. — У меня не было дури, — шёпотом, чтобы никто, кроме Чанбина, не услышал, — они думают, что я просто проходил мимо и стал случайным свидетелем конфликта нескольких наркоманов, что не поделили дозу. — Мне плевать на наркоту! — В сердцах от пережитых эмоций Чанбин слегка встряхнул парня, а потом вновь прижал к себе. — Мы с Сынмином думали, что тебя уже нет, что я еду опознавать тело. Черт возьми, у тебя даже документов с собой не было, Сон! Я же запретил тебе, я сказал оставаться дома с Минни, с Чаном~хёном, у меня и так сейчас куча проблем, у меня муж буквально умирает от ломки, Хан, а я должен вытаскивать твою задницу из неприятностей! — Знаю, хён, — парень прятал красное от стыда личико в сгибе между крупным плечом и шеей, пока Со пытался унять тревогу, что не давала дышать ровно, — я так хотел помочь, что совершенно забыл о том, что на мне тоже лежит ответственность. Мне так жаль, прости меня, если сможешь, прошу. — Простите? — Милая молодая девушка мягко сжала жилистое предплечье старшего, привлекая к себе внимание. — Вы брат? Нужно подписать согласие на госпитализацию, если, конечно, вы считаете это нужным. — Я не брат. — Со поджал губы, наблюдая, как чужие длинные ногти слегка скребут бледную кожу его руки. Джисон заметно напрягся и даже чуть собственнически сжал ладонью чужую талию, будто хотел оттянуть подальше от назойливого прикосновения, дать понять, что мужчина ей никогда принадлежать не будет. — Он мой парень, — Чанбин поджал губы, пока чужие пальцы медленно сползали с его руки, наконец даруя свободу, — и если у него нет серьезных травм, я бы предпочел забрать его домой. Хан изумленно захлопал ресницами, пока старший продолжал спокойно гладить его напряженную поясницу и слушать сбивчивые рекомендации медсестры. Парень прекрасно понимал, что хён солгал, чтобы не возникло вопросов о документах и прочей ерунды, но глупое сердце так отчаянно рвало грудную клетку, а губы горели от воспоминаний о последнем, практически целомудренным поцелуи с Чаном. Было ли для него место в их крепких и таких гармоничных отношениях? А для Минни? — Сонни? — Чужой голос вырвал из будоражащих мыслей и вернул в реальность. — Поехали домой. Путь до машины Хан запомнил надолго, каждый шаг сопровождался тяжелеющим сердцем и мрачнеющими мыслями, ведь они ехали домой, к людям, перед которыми парень был виноват не меньше, чем перед Со. Он, словом, больше не пытался заговорить с младшим, лишь что-то быстро печатал в телефоне, даже не оборачиваясь на спутника. — Ханни, — мужчина распахнул переднюю дверь и кивнул на пассажирское сидение, приглашая, — садись. Это был тот же самый автомобиль, на котором Крис забрал мальчиков с вокзала, на черной обивке лежал аккуратно сложенный плед, а еще небольшая, но уже наполовину пустая бутылка с янтарной жидкостью. — Я думал, ты умер, — Чанбин проследил за обеспокоенным взглядом Хана и оттолкнул алкоголь чуть дальше, лишь чтобы забрать одеяло. — Это не казалось проблемой, скорее единственным выходом. — Чанбин~хён, — мужчина накинул на худые бедра плед, а после вновь прижался, но на этот раз в более крепком объятии. — Прости меня, я знаю, я говорил это уже, и слова уже ничего не изменят, но я так боюсь потерять вас с Чаном~хёном, кроме вас и Сынмина у меня никого нет. — Мы никогда вас не бросим, малыш, — Со коснулся губами блестящей от слез щеки младшего, — вы самое ценное, что есть у нас с Чаном, и это ничто не изменит. Нас ждёт Минни и хён, поедем к ним. — Я люблю вас, — Джисон практически неощутимо сжал чужие плечи, не дав полностью отстраниться, — наверное, не так, как должен, и, пожалуй, мне не стоило это вообще тебе говорить, но это единственное, что мне кажется сейчас наиболее правильным. В плохо освещенной машине было практически не разглядеть эмоций старшего, лишь его участившееся дыхание стало более ощутимо касаться разбитых губ Хана. А потом Джисон подался вперед, вновь наплевав на все, просто сократив расстояние до нуля, чувствуя крепкие руки на своих бедрах, что подтащили его ближе, а после вовсе пересадив на своих колени, лишь углубив поцелуй. Чанбин целовал не так, как это делал Крис — он не боялся быть напористым, вести в поцелуи и иногда чуть покусывать губы. Но если бы у Хана попросили выбрать — он бы никогда не смог, они оба были идеальными, сладкие с небольшой горчинкой. — Малыш, — такой голос хёна парень никогда не слышал — хриплый и до дрожи горячий, от него плавились мышцы, делая тело невероятно податливым, — нам надо домой, — ещё одно короткое касание губ, потому что было слишком сложно оторваться, — к нашим мальчикам. Хан был готов поклясться, что видел, как мелькнула едва заметная горечь в глубоком янтарном взгляде, но Чанбин поглаживал его по голове так трепетно и любяще, что не оставлял ни малейшего сомнения о том, что горечь была вызвана лишь всепоглощающем беспокойством за любимых людей. — Ханни! — Джисон не ожидал увидеть никого кроме Сынмина, который первым бросился на шею мальчика, захлебываясь слезами, хоть, благодаря смс от Со, знал, что с парнем все хорошо. — Ты так нас напугал, как ты мог?! Ты же обещал! Ким не кричал, боясь разбудить только заснувшего Чана, который, хоть и был под воздействием седативных, прекрасно видел состояние своего младшего мальчика, слышал задушенные ладонью всхлипы и ощущал холодную влагу на своей ладони, которую всегда держал младший, дожидаясь пока уснет Крис. Но несмотря на это, Джисон чувствовал всю злость, что копилась в этом небольшом, с виду, теле. — Мне нечем оправдать себя, Минни, — стирая горькие слезы и расцеловывая любимые скулы, — я подвел вас, напугал, заставил разбираться с моими проблемами, вместо того, чтобы посвятить время тому, кто действительно это заслуживает. Прости меня, малыш, я ведь клялся защищать тебя. Ким кинул беглый взгляд на Со, будто взвешивая все за и против, но Хан оказался вновь решительнее, запечатлев нежный поцелуй на искусанных и покрытых тонкой корочкой губах. Они не говорили старшим, хоть и знали, что их не осудят, просто не считали это важным, но когда Сынмин вновь поймал взгляд Чанбина, его жизнь будто перевернулась, разрушались все выстроенные за время их знакомства образы. Он смотрел с такой нежностью, что колени начинали дрожать, а дыхание сбивалось, переставая насыщать мозг кислородом. — Не бойся, — Джисон вновь прижал к себе младшего, заметив взволнованный взгляд, направленный в сторону старшего, — он и Чан любят нас, они будут рядом, всегда будут. Мальчик едва заметно вздрогнул, когда поясницы, прикрытой лишь длинной футболкой и резинкой домашних шорт, коснулась еще одна ладонь. — Мы будем рядом. — Сынмин никогда не верил чужим словам, — все говорят много, а вот их поступки, обычно стоят сильно меньше, — но это был не тот случай. Ким оказался зажат между двумя телами, потеряв любую возможность отступить, но даже намерения такого не было, ему нравилось его положение, ему нравилось чувствовать крепкие объятия на талии и трепетные, но наполненный жаждой и желанием поцелуи Чанбина на собственных пухлых губах. Сынмин не стал бы лукавить, он часто думал о своих хёнах, запирая замок в просторной ванной и включая погромче воду, чтобы заглушить несдержанные стоны. Сейчас его самая потаенная фантазия становилась явью так стремительно, что воздух спирало из грудины, и так не хотелось останавливаться. — Мои мальчики, — Чанбин оторвался плавно, собрав кончиком языка ниточку блестящей слюны с нижней губы младшего, — я люблю вас, Минни, как и Чан, ничто не способно это изменить. Это всё, что нужно было Сынмину, чтобы наконец позволить тревоге отступить, а воздуху начать наполнять легкие свободно. Он готов был простоять так целую вечность, но в просторной спальне на смятых простынях всё ещё спал Чан, которому они были намного нужнее и к которому так рвалось сердце Чанбина. — Хён, — Ким оставил последний нежный поцелуй за ушком старшего, — иди к нему. Каждый чувствовал, как это нужно Со, как подрагивают его пальцы от подсознательного страха за жизнь своего мужа, но он не отпустил младших от себя, забрав с собой в освещенную лишь маленьким светильником комнату. — Чанни. — Чанбин выдохнул это имя едва слышимо, когда взгляд зацепился за чуть подсохшие кудри, разбросанные по белой подушке. Ужасно бледная кожа сливалась с бельем, а черные круги придавали общему виду еще больше болезненности, на одеяле виднелись разводы от крови, что пропитывала повязки на ладонях, но больнее всего было смотреть на серые потрескавшиеся губы, которые так любил целовать Со. — Милый, — Чанбин упал на колени перед кроватью и прижался лбом к мягкой постели. — Я не могу без тебя, я просто не справляюсь, я не лидер, как ты, прошла всего неделя, а я уже чуть не потерял двадцать пять процентов нашей команды. Парень улыбался, но лишь для того, чтобы скрыть бегущие по щекам слезы, что уже пропитывали мятые простыни. Ему было всего девятнадцать лет, большую часть из которых он провел рядом со своим мужем, ощущая спокойствие и безопасность, но сейчас настала его очередь защищать семью, стать, как минимум, правой рукой для своего лидера. Чанбин был совершенно не готов принять на себя управление бизнесом Кристофера, и речь шла не только о наркотиках — Со совершенно не знал, как управлять клубом, он был моложе всех наемных сотрудников Бана и походил скорее на одного из мажористых клиентов, чем на владельца. — Мне так плохо без тебя, — снова шёпотом, но теперь чуть более решительно сжав холодную ладонь, — я совершенно ни на что не способен, хён, я не оправдал твоих ожиданий. — Чанбин~хён, — парень даже не заметил, как рядом оказался Сынмин и сжал крепкие плечи, притягивая к своей груди, — всё будет хорошо, не говори таких слов, ты со всем справляешься. Тепло чужого тела слегка успокоило, особенно когда рядом появился ещё и Хан, вжимаясь губами в солёную щеку, пока его пальчики поглаживали тыльную сторону ладони Чана. — Он так любит тебя, ты же знаешь? Чанбин знал, прекрасно знал, и всегда боялся, боялся, быть недостойным или стать разочарованием, тем человеком, от которого уйдут без сожаления, напоследок погромче хлопнув дверью. Без Криса Со был никем, просто дворовый мальчишка, без денег, без собственного жилья, без нормального образования. «Ты думаешь, твой ненаглядный Чан не найден тебе замену?» — Чанбин слышал этот вопрос не единожды и каждый раз сотрясался от переполняющего душу страха. — «Ты такой же, как и все, Чанбин, не особенный для него». — Ты прошёл уже так много, — Ким оторвался от парней лишь для того, чтобы проверить спящего Бана и чуть поправить одеяло на ногах, — вы вместе, — кроткое исправление, — не для того, чтобы сейчас сдаться, мы сильнее всего этого. Ты не лидер, хён, но ты тот, благодаря кому им стал Чан, ты его главная опора, ты наша опора, а мы станем ей для вас.