Ты ещё об этом помнишь?...

Третий Рейх и СССР 30 минут сидели в тишине гоняя чаи под звуки качающегося маятника часов. Атмосфера была напряжена настолько, что напоминала струну, которая вот-вот оборвётся. Молчание затянулось, уже напоминая игру «молчанку» или некие соревнования, где проиграет тот, кто первый нарушит гробовое затишье. Всё же, первым на это решился Советский. — Ты не ходишь на собрания, поэтому особо ничего не знаешь. Хотя тебе полезно бы было там объявиться, — выдохнул коммунист, с серьёзной миной заглядывая в глаза собеседнику. — Сейчас, по большей части, все решают твою судьбу. — Was? (Что?) — Да-да. И могу тебя «обрадовать», — он показал в воздухе кавычки, — большинство склонено к тому, чтобы тебя… Мм… Запытать до смерти в тюрьме, если так можно выразиться. — И что мне с этого? — не выражая абсолютно никакого интереса к этому, произнёс фриц. Совет смутился. Он, конечно, предполагал, что нацисту довольно-таки плевать на свою жизнь, но не до такой же степени. Но от него не укрылось то, как немец стал немного нервничать, теребя рукав ночной рубашки. — Ну, кхм, тебе разве настолько безразличен «белый свет»? — попытался немного смягчить ситуацию Союз юмором, только довольно-таки чёрным. — Да, как будто ты не знал, — Рейх своеобразную «шутку» не оценил. — Так. Мы ушли от темы, — вздохнул СССР. — Не знаю, конечно, как ты к этому отнесёшься, но… Скажем так: я взял тебя на попечение. — Чего?! — вскрикнул фриц, округлив глаза и встав из-за стола, шарахнулся к стене. — А ты бы предпочёл позорную смерть? — Да уж лучше это, чем твоё «благородство»! Ты что же, думал, что я тебе «спасибо» скажу? Может мне ещё поклониться да реверанс сделать, а? — Успокойся! Сделанного не воротишь, — примирительно подняв руки в жесте «сдаюсь» и также встав из-за стола, расставил все точки над «i» революционер. Третий закатил глаза, но всё же взял себя в руки. — Э! Не трогай! — подлетел нацист к Союзу, когда тот заприметил бумажки на столе и взял их в руки, отбирая стопочку тех самых записок. Коммунист удивлённо вскинул брови. — Нельзя, ясно? — Нет, не ясно, — вмиг посерьёзнел социалист, но всё-таки отпустил бумажки, дабы они не порвались. — А ты попытайся уяснить, — язвительно протянул нацист, убирая свои «драгоценности» куда подальше. — Слушай, я не для того тебя на попечени… Ах ты сво…лочь! — Рейх извернулся и зарядил Союзу под дых, убегая на второй этаж и запираясь в своей комнате. — Wir müssen das also dringend irgendwo verstecken… (Так, нужно срочно спрятать это куда-нибудь…) — пробубнил себе под нос немец, судорожно расхаживая по комнате и думая, куда бы запихать эти записки от «таинственного незнакомца», чтобы коммунист не пронюхал. По лестнице послышался быстрый топот. — Mist! (Чёрт!) — Рейх! — настойчиво чуть ли не проорали с другой стороны двери. — Я имею полное право знать! — Отвали! И скажи, с какого это перепугу? С чего такой прилив «заботы»? — прокричал в ответ фриц, судорожно заталкивая свои бумажные «богатства» под кровать, в самый дальний угол. — Да с того, что я не хочу, чтобы мне отрезали голову за твои выходки! Мало ли, может ты на нас козни строишь и готовишь план Третьей Мировой! — уже порядком вскипевший СССР был готов уже выломать дверь, но вовремя осознал, что это всё-таки не его дом и перестал так неистово ломиться в комнату. — Спасибо, Второй Мировой хватило, — мрачно процедил Третий. — Очень рад, а теперь, будь добр, впусти. — Рейх только закатил глаза и глухо зарычал, но всё же подошёл к двери и, открыв замок, заехал ей по носу коммунисту. Тот сдавленно шикнул, а Нацистская Германия, в это время, лишь победно ухмыльнулся. — Ну ты и чертила, конечно. — Взаимно, Совок, — показал свои акульи зубы нацист. — Нарываешься, Веник, — также язвительно ответил революционер, зажимая нос рукой. — Давай, показывай, я жду. — Что показывать? — решил претвориться дурачком немец. — Я, конечно, знаю, что ты идиот, но явно не до такой степени. Колись давай. — Интересно, мне считать это как комплимент или как оскорбление? — Ты не отлынивай, язва ходячая. Я жду, — на полном серьёзе протянул Советский. — Личное, — коротко по слогам отчеканил Рейх, просто чтобы он отвязался, хотя на самом деле это отчасти была и правда. — Тц. Ты упёртый как баран. Не беси меня лишний раз, я должен знать, — СССР снова начал злиться, но внешне оставался спокоен. — Да отвали ты уже от меня! Кто ты мне?! Правильно — никто! — нацист грубо толкнул русского. Да так, что тот остался стоять на месте, даже не пошатнувшись. — Тварь. Совет ухватился за руки немца, повернул его вокруг своей оси, перекрестив руки, тем самым скрутив их. Затем он толкнул фрица на пол так, что тот здорово приложился лицом об пол, глухо прошипев что-то невразумительное. — Я не позволю так с собой общаться, псина нацистская, — прорычал революционер, продолжая удерживать руки и наступая ногой на спину «дорогого друга». — Запомни: я тебя взял не из-за того, что мне просто так захотелось. Ты у меня ответишь за всё, не хуже, чем у других! Только разница в том, что добивать я тебя не буду, ясно тебе? — Мне плевать, пойми ты это, голова огоро-… Тц, — Союз заехал ногой по повернувшейся в его сторону голове Рейха. — Мне интересно: насколько долго мне придётся вбивать в тебя мои слова, м? — процедил Советский, наблюдая, как из носа и уголка губы «собеседника» хлещет кровь. — Живым не дамся! — пытаясь освободить руки, но тщетно, вскрикнул Третий, начиная брыкаться. — А ну тихо! — по затылку немца прилетел тяжёлый удар, после чего он отключился. — Какой же ты проблемный, нацик… СССР поднял его на руки, унося вниз. Положив того на диван в гостиной, коммунист принялся искать аптечку. Обойдя весь дом, но найдя то, что нужно было, он решил заглянуть в ванную на худой конец. Там и вправду нашлись медикаменты и Союз вновь пошёл в комнату, где оставил своего «товарища». В это время тот самый «товарищ», скрючившись, сидел и зажимал ладонями уши, немного покачиваясь. — Будешь знать, в следующий раз, — не слишком громко сказал Советский, но Третий всё равно болезненно сжался, сжимая пальцами волосы, чуть ли их не вырывая. Союз подошёл к нему, доставая всё необходимое для лечения и сел рядом. Рейх шарахнулся в сторону, шипя от боли и всё ещё сжимая голову. — Не рыпайся. Совет снова подсел к фрицу, но тот опять дёрнулся в сторону. Социалист закатил глаза и схватил за запястье строптивого немца. Тот предпринял слабую попытку выдернуть руку, но русский уже хорошенько его зафиксировал и потянулся рукой с ваткой к носу, из которого до сих пор шла кровь. Заткнув ранку, он взял другую и щедро полил её спиртом, затем протирая ей разбитую губу. Всё это время нацист сидел неподвижно, видимо, смирившись со своей участью. — Гуляй, Вася, — попытался пошутить революционер, когда процедура была закончена. Рейх только мрачно взглянул на него, явно не оценив «шутку». В голове снова всплыл вопрос, с чего бы этот русский так о нём печётся, но списав всё на то, что коммунист посчитал, что фриц не в состоянии был сделать что-то сам, хотя это было и не так, со вздохом откинулся на спинку дивана. Что бы там себе не надумал СССР, немец не такой немощный, поэтому если что, сможет дать достойный отпор. — Чего молчишь, словно воды в рот набрал? — произнёс социалист, критично оглядывая подопечного. — Ты когда ел последний раз? Худой как скелет, — вынес свой вердикт Союз. Третий демонстративно повернул голову, весь его вид кричал: «Не твоё дело!» или, проще говоря: «Отвали!». — Ну нет, так дело не пойдёт. Вставай давай, а то как ребёнок, ей Бо-… Чёрт. Хватит дуться, короче. — Рейх вопросительно вскинул голову, до сих пор удивляясь тому, как Совет избегал слов, связанных с религией. Но немец не встал, а только с прищуром отвернулся всем корпусом. — Тьфу на тебя. СССР подошёл сзади и схватил под подмышками, поднимая с дивана, а затем перехватывая начавшего сразу брыкаться немца под коленями и, в итоге, беря его на руки. Фриц пытался заехать ему по лицу то рукой, то ногой, чтоб не повадно было, но все попытки были тщетны, революционер, как будто нарочно провоцируя, с каждой попытки всё больше улыбался. — Lass los! (Отпусти!) — Как скажешь! — И Третий полетел на пол в двух шагах от обеденного стола. С пола послышались проклятья и ругань в сторону Советского, переходя с немецкого на русский и обратно. Когда матерный словарный запас на обоих языках кончился, немец затих, недобро сверкая глазами. — Чего лежишь, вставай, страна огромная! — весело пропел свои последние строчки Совет, сопровождая это хорошим советским пинком. Рейх как будто только этого и ждал, обхватывая ногу ладонями и сжимая пальцы со всей силы, вонзая ногти в кожу. Русский болезненно зашипел, буквально стряхивая, прицепившегося словно клещ, нациста. Но тот только больнее сжал ногу, совсем не желая сдаваться. Со всей силы размахнувшись свободной ногой, Союз заставил фрица отцепиться, пока тот пролетел по кухне ещё метра два, больно врезавшись в стену. — Правда псина недоделанная, — разозлился социалист, прыгая на одной ноге до ванной, чтобы промыть не хилые такие царапины, которые кровоточили как глубокие порезы от ножа. Вспомнив, что аптечку со спиртом осталась в гостиной, он попытался развернуться, всё также прыгая на одной ноге, но зацепился здоровой за порожек в ванной, поцеловавшись с полом. — Твою мать! Фриц, успевший уже оправиться от низкого полёта по кухне, стоял рядом, согнувшийся по полам, заливаясь смехом от представшей картины: великий и могучий Союз, уже повернувшийся на живот, прижимает кровоточащую ногу к себе, а вторую пострадавшую вытянул вверх, будто бы отряхивая болезненное ощущение и шипит от этого же. Словно не он буквально минуту назад пинал Третьего как мячик. — Завались! — рявкнул Совет, но Рейх только взглянул на него, помолчав пять секунд зажимая рот, но в итоге не сдержался и начал смеяться пуще прежнего, хватаясь за живот и сваливаясь рядом. СССР сначала пытался выглядеть серьёзно, но вскоре перехватил весёлый настрой нациста, заражаясь его смехом. — Ладно, всё-всё! Хватит ржать уже! — попытался посерьёзнеть СССР, но всё равно продолжал тихонько хихикать. Фриц же, только взглянув на это, не смог сдержать ещё одного порыва смеха и лёжа согнулся пополам. — Пере… ахах…стань корчить такую серьёзную… Ахахаха… мину! — задыхался Третий, не зная за что хвататься: то ли за лицо, чтобы не видеть своего «друга», то ли за живот, который вот-вот надорвётся от такого переизбытка позитива. — Да заткнись… Ахах… ты уже! — также задыхаясь, попытался призвать к компромиссу коммунист, но ответом ему послужил только ещё более громкий и надрывный хохот. — Так, всё. СССР взял себя в руки, поднимаясь с пола и хватая за запястье Рейха, но тот повис, словно тряпичная кукла. — Да что же это такое! Успокаивайся давай! — Всё-всё, встаю. — немец правда стал подниматься на ноги, проходя на кухню. — У тебя как… ахах… нога прошла уже? — с издёвкой задал вопрос фриц. — Да пошёл ты… — Советский взглянул на свою ногу, которая всё ещё продолжала кровоточить, хоть она и не болела и пошёл в гостиную за спиртом. Третий, тем временем, поставил турку на плиту, заваривая кофе и параллельно делая бутерброды. Когда завтрак был готов, он сел за стол, где его уже ждал Совет, постукивая пальцем по столу и пристально наблюдая за каждым его действием. Немец и не заметил, как по привычке сделал завтрак только на себя любимого. — Ну ты и эгоист, конечно, — в шутку протянул революционер, наблюдая за тем, как Рейх показал ему очень «приятельский» жест — средний палец, посылая куда подальше. — А, кстати! Тебе же надо сегодня на собрание прийти. — Немец поперхнулся бодрящим напитком, здорово так закашлявшись, но такой нужный удар по спине прилетел вовремя, хоть и не рассчитав силу, Совет слегка перестарался. Да так, что весь дух из нациста выбил. — Тебе там не позднее одиннадцати быть надо. А сейчас уже, — русский взглянул на часы, — половина восьмого. — А вот раньше никак сказать нельзя было? Нужно было обязательно этот цирк устроить? — просипел Третий, допивая кофе и быстро заедая бутербродами. — Да, нужно было, — приподнял уголки губ в усмешке Союз. — Предлагаю туда пораньше дёрнуться, а то доехать не успеешь из своего захолустья. — Угу, — промычал Рейх, попутно убирая грязную посуду в раковину, а после поднимаясь наверх, дабы привести себя в порядок. Когда он был полностью собран, часы показывали уже 9:20. Надев на голову излюбленную фуражку, он спустился к уже ждущему его Совету, стоящему на пороге. — Чего стоишь, иди давай, — язвительно процедил немец, накидывая чёрный китель на плечи. — Я тебя жду, вообще-то. — А чего меня ждать? — Ну, мало ли, сбежишь, — хлопнув по спине Третьего и «выпуская» его, ухмыльнулся СССР, выходя следом.