***
Гермиона пьёт воду жадными глотками, ощущая, как холод прокатывается по гортани и медленно теплеет где-то в желудке. Она подавляет спазм и сглатывает. Гарри смотрит на неё, не отводя взгляда. В его глазах, явственно читается упрёк. Но крохотные лучики надежды непокорными искрами вспыхивают в яркой зелени. — Допрос был ошибкой… — Нет… — голосовые связки болят от недавних криков. — Так я хотя бы имею представление сколько лет воспоминаний придётся запечатать, если получится… — Ты сможешь ему помочь? — нерешительно спрашивает Гарри. Этот вопрос – единственное, что волновало друга с тех пор, как Поппи подтвердила, что ей удастся излечить Малфоя. Желание отблагодарить Снейпа пусть уже и после его смерти стало для Поттера навязчивой идеей. — Я ничего не обещаю. Могу лишь попытаться научить его выстраивать ментальные барьеры, чтобы подавлять воспоминания. Вполне возможно это поможет купировать панические атаки и немного снизить дозы седативных и ноотропных зелий. — Последний раз когда Поппи попыталась снизить дозу, он два часа прятался под койкой, прежде чем нам удалось его успокоить и уговорить выбраться оттуда. Гарри забирает из её всё ещё дрожащих рук полупустую бутылку и делает глоток. Она выдыхает, несколько мгновений медлит, не желая вновь ворошить то, что и так слишком отчётливо стоит перед глазами. — Его семь лет держали в клетке, как зверя. Он хоть и не видит, но боится большого пространства. Его нужно как можно скорее перевести из лазарета. Гермиона после увиденного в его сознании опасается того, что ей предстоит, но одновременно и предвкушает. Ведь так её дни будут заняты и подчинены определённому распорядку. Это даёт некоторую устойчивость её собственному шаткому состоянию души. Зелья по графику… Размеренность быта… Свобода от рейдов, от которых она бесконечно устала… Она хоть на какое-то время не будет видеть смерть, слëзы и кровь… Она также перестанет проводить допросы, полностью передав эти обязанности Биллу. Будет лишь два изуродованных войной человека, пытающихся научиться жить заново. И больше ничего… Впервые Грейнджер не станет вести себя, как истинная гриффиндорка, бросаясь в самое пекло с головой. Она просто устала... — Поппи говорит, что через пару дней он будет готов к парной трансгрессии, — доносятся в её размышления слова Гарри. — Я сама скажу ему… Но завтра… Сейчас мне нужно подумать… И поспать… Отчёта о его допросе не будет, – слова сухие, без эмоций. Грейнджер встаёт, всё ещё чувствуя слабость во всём теле. Гарри ловит её руку, заставляя обернуться и посмотреть на него. — Тебя проводить? — с искренней надеждой спрашивает он. — Нет, спасибо, — уже привычно отвечает Гермиона. — Мой дом… — ... Моя крепость, — заканчивает за неё друг, ощущая, как с каждым днём подруга всё больше отдаляется от него и закрывается в себе.***
— Мы на месте, — так непривычно слышать её голос рядом с собой. Драко цепляется за руку Грейнджер, как за спасательную нить между собой и пропастью, окружающей его со всех сторон. Слышит звон ключей и скрежет замка, которые возвращают его в реальность. То, что Грейнджер, даже будучи волшебницей, запирает дом обычным магловским способом, заставляет его усмехнуться. Тут же удивляясь тому, что он не разучился это делать. Амбивалентность внутренних противоречий по отношению к Грейнджер лёгкой рябью будоражит его зыбкий душевный покой, поддерживаемый с помощью зелий. Протяжный стон дверных петель вновь отвлекает его, и он чувствует, как к горлу вновь подкатывает паника. — Мы… Мы можем пару минут постоять здесь? — спрашивает он, борясь со сковывающим все мышцы страхом. — Да… Просто скажи, когда будешь готов войти в дом, — Малфой улавливает лёгкое дрожание в её голосе. Он глубоко вдыхает и выдыхает. Ветер омывает своими порывами его лицо и ерошит волосы. Вереск. Повсюду запах вереска. Малфой неожиданно понимает, что именно Грейнджер принесла этот запах в его новый мир. С него начался его тернистый путь по руинам остатков своей жизни. И теперь именно с этим запахом у него ассоциируется пьянящая и пугающая свобода. Малфой напрягается от тихого треска, и нос назойливо щекочет сигаретный запах. Она курит. Он стоит молча. Не двигается и дышит ей. До него медленно докатывается осознание этого факта. Помфри сказала, что его держали в плену семь лет. Малфой пытается понять чувствовал ли он за эти годы какие-то запахи кроме крови, пота и собственных испражнений. Неторопливо его мозг приходит к выводу, что он может припомнить ещё примерно дюжину столь же мерзких и отвратительных запахов. Но ничего схожего со смесью вереска и табака. Странно, что ему это, кажется, нравится. Всё его существование теперь основывается на познании окружающих его незнакомых или позабытых звуков, запахов и физических ощущений. Но в основном концентрируется на Грейнджер, как на проводнике во тьме, в которую он сам себя загнал. Какая-то крошечная часть сознания ещё пытается сопротивляться, но зелья, которыми его накачала Помфри, подавляют в нём все сильные эмоции. Гнев, отвращение и презрение — три главных чувства, которые он раньше испытывал к Грейнджер, не могут поднять свои уродливые головы. Его трëхглавый цербер спит, убаюканный песнью зелий и страха. Тёмный лорд преуспел в своих извращённых пытках над его телом и разумом, сделав из Малфоя загнанного в клетку затравленного зверя. Осознание собственной беспомощности и бесполезности теперь негласным спутником идёт с Малфоем бок о бок, ежеминутно подкатывая тошнотворным комом отвращения к горлу. Существование по-прежнему основывается лишь на ожидании смерти. Как только эта мысль формируется в голове его охватывает неестественная лёгкость. Вероятно воздействие зелий не позволяет ему задуматься об этом дальше. Все мысли переключаются на восприятие окружающего: жужжание какой-то мелкой мошки, гул ветра, шелест травы, скрип досок под ногами… Её запах... — Можем идти, — произносит он, когда бессмысленные размышления об окружающем пространстве неспешно выталкивают из его сознания панику. Драко протянул свободную руку и ощутил под подушечками пальцев гладкое, обтëсанное ветром дерево. — Только не торопись, — Гермиона чуть крепче сжимает его ладонь, борясь с собственным вспыхнувшим чувством тревоги. В её дом впервые входит кто-то кроме неё. Это немного пугает. От подступающих нервных спазмов Грейнджер отвлекает необходимость помочь Малфою преодолеть порог. Дверь закрывается, и на кончике её палочки загорается слабый люмос. Ладонь Малфоя ощупывает гладкую стену узкого коридора, но он не выпускает её руку. Лишь сильнее сжимает маленькие пальчики. Неосознанно обводит большим острые костяшки. Чувствует на гладкой коже небольшой шрам. В нём неожиданно вспыхивает странный интерес к тому, как она сейчас выглядит. Но он не решается попросить дотронуться до её лица. Возможно раньше ему бы всё это показалось странным. Неправильным. Раньше бы он никогда бы даже не прикоснулся к ней. Но не сейчас. Сейчас Грейнджер стала его единственным поплавком в пустоте спутанного сознания, не позволяя ему утонуть.***