***
Сидя дома перед очередной поездкой в клуб, уже полностью накрашенная и одетая, я пересчитывала наличку, которую заработала за последние три выхода на работу. Хватало на аренду на следующий месяц, а так же оставалось ещё прилично. Я даже пожалела, что раньше не хотела брать больше одного дня в неделю, чтобы танцевать. Ведь выручка была очень хорошей, но и минусов было много: я стала чаще выпивать алкоголь, меня чаще лапали, и я чаще чувствовала себя раздавленной. Я гнала эти мысли прочь, но понимала — это опасная дорожка, на которую я уже ступила. Деньги не должны доставаться таким путём, рано или поздно придётся заплатить намного больше. Убираю наличку под матрас, перевязав деньги резинкой. Да, не самое надёжное место, но я сомневаюсь, что кто-то вообще решит залезть ко мне в квартиру с целью кражи, уж слишком непримечательно выглядит входная дверь, да и сам дом не подразумевает, что здесь живут богачи. Погода в Токио испортилась, пронизывающий холодный ветер заставляет плотнее кутаться в пальто. Вот и сейчас, пока я жду такси, чувствую первые ледяные капли, попавшие на макушку. Уже почти ночь, и чёрное небо заволокли серые тучи, текущие по нему, как огромные клубы дыма. Дорога такая привычная, что я чуть задрёмываю, пока машину плавно покачивает. Дождь совсем слабый, но неприятно бьёт каплями по лицу, сносимыми ветром. Я бреду к чёрному входу, затерявшись в тенях переулка, не спеша. Сегодня я не танцую первая, так что могу не спешить, надышаться свежим густым воздухом, пока мои лёгкие не окажутся в плену сигаретного и кальянного дыма. Я приехала сильно заранее, такси прибыло быстрее обычного, поэтому остаюсь стоять у входа, прижавшись затылком к холодной стене. Сегодня Санзу впервые не писал мне. Закусываю губу, задумавшись над этим, и чувствую яркий вкус клубничного блеска. Может, мне стоит проявить инициативу? Уже давно понятно, что он бросил попытки исчезнуть из моей жизни. Я достаю телефон, верчу его в пальцах, пока продумываю текст сообщения. Останавливаюсь, в итоге, на банальном. «Как дела?» Боже, как глупо. Быстрее жму на «удалить», но вижу статус «прочитано». Поздно. Я смотрю на многоточие, что, то появляется, то исчезает, будто дразня. Подскакиваю на месте, широко раскрыв глаза до боли в веках, когда бархатный голос доносится из черноты. — Было лучше, пока я не узнал о твоём обмане. Прижимаю руку к груди в надежде успокоить бешеный сердечный ритм. Розоволосый мужчина, как всегда, в идеально отутюженном костюме и идеальной белоснежной маской на лице, которую ломают лишь недовольно сведённые на переносице брови, делает шаг ко мне. Я гадаю, как такого яркого человека можно не заметить в темноте. Дело лишь в моей собственной невнимательности или Санзу, может, обладает какими-то мистическими способностями скрывать своё присутствие? — О каком ещё обмане? — я принимаю решение до конца сопротивляться. Я понимаю, что он говорит о клубе, но я ничего не обещала, тем более, я ничего не должна ему после того насилия. Это он должен мне, но говорить ему об этом, даже намекать, слишком плохой вариант. Санзу выглядит так же, как всегда. У него безупречно уложенный хвост, без единого выбившегося волоска, его костюм явно новый, без пылинки. Синяки под глазами исчезли, лицо приобрело едва заметный румянец, но его глаза совсем другие. Он уже смотрел на меня безразлично, смотрел с нескрываемым вожделением, с раздражением. Но сейчас я вижу то, что искренне пугает меня так сильно, что невольно отступаю назад, звук от каблуков разносится по переулку, разрезая, как лезвием, напряжение между нами. Я вижу в его глазах чистую, ничем не скрываемую ярость. Длинные пальцы крепко смыкаются на моём запястье, кажется, перекрывают доступ крови. Санзу склоняется к моему лицу, я чувствую его горячее дыхание. Этот жест возвращает меня в кошмар, когда он так же наклонялся ко мне, опаляя мою щёку, пока я вжималась в свою кровать. Ностальгическое чувство мигом выводит из оцепенения, и я дёргаю рукой в попытке вырваться. Конечно, бесполезной. Лишь вызываю снисходительную ухмылку на губах мужчины. — Поехали, — он тянет меня за собой, уводя из переулка. Я думаю закричать, но, кажется, Санзу действительно не совсем обычный человек и умеет читать мысли, ведь он предупреждающе подносит палец к губам, призывая молчать, а его взгляд говорит, что лучше бы мне оправдать своё имя, и слушаться его. Он ведёт меня на парковку, и я невольно ищу взглядом чёрный седан, но натыкаюсь лишь на мотоцикл. Санзу протягивает мне шлем, и ждёт, пока я, оборачиваясь на клуб, продумываю пути отхода. Затем ждёт, пока я смотрю на свои каблуки, и на мокрый асфальт, на котором точно поскользнусь, даже если побегу босиком. Я беру шлем, и мужчина помогает мне застегнуть его. Его жесты аккуратные, когда он проводит пальцами по моей шее, почти нежно. Я чувствую крепкие мышцы живота под ладонями, и невольно прижимаюсь сильнее к спине Санзу. Пока мы едем, ловко огибая машины, я прикрываю глаза, совсем не в состоянии насладиться большой скоростью. Гадаю, чего мне ждать. От Санзу, от работы. Интересно, уволят ли меня? Ведь я сбежала, не предупредив, хотя моя смена уже началась. Санзу останавливается, стягивает с меня шлем. Я удивлённо осматриваю свой дом, верхние этажи которого, кажется, задевают густые чёрные облака. Небо совсем разозлилось, грозясь с минуты на минуту пролиться на город настоящим ливнем. Санзу тянет меня к подъезду, сам набирает код, так быстро, будто и сам тут живёт. Вызывает лифт, поднимаемся на этаж. А затем происходит то, от чего к горлу подкатывает тошнота — Санзу достаёт из кармана ключ, который идеально подходит к замку. Я знаю, что это не мой ключ, и уж точно не Мийи — на наших есть брелоки. Он всё ещё не отпускает мою руку, ведёт за собой как на поводке, как будто привёл собачку с прогулки. Отпускает только тогда, когда мы заходим в квартиру, и Санзу ждёт, пока я разуюсь, закрывая проход к двери своей широкой спиной. Он хорошо знает, что я продумываю попытку убежать. Выбежать, стучать в каждую дверь, в тайне надеясь, что не в каждую квартиру Санзу заселил своих людей следить за мной. Он тоже разувается, и я смотрю на его носки. Это выглядит почти интимно, хотя и не могу объяснить самой себе это чувство. Всё это время мы молчим, молчим и тогда, когда Санзу ждёт, пока я переоденусь в домашнюю одежду, пока смою макияж, пока заварю нам чай. Я ставлю две дымящиеся кружки между нами на стол, наконец, смотрю в его лицо, и, как и каждый раз, теряюсь в его глазах, подхваченная ледяным потоком. — Откуда у тебя ключ? — нарушаю тишину, которая уже казалась уютной. Я смотрю на Санзу, как он греет пальцы о горячую кружку, и мне неловко. Розоволосый расстегнул верхнюю пуговицу, ослабив полосатый галстук, и он выглядит таким домашним… Быстрее хватаюсь за свой чай, смотрю на дно, как чаинки кружатся в замысловатом танце. — Сделал, — Санзу легко пожимает плечами, отпивая из своей кружки. Я ошарашена наглостью этого человека. Приглушённый жёлтый свет на кухне играет в его волосах, отражается в глазах, сделав их оттенок намного ярче, и я засматриваюсь. Мысленно я избиваю себя по щекам. Я должна выпроводить его, отдав ему его подарок в виде платья, и срочно найти новую квартиру. Той суммы, что у меня есть сейчас, хватит, чтобы снять небольшую квартирку, а дальше я разберусь, как и всегда. В крайнем случае, я всегда могу устроиться в другой клуб. Я мысленно даю себе самую сильную пощёчину — я ведь должна найти нормальную работу. Но перспектива зарабатывать за день половину месячной зарплаты среднего класса слишком манящая. — Зачем? — я не жду ответа на самом деле, просто хочу прогнать эту тишину, что повисла снова. Санзу и не собирается отвечать, лишь снова пожимает плечами. Он смотрит на меня неотрывно, пуская по телу табун мурашек, и кожа горит от его взгляда. — Сработало, да? — наконец, он отрывается от меня, принимаясь разглядывать квартиру. — Что? — Связь. Голова больше не болит. — Да, изнасилование сработало, — я не сдерживаюсь в словах, да и поток раздражения, что мгновенно поднимается во мне, я тоже не сдерживаю. Сжимаю кружку, с противным звуком проехавшуюся по столу, и смотрю прямо в горящие интересом глаза. Чего я жду? Мне нужны его извинения? Да, возможно, извинения прозвучали бы неплохо, хотя они всё равно ничего не изменят. Но мне хотелось, чтобы Санзу знал, что его несдержанность чуть не разрушила меня, ведь мне действительно пришлось собирать себя обратно по кусочкам. Внезапно каша в голове складывается в одну очевидную, но такую непонятную мне раньше, вещь. — Харучиё, — он заинтересован чуть больше, когда слышит своё имя. Я качаю головой, растягивая губы в невольной улыбке. Мне действительно становится проще, как только я всё понимаю, — Я не подхожу на роль твоей игрушки. Со мной будет скучно, я слишком быстро сломаюсь. Найди себе другое развлечение. Санзу улыбается уже открыто. Его глаза загораются восторгом на мгновение, за которое он успевает вновь натянуть маску безразличия, но я слишком внимательно слежу за ним, поэтому с лёгкостью замечаю эту перемену. Он протягивает пальцы, что змеями скользят по столу, ко мне и поглаживает костяшки моей руки. А затем перегибается через стол, оставляет горящий поцелуй на моём лбу. — Ты ошибаешься, — его лицо снова непозволительно близко, — Ты не сломаешься. Я не позволю. И я не играю с тобой, никогда не стал бы этого делать. Он легко касается губами моих губ. Они такие же, как я помню: тёплые, плотные. Я гоню прочь жар, что растекается по моему телу. Всё моё естество тянется к нему, бьётся истерически внутри моего тела, требуя разум отпустить, дать волю. Перед глазами мгновенно вспыхивают картинки, подкинутые воображением. Я представляю, как прижмусь к Санзу, утопая в его крепких руках, как стяну резинку с его волос, позволив шёлковым прядям рассыпаться по плечам. — Но я должен учить тебя. По–хорошему ты не понимаешь, — я ухмыляюсь, задумываясь, когда это Санзу поступал со мной «по–хорошему», но он явно воспринимает мой смешок, как вызов. Он срывается с места так резко, что я успеваю подняться за ним уже тогда, когда он заглядывает в бывшую комнату Мийи. Я наблюдаю за ним. Санзу качает головой, когда осматривает пустое помещение, закрывает дверь, и идёт к моей. Я дёргаюсь, когда Санзу начинает открывать каждый ящик, перебирает пальцами моё чистое белье, затем проверяет каждый карман одежды в шкафу. Я понимаю: он что-то ищет. Догадка приходит слишком поздно — мужчина уже держит в руках деньги, выудив их из-под матраса, улыбается ядовито. — Какой очевидный тайник для твоих грязных денег, — он явно доволен собой, а я вся напрягаюсь, готовая кинуться на него. — Это не тайник. Я не знала, что мне придётся их от кого-то прятать, особенно, от тебя, — я делаю резкий выпад вперёд, выкидывая руку вверх, но Санзу быстр, как дикое хищное животное. Он выставляет ладонь, что больно бьёт меня в грудь, отпихивает назад. Он вытягивает несколько бумажек, кидает их на кровать. Улыбка становится шире, когда мужчина молниеносным движением достаёт зажигалку из кармана пиджака и поджигает деньги. Я вскрикиваю, пытаюсь дотянуться до бумажек, которые жестоко пожираются огнём. Санзу закрывается плечом, не даёт мне подобраться к его руке, подняв её вверх. Я чувствую предательски подкатывающие слёзы, бью мужчину по плечу, царапаю его. Санзу даже не дёргается, когда полосы на его шее приобретают красный оттенок с выступающими капельками крови. Я уже не сдерживаюсь, оскорбляя его так, как никогда в жизни бы не решилась. Его лицо непроницаемо, пока он наблюдает за маленьким костром в своих пальцах, а затем легко выкидает в окно. Пропускает меня к подоконнику, в который я чуть ли не прыгаю, если бы не крепкая рука, что перехватывает поперёк живота. Плачу, уже не сдерживаясь. Санзу приподнимает меня над полом, поворачивает к кровати. — Тут хватит на еду на какое-то время. Затем ты найдёшь новую подработку. Или не находи, я буду давать тебе столько, сколько нужно. Мне всё равно, — я закрываю лицо ладонями, кожа мгновенно становится неприятно влажной. Санзу гладит меня по голове, прижимает к своей груди. Его шёпот почти успокаивающий. — Надеюсь, ты ценишь то, что я всего лишь сжёг эти ёбаные бумажки, — его рука замирает на секунду, пальцы запутываются в моих растрепавшихся волосах, — В следующий раз это могут быть твои родители, подумай хорошо об этом, Джун. Когда он так говорит, я действительно, в глубине души, благодарю его за то, что это были всего лишь деньги.***
Мы не разговариваем несколько часов, но, кажется, Санзу вообще больше нравится молчать. Он растягивается на моей кровати, сняв только пиджак. Берёт мой ноутбук без разрешения, но я и не планирую возмущаться. Краем глаза вижу, как он быстро просматривает каждый файл на рабочем столе, я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза и не съехидничать, что Санзу бы стоило посетить специалиста по поводу своей паранойи. Санзу смотрит даже историю, мотает её вниз и вниз, хотя, в основном, там сплошные поиски фильмов. А затем кликает на первый попавшийся, который я недавно смотрела, и жмёт плей. Я вглядываюсь — это мелодрама, которую мы смотрели с Мийей. — Не видел его раньше, — комментирует он, кладёт руку себе под голову. — Не думаю, что тебе понравится, — я не вижу никакого смысла молчать, наказывая его. Он уже здесь, он уже сделал то, что сделал, и на сто процентов считает себя правым в этом. — Ты не знаешь, что мне нравится, — Санзу отрывается от фильма, переводит глаза на меня, как будто затягивает в какую-то игру. Я задумываюсь. — Ну, тебе нравится коллекционирование… — начинаю говорить, но мужчина прерывает меня тем, что удивлённо вскидывает брови, и я поясняю, — Твои катаны. — Ах да, давно я не пользовался ими, — его лёгкая улыбка почти мечтательная, а я не хочу знать, о чём он вспоминает. — Ещё тебе нравятся компьютерные игры, — пожимаю плечами. Это слишком очевидно, поэтому Санзу кивает, — А ещё мучать людей. На это он разражается смехом, слишком неожиданным и громким в темноте квартиры, освещённой только экраном ноутбука. Моё сердце сжимается. Мне хочется схватить его и спросить, глядя прямо в глаза: ну почему ты не можешь быть нормальным? Ведь, вот, погляди, мы сейчас ведём себя, как нормальная парочка. Мы могли бы быть такими всегда. Но мы не можем. — Дерьмо фильм, — он морщит нос, я же еле удерживаюсь от самодовольного «я же говорила, что не понравится». Я принимаю эту часть себя, хоть и со скрипом плотно сжатых зубов — мне хочется быть тем человеком, который хорошо знает Санзу. Который с лёгкостью читает его, и может объяснить каждый поступок. Но намного сильнее мне хочется, чтобы он ушёл. Навсегда. Вышел за порог и его накрыла амнезия. Я хочу, чтобы Санзу никогда не было в моей жизни. — Когда я был маленьким, мать таскала меня в кинотеатр на подобную чушь, — я боюсь шевельнуться, даже не дышу, опасаясь спугнуть эту ниточку откровения, что слабо натянулась между нами. Санзу смотрит мне в глаза, — Я всегда спал на тех фильмах. Однажды я специально порвал билеты, которые она купила заранее. Они были на премьеру, дорогие вроде. Мать плакала. Я вижу, как мрачнеет его лицо. Вижу, как он закрывается, уходит в свой мир, видимо, вспоминать прошлое ему не свойственно. Я сглатываю, решаюсь вытянуть его дальше на разговор. — Ты был ребёнком. Не думаю, что ты сделал это со зла, — я сжимаю руки в кулаки, чтобы удержаться и не зарыться в его волосы, когда он стягивает резинку, распускает их. Его волосы прямые, очень длинные, ложатся на мою подушку. — Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь, — он улыбается, смотрит в экран на рабочий стол, а я уже и не знаю, говорит ли он о тех билетах или о чём-то другом. Он уходит под утро. Остаток ночи мы не говорим. Санзу перебирает мои волосы, гладит мои пальцы. Закрывая за ним дверь, я замечаю внушительную пачку денег, оставленную на тумбочке в коридоре. Я так вымоталась морально, что не могу разозлиться снова, поэтому просто убираю пачку подальше. Оставлю на совсем крайний случай.***
Токио прекрасен всегда, и в этой своей красоте он действительно пугающий. Токио похож на огромного яркого зверя, он неоновый, гипнотизирующий, заманивает в свои улицы, как паук — в сети. Жестокое небо перестало мучать город ливнями, которые длились целый день, и под вечер, пока я собираюсь на встречу с Мийей, воздух врывается в открытое окно влажным запахом мокрого асфальта и зелени, с которой сбило всю пыль. Мийя пообещала, что мы больше не пойдём в клуб «Орхидея», пойдём в более спокойное место. Зная подругу, спокойным местом может оказаться и невероятно шумный бар, но я не против. Хочется прочистить голову. Я долго смотрю на кроваво-красное платье, что висит на вешалке прямо в середине шкафа, окружённое моими другими вещами. Кажется, что оно выделяется своей чужеродностью. Как королева на троне, а вокруг неё подданные. Веду пальцами по гладким шёлковым линиям. Я думаю, что оно обхватит меня в свои цепкие нити, задушив, пока надеваю. Оно ассоциируется с Санзу, ведь именно такими мне представляются его объятия— удушливыми. Но платье сидит идеально, как будто его сшили исключительно для меня. Мой телефон разрывается мелодией вызова. — Джун-чан, мы внизу, спускайся, — я давлю тяжёлый вздох. Томоэ вновь увязался за нами. Я лелеяла малюсенькую надежду, что смогу провести время вдвоём с подругой, но, видимо, теперь эти двое неотделимы друг от друга. Я искренне счастлива за Мийю. Она расцвела, как самый великолепный цветок в саду моей мамы, когда переехала. Томоэ окружил её заботой, о которой я могла только мечтать, создал над её головой купол, защищающий её от любого негативного воздействия мира. Но он совершенно не отпускает её от себя. Не знаю уж, дело в недоверии или чём-то ещё. Я вновь чувствую скверную зависть, что ведёт тонким лезвием под рёбрами. Давлю в себе это, наступив каблуком, размазывая, как колёса автомобиля размазывают жучка по асфальту. Телефон вновь пиликает, в этот раз оповещением о сообщении. «Мне жаль это слышать, дорогая. Надеюсь, твой путь будет лёгким и светлым. Удачи!» Это Мори-сан, которой я написала сразу после ухода Санзу утром. Извинилась, сказала, что обстоятельства в моей жизни сложились таким образом, что я больше не смогу у них танцевать. Мне обидно, что эту графу в своей жизни я закрыла именно таким образом, получив внушительный пинок под пятую точку от своего соулмейта. Мне жаль, что я не пришла к этому решению сама. Я наступаю ещё и ещё на чувство, что зарождается прямо сейчас в глубине — чёртова, отвратительная благодарность. Благодарность к тому, кто не умеет просить нормально, предпочитая страшные, мерзкие угрозы. Мийя налетает на меня как ураган, чуть не сбив с ног. Я покачиваюсь на каблуках, наваливаюсь на подругу в ответ, так что мы стоит, как неваляшки, качаясь из стороны в сторону, и смеёмся. Мне всё равно, что глупо выглядим со стороны, я просто очень рада видеть её. Мийя прекрасна — она в кислотно-жёлтом платье, что слепит в глаза, как летнее солнце, её волосы подняты вверх и заколоты, открывая обзор на тонкую шею. На губах лёгкий блеск, а не неизменная — раньше — красная помада. Мийя улыбается искренне, растягивая рот так, что, кажется, он сейчас порвётся по уголкам, пойдёт трещинами дальше до самых ушей. Мы садимся в такси, где ждёт Томоэ. Он тоже улыбается, но его улыбка хоть и дружелюбная, но такая лукавая, что я моментально раздражаюсь. — Джун-чан, — как всегда, имя он тянет, — Прекрасно выглядишь. Я киваю, оглядывая его. Томоэ всегда выглядит хорошо, вот сегодня он одет в светлые брюки и поло, что слегка съехало на сторону от того, как резко он повернулся ко мне. Я смотрю на чёрную линию, что исчезает ниже ключицы, пока Томоэ не одёргивает одежду, закрыв мне обзор на татуировку. Не знала, что у него они есть.***
Мы действительно приезжаем в бар. Приглушённый свет, деревянная мебель, лёгкий рок-н-ролл, который не давит на уши. Бар простой, но довольно уютный, и я одобрительно киваю на вопрос Мийи, устраивает ли меня это место. Томоэ ищет нам столик, и находит в самом углу бара, запрятанный за деревянными колоннами, откуда никто не помешает нам наслаждаться разговором друг с другом. Вместо диванов здесь широкие деревянные скамьи, но вполне удобные, и мы размещаемся, оставив свои сумки. Я вызываюсь быть нашим сегодняшним официантом, и, приняв заказ у ребят, отправляюсь к барной стойке. Людей здесь много, приходится поискать, куда протиснуться, чтобы бармен, парень с широкой улыбкой и ярким ирокезом, смог услышать меня. Он поднимает вверх два пальца, намекая, чтобы я подождала пару минут, пока он закончит с другими клиентами, и я киваю, размещаясь на так кстати освободившемся стуле, сложив руки перед собой на стойку, вожу пальцами по лакированной поверхности. — Добрый вечер, — низкий голос за моим плечом вынуждает обернуться, но я натыкаюсь взглядом только на мужскую грудь, обтянутую рубашкой. Приходится задрать голову слишком сильно. Мужчина, стоящий прямо за мной, но сохраняющий дистанцию, как того требуют правила приличия, невероятно высокий. Раньше мне казалось, что мой отец — самый высокий человек, которого я видела в жизни, но если отцу от дверного проёма до головы было тютелька в тютельку, то этому мужчине, как я представляю, приходится каждый раз прижимать подбородок к груди, чтобы не разбить лоб. Я так задумалась о его росте, что, видимо, слишком затянула время, данное на ответ, потому что мужчина, кашлянув, наклоняется чуть ниже ко мне. Я вижу, как его мелированный локон падает ему на лоб, — Извините, что тревожу Вас, могу я присесть рядом? Я и не заметила, как ещё несколько барных стульев около меня освободилось, люди уже дождались своих заказов и ушли за столики, так что киваю. Я без особо стеснения разглядываю мужчину, что присел рядом. Слишком открыто, наверное, но мне любопытно. У него прямой тонкий нос, чуть пухлые губы, и необычного оттенка глаза. Цвет похож на цвет глаз Томоэ, но если Томоэ прожигал меня жидким янтарём, искрящимся смешинками в радужках, то сейчас на меня воззрились самые настоящие глаза хищника. Представителя подсемейства больших кошек. Жёлтые, как самые яркие осенние листья, и очень живые, безотрывно следящие за мной с неприкрытым интересом. — Надеюсь, я не прервал Ваши раздумья, — у мужчины живая мимика, он улыбается, широко растягивая губы, и глаза вторят этой улыбке. Я отмечаю морщинки около глаз, едва заметные. — Нет, я просто жду свои напитки, — я улыбаюсь в ответ. — Я Шуджи, — он протягивает руку, захватывая мои пальцы, которые полностью исчезают в его широкой ладони. — Джун, — я не вижу причин отказаться от знакомства. Мужчина вежлив и симпатичен, а я всё ещё ничего не должна Санзу. Санзу… Я задумываюсь о ледяных глазах, таких непохожих на те огненно-жёлтые напротив, и у меня вмиг портиться настроение. Мы никто друг другу, чтобы он там себе не напридумывал, и я совсем не уверена, что когда-либо наши отношения обретут понятный статус. Я спрятала в своём сердце маленький огонёк тепла, который Санзу подарил мне, когда поделился со мной такой незначительной, малюсенькой крошкой своих воспоминаний про детство, спрятала и буду оберегать, как что-то невесомое и трепетное, но его откровения ничего не меняют. Мы разные, мы чужие, и я не обязана отказываться от попыток построить отношения с другими людьми. Но пока, конечно, рано об этом задумываться. Может, я никогда и не смогу найти себе никого подходящего. — Как Вам это место? — Шуджи снимает очки, убирает их в карман строгого пиджака, а я сразу подмечаю, что очки — пустышка. Просто дополнение образа. — Неплохой бар, — пожимаю плечами, и с неким наслаждением замечаю, как мужчина легко скользит взглядом по моим оголённым плечам. — Да, согласен. Хотя я больше предпочитаю клубы, — он копирует мой жест с пожиманием плеч, — Недалеко есть отличный, «Орхидея». — Знаю. Была там однажды, — я улыбаюсь. Не рассказывать же совсем незнакомому человеку, что я пережила в том месте. — Роскошный, - он выдыхает, откидываясь на спинку клуба, — Хотите, уйдём туда? Там отличная ВИП-ложа, алкоголь получше будет… — Вы что, промоутер того клуба? — я смеюсь, и Шуджи подхватывает мой смех. — И правда, прозвучало похоже. Нет, просто люблю то место, — он продолжает посмеиваться, а я совсем расслабляюсь в его присутствии. — Я с друзьями, не собираюсь бросать их. — Я тоже был не один сегодня, но мой друг — не такой хороший друг, как Вы. Поэтому кинул меня. Шуджи заказывает нам выпивку, и её приносят моментально, хотя мой прошлый заказ так и не сделали. Видимо, бармен ему знаком. Мужчина покачивает стакан с виски в руке, льдинки бьются друг об друга, пока я потягиваю красное вино, которое он сам выбрал для меня. Неплохое, хоть и слишком плотное и терпкое. От такого вина обычно остаются тёмные следы на губах, которые напоминают о прошлом вечере весь следующий день. С Шуджи легко говорить, он искренне заинтересован во мне, расспрашивает про учёбу, про живопись. Спрашивает, нет ли у меня фотографий моих холстов, и я действительно нахожу несколько в телефоне. Мужчина наклоняется ближе ко мне, рассматривая изображение на экране, опираясь рукой о спинку моего барного стула, и я чувствую голой лопаткой жёсткую ткань рубашки. Пока Шуджи хвалит мою работу, уведомление мессенджера всплывает в самом верху экрана. «КАКОГО ХУЯ???» Я раздражённо вздыхаю, поворачиваюсь, ищу глазами Томоэ. Наш столик видно плохо, но именно в этот момент толпа, что закрывала обзор ранее, рассосалась в разные стороны, я вижу воркующих между собой Мийю и Томоэ, которые, видимо, не дождались меня и заказали сами себе выпивку. Томоэ бросает на меня многозначительные взгляды, не прекращая шевелить губами, растянутыми в улыбке, обращённой к моей подруге. Я закатываю глаза и очень надеюсь, что он видит это. — Ваш парень? — Шуджи, конечно, видел сообщение. Он улыбается, жёлтые глаза, которые сейчас, после выпитого вина, кажутся демоническими, изучают моё лицо. — Нет, надоедливый знакомый, — я морщу нос, а Шуджи смеётся над моей реакцией. — Я очень рад знакомству, благодарю за приятную компанию. Но, к сожалению, у меня сегодня ещё дела, — он бросает взгляд на наручные часы, — Могу я позвонить Вам как-нибудь и пригласить на кофе? Я задумываюсь на одну единственную секунду, за которую мне в сознание врывается бархатный рычащий голос и обжигающе-холодный взгляд, но киваю. Даю свой номер Шуджи, записываю его. Он жмёт мою ладонь на прощание. Я провожаю взглядом его широкую спину, забавляясь, насколько же его макушка возвышается над толпой людей, что стоят маленькими группками, веселясь и общаясь. Я заказываю себе ещё вина, отказываясь от коктейлей, которые предлагает бармен, и направляюсь к нашему столику. Мийя отвлеклась на экран своего телефона, быстро печатая что-то, и я слежу, как Томоэ поднимает руку и крутит пальцем у своего виска, смотря мне в глаза. Я раздражённо щурюсь. Он что, моя мама? Мийя игнорирует руку Томоэ, которой он пытается поймать её пальцы, и я удивлённо смотрю на их поменявшееся отношение, ведь минуту назад они чуть ли не пытались съесть рты друг друга. — Поссорились? Томоэ не успевает ответить, Мийя прерывает его, активно жестикулируя. — Сначала он весь вечер выносил мне мозги, что пойдёт с нами, а теперь собирается свалить в какой-то клуб. — У меня там дела, — Томоэ ощетинился. — И почему они возникли именно сейчас? И что за дела такие, о которых ты не можешь сказать? Я начинаю догадываться, что за дела могут быть у Томоэ, и судорожно думаю, как бы прикрыть его. Наверняка, это как-то связано с Санзу. Но не успеваю и рта раскрыть, как Томоэ, взрываясь, сильно бьёт ладонью по столу. — Пойдём со мной, увидишь, что за дела, — он повышает тон, но не это пугает меня. Он собирается показать Мийе что-то, что явно не понравится ей, иначе бы не психовал так. Мийя довольно улыбается и кивает. Моё мнение, видимо, тут лишнее. Я задумываюсь, не уехать ли мне домой, а потом понимаю — не могу. Я не знаю, что ждёт Мийю, и я должна быть рядом, что бы ни случилось. Я чувствую ответственность за подругу, потому что я тоже замешана во всех этих мерзких секретах. Залпом выпиваю свой бокал в надежде, что алкоголь успокоит бушующую фантазию. Может, мне стоит чуть больше доверять чувствам Томоэ к Мийе, и он бы не позвал её туда, где что-то может психологически травмировать её. Хотелось бы верить в это, но я чересчур скептична по отношению к нему. Ну конечно, сегодняшний вечер не обходится без клуба «Орхидея». Проходим мы без очереди, огибая недовольную галдящую толпу. В клубе так же, как и тогда. Свежо, не дымно, музыка моментально захватывает в свои будоражащие объятия, но я слишком напряжена, чтобы танцевать. Я подумываю о том, чтобы выпить ещё, но одёргиваю себя — нельзя спускать глаз с Мийи. Подруга слишком возбуждена, она явно ожидает чего-то интересного, а я же, наоборот, надеюсь на что-то невероятно скучное. Мийю можно понять – она не знает почти ничего, ведь её лучшая подруга и парень водят её за нос. Мне обидно за неё, но я давлю это в себе. Самобичеванием займусь позже. Томоэ наклоняется к нам, перекрикивая музыку: — Наверх. Нам в ВИП, — мы киваем, и он пропускает нас вперёд по лестнице. Я поднимаюсь по белоснежным мраморным ступеням, на которых красиво переливаются разноцветные блики клубного света, и смотрю на помещение сверху. Клуб действительно манящий своей атмосферой, и я понимаю огромную толпу, что мнётся на улице явно долгое время, надеясь зайти внутрь. Но я почему-то чувствую себя так, как будто спускаюсь в адское пекло. Интуиция бьёт набатом в голове, что сейчас случится что-то очень плохое, что-то, к чему я абсолютно не готова.