Передай моей душе, что я дома.

— Ну же, давай, трусишка, — еле шепчу самой себе, в нерешительности стоя у двери, уже несколько раз схватившись за широкую деревянную ручку, и столько же раз отдёрнув пальцы. Я не могу поверить, что Шуджи помог мне. Я представляю, что мои похитители стоят за дверью, ожидая, когда я выйду. Это проверка, точно проверка. Игра. Хотят дать мне надежду и сразу же отобрать. Я отшатываюсь от двери, делая шаг за шагом назад, к месту, где была прикована. Опускаюсь на колени. Мне нужно собраться, нужно успокоить дрожь в ногах, которая не позволяет мне передвигаться бесшумно. Закусываю свою ладонь, чтобы удержать рвущийся наружу истерический смешок. Сейчас мне кажется забавным, что вторые каникулы за год я оказываюсь в заточении под землёй, и оба раза это делают со мной мужчины, к которым я испытываю чувства. — Никто не спасёт тебя, давай же, — продолжаю шептать. Мой едва слышимый голос придаёт мне сил, и я возвращаюсь к двери. Ручка, кажется, плавит мою кожу, но я очень медленно тяну её на себя. Дверь не издаёт ни единого скрипа, вызывая этим свистящий выдох облегчения из моего рта. Выглянув за неё, я вижу ступеньки, ведущие наверх до ещё одной двери. Лестницу слабо освещают жёлтые и мигающие светильники по обе стороны на стенах. Я всё ещё мнусь, вцепившись обеими руками в ручку. Делаю несколько глубоких вдохов, призывая сердцебиение замедлить свой бешеный ритм, а затем поднимаю ногу на первую ступеньку. Дверь за мной захлопывается с оглушительным хлопком, и я замираю, задерживаю дыхание, прислушиваясь. Убедившись, что никто не идёт к лестнице, продолжаю подъём. Руки дрожат, когда я ладонями толкаю дверь. Она оказывается очень тяжёлой, и мне приходится приложить немалые усилия. Я уже готова разрыдаться, что дверь закрыта на замок, но она поддаётся, совсем слегка приоткрыв мне щель во внешний мир. Я прижимаюсь лицом, силясь разглядеть, где я окажусь, когда решусь открыть дверь шире, и с изумлением ощущаю на своём лице свежий холодный воздух. Я ожидала увидеть дом изнутри, но никак не улицу. Открываю дверь настолько, чтобы моё тело смогло протиснуться, и оглядываюсь: на улице глубокая ночь, и единственный свет исходит с лестницы, на которой я стою, слабо освещая снежное полотно на земле. Вдалеке я вижу домик, деревянный, непримечательный, полуразрушенный, как будто бы заброшенный, но в одном из окон горит свет. Догадка, что мои похитители могут отсиживаться там, приходит моментально, и это подстёгивает меня выскочить из-за двери. На улице настоящий мороз, но адреналин согревает изнутри. Участок, на котором я оказалась, окружён по периметру забором-сеткой, а за ней — лес. Чёрный, густой, снег шапкой лежит на кронах деревьев. Около минуты я остаюсь у погреба, выдыхая пар в темноту, неотрывно слежу за фигурами, что мелькают в горящем окне. Я вижу, как кто-то курит прямо в доме, поднимает бутылку, слышу отдалённый смех. Никто не замечает меня, и эта мысль вынуждает сорваться с места в сторону от дома, прямо к забору. Забраться на забор оказывается легко, я почти перемахиваю через него, но он издаёт громкий лязгающий звук, когда слегка прогибается под моим весом. Звуки кажутся нереалистично громкими в звенящей ночной тишине, вынуждая не останавливаться, бежать прямо в лес. Ветки хватают мои волосы, цепляются за одежду, я скольжу в кроссовках на снегу, но ничего из этого не замедляет меня. Мне приходится с силой сжимать одной рукой свои пострадавшие от удара рёбра, иногда прикрывать лицо, чтобы очередная ветка не вошла мне в глаз, но я продолжаю бежать в темноте. Снег — единственное, что освещает мою дорогу. Я не знаю даже приблизительно, где я нахожусь. Пробежав достаточно, что за спиной я не вижу уже ничего, кроме смыкающихся деревьев, я останавливаюсь, приваливаясь спиной к стволу, что корой зацепляется за моё худи. Дышу судорожно, ледяной воздух больно отдаётся в лёгких. Адреналин постепенно отпускает, и моё тело охватывает озноб. Я оглядываюсь — деревья, сплошные деревья и больше ничего. Принимаю быстрое решение идти вперёд, не задумываясь, ведь даже умереть от холода в лесу лучше, чем избиения в погребе. Я больше не бегу, иду спокойным шагом, обхватив себя руками в бесполезной попытке согреться, пока не слышу, как мне кажется, звук автомобильного гудка. Срываюсь в ту сторону, запинаясь и падая от усталости, но продолжаю бежать, пока не выбегаю к дороге. Машу руками, прыгаю, кричу, всячески пытаясь привлечь внимания хотя бы одного из немногочисленных водителей. Машина тормозит резко, и испуганная женщина опускает стекло. — Милая, ты откуда здесь? Что у тебя с лицом? Садись! Я сворачиваюсь калачиком на заднем сидении, после того, как называю адрес своей квартиры, и захожусь в рыданиях, с силой сжимая лицо в надежде чуть унять звуки всхлипов. Я не могу поверить, что всё закончилось. Пока я еду в машине, рассказываю женщине наспех придуманную историю о том, что потерялась в лесу, в которую она, конечно, не верит, но отстаёт с расспросами. У меня есть время всё обдумать и понять, что и мой телефон, и ключи были в сумке, с которой я приехала в квартиру к Шуджи. Это проблема. Я не смогу попасть в свою квартиру, но поехать мне больше некуда. Я задумываюсь, не пойти ли мне в полицейский участок и не написать ли заявление о похищении, но власть Бонтена меня пугает. Не знаю, смогу ли я потом жить спокойно, если попытаюсь нажить себе врагов в лице таких людей. Шуджи опоил меня снотворным, затем отвёз к своим сумасшедшим дружкам, а затем спас. Это не укладывается в голове. Но ещё не укладываются в голове слова Хайтани о Санзу, а точнее о том, что Санзу почти слетел с катушек. Я хочу и одновременно не хочу узнавать подробности. Женщина привезла меня прямо к подъезду, и я выскакиваю из машины, рассыпаясь в благодарностях. Я не знаю, что мне делать дальше, поэтому просто поднимаюсь на свой этаж, и, выходя из лифта, замираю. Весь пол у моей двери усыпан цветами, некоторые из них совсем свежие, некоторые уже чуть завяли. Каждый из букетов аккуратно приставлен к двери. Я медленно тяну руку к ближайшему, так, словно бутоны могут взорваться, и замечаю маленькую открытку, вложенную в середину букета. «Пожалуйста, найдись.» Всё моё тело бьёт крупная дрожь, пока я тянусь к следующему букету, ищу среди бутонов открытку, и нахожу. «Я не прекращу искать тебя.» Я оглядываю каждый букет и у каждого нахожу маленькие бумажки, но проверяю только у того, что выглядит самым-самым свежим. «Я в отчаянии.» Слёзы снова обжигают мои щёки, пока я прижимаю бумажку к себе. Я не понимаю, зачем Санзу отправлял мне цветы, если знал, что меня похитили. Возможно, это его способ удерживаться на плаву, пока он ищет меня. Я недолго сижу, размазывая грязными рукавами кофты слёзы по лицу и заставляю себя выйти на улицу, сложив все открытки в карман джинсов. Я хочу сохранить их, как материальное доказательство чувств Санзу. Розовый рассвет уже дребезжит лучами на горизонте, подсвечивает заснеженные кроны деревьев. Сажусь на скамейку у подъезда, но не успеваю и задуматься о своих дальнейших действиях, как ко мне обращается сосед, пожилой мужчина, что только что вышел из подъезда, чтобы поехать на работу. Я видела его несколько раз, мы перекидывались дежурными фразами, я даже имени его не знаю. Но он замечает меня, а я, пересиливая свою неловкость прошу его подвезти меня, ведь забыла ключи. Он соглашается. Я не знаю адреса Санзу, но знаю район. Как только мы приезжаем к элитным многоэтажкам, я вновь рассыпаюсь в благодарностях, заверяя мужчину много раз в том, что всё в порядке, а сама бреду куда-то вперёд. Я иду к единственному месту, которое сейчас может хоть немного успокоить меня, и выдыхаю с облегчением, чувствуя, как узел нервов потихоньку распускается, когда мои пальцы проходятся по камню выключенного фонтана. Тот самый сквер, в котором Санзу нашёл меня, когда я сбежала из его квартиры. Здесь тихо, я слышу лишь отдалённое щебетание птиц. Я присаживаюсь на заснеженный парапет фонтана, прикрывая воспалённые от слёз веки. Уставшее тело и мозг, наконец, слегка расслабляются, и я бы даже задремала, но чьи-то торопливые шаги вынуждают подскочить на месте. Я не успеваю даже обернуться, когда меня с силой вжимают в тело, и я вдыхаю такой знакомый аромат одеколона и табака. Поднимаю голову и тону в арктическом льду его глаз. Его взгляд заставляет всё моё нутро сжиматься и трепетать. Санзу выглядит ещё бледнее обычного. Его лицо осунулось, а скулы кажутся такими острыми, что об них можно порезать палец, как об лист бумаги. Но его глаза — живые. Я читаю в них десяток эмоций, сменяющихся друг за другом. — Как ты узнал, что я здесь? Санзу смотрит на меня так долго, что я не выдерживаю и сама тянусь к его губам. Я вжимаюсь в его рот, с силой и настойчивостью, не свойственными мне. Я вкладываю всю свою физическую боль, что мне причинили, страх, что я испытывала, чувства, что сейчас лишь сильнее вспыхнули в моей душе, и умоляю его губы забрать всё это поцелуем, подарить взамен что-то хорошее. Я вкладываю столько страдания в это, что места для светлых чувств совсем не остаётся. Санзу цепенеет, он не отвечает на мой поцелуй, ощупывает пальцами моё лицо, спину, плечи. Будто не может поверить, что я настоящая, а не призрак, и не галлюцинация, которую ему подкидывает мозг. — Я просто почувствовал. Меня потянуло сюда, как магнитом. Наверное, связь соулмейтов… Я собирался ехать в офис, чтобы продолжить поиски… — произносит он, когда я отстраняюсь, — Джун, я искал тебя, и не мог найти. Я почти сошёл с ума, представляя, что с тобой сделали. Он нежно проводит пальцами по моему лицу, стараясь не задеть раны, и я тону в этих, таких неестественных для него, касаниях. — Я не спас тебя, — Санзу не просит прощения, он просто констатирует факт. Я ловлю сожаление и страдание в радужках ледяных глаз, и снова тянусь к его губам. На этот раз Санзу отвечает, он проникает языком в мой рот, прикусывает мои губы, и я судорожно выдыхаю. Обнимаю его за плечи, притягивая ещё ближе, хотя это кажется невозможным. — Хайтани? Я киваю, и Санзу, протягивая мне ключи от своей квартиры, уже разворачивается, чтобы уйти. — Ещё мужчина, с которым я…Его зовут Шуджи… Санзу застывает. Я вижу, как белеют костяшки рук, с такой силой он сжимает кулаки. — Где Ханма, там и Кисаки. Там был с ними кто-то? — киваю, — Я убью их. Я убью их всех. Я леденею, на секунду потеряв способность контролировать своё тело, но, вперив взгляд в удаляющуюся спину, нахожу в себе силы сорваться за ним. Цепляюсь пальцами за пальто Санзу, тяну на себя. Я не хочу, чтобы он снова убивал. Даже если он убьёт моих мучителей, мне всё равно. Я хочу спасти Санзу. Спасти ту часть души, что он ещё не разрушил. Я умоляю его остаться со мной, умоляю пойти со мной к нему домой, обработать мне раны. Прихожу к любым манипуляциям, лишь бы не дать ему уехать. Мне всё равно, что будет с Хайтани, с Кисаки, с Майки, да даже с Шуджи, несмотря на то, что он помог мне. Санзу соглашается. Звонит Майки, затем кому-то ещё и ещё, я не вслушиваюсь в его разговоры. Понимаю, что он просто ставит Майки в известность, а сам раздаёт приказы другим людям. Я, как могу, объясняю примерное местоположение того домика и погреба, и Санзу передаёт всё это по телефону, пока мы поднимаемся в его квартиру. Я шокировано останавливаюсь в дверях, пока мужчина проходит дальше, всё ещё прижимая трубку к уху, когда переступаю порог. Светлая, чистая квартира Санзу превратилась в свалку бутылок из-под алкоголя, пустых пакетов из доставок еды, пустых пачек сигарет. Я смотрю на изрезанный кожаный диван, на перевёрнутый столик, на плазму, по середине экрана которой внушительная, явно сделанная кулаком, дыра. — Что тут произошло? Санзу пожимает плечами и прячет глаза, и я сразу понимаю, что это — его рук дело. По моему нутру разливается слабое тепло, что мужчина так сильно переживал за меня, что разгромил свою квартиру. Это неправильное чувство, как будто я поощряю такие действия, но сейчас у меня нет сил и желания одёргивать себя. Я засовываю руки в карманы, пока всё ещё мнусь у двери, не решаясь войти, и нащупываю открытки. Достаю их, и ледяные глаза мгновенно останавливаются на бумажках в моих пальцах. — Не могу объяснить, зачем я это сделал. Просто звонил в доставки цветов, пока пытался найти тебя, и посылал их к твоей квартире… Моё сердце делает кульбит, а мозг — полную капитуляция, ведь я в ту же секунду бросаюсь в объятия мужчины. Кажется, я умерла в том погребе, и только сейчас воскресла, когда смогла вдохнуть аромат Санзу. Я прохожу полное принятие своих ненормальных, нездоровых чувств к нему, полное принятие всего того кошмара, что он заставил меня пройти. Я чувствую, что весь тот мой путь, полный смертельных ловушек, в которых я оставляла части своей души, вёл меня именно к этому моменту. Я зарываюсь пальцами в его волосы, вонзаюсь губами ему в шею, выбивая судорожные вздохи. Толкаю его в грудь, вынуждая отступать назад, пока мы не оказываемся у его кровати. Я сдираю пуговицы на его рубашке, пока Санзу снимает с меня джинсы и худи. Нас прерывает звонок его мобильного. — Это Майки. Я должен ответить. Сейчас это очень важно. Я киваю, выпуская его из своих объятий, да и сама понимаю, что сейчас нет ничего важнее, чем разобраться с этими людьми. Ведь дело совсем не во мне. Я — инструмент. По-настоящему они хотели навредить именно лидеру Бонтен. Я плетусь в душ. Тёплая вода больно бьёт по лицу, смывая пыль и запёкшуюся кровь. Вода под моими ногами становится прозрачной только через довольно продолжительное время. Чужие руки обхватывают меня со спины, прижимая к горячему обнажённому телу. — Я вызвал людей. Прибраться дома, — успевает произнести Санзу, пока я снова не захватываю его губы в требовательном поцелуе. Больше нас никто не прерывает. Мужчина вжимает меня в стену, проводит по моему телу руками жадно, стараясь обхватить как можно больше участков кожи за раз, словно боится, что я исчезну. Его губы исследуют меня, изучают, запоминают. — Я никогда больше не отпущу тебя. — Я сама больше никогда не уйду. Я полностью и бесповоротно принимаю своего соулмейта, прощаю ему каждую его ошибку и соглашаюсь оставаться с ним в его безумном, опасном мире.