Полночь.
Но архимандрит Димитрий перестал ложиться в обычное время. С тех пор пор как уехал его Сергей две недели назад.
Дима молился. Постоянно молился, ведь вместе с его мальчиком исчез и Михаэль. Ему думалось, что что-то случилось, что-то произошло с его Серёженькой. Михаэль последовал за ним, чтобы продолжать совращать, испоганить чистую душу.
Но Дима не мог помочь. Он даже не знал, в какой город переехала молодая супружеская пара Нечаевых. Просил не говорить, чем вызвал большое удивление у обоих.
"Чтобы не сглазить." - с доброй улыбкой отвечал он, целуя Сергея в лоб.
Вместе с Сергеем исчезли из храма и лилии. Но Дима всё равно обходил внутренности с глупой детской надеждой найти хотя бы раз пахучий цветочек. Не находил. Тогда он вздыхал, крестился, скромно утирал рукавом слёзы, будто пытаясь от кого-то спрятаться. От Господа.
Сейчас же он стоял подле аналоя, читал молитвы архангелу Михаилу, вцепившись одной рукой в край, второй постоянно перебирая крестик. Он постоянно просил. Не за себя, просил за Сергея.
- Ты с рождения за ним присматриваешь, я знаю, тебе благодарен, Великий архангеле! Тот, чья миссия вести души наши к самому Господу, Отцу твоему. Серёжа всегда хотел быть подобным тебе. Мальчик чистый, как Небесная лазурь, как утренняя роса... Прошу тебя, убереги, присмотри! Ничего не смею больше просить, я...
- Знаешь, что меня отличает от Господа и твоего Михаила, отец? Я к людям, всё же, прихожу!
Священник содрогнулся, в горле застрял немой крик, он вцепился уже двумя руками в аналой, припал губами к лику архангела, что-то сокровенно зашептал. Всё же, совладал с собой, медленно развернулся.
Михаэль, а это был он, стоял прямиком под паникадилом, спрятав одну руку за спиной, второй изящно опираясь на трость. Что-то разглядывал.
- Одного не могу понять, отец, храм твой довольно скуден. Купол твой из нержавеющей стали, да и внутри из драгоценных металлов только пара чаш, и то... серебро. Даже паникадило из того же сплава, что и купол. Но так изящно покрашен, что и не скажешь. - Михаэль опустил голову, теперь заново разглядывая помещение. - Ни тебе позолоченных ковровых дорожек, алтаря, престола. Мебель, тот же аналой, всё из обычного дуба. Где же белый мрамор?
-
"Принимайте наставление мое, а не серебро; и знания, а не отборное золото." - подал голос священник, разглядывая чужие туфли.
- Не каждый об этом знает! - Михаэль хохотнул, теперь медленным шагом направляясь к Димитрию. - Ты бы видел, что в Москве обычно строят, аж слепит глаз! А аналоги твоих итальянских братьев? Ах, Ватикан... я так скучаю.
- Ты католик, сын мой?
- Это имеет какое-то значение?
Тёмная фигура приближалась с нехорошей, издевательской усмешкой. Он зажмурил глаза, под чёрной рясой начинало холодным потом покрываться тело. Он ждал, что этот странный человек сомкнёт свои руки на его горле, будет душить.
- Мы же все - дети Божие, отец!
- Всё верно... - промолвил Дима. - Это для меня не имеет совершенно никакого значения.
- Вот как. И Ему тоже должно быть всё равно, христианин ты, мусульманин или индуист.
Но почувствовал, что Михаэль всего лишь прошёл мимо, не задев и пальцем.
Дима открыл глаза, глубоко втянул воздух, ведь он давно задержал дыхание, чего даже и не понял. Развернулся, только чтобы выхрипеть безмолвный крик.
Михаэль изящным маленьким прыжком взобрался на алтарь, теперь оттуда взирая на настоятеля храма.
- Борджиа. Он мне был почти как брат, честное слово! Столько приятных воспоминаний и интересных событий! А Лукреция...
Боже ты мой. - он будто с трепетом прикрыл глаза, даже прикусил губу, после чего с хитринкой приоткрыл одно веко, взирая на Димитрия.
- Борджиа? - просипел непонимающим голосом.
- Да. Александр Шестой, Папа Римский. Слышал о таком, думаю?
- Слышал... это было давно, сынок. Ты... ты никак не мог его знать. Невозможно!
- Мм. Он один из моих очень близких и дорогих гостей. Лукреция тоже, какие же у нее красивые губки. - Михаэль приложил пальцы к своим, словно припоминая приятные действия.
- Тебе... тебе от силы лет тридцать, не больше. - зрачки Димитрия давно широко распахнулись.
- Благодарю! Хорошо сохранился, значит.
Михаэль снова рассмеялся, теперь поворачиваясь к вратам, рассматривая.
- Что же ты... откуда ты приехал, Михаэль? Ты из Рима? Твой акцент... - зубы священника стучали.
- Я свободно говорю на многих языках, отец. Русский, французский, итальянский, немецкий, хинди, китайский. Да можно весь день перечислять! Но родной мой - латынь. Уж извиняй, падре, от того и акцент. Пришлось выучить все, чтобы слушать ваше нытьё!
- Ты невероятно умный человек, Михаэль.
Мужчина на алтаре странно завис, слегка повернув голову к собеседнику.
- И я так понимаю, что неверующий. Но зачем же... зачем же человек твоего ума так издевается над чужой святыней? - архимандрит с отчаянием смотрел на него, желая скинуть его с его места, на которое тот посмел запрыгнуть.
- Что значит неверующий, Дима? Я как никто другой знаю, что он существует! Это вы все постоянно спорите о том, как он выглядит и чего хочет! Я такой ерундой не занимаюсь!
Михаэль хохотнул, развернулся к священнику.
- Очень мило, кстати. Ты сказал, что каждый может сюда зайти. Правда не упомянул, что, к примеру, тот же мусульманин может стоять только на паперти. Недостоин! В принципе, ничего удивительного. Вы, христиане, смешно дерётесь друг с другом о том, сколькими пальцами и с какой стороны начинать креститься.
Его смех был зловещим, но очень искренним, этому человеку действительно было смешно.
- А все, кто крестятся двумя пальцами - еретики! Вероисповедание должно быть "верным", Дима, представляешь!? Теперь веток в твоём христианстве столько, что я уже давно перестал за этим следить. Да как и везде... - кудрявоволосый вновь повернулся к Иконостасу и с гордостью воскликнул. - Я вот к себе домой приглашаю любого, независимо от возраста, пола и религии! Что не так с твоим Богом, отец?
- Сынок, ты понимаешь, что ты перед Царскими вратами стоишь?
Димитрий в инстинктивном порыве было дёрнулся вперёд, желая остановить святотатство, но не смог сделать больше двух шагов, парализованный непонятной аурой, исходившей от этого человека.
- Понимаю. - хмыкнул.
- И где же... где же, всё-таки, твой дом?
- Я думал, что ты умный, Димитрий, не разрушай, пожалуйста, свой образ!
Дима не нашёлся, что сказать. Михаэль выждал минуту, давая время обдумать и, может быть, прийти к выводу. Он ждал с лёгкой улыбкой, пытаясь заглянуть священнику в глаза, но тот упрямо смотрел в сторону, вроде и заробел. Боится.
Мужчина хмыкнул, снова разворачиваясь к Вратам. Поравнялся с иконой архангела Михаила в полный рост, разместившаяся слева от Богородицы.
- И Иконостас у тебя скудненький. Я в семь рядов видел! Все в золоте!
- Мы же не в Москве, сынок. Здесь нет таких средств... - робко отвечал настоятель, как-то смутившись скромного убранства.
- Ну что же ты смущаешься, падре? Здесь нечего стыдиться, даже наоборот!
- Должно называть меня "отец".
- Какая разница, на каком языке? Смысл от этого не меняется.
Ответа не последовало, поэтому Михаэль небрежно махнул рукой.
- Как
тебе будет угодно,
отец. Даже ящичек для подношений у тебя в тёмном уголке стоит, будто не хочешь ты, чтобы прихожане средства клали.
- Люди не должны чувствовать, будто они обязаны что-то подносить. Всё должно быть по внутреннему согласию. Тем более не хочу, чтобы нищий, сюда приходящий, чувствовал себя хуже чем тот, кто пожертвовал копеечку.
- Как благородно! Ты точно раб Божий? Знаешь, кто мои любичики? Жирные епископы, на чьём пузе болтается огромный золотой крест!
Димитрий услышал очень язвительную насмешку. Но знал, что была та насмешка совсем не в его сторону.
- Есть у тебя один прихожанин... в карты играет, спускает все свои средства, а сюда приходит в оборванных штанах, порой, извини за выражение, отец, обосранных!
Михаэль залился заливистым смехом, провёл рукой в перчатке по лбу. Дима не мог видеть его лица, но на нём явно была написана странная радость.
- Он мог хоть бы один золотой кинуть ради благого дела, Дима! Кинуть на храм, в котором любимый всеми архимандрит Димитрий выслушивает и утешает. Вместо этого ночи он проводит в пьянке, позволяя обирать себя до нитки другим проходимцам.
- Я постоянно молюсь за его душу.
- Да, только он забудет тебя при первом же удобном случае.
- И будет на то Воля Божья. Но если я ему нужен, чтобы слушать, значит я буду слушать.
- А кто слушает тебя, Димитрий?
- Бог.
- Разумеется. - бросил немного саркастично он. - Слушал бы, то ты бы не оказался в такой ситуации.
- В какой же, сын мой? - устало спросил священник, наблюдая за чужой кудрявой головой.
-
Меня бы здесь не было.
Повисла тишина. Димитрий был окончательно сбит с толку, в голове давно плавали нехорошие мысли, но он не хотел им верить, хоть всякая логика подсказывала правду.
- Какой гордый! - произнёс вдруг весело Михаэль. - Вы таким его всегда изображаете серьёзным!
- Это икона, Михаэль, чего же ты ожидал? - Димитрий заломил брови. Стоял перед ним вроде бы и взрослый человек, но вёл себя немного по-детски.
Он поднял свою трость, теперь изображая меч, который архангел удерживал на иконе, пытаясь казаться таким же серьёзным. Затем резко повернулся к настоятелю.
- Похож?
- Прошу тебя, сын мой, это кощунство. У тебя же и имя такое же! Знаешь, как переводится?
"Подобный Богу."
Но тот лишь улыбнулся, вновь обращая лицо к иконе, теперь изящно направляя кончик трости прямиком в сердце Михаила, но не касаясь. По телу Димитрия прошёлся ток.
- Отец всегда любил тебя больше.
Практически прошуршали слова странного человека, но Дима каким-то образом всё равно их услышал.
Не могло, не могло того быть.
Отец.
Больно сглотнул, гортань горела.
- А вот меня вы все рисуете просто отвратительно! - он опустил трость обратно на пол, поворачиваясь корпусом. - Драконом, змеем, ящером. Всё это ужасная неправда, я же ужасно красив и хорош собой, проклятье!
Рука мужчины прошла рядом с его лицом, он гордо поднял подбородок, весело улыбаясь, явно пытаясь показать себя и обратить внимание.
- Каким чертом только не малюют. Да меня хоть на тот же Иконостас рисуй!
Дима отчаянно перекрестился.
- И не ела Ева никакого яблока, кстати! И уж тем более не превращался я в змею, какая мерзость. Адам это был, глупенький дурашка... Это потом я понял, что на Еву вы всё переписали, чтобы девушку ниже себя поставить. Каков отец, таков и сын! - громко хмыкнул.
-
Сатана.
По храму прошёлся сильный ветер, задувая все свечки, забираясь под его рясу.
Но послышался щелчок, огонь вернулся обратно.
- Дьявол, Люцифер, Иблис и так далее. - Михаэль перестал улыбаться, став более серьёзным, спустился с алтаря, приближаясь к замеревшему в ужасе батюшке. - У меня столько имён, что даже немного обидно. Их много, но как будто нет настоящего.
- Змия... аспида допустил на порог... как же... да как же так.
Глаза Димы блестели безумием, голос его охрип, он погрузился куда-то в свои отчаянные мысли. Зашептал молитву Господу, крестился. Сквозь молитвы пробегались и другие слова.
- Всё из-за меня, грешного! Моя вина, моя! К Сергею допустил, окаянный!! Боже, Боже милосердный, прости Ты меня... На меня гневайся, меня покарай! Серёжу защити, прошу!
- Покарает. Грешный ты, Димитрий. И грех твой не в силах отпустить ни один митрополит. Ты таким родился, родился таким и твой Серёжа, и будете расплачиваться за то, что не выбирали. - он подошёл практически вплотную, теперь всматриваясь в лицо человека.
- Господь послал нам испытание и нашей волей мы будем бороться, бороться с тобой, лукавый!!
- Так ведь... твоя любовь не моя вина, Дима.
Дьявол как-то странно заломил брови, на его красивом лице скользнуло что-то вроде отчаяния, но сменилось обыкновенной улыбкой сразу после, и архимандрит принял всё за игру света.
- Сергей мой сын. - процедил он уверенно, но в глазах стояли слёзы.
- Я тебе уже говорил, что не люблю тех, кто врёт себе.
- Что тебе нужно от него!?
- От него? Ничего, отец. В отличие от тебя, Сергей себе не врёт. - Дьявол приятно усмехнулся.
- Что тебе... - Дима полностью перешёл на удушающий шёпот. - Что тебе нужно от меня? Ду..ша?
- Нет. - Дьявол медленно покачал головой. - Чтобы признался Сергею, насколько сильно ты его желаешь и... Чтобы ты отрёкся от Бога.
Карие глаза, казалось, распахнулись ещё шире, он отпрянул, сделав несколько шагов назад.
- Никогда!
- Он заставляет тебя мучиться.
- Бог любит нас всех, посылает испытания, чтобы чему-то нас научить, сделать лучше!
- Он дал вам свободную волю, а потом за ту волю и наказывает, Дима. - сделал шаг навстречу.
- Мы - его дети. Наказывает только для того, чтобы мы поняли и раскаялись!
"Не оставлю вас сиротами; приду к вам".
Михаэль замер, с его лица спала всякая дерзость, был он холодным, словно лёд.
- Он вам всем врёт. Как ты врёшь себе. Отрекись!
- Нет. - архимандрит сжал крест, направил вперёд. - Изыди, Сатана!
Но тот лишь усмехнулся, пожал плечами, укладывая обе ладони на трость.
- Это так не работает, ты ещё соли в меня кинь. Прочитай "Отче Наш", но сомневаюсь, что это поможет. Я в храме Господнем стою, Димитрий! Забудь все сказочки. Деревяшка твоя спасёт от какого-нибудь инкуба или суккуба. Первого, кстати, монашки очень любят. - хихикнул.
- Гнусный мерзавец! Как же ты смеешь здесь появляться!?
- Я появился там, где по
Его мнению, случилось преступление.
- Ничего здесь не случилось, ирод! И никогда не случится!
- Отрекись от того, кто заставляет тебя страдать!
- Бог вознаградит за страдания на Небесах.
- А ты себя им возомнил, да? Богом? Когда отправил любимого Серёженьку, когда просил его пообещать отречься от любви?
Заставил страдать.
- Ты...
Дьявол расплылся в улыбке, затем немного рассмеялся. Слова его явно попали в самое сердце, потому что из глаз священника, наконец-то, потекли слёзы.
- Просил забыть того мужчину, по которому твой невинный мальчик так сильно убивается. Я видел, как он плачет, отец! Бедняжка... Катя его часто спрашивала: "Ты чего, Серёжка? Ты же мужчина, утри слёзы!". Как будто у мужчины не может быть чувств и он не умеет плакать. Смешно! Ты же плачешь, Дима.
- А ты упиваешься, аспид. - прошептал архимандрит, сильно моргнув, отправляя по щекам очередные капли.
- Упиваюсь? - Михаэль издал горький смешок. - Вообще-то, я люблю, когда людям хорошо. Мне нравится, когда они в экстазе, когда забываются в эйфории...
- Чревоугодие, жадность, похоть...!
- Какому бедняку не хочется, чтобы был полон желудок? Кушать хочется и тебе, кушать хочется и крысе в подвале. Кому не хочется жить в достатке, чтобы ни жена ни муж не проводили с утра до ночи на такой работе, от которой ломит всё тело. Чтобы дети твои не ходили оборванными и не заглядывали никому в рот. Похоть, говоришь... кому не хочется
любить, Дима?
Почему-то на его лице действительно было что-то человеческое, от чего Димитрий на короткую секунду, на самую-самую малость захотел ему поверить. Именно этого Дьявол и добивался, путал сознание!
- Уйди прочь, окаянный!
- Да, я именно такой и есть. - тонкие губы искривились в чём-то не совсем архимандриту понятном. - Бедный, бедный Каин... Ведь Иуду тоже не простил.
- Оба поплатились за свои грехи. Как и ты, смерд!
- Ты же говорил, что он Всепрощающий, Димитрий? Что же с этим случилось?
Пауза, он не знал, что ответить. Не знал, но очень хотел.
Стало стыдно. Как будто стоял рядом Сергей, задававший очередной детский вопрос, и у него всегда был для мальчика ответ. Теперь его не было.
- Хотя Иуда, если честно, мне тоже не очень нравится. - лицо Михаэля вдруг стало менее серьёзным, немного насмешливым. - То первое, то второе, да ты определись и доведи одно дело до конца! Маленький глупыш. Теперь скачет у нас дома, театр ему построили, пляшет, смешной!
Дьявол ждал, но священник будто прикусил язык, лишь пара свежих капель катилась по щекам.
- Что, нет ответа, Дима?
- Оставь нас в покое, ты не найдёшь здесь желаемого.
- Я давно это нашёл, поэтому я здесь! Ты же посвятил свою жизнь тому, чтобы Сергей был счастлив. Ты понятия не имеешь, как он страдает.
- Он дал мне обещание и его исполнит. Сергей - хороший, светлый мальчик. Он никогда не падёт так низко, ни один твой прихвостень не сможет вселить в него и крупицу порока.
-
"Порока". Твой Бог внушает вам всем любовь с пелёнок, только в твоём случае это почему-то становится грехом. Странный баланс, Димитрий! Ты же знал, прекрасно знал, что не испытывает твой Сергей к Екатерине совершенно никаких чувств, но всё равно заставил венчаться. Обрёк на несчастье обоих! Хороша пара: вечно плачущая и недолюбленная девчонка и мальчишка, мечтающий сжимать на кровати супруги другого мужчину.
- Не желает и не сделает! Он пообещал никогда с ним больше не видеться.
- В кого, ты думаешь, твой Серёженька влюблён?
Об этом Дима подумать ещё не успел. Неужели, всё-таки, в чистое зло? Да он отдаст жизнь на этом самом месте, лишь бы забрать из сердца Нечаева этот ужас. Кровь застыла в венах, лицо побледнело. Дьявол приблизился к его уху.
- В тебя он влюблён, Дима, и очень давно. Наверное, с самого своего начала. Сначала он тебе поклонялся, прямо как ты своему Господу. Ты для него
Им и был, до сих пор Им являешься, он тебе поклоняется. Бог у каждого свой, отец, и Сергей нашёл его в тебе. Он бегал в этот храм не к Нему, к тебе.
- Н-не смей... не смей, проклятый!
- Если бы ты позволил, он бы вынес тебя с этого дома лжи и подарил бы тебе себя, он бы усыпал твоё лицо и тело поцелуями. Он бы тебя любил, а ты его. Скажи ты ему одно только тихое заветное слово, на лице мальчишки бы расплылась широкая улыбка и он бы забыл все те глупые наставления, что ты вдалбливал в его голову всю его жизнь. Но он слушает тебя, не смеет сказать тебе того, о чём мечтает, ведь ты его Господь, Димитрий. И Господу не нравится его любовь... Спустись сам Всевышний сюда, законом для Сергея Нечаева будет
твоё слово, не чьё-то другое.
- Замолчи, замолчи!! Он не может. Не может любить меня...
так!
Он хотел было отстраниться, но рука в перчатке ухватилась за его локоть, заставляя остаться на месте. И архимандрита пронзило будто сотней ножей.
- Ты пытаешься отрицать, но сердце твоё теперь забилось чаще. Хочется верить, да? Что твой мальчик испытывает к тебе такие сладкие запретные чувства? Чтобы как у тебя во сне, Дима. - шептал Дьявол словно младенцу. - Он целует тебя в шею, проводит нежной ладонью по твоей груди, ведёт ниже... Ты покорно расставляешь ноги, а Сергей прижимает тебя к себе, вжимает в своё крупное тело. Заполняет тебя до конца, а ты цепляешься за его шею и вышёптываешь родное имя ему в губы.
- Х-хватит, я умоляю... - просипел священник, проглотив слюну и слёзы, смочившие губы.
- Зачем мучать его и себя? Всё, что нужно, это сказать пару слов! - Михаэль будто начинал злиться, повысив свой, обычно спокойный и плавный, голос. - Ты не хочешь любви, к которой призывает Всевышний?
- Эта любовь грязная и порочная! Выметайся прочь из Божьего дома, нечестивый, проклятый!!
Его локоть отпустили. Дьявол снова улыбался. Опасно, с насмешкой. Наблюдал за чужим отчаянием.
- Но она есть, правда? Хоть так, но признался.
- Мне не в чем признаваться! Не в чем!!
- Глупец... Сам взял с него клятву себя забыть. Бедный Димитрий.
Сердце ёкнуло. Был Сатана прав. Если не врал, и был Сергей действительно влюблён в своего духовного отца, в своего крёстного, то Дима его больше никогда не увидит. Ведь его послушный мальчик всегда сдерживал свои обещания. Осознание острым кинжалом вонзилось в грудь, он что-то выстонал.
- Больно? Ему больнее было. Ты хотел его счастья, но разбил ему сердце и душу. А в этом ты со своим Всевышним и Всепрощающим очень похожи!
Дьявол тихо рассмеялся, но затем шёпотом добавил, прежде чем исчезнуть с лёгким ветерком.
- Вы оба очень хорошо умеете разбивать сердца.
С его исчезновением вновь погасли свечи, Дима остался один во мраке храма. Незримая воля отпустила его тело, он упал сначала на колени, зашептал молитвы. Рухнул головой на холодный пол, зарывшись руками в волосы.
Он перестал причитать имена Господа, Божьей Матери, архангелов. С его губ срывалось теперь только одно имя. Имя Сергея Нечаева.
***
- Вы чего здесь делаете так поздно?
- Извините, батюшка!
- А ну-ка бегите домой, пока матери вас не хватились.
Мальчишки, получив ласковые касания архимандрита по макушкам, пустились вон из ворот храма. Дима проводил их взглядом, слегка улыбнулся, пытаясь унять в груди дрожь, которая расплывалась теперь там каждым вечером. Он скучал. Скучал по своему Серёже.
Чувство было новое, доселе им неиспытанное. Ему ещё не приходилось скучать, ведь Сергей всегда был с ним рядом. У Дмитрия Сеченова не было никого ближе того маленького мальчика. Вернее, уже давно не маленького.
Нехорошие, очень порочные мысли лезли архимандриту в голову. Каждый день он просыпался с одной мыслью: как открываются двери храма, а в них входит высокий, широкоплечий молодой человек. Его улыбка сияет ярче самого солнца, его глаза подобны Небесам. Дима его видит, сам расплывается в такой же. Сергей ускоряется на бег, затем сжимает своего крёстного отца в объятиях.
Димитрий улыбается, но затем отчаянно качает головой, прикладывает ладонь к горящей щеке. Видимо, у него жар и он точно заболел.
Но ничего не может с собой поделать. Мыслями он уводит своего Сергея далеко-далеко от храма. Иногда к речке. Он не раз купался в ней с тем малышом. Сам его учил плавать, Сергей тогда был таким счастливым. Он тогда думал, что Дима подарил ему Божественную силу, тогда он закричал, что Дмитрий Сергеевич научит его и летать тоже. Дима улыбался, гладил дурашку по волосам.
"Летают только ангелы, мой мальчик. А значит, что и ты полетишь тоже. На то будет Его воля."
Невинные тёплые воспоминания вскоре сменялись другими. Дмитрий Сергеевич вспоминал последний их поход. Вспоминал, как его Сергей выходил из воды, как капли быстро стекали по его оголённому телу, скользя по рельефным выступающим мышцам. Парень встряхнул головой, а с неё будто посыпались маленькие лучики света.
Тогда глаза его сами собой падали ниже, непозволительно низко, где мокрое, тонкое хлопчатое бельё прилипало к коже, слишком чётко очерчивая сильное тело его мальчика. Дима порозовел в щеках, отвёл взгляд, пока не почувствовал возле себя его присутствие. Сергей сел рядом, что-то весело говорил. Дмитрий уместил на его голову полотенце, промокнул, с улыбкой слушая его немного глухой из-за ткани голос.
Последние пару лет он больше никогда с ним в воду не входил. Сидел на траве, надев на себя тонкую рубашку и такие же брюки, наблюдал, теребя пальцами травинки.
В первый раз Сергей неподдельно расстроился, видимо, ему до сих пор было приятно купаться со своим наставником, хоть маленьким он больше не был. Тогда Дмитрию пришлось сообщить, что не может он по состоянию здоровья, сам пытаясь в это же и поверить.
Священнику было стыдно теперь при нём раздеваться и он списывал это на нежелание заставлять его крестника смотреть на своё тело. Нельзя так...
Прогонял все дурные раздумья прочь, снова молился.
Козни Дьявола. Всё это было из-за его гнусных проделок. Он забирался к нему в сознание, пытался испортить светлые воспоминания их обоих. Он пытался заставить архимандрита сойти со светлого Божьего пути. Хотел осквернить маленькую душу Сергея руками его крёстного отца. Тому не бывать. Никогда.
Дьявол приходил к нему практически каждый вечер. Когда после долгого дня, проведённого в службах и обязанностях, отец Димитрий находил, наконец, время и для себя. Он присаживался, немного отдыхал. Но снова молился о спасении души своего мальчика. Молился Господу, Божьей Матери, молился Михаилу, которого он всей душой считал покровителем молодого парня.
Сергей был в его мыслях и днём и ночью. Был он в мыслях и во снах. Диме снились такие картинки, от которых он просыпался с покрасневшими щеками и лёгкой испариной. Ему приходилось умываться ледяной водой, он не смел смотреть на себя в зеркало, боясь увидеть своё порочное лицо. Он пытался игнорировать то, что скрывалось ниже пояса под рубахой. Пытался игнорировать то, о чём говорил ему Дьявол, смех которого он слышал всякий раз, как голова касалась его подушки.
- Прими любовь Сергея, Дима. Прими свою. Признайся.
- Мне не в чем признаваться, кроме любви к Господу, кроме отеческой любви к своему сыну.
- Отрекись от Бога.
- Никогда.
Таким диалогом кончалась их каждая встреча. Дьявол не сдавался, он не злился и не терял терпение. Лишь исчезал с улыбкой на губах только для того, чтобы вернуться в следующий раз. Так продолжался уж месяц.
Димитрий развернулся к храму, куда зашагал под тёмным небосводом, на котором загорались звёзды. Было довольно тепло, он решил присесть на лавку недалеко у входа. Немного отдохнуть...
- Славные мальчишки. Ещё лет пять, и кто-то из них совершит первую кражу, а другой познает все прелести распутниц.
- Ты будущее видишь? - Димитрий вздрогнул лишь слегка, к появлениям он начинал привыкать.
- Мм, скорее вижу теории.
- Не смей прикасаться к детям... - начал было он тревожно.
- Я детей не трогаю, в отличие от таких как ты и твоего Всевышнего. У них нет ни воли, ни знаний. Но вам это не мешает вбивать им свои устои в голову с самого рождения.
- Задача родителей направлять своих детей на путь истинный. А для церкви каждый приходящий - ребёнок.
- Как и Сергей для тебя?
Димитрий содрогнулся.
Михаэль присел на ту же лавку, закинув в привычном жесте ногу на ногу. Архимандрит собирался тут же подняться, но был остановлен слегка насмешливым тоном.
- Куда же ты, отец? Посидим, погодка просто чудо! Прямо как твой Серёжа.
Дима вздохнул, но остался сидеть, лишь отодвинувшись на край, подальше от нечестивого. Он знал, что тот всё равно не уйдёт, хоть куда он сейчас спрячься. Не уйдёт, пока не вытрясет всю душу и вдоволь не поглумится.
- Приходишь только по вечерам, во мраке. Прячешься в ночи, как настоящий змий. Ты и сам весь такой. - архимандрит покосился на его облачение.
- Я и днём к тебе приходил. Ты днём очень занят, отче, не смею мешать! Свет солнца меня не жгёт, Дима, опять начитался? - Михаэль хохотнул, запахнулся плащом. - А у тебя и ряса даже такого же цвета!
- Не сравнивай себя с теми, для кого их одежда - это символ покорности Всевышнему. Своими тёмными одеждами служители церкви выказывают своё уважение, стремление ко спасению. Священники отрекаются от этого мира и признают Бога центром жизни.
Михаэль не отвечал, поэтому Дима покосился на его лицо. Правда задумался?
Но заметил лишь миндального цвета глаза и веселую улыбку, обращённую к нему.
- Ужас! - с едкой насмешкой вынес он вердикт. - Я вот своё ношу, потому что красиво. И образ! Правда вы всё равно рисуете меня не пойми каким. Но я не такой обидчивый, как твой Господь, поэтому прощаю и даже научился отращивать рога. Всё ради вас! И вообще, зачем отрекаться от мира, отец? Его разве не создал твой Господь?
Димитрий лишь покачал головой, поднял свой взгляд в небо, там и застыл.
- Сатане не понять.
- Да уж, куда мне. - Дьявол хмыкнул, перевёл глаза туда же.
Лукавый замолк. Священник воспользовался этим моментом, чтобы успокоить разум. Всё же, звёзды всегда его успокаивали. Маленького Сергея тоже. Бывало выносил плачущего ребетенка, что-то шептал. Серёжа быстро унимался, тыкал маленьким пальчиком в серебряную точку, улыбался. И правда ангел. В итоге засыпал, пока Дима пел ему одну из колыбельных. Так хотелось достать ему хотя бы одну...
- Цвет - всего лишь отражение света, Димитрий. Днём ты смотришь на оптическую иллюзию, только и всего. Ложь. Даже так Он вам всем врёт. - Михаэль подал очень спокойный, даже серьёзный голос. - Ночью... ночью всё одинаково.
По-настоящему.
Священник слегка повернул голову.
- Чем плоха ночь, Дима?
- Когда-нибудь человек полетит в космос... - почти сокровенно проговорил священник.
- Ого. - промолвил Михаэль, дёрнув уголком губ. - Ближе к Богу?
- Нет. К звёздам. И тогда... тогда я покажу их Сергею.
Мужчина будто и забыл, что сидел он рядом с самим Дьяволом, который теперь с интересом рассматривал его расслабленное, даже немного умиротворённое лицо.
- И ты бы мог дать ему каждую, но предпочитаешь молчать.
Дима его не услышал. Через несколько молчаливых минут вдруг произнёс:
- Мы все – чудовища во тьме, сынок.
Дьявол вздрогнул, продолжая рассматривать звёзды этого Димитрия.
- Признайся, Дима. - очень тихий шёпот в вечерней тишине.
- Не в чем.
- Отрекись.
- Никогда.
Михаэль исчез, слегка пошуршав пальто.
***
Убийство за копейки. Лишь бы наесться этим вечером и вложить кусок хлеба в рот кричащего сына. Настолько отчаяние билось о мозг несчастного, что хватило всего пары душещипающих фраз на ушко. А был ли он сам виноват в том, что его выкинули с фермы, на которой он порядочно трудился. Только вот незадача, отсекло топором пятерню. Теперь был он мало кому нужен.
Скучно. Такое было уже бессчетное количество раз. Хоть и до сих пор забавно.
- Интересные у тебя испытания, отец. - хмыкнул Дьявол, выйдя из переулка, где только что заключил славную сделку, а на земле лежало тело, под которым разливалась лужа свежей крови.
Дьявол двинулся вдоль улицы медленным шагом, сложив руки за спиной. На лице играла довольная усмешка. Но не прошло и минуты, как из какого-то дома, двери которого были полуоткрыты, послышались чьи-то отчаянные мольбы. Молитвы он любил, даже очень!
Из тех дверей вскоре выскочил молоденький мальчишка с руками, обагренными кровью. Да какой мальчишка! Монах! Такое он тоже очень любил.
- Помогите! Прошу!! Люди добрые! Роды!
Дьявол поднял брови, огляделся, не разжимая рук. На улице было три человека, но ни один из них не поторопился внутрь. Они боязливо покосились в сторону монашка, заторопились прочь.
- Никто не хочет тебе помогать, глупыш. - он усмехнулся.
Мальчишка забежал обратно, Дьявол заплыл следом. Картина внутри развернулась печальная. Пахло смертью. Запах, который давно стал для него чем-то обычным.
Бледная как полотно девушка лежала на кровати. Умирала. Она пыталась дать на свет новую жизнь, взамен отдав свою. Белые простыни были замочены её кровью. Больше не кричала, хоть Дьявол теперь мог прекрасно чувствовать боль, через которую проходило её тело. Для неё все было кончено при любом исходе. Для ребёнка тоже. И мальчишка это понимал, но продолжал ковыряться, продолжал бороться за жизнь.
Боролся и молился. Молился своему любимому Господу. На личике засыхала чужая кровь, пот и собственные слёзы. Он был единственным, кто помогал несчастной матери, но продолжал молиться тому, до кого не дойдёт ни одно слово. Бедняжка...
- Помогите ребёнку, отец, умоляю. Христа ради! - просипела девушка с последними силами.
- Сделаю всё, что в моих силах. До тех пор, пока Господь держит меня на ногах, обещаю. - просипел его ещё по-юношески боязливый голосок.
Объект был интересным. Дьявол уже знал, что не состоял монашек с той девушкой ни в каком родстве, он и вовсе её не знал. Прибежал на ужасающие мученические крики. Какой заботливый. Теперь застрял с ней в одном помещении. Мог ведь и уйти... никто не увидит, не осудит, не узнает. Совсем как те прохожие.
Он очень вкусно пах отчаянием. Самое уязвимое человеческое состояние...
Дьявол улыбнулся, подошёл ближе, теперь так же как и молоденький монах, встав за его спиной, рассматривая ужас, называвшийся рождением новой жизни. Ещё минута и младенец умрёт, не сделав и вдоха.
Девушка пахла слишком чисто. Того и гляди сам Михаил явится за её душою, а не пошлёт кого-то из шестёрок. В конце концов, была здесь самая невинная душа... ещё не рождённая. Точно придёт. Должен был.
А монах всё молился. Молился за ребёнка. Отчаянно хотел, чтобы тот жил. Дьявол наклонился к его уху.
- Оставь, Дима. Всё кончено, ты же видишь и сам. Она умирает, ещё минута и испустит дух.
Монах слегка дёрнул головой, утёр лоб сгибом локтя. Не время было предаваться глупым мыслям, хоть они и пытались просочиться на задворках сознания.
- Младенец тоже. Даже если выкрутится, куда ты потом его денешь? Маленькая обуза. У тебя нет жены и никогда не будет. У тебя нет времени за ним следить, он слишком мал. Будет помехой для тебя на пути к Господу. Дети - это огромная ответственность и обязанности, ты слишком молод, неопытен. У тебя не будет поддержки, он будет голодать, ты тоже.
Откуда ни возьмись греховные мысли застилали сознание, Дима сжал зубы. Но он достал, наконец, ребёнка на свет. Тот не издавал ни звука.
"Снова испытания, отец? Он не вдохнул воздуха, ещё не запищал, у него нет имени. Но испытания есть!"
- Мальчик, мать, слышишь!?
Мать умерла пять минут назад. Глупый Дима.
Но у нечаянного помощника не было времени молиться за её душу, он принялся реанимировать младенца.
- Прекрати. Всё давно кончено. Оставь. - продолжал шептать Дьявол, рассматривая недвигающееся маленькое тело.
- Никогда... Как и Господь не оставляет нас всех, так и я не брошу. Не брошу тебя, Сергей.
Глаза Дьявола дёрнулись в сторону, теперь он не отрываясь смотрел на его лицо.
- А если придётся отдать за его жизнь свою душу?
- Ну же, Серёженька, заплачь.
- Всего лишь твоя душа, Дима. И Серёженька будет жить.
Он мягко уложил ладонь на худое плечо. Да и сам удивился, молодого монаха словно слегка дёрнуло молнией, он с замиранием сердца, с трепетом, с детской надеждой вдруг зашептал:
- Михаил, это ты? Я знаю... знаю, что ты здесь.
На губах расплылась такая светлая улыбка, что Дьяволу стало больно.
- Прошу, помоги! Помоги ему, если можешь!
Время шло. Дьявол и сам оглянулся по сторонам, будто хотел, чтобы кто-то возле них появился.
- Никто не придёт, Дима...
Надежда тоже умирала вместе с младенцем. Монах помрачнел.
- Ты ведь за ними пришёл, да? За Серёжей... Михаил.
- Твоя душа, Дима. И мальчишка проживёт эту жизнь долгой и счастливой. - прошелестел Дьявол, бегая глазами по его заплаканному лицу, рука его спустилась с чужого плеча, добираясь до груди.
- Михаил... ты лучше меня забери, мою душу. А я... я уже пожил, так пусть и он, Михаил! Пусть мальчик познает, что такое жизнь. Я с ним поменяюсь, прошу!
Что за глупый, глупый монах...
Дьявол снова огляделся. Где же был его несносный, зазнавшийся брат?
Холодные пальцы чуть сильнее надавили на тяжело вздымающуюся грудь.
- Он не придёт, Дима, тебя не слышит.
- Я тебя чувствую, святой Михаил! У тебя... у тебя рука такая тёплая. - прошептали губы Димы, дрогнув в робкой улыбке.
Дьявол замер.
- Возьми меня вместо него. Прошу, Михаил. Знаю, твоя доброта не знает границ, ведь ты сын Его.
Такой душещипательный тон. Красивое, заплаканное личико. Ну что ты будешь делать... Ведь и проклятый архангел так и не появился.
Его рука медленно покинула чужую грудную клетку, оставшись ни с чем, теперь дотягиваясь до недвижимого младенца, которого пытались вернуть к жизни худые окровавленные руки молодого монаха.
- Тебя Он тоже оставил, да, Сергей?
Он коснулся младенца пальцем и тот через секунду подал свой писклявый голосок. Дьявол и сам не ожидал, что это сработает, теперь с каким-то испугом наблюдая за крикливым существом, которое Дима поспешил замотать в какую-то тряпку, прижимая к себе.
- Всё хорошо, Серёжа, ты со мной теперь, обещаю!
Дьявол наблюдал за ними ещё какое-то время, пока не исчез, оставив за собой лёгкий ветерок.
- Благодарю, Михаил, благодарю... - прошептал Дима, поцеловав Сергея в макушку.
Поздней ночью в его маленькую монастырскую келью постучится странный, одетый в чёрную накидку с крупным капюшоном, под которым он прятал лицо, человек.
Дима с испугу прижмёт к себе маленького заснувшего Серёжу крепче.
Он подумает, что пришла сама Смерть. Но человек протянет ему букет свежих белых лилий, а затем уйдёт, так ничего и не сказав.
