Si vis amari, ama.

Кричать, истерить, ругаться и просить уйти было бесполезно, поэтому Дима этого не делал. Может быть, если бы ему всё ещё было двадцать, тогда юношеские чувства давали бы о себе знать. Бежать всё равно было некуда. Куда ты денешься от нечистой силы? Дьявол догонит везде, если того пожелает. Он не сможет оставить свою паству. Не сможет уйти оттуда, куда в любой момент мог вернуться его... дорогой сердцу мальчик. Михаэль появлялся практически каждые сутки. Он действительно появлялся даже днём. Видеть его мог только он один, поэтому Дьявол с детским счастьем на лице пытался портить всяческие служения и обычный ежедневный уклад. Он ходил за священником по пятам, постоянно что-то говорил, задавал философские темы бытия. Он шутил, громко смеялся. Дима порой дёргал краешком губ, из его горла вырывался очень тихий и сиплый смешок, но он быстро его прерывал, крестился, супился. Тогда Сатана смеялся ещё громче. "Если смешно, то смейся, Дима! Не отказывай себе в таком удовольствии. Смех продлевает жизнь!". В этом Димитрий сомневался. Прошёл ещё месяц, а после каждого появления лукавого в храме и после очередной полубредовой ночи, ему казалось, что жизнь его, как раз-таки, покидает. Он устал, а сон не помогал вовсе. Кошмары ему не снились, очень даже наоборот. Во сне ему было хорошо, слишком хорошо. Во сне он жил с Сергеем Нечаевым, во сне он спал на той кровати, где должна была спать славная Екатерина. Чужой муж сжимал его крупными ладонями, оглаживал его оголённое тело. Чужой муж прижимал его к себе, томно двигал бёдрами. Дима закусывал губы, но сладкие губы его мальчика накрывали его собственные, слизывая выдохи и постанывания. Во сне он был чьим-то мужем. "Я тебя так люблю, Димочка..." Димитрий прогибался в спине, выкрикивал чужое имя и... Просыпался. Вскакивал на кровати, глубоко дыша и пряча пунцовое лицо в ладонях. В ушах очень слабенько отдавался чей-то смех. Он прекрасно знал, чей. Сжимал зубы, на дрожащих ногах добирался до тазика, где каждое утро умывал лицо. Снимал с себя влажную спальную рубаху, переодевался. Начинался новый день. - Жених уродливый. Она за него из-за денег выходит и терпеть его не может, Дима! А ты венчаешь, не стыдно? Отвечать Димитрию было нельзя, явно не перед глазами честного народа. - Хотя, я её не виню, у бедняжки не было выбора. Так отец сказал! А мать поддакнула. Он из хорошей семьи, так будет лучше для нашей. Богатство и престиж. - продолжал приговаривать Дьявол, стараясь сбивать речи священника. - Ты венчаешь заранее обреченный брак, Дима! Он ударит её через две недели в первый раз. Он мерзкий и злой человек, её родители это знают. Она через месяц побежит к своему конюху, я сам к ней для этого приду! Дьявол стоял прямиком позади него, на самом Венчании. Вокруг куча народа, а перед архимандритом новоиспечённая пара. Девушка и правда выглядела не совсем радостно, а мужчина был далеко не красавцем. - И урод, урод! Он на двадцать лет старше, отец. Хотя... что-то в этом есть, да? - Михаэль склонился к его уху, куда тихо рассмеялся. - Ты вот красивый правда, не соврать. Прямо как я! Нам с тобой повезло. Ты будешь красивым даже ещё через двадцать лет, а значит и Сергею повезло тоже! Батюшка немного прикрыл глаза, пытаясь унять в себе раздражение, которое могло сейчас помешать Венчанию. Он уместил венец на голову жениха, продолжал речь. Но когда была очередь невесты, перед ней вырос Михаэль, мешая священнику делать свою работу. Он склонил кудрявую голову, прося возложить его на себя. - Отец, отец, я тоже хочу богатого папика. Я хочу богатства и престижа! Благослови, отец! Димитрий замер, повисла некомфортная тишина внутри храма. Кто-то из его помощником прокашлялся, аккуратно поинтересовался, всё ли со священником в порядке. Михаэль сразу же отошёл в сторону, в виноватом жесте подняв руки. - Давай, Дима, обреки очередную бедняжку на страдания. Венчаешь с бесом... Ты бы с таким же успехом мог повенчать её со мной! Я не только богатый, но и потрясающе красивый! И даже, быть может, чуть добрее этого толстопузого уродца! Михаэль рассмеялся, вновь заняв своё место позади священника, у которого явно порозовели щёки от какого-то странного стыда. Но он уместил венец на голову девушки. В итоге он развернулся к алтарю, где сразу же наткнулся на два весёлых тёплых глаза. - Ты же тогда хотел быть на её месте, да, отец? Ты, а рядом с тобой твой любимый Серёженька. Одно твоё слово, Димитрий, и вы будете вместе. Я сам вас обвенчаю, мне будет в радость, честно! А потом он тебя вынесет с этого храма в своих сильных крепких руках, прижимая к своей груди так, как будто ты - сокровище всего мира. Занесёт тебя к вам домой, а там... Там ты и сам знаешь, отец, ты это каждую ночь представляешь. Мальчишка, кстати, шикарен ниже пояса, но ты и сам всё видел! Щёки его покраснели ещё больше, а Михаэль залился смехом. - Господи Боже наш, славою и честию...венчай их! - Венчаю!! Дьявол раскинул руки, будто действительно возомнил себя самим Господом. Дима очень незаметно покачал головой, прикрыл глаза, лишь бы не видеть чужого весёлого лица и губ, расплывшихся в широкой улыбке, с которых слетал громкий, счастливый, но ужасающий смех. Он пытался испортить буквально всё. Он всегда стоял в первых рядах на утрене или вечерне, сжимал трость, гордо выпрямлял осанку. С серьёзно-насмешливым видом кивал на речи архимандрита. Он "руководил" хором, певшим псалмы. Смешно жестикулировал и даже пытался подпевать. "...солнце знает, что ему пора заходить. Ты творишь тьму, и наступает ночь..." - Ничего он не творит, у него нет времени заниматься такой ерундой. Поэтому планета крутится вокруг своей оси, чёрт подери! Ведь это у вас, дураков, ночь, а на другой стороне планеты утро! Кричал он вглубь, пытаясь перекричать хор, хоть и прекрасно знал, что слышал его только архимандрит, на которого он то и дело косился. Дима прекрасно знал, что представление всегда было для него одного. Сам он делал вид, что его не замечает, продолжая свои спокойные действия. Всё же, он двадцать лет смотрел за Серёжей. Бывало, что совсем маленький, он был порой слишком шумным, иногда крикливым. У священника всегда было много вокруг детей разного возраста. И появления Дьявола напоминали именно это. Он никогда на них не кричал и не повышал голоса, ведь нежные юные души быстро впитывали в себя обращение к ним окружающих. У Димы всегда был только один для них язык, не кнутом и не бранью, пряником и лаской. Любовью. Но вскоре возле священника вырастал стул, а на него усаживался Михаэль, закинув ногу. - Не царское это дело - стоять. Скажи мне, отец, почему вера должна быть мучениями и страданиями? У католиков, кстати, стоят лавки для всех! Опять вы всё наперевирали. Может, он хочет, чтобы вы лежали, а вы стоите! Проклятье, отец, я постоял всего пару минут, а уже болит спина! Михаэль корчился со смешной гримасой на своём стуле, Димитрий делал вид, что не слушал, продолжая обращаться к пастве. Раздражало его это тоже мало, в конце концов, Дьявол оказался не совсем таким, каким он изначально его представлял всю свою жизнь. Действительно, не скакал за ним никакой монстр, не пытался поглотить. По храму не носились черти, никто не пытался забрать в преисподнюю его прихожан. Всё было немного... по-другому. - Тебе сорок, Димитрий. Вот ещё лет пятнадцать, и ты тоже завоешь. Ножки предадут, поясница заноет. Он ткнул тростью бедного священника куда-то под колено и тот немного дёрнулся, запнувшись. Парочка прихожан прокашлялась, кто-то поднял бровь. Отец Димитрий, видимо, захворал. - Извини меня, знаешь сколько мне тысяч лет!? А ты меня стоять заставляешь... не по-божески, бесчеловечно. - кряхтел он сквозь чужие молитвы. - Вот ты, Дима, хочешь прилечь. Хочешь лежать рядом со своим мальчиком. Даже, может быть, хочешь и сидеть тоже... на нём верхом, пока он внутри тебя! Очень нехорошо что-то дёрнулось под рясой, а слова священника застряли в горле. Щёки вновь загорелись, он невпопад перекрестился, за ним повторила и куча народа по инерции. Это Дьявола рассмешило и его голос переливался теперь по стенам храма. Вдруг заплакала пара младенцев, что раздосадовало священника. - Извини, отец, малыши могут меня слышать. Такие они милые и невинные... хоть что в уши заливай, они будут слушать. Да ты не бойся! Я же сказал, что их не трогаю. А вот бедняжек притащили сюда их родители, лишив всякого выбора на будущее. - он ткнул пальцем вперёд. - Вдруг вон тот, в четвёртом ряду, лет через двадцать решил бы, что ему хочется верить в Одина? Что, в принципе, одно и то же. - он крутанул зрачками в раздражении. - А вон та малышка решила бы, что она буддист? Но, отец, у них больше не будет такой возможности! Ты присядешь им на уши и будешь вбивать, какой твой Бог Великий. Такие комментарии сопровождали Димитрия на каждом углу. Обычно всё кончалось упоминанием Сергея Нечаева, вот что действительно заставляло архимандрита передёргиваться, что заставляло его забывать то, чем он был занят в данную секунду. Образы милого лица начинали мерещиться ему в толпе. Ему казалось, что он заходил в храм, тогда на лице расплывалось счастье, сердце пропускало удар. Он поглядывал на двери постоянно, надеясь, что Сергей войдёт внутрь, что... нарушит своё обещание. Они открывались, в них порой входил высокий парень, которого бедный священник принимал за Серёжу. Губы расплывались в улыбке, в каком-то сокровенном жесте он прижимал руку к груди. Расстраивался. Сергея, всё же, не было. Зато был Михаэль, стоявший в это время на хорах, либо в каком-нибудь углу. Он молчал, но то молчание Дима хорошо слышал, сразу же замечая его мрачную фигуру, видя его какую-то победоносную улыбку. - Я грешна, отец. Не знаю, что мне с собой делать... - Что случилось, дитя моё? - Не знаю, смею ли говорить. - молоденькая девушка опустилась на колени перед батюшкой. - Можешь, дочка, Он выслушает, поможет. - отец улыбнулся. - Я.. замужем. Но люблю другого, отец. Но даже если бы и не была, то с ним бы не смогла быть. Зелёные глазки робко поднялись выше, всматриваясь в священника, снова опускаясь. - В тебя влюбилась, Дима! Полгода назад сюда пришла впервые, да так и обомлела, бедная дурочка. - Дьявол теперь стоял сбоку, рассматривая обоих. Димитрий смутился, но продолжил подбадривать молоденькую девушку. - А ты чего думаешь прихожаночки сюда бегают, глупыш? Грехи отмаливать? Они заходят с одним, а уходят с новой сотней, пока представляют, как любимый батюшка их вперёд, назад и боком! Дьявол рассмеялся так громко, закинув голову, что на лице Димы образовалось что-то болезненное, что девушка приняла за недобрый знак. На её глазах застыли слёзы, пришлось архимандриту её успокаивать. - Вся твоя вера, Дима... - Михаэль утёр глаза пальцем, пытаясь восстановить дыхание. - Такой же грех! Чего залился краской? Ты в таком ключе о них не думал, да? Архимандрит и правда выглядел потерянно, теперь не зная, что делать с цепляющейся за его рясу девушкой. Да лучше бы он никогда таких подробностей не знал. - Да, да! Ну а что, ты себя в зеркале видел? Ходишь, весь такой красивый, праведный! Да этим змейкам палец в рот не клади, дай окунуть тебя в развратную пучину. Только кинь тебя в колодец, они тебя со всех сторон облепят, обсосут и покусают! Эхх... только вот незадача, сердце их батюшки давненько занято. Мужеложец их любимый архимандрит и мечтает о том, как Сергей Нечаев с него стягивает рясу, медленно входит в его узкое тело, пока прижимает своим к кровати. Он такой большой и сильный, что у бедного батюшки нет возможности, а главное желания, выбраться из тёплого захвата. - Михаэль сделал шаг ближе к священнику, зашептал в самое ухо. - "Серёженька, Серёженька...!" Как бы ему хотелось стонать ему в рот, пока Серёженька плавно разводит тонкие ноги, загоняет себя таким сладким толчком, что у рвано вдыхающего воздух священника загибаются на ногах пальцы. - Прекрати, нечистый. Просипел Дима, стиснув зубы. Но Дьявол лишь шире улыбнулся. Зато девушка, на которую он поспешил перевести взгляд, теперь смотрела на него со страхом и девичьей обидой. - Ну вот, посмотри, что ты наделал, Дима. Разбил ещё одно юное сердечко, а ты входишь во вкус! - Не серчай, дочка, не к тебе я обращался. - поспешил уверить её священник, забегав по её встревоженному лицу глазами. - Знаю, что нечиста, отец! Поэтому к Вам пришла, я... Глаза её вдруг упали ниже, где под одеждами бедного архимандрита происходило недвусмысленное движение. Она сглотнула, заробела, щёки её приобрели пунцовый характер. - Твоя прихожанка готова согрешить с тобой прямо здесь и сейчас, отец. Ты и сам весь готов, я смотрю! - он смотрел теперь на девушку. - Извини, Елизавета, на другого у твоего праведника стоит! В такой ситуации Димитрию быть ещё не приходилось. Не приходилось думать о голом Сергее Нечаеве во время чей-то исповеди. Не просто какой-то, а в той, где ему чуть ли не признавались в любви. У него как будто открылись глаза. Ведь девушки и правда постоянно прибегали. То исповедаться, то попросить благословения, то помолиться у иконок, а он, проходя мимо, ловил их нечаянные, как ему казалось, взгляды. Девушки отворачивались со скромной улыбкой, крестились и продолжали молиться. Он одобрительно кивал и двигался дальше. Ведь так делал и Сергей... его славный, славный мальчик постоянно прибегал в храм, а в последнее время всё чаще просил из него выйти, прогуляться, поговорить о чём-то земном, недуховном. И Димитрий очень редко отказывал. Серёжа всегда доводил его обратно поздним вечером, всегда просил поцеловать свою руку. Сначала он пытался отказывать и говорил, что в этом нет никакой необходимости. Сергей же улыбался, говорил, что так он чувствует, что становится ближе к Богу. Дима не мог отказать, поэтому с замиранием сердца ждал того поцелуя нежных губ. Неужели всё это потому... Губы его дрогнули в маленькой счастливой улыбке, в сердце забежала радость. Вдруг захотелось кинуться прочь, куда-то бежать. Ведь хотелось ему сказать, что он тоже! Что он тоже лю...! - Мм, что такое, Дима? Лицо Дьявола было непозволительно близко. Светился он чем-то насмешливым и хитрым. - Кхм. Ты.. подымись, дочка. Не стоит стоять на коленях. Архимандрит осторожно уцепился за её плечо, подымая смущённую девушку с пола. Но в уголке её губ играла странная усмешка, с ноткой удивления и... похоти. Волосы на затылке священника встали дыбом, а Дьявол стоял рядом и улыбался. Он вдруг упомянул какие-то ключи, огромной связкой висевшие у него на поясе под одеждами. Несуразно и невпопад, пытаясь скромно объяснить девчушке своё состояние, своё бесстыже бугрившееся одеяние. Это сильно рассмешило Михаэля, заставив батюшку смутиться ещё больше. Он быстренько отпустил её грехи, хотя совершенно об этом не думал, теперь пытаясь выскочить вон. Михаэль шёл сзади. - Она теперь от тебя не отстанет, Дима. Будет приходить только чаще, а глаза её будут впиваться в твоё естество. Будет сегодня ночью об этом думать и представлять, как отец Димитрий берёт её, прости Господи, на аналое перед алтарём! Дима не отвечал, читал очень тихо молитовку за спасение души юной девицы. - Будь готов к невинным нечаянным касаниям и к порханию густых ресниц. - Ничего не будет, нечистый. - выхрипел он, чуть ускорив шаг. - Проклятье, да она только что увидела, как перед её симпатичным личиком возбудился настоятель храма, Дима! - рассмеялся. - А сам архимандрит этой ночью будет думать о том, что это не он кого-то берёт, а его. Длинная ночная рубашечка спадает с плеч, к которым губы Сергея припадают с ласковыми чмоками. Она плавно соскальзывает ниже, остаётся внизу, показывая Серёженьке то, с чем ему нужно разобраться и обласкать, ведь под ней на священнике больше ничего не было. Своего Димочку... такого хорошенького, голенького, желанного. Да, да, он так о тебе думает. Широкие ладони ведут по молочной коже, привлекают за талию, ближе к себе. Вжимает, а ты стонешь ему в губы, своим возбуждением чувствуя его. Дима, проклятье, он такой большой, что ему придётся потратить немало времени, чтобы тебя растянуть и подготовить! Но наш ангелок очень чуткий, я знаю, он умело будет работать пальцами, будет слушать твои сладкие крики, пока... - Уходи прочь, гнусный проходимец. - Ну что же ты так грубо! Таким красным Михаэль его ещё не видел, было это бесконечно забавно, а член священника теперь явно выпирал из под одежды. Он нелепо пытался оттянуть рясу, чем смешил Дьявола только больше. - Поспеши, отец, поспеши! Спрячься и запусти, наконец, туда руку! Это очень приятно, ты же никогда такого не делал, правда? Наш ты бедняжка. Сергей очень часто этим занимается, когда о тебе думает, честное слово, вот те крест! - Не занимается! Думаешь, не знаю, что ты врёшь, проклятый? - просипел он, но отчего-то теперь знал, что было это правдой. В это даже очень хотелось верить. Да и попробовать тоже хотелось... - Рукоблудие - тяжкий грех, рукоблудники не наследуют царство Божие. - Мужеложники тоже, так что терять больше нечего! Другого касаться нельзя, себя касаться - тоже. Да что вообще тогда можно, отец!? - Серёженька бы... никогда. Архимандрит почему-то сбился с речи, на его лице играло что-то вроде удивления, смешанное с глупым счастьем и чем-то ещё. В чём он боялся признаться себе и одному совсем молодому человеку. - Очень даже когда и часто. - изрёк Михаэль, не отставая от чужой спины. - "Димочка, Димочка... мой ты хороший, так хочу тебя себе. Тебя всего." Щёки больно загорелись. Слышался Диме именно тот голос, голос его ласкового Серёжи. От собственного имени, произнесённого в такой форме, больно горели щёки, а в брюках стало ещё теснее. Неужели Сергей правда думал о нём так? - Он водит рукой по основанию. Стоит на тебя знатно, кстати. Представляет, что он внутри твоего жаркого податливого тела. - Замолчи, проклятый! - Он хочет делать тебе приятно, чтобы ты порхал у него в руках, чтобы раскрывал широко ноги, выгибался, смотрел из под влажных ресниц. Он хочет тобой обладать, Дима. Ты - его Бог, его вселенная, целый мир. Он хочет изливаться в твоё нутро, пометить. Каждый раз он закачивает с улыбкой и с твоим именем на устах, потому что представляет, насколько он делает тебе хорошо. Ну как же ты можешь отказать, м? Перед носом Михаэля захлопнулась дверь. Как будто двери были для него помехой. Но он не зашёл следом, он прекрасно знал, что там случится. Димитрий прислонился лбом к стене, пытался отдышаться. Ничего не выходило, а в штанах сильно жгло так, что он пискнул. Он долетел до иконы Спасителя, стоявшей в углу, бережно перевернул, чтобы не мог Всевышний видеть его грешное лицо. Скинул с себя одежду, под которой было невыносимо жарко, остался в подряснике. Умылся водой, снова прислонил нежелающий остывать лоб к стене. Думал. Сжимал зубы, пытаясь игнорировать боль в паху. Картинки, которые породили слова Сатаны, не выходил из головы. Он уместил локоть рядом с головой, закусил ткань. Но вторая его рука поползла туда, куда он зарёкся ни в коем случае в таком контексте себя не касаться. Грех, грех, грех. Но стон наслаждения, сорвавшийся с его губ, пришлось заглушать маленьким тихим рычанием. Сначала робкие и медленные, пальцы теперь заскользили по плоти быстрее и увереннее. Хорошо, слишком хорошо. И Сергей, нависающий крупной тенью. Под ним так сладко, так правильно... он обхватывает сильной ладонью, водит вверх, вниз... Пальцы ласково обводят член Димитрия... Ноги Димы подкосились, он испачкал свою руку семенем, промычав себе в локоть и рассыпавшись в своём первом оргазме. Он съехал по стенке животом, осев на пол и прикрыв одной ладонью лицо. - "Если у кого случится излияние семени, то он должен омыть водою все тело своё, и нечист будет до вечера; и всякая одежда и всякая кожа, на которую попадет семя, должна быть вымыта водою, и нечиста будет до вечера..." А если это случилось вечером, Дима, что тогда? Услышал священник ехидный, издевательский, но победоносный и очень радостный голос Дьявола, взявшийся то ли в его голове, то ли откуда-то из-за стены. Михаэль будет долго смеяться завтра, когда увидит настоятеля, наложившего сам на себя епитимью. Сто поклонов ежедневно это очень и очень смешно! Не стеснялся Дьявол испортить и обряд отпевания. - Дима, болит голова! - кричал Михаэль о колоколах, звеневших для процесса вноски гроба с покойным. - Ты убиваешь мои ноги, поясницу, теперь ещё и уши. И это меня считают злом, что за безобразие. Его голос совсем неестественно звучал среди притихших траурных лиц, собравшихся проводить в последний путь одного из самых знатных и богатых городских жителей. - Он убивал невинных, ограбил половину города, насиловал маленьких девочек. Таких, вообще-то, не отпевают, но церковь таких любит! Семья приносит хорошее пожертвование, а там уже неважно, пусть хоть Христа он при жизни ненавидел. - Я не... - немного оторопел архимандрит, захлопав ресницами, отчего-то пытаясь перед Дьяволом оправдаться. - Не делаешь это ради денег, да, да. И вообще, ты о нём мало, что знал. - Михаэль отмахнулся, но потом тихо добавил, пожав плечами. - Знаю. Он же и тебе взятки предлагал, хотел вместе с тобой здесь людей обирать. А ты же такой весь правильный, людей любишь. Ни один нормальный настоятель бы не отказался! Но ты у нас глупенький... Всё равно читал молитовки о спасении его души. Теперь-то уже не открутишься, гроб внесли! Отпевай, отец! Душа его всё равно со вчерашнего вечера ко мне прилетела, глупый твой обряд и бесполезный, Димитрий. Разбуди, когда отчитаете пятидесятый псалом. Михаэль хмыкнул, уселся на стул, который сам себе и сотворил изящным движением руки. Священнику читать больше ничего не хотелось. Ведь и правда, в чём же тогда был смысл, если был этот моральный урод давно там, где заслужил быть. Получается, что Дима тратил время зря... - А ещё он в прошлом году Серёженьку ударил. Прямо по лицу. - прошелестел Дьявол, когда батюшка о нём практически забыл. С очень мрачной улыбкой Михаэль теперь взирал на его лицо в профиль. Димитрий, только что закончивший ектению об упоении, теперь странно застыл, а его карие глаза дёрнулись на секунду к стулу. Дьявол молчал, явно наслаждаясь чужим любопытством и даже злобой, повеявшей от священника. Ему явно нужно было срочно узнать причину, но он не мог ни о чём спросить, не мог к нему обратиться. Он поднялся со стула. Приблизился к нему со спины, теперь они оба рассматривали семью и знакомых погибшего, подходивших к гробу, целуя того в лоб. - Интересно тебе, отец? Я тебе скажу, так уж и быть. Ты ему епитимью за попытку тебя подкупить, а он в твою спину столько срама, что и у меня уши отвяли! И твой Серёженька, как раз к тебе спешивший, ведь не мог он прожить и дня, чтобы не увидеть своего Димочку, всё это дело услышал. Слово за слово, отец, они обменялись любезностями. Всё из-за тебя, опять! На мгновение в душе священника мелькнуло что-то не совсем хорошее. Что-то такое, что заставило его захотеть выйти из храма, такое, отчего бренная оболочка богатого усопшего показалась ему самым мерзким демоном, который только мог существовать. Но в то же время сердце слегка оттаяло, на губах заиграла неуверенная улыбка. - Ну зачем ты так, Серёжа. - прошелестели его губы, пока он уткнулся взглядом куда-то в пол. - Не стоило. Он быстро помотал головой, отгоняя слишком тёплое чувство, был же он на отпевании! Но стоял и чуть ли широко не улыбался. Какой из него после этого батюшка! Он нервно дёрнул глазами в сторону, где раньше сидел Дьявол, но он исчез, как и его стул. Значит не видел чужого лица, а значит не будет повода глумиться. Димитрий подобрал специально заготовленную землю, приблизился с очередной молитвой к гробу, да так и дёрнулся, рассыпав её по полу. Кто-то сзади ахнул, кто-то прокашлялся. - Отец... умираю, отец... Михаэль лежал в гробу, смиренно сложив руки на груди и прикрыв глаза. - Прошу, подари мне свою благодать. Очень больно, отец! Явитесь, Святые Божии, спешите навстречу, Ангелы Господни, примите эту душу, вознесите ее к престолу Всевышнего. - Этому не бывать, лукавый. - проронил Дима спокойным голосом себе под нос. - Ты разве можешь вселяться в крещёных? - Он умер, Дима. Теперь это не что иное, как кусок мяса. Ты глупый, да? - тёмная бровь хитро поднялась вверх. - Могу делать, что пожелаю. Батюшка перекрестился, но прочитал молитву, бросив горстку земли внутрь гроба. Его не покидало ощущение, что к самому Господу он отправляет Дьявола. - Спасибо, что испортил костюм. - Дьявол деланно нахмурился, затем поёрзал у себя в гробу. - Чёрт знает что, Дима. У треклятого гроб удобнее, чем кровать у простого крестьянина. Зато спина больше не болит! Худые руки Димитрия потянулись к крышке, за ним поспешила и парочка пономарей. - Война собирается, Дима. - Дьявол открыл свои глаза, улыбался. - Вершители этого мира снова будут играть во власть и деньги, будут играть в Бога. А расплачиваться всем вам! Старикам, женщинам, детям. Тебе и... твоему Серёже. Снова будете оправдываться Божьими желаниями! Ты знаешь, ведь... ведь Он никогда не хотел ни одной из них. Войн ваших. И я тоже... тоже её не люблю, Дима. Умирают люди, а я их люблю, с ними весело! Но ведь Он всадников и призывает. Странный Он, отец. Михаэль уткнулся взглядом куда-то под высокий потолок, как будто задумался, было это... красиво. - Ведь он побежит, отец. Побежит твой ангелок, ведь живёшь в этой стране ты. Он поклялся тебя защищать, Димитрий. В следующий раз, может быть, Сергея ты увидишь именно так. Дьявол снова улыбался. Обдало ледяной волной. Он и сам слышал маленькие слухи, обычно они разрастались, а вместе с ними росла и война. Крышка гроба захлопнулась, пряча под ней страшную улыбку Дьявола. - Отрекись, Димитрий! - Никогда.

***

Для данного отрывка музыкальное сопровождение прилагается. Она должна была быть в основной игре, но дали нам её в самом убожеском на свете DLC. Она ассоциируется только с Сечаевыми ;) Речь, разумеется, о "На Заре". Версия на пианино❤️‍🔥 Рекомендую к прослушиванию во время прочтения :) https://www.youtube.com/watch?v=Lweh6vrLhws За эти два месяца он ко всему привык. Устал, но этого проклятому не показывал. Устал он не от Дьявола, который буквально ходил за ним по пятам. Устал не от его вечных подколок и издевательств. Его выходки, которые он считал детскими, его не заботили. Архимандрит Димитрий был очень спокойным и понимающим человеком, он мог проводить службы, даже если плакали маленькие дети. Он всего лишь улыбался и останавливал испуганную мать с ребёнком на руках, которая спешила покинуть помещение. - Пусть поплачет, он же не умеет разговаривать. Девушка смущалась, но с робкой улыбкой возвращалась на место, и уже никто из прихожан не смел на неё косо смотреть. Дима устал от другого. Устал от образов, мерещившихся на каждом углу, устал от собственных мыслей, которые захватывали его разум, теперь же больше не отпуская ни днём ни ночью. Ночью было хуже. Дьявол не заходил к нему в комнатушку, хотя Дима прекрасно знал, что был он всегда где-то рядом. Наверное, во снах. Но сны были слишком сладкими, чтобы были они бесовским творением. В них он правда жил с Сергеем Нечаевым. - Доброе утро, Димочка. - Доброе. Он стоял на крыльце, босыми ногами чувствуя шершавую деревянную поверхность. Совсем молодое, ещё только выползавшее из-за горизонта, розовое солнце приятно озаряло тёмные зрачки. Ночь сменялась утром. Куда-то было нужно идти, но он не помнил - куда. Немного переживал. Сильные руки обвились вокруг него, прижимая к горячему телу, к которому он сам прижимался под одеялом каких-то пять минут назад. Оттуда он и сам нехотя выполз, не желая отодвигать шею, на которой примостились чужие губы, а дыхание щекотало кожу. Откуда-то послышалась приятная, давно ему знакомая, красивая мелодия. Он улыбнулся. Знал, что архангел Михаил, который с рождения присматривал за его Сергеем, наверняка был тоже сейчас здесь. Звук пианино усиливался, становился громче, ярче. Кажется, что Сергей слышать его не мог. Да ведь и идти никуда не было нужно... - Я тебя люблю, Дима. - он ведёт влажную дорожку по тонкой коже на шее любимого. - Я тебя... Мир замирает, замирает и Сергей. Он как будто ждёт ответа, но Дима боится сказать, боится ответить. Всё стиралось. Заволакивая то белой, то чёрной пеленой. Дима проснулся, медленно открыв глаза. Глаза его были влажные и полны слёз. Приятный сон исчез, но музыка осталась. Он сел на кровати, проморгался, пытаясь выжать из глаз не только солёную жидкость, но и остатки слишком приятного сна. Музыка не желала уходить. Слишком дорогая сердцу, она разрывала его и душу на части. Кроме него знал её всего один маленький человечек. Если не считать того странного мужчины, который всегда её для них играл. - Серёжа? В храме не было пианино. Он подорвался с кровати, бегом кинулся из покоев, по коридору вниз, по лестнице, где чуть не поскользнулся. Через минуту он всматривался в знакомую спину мужчины, игравшего ту самую музыку. Он сидел спиной к алтарю, прямиком посередине храма. Свет луны падал сквозь окна на его белую рубашку, закатанную по локти. Можно было поклясться, что тот бледный луч света был похож на белое крыло. Дима никогда не видел его не в чёрном. Был Дьявол сейчас похож на... ангела. Он отогнал эту мысль подальше. Всё же, он залез к нему глубоко в душу, вырвав оттуда кусок, сейчас больно резав по и без того кровоточащей ране. Посмел играть то, что трепетом отдавалось в груди. Но он не в силах был его остановить. Да и останавливать не хотелось. Было слишком красиво, слишком напоминало о Сергее, поэтому он стоял. Слушал. Наблюдал за руками, за пальцами, плавно скользившими по клавишам. Почему-то он не чувствовал, что было это всё издёвкой, хоть и хотелось в это верить. Или не хотелось. Дима стоял, по усталому лицу катилась пара горячих капель. Почему-то он знал, что по лицу Дьявола... тоже? Хоть он и не мог его видеть. Только не знал, почему. Он бы не посмел его прервать, даже если бы задрожал пол. Но он опасливо покосился наверх, где и правда дрогнуло паникадило. Оно будто хотело его придавить. Но, наверное, он остался бы стоять, даже если бы оно сейчас правда сорвалось вниз. Может, так было бы даже лучше. Так он не посмеет забрать с собой Сергея в греховный омут, который он пролил своими же руками. Мог ли он винить Дьявола? А он всё играл. Душераздирающе, будто вкладывал... душу. Наверное, она у него тоже когда-то была? Он улыбнулся сквозь слёзы, ему казалось, что его Сергей был сейчас тоже рядом. Он точно сейчас откроет двери, в них войдёт со своей привычной широкой и самой доброй на свете улыбкой. Но музыка затихала. Тонкие пальцы опустились на клавиши в последний раз, заставляя ноты красивым эхом пройтись по стенам храма и замолкнуть. - Откуда ты её знаешь? - спустя минуту священник подал сиплый голос. - Откуда? - Дьявол слегка приподнял голову. - Я сам её придумал, отец. Глаза Димы расширились. Непонятно, от ужаса, восхищения или неверия. Не могло того быть... - Когда-нибудь я вам её подарю. Когда музыку будут ценить чуть больше. Ответа не последовало, Дьявол слегка повернул голову, усмехнулся. - Мне несколько тысяч лет, Димитрий. Ты думаешь, я каждый день бегаю за архимандритами и пытаюсь съесть их душу? - Это ты... тогда? - Диму слегка затрясло. Впервые ту мелодию он услышал после скорого рождения Сергея. Мальчик сильно заболел, когда было ему всего три месяца, лекари ничем не могли ему помочь, он тоже. Прижимал к себе постоянно плачущего ребёнка, которого бил озноб, маленькому свёртку было больно, было больно и ему. Он не спал вместе с ним. Сжимал кроху в ладонях, пока сидел на лавке внутри маленького монастыря. Молился Михаилу, просил прийти. Никогда не просил за себя, только за Сергея. Он начинал было отчаиваться, Сергею было совсем тогда худо. Слёзы молоденького монаха капали ему на уставшее зарёванное личико, которое тот спешил утирать нежной рукой. Он сам не спал уже третьи сутки, выхаживая болезненное существо. Стояла глубокая ночь, и тогда он услышал ту музыку. Поднял голову, но не мог разглядеть игравшего её человека, сидевшего в тёмной накидке. - Михаил? Мальчик в его руках скоро успокоился, наконец-то заснул, убаюканный. Сам Дима позволил себе улыбнуться. Сморенный усталостью, уснул, оперевшись спиной о стенку, крепче сжав руки с ребёнком. Утром он проснётся, обнаружит мягкий плед, которым накрыли его ноги. С той ночи маленький Серёжа пойдёт на поправку. Дима будет постоянно молиться архангелу Михаилу, а ту мелодию будет слышать всякий раз, когда Сергей будет сильно болеть, когда ему будет очень плохо. Но он ни разу не посмеет подойти к тому человеку. Не мог. Не мог то быть Дьявол. - Сергий - слуга Божий... Нечаев - дитя, которое не ждали. - Дьявол издал глухой смешок, затем рассмеялся чуть громче. - Это ты специально его так назвал и подобрал фамилию, Димитрий? Он тихо сыграл пару нот из мелодии. - Зачем же ты... зачем помогал? - карие глаза Димы были широко раскрыты, он совсем, совсем ничего не понимал. - Потому что Ты попросил. Странный ветерок пробежался по храму, раздражая множество горевших свечей. Тон у него был такой странный, что закрались под рубаху мурашки. - Я? - его голос очень тихо прозвучал в тишине храма. - Вы оба постоянно что-то просите. Голос у вас обоих тихий, но такой, что ни я, ни он отказать не можем. - продолжал Дьявол спокойным тоном, но слышалось в нём разочарование, лёгкое негодование и язвительность. - Смотри, отец, вдруг и у него тоже прорежутся зубы. У твоего... Сергея. Пальцы Дьявола нежно прошлись по пианино, издавшее приятные звуки. - Однажды я просто понял, Димитрий, что у меня тоже есть рот и язык, есть свободная воля, которую Он мне сам и дал! Он сделал меня таким! Ему это не понравилось. - горький и громкий смешок. - Что же он будет делать, если его любимый Михаил вдруг тоже однажды это поймёт? Вы просите, просите, просите. А они делают, делают, делают. В один прекрасный день Сергей тебе тоже скажет "Нет", поймёт, что у него тоже есть слово, что ты, Дима, всего-лишь такой же человек. И что, быть может, ты не всегда бываешь прав. Однажды ты оступишься, а Сергей тебя спустит с небес на землю. Тогда в его глазах будет боль и отчаяние, тогда он тебе тоже больше не будет угоден. Берегись, Димитрий... Самый худший враг - тот, который когда-то тебя любил, тебе верил, поклонялся. Повисла тишина. Дьявол больше не касался инструмента, не говорил. Замер, словно статуя, а архимандрит не знал, что отвечать, поражённый его словами. - Самаэль... - Не зови меня так. - немного грубо и с резкостью бросил он через плечо. - Это имя я давно забыл. - но потом вдруг усмехнулся. - Слуга Бога. Твой Бог тоже над тобой издевается, Серёжа. - он легонько рассмеялся, покачал головой. - А знаешь, как переводится Люцифер? Дьявол вдруг замер, слушал. - "Несущий свет". Тебя же... тебя же Утренней звездой... называли. - Дима говорил тихо, спокойно. Как будто с детьми, прибегавшие к нему за советом. Как будто с Сергеем. - Утренняя заря. Ведь так называли и планету Венеру. Когда... утром или поздно вечером она несла свет... ведь не было солнца. Ему не отвечали, и когда Дима собирался было снова подать голос, Дьявол вновь принялся за инструмент. - Зачем ты ему... нам помогал? Я же... не просил. - он замялся. - Тебя. - Уж так вышло, отец, что если больно твоему Сергею - мне больно тоже. Бледные пальцы с какой-то злобой опустились на клавиши, пианино под ними издало грубый, болезненный звук. А затем он добавил так тихо, что Дима еле его услышал. - И так уж вышло, что больно мне и тогда, когда больно тебе. Дима замер, совсем потерявшись в мыслях. - Как и Он, ты постоянно просишь... просишь, просишь. Помоги Серёженьке, Серёженьке плохо... Приди, спаси, защити! Михаил, прошу! - молвил Дьявол, уставившись куда-то в узкое окно, повернув голову. - А у меня нет ни права, ни возможности отказать, отец! - Так ведь... ты... - Что? Я ведь не он, да? Я не твой Михаил, о котором ты так взывал, чтобы помочь мальчишке. Ты думаешь, что у тебя есть какая-то власть, думаешь, что ты можешь нами помыкать! Он повышал голос и Дима уже не мог с уверенностью сказать, к кому конкретно обращался сам Сатана. Голос его раздавался по помещению, но лицо его было обращено куда-то вверх. - Михаэль то, Михаэль другое, а ты спустись вместе с ним, ему помоги. Михаэль не может без тебя, тебе должно его защищать, ведь ты сильнее! А Михаэль... ведь прыгает перед тобой, как будто нет у него свободы воли, как будто...! - Михаэль. Раздался плавный голос священника, заставивший Дьявола замолчать. Замолчать на пару безмолвных минут обоих. - Спасибо... Это было странно. Он не лез за словами в карман, но будто разучился теперь разговаривать и отвечать. - За что? - его голос будто и дрогнул, но священнику, наверное, показалось. - Это ведь ты... Осознание заплывало внутрь, от него трясло, его коленки дрожали непонятно от чего. От ужаса, от неверия, от невозможности. - Был тогда там. Ты... спас... Серёжу? - Твой Серёжа был уже мёртв. В грудь ему будто выстрелили сразу десятью пулями. Диму покрыло мурашками. - Тогда как же? Почему Сергей... Он не хотел спрашивать, он боялся ответов, хоть совсем ничего не понимал, но понять хотелось. - Но ни ты, и ни Он, и даже ни я... С Ней не сравнимся. - Михаэль улыбался, как будто не злился сегодня вовсе, игнорируя его вопрос. - Жестокая и холодная, как лёд. Опасная и горячая, как самое безумное пламя. Ласковая и светлая, как лучи весеннего солнца. Я тебя с ней познакомлю, отец... Но ты Её уже знаешь. Он знает тоже, но думает, что Её сильнее. Скоро... Дьявол замолчал, его пальцы вновь плавно забегали по клавишам, начиная заново родную для Димитрия мелодию. По щекам вновь покатились слёзы, он c минуту слушал, пока не развернулся, желая вернуться в постель. Но обомлел, когда, повернувшись, заметил у аналоя, под иконой архангела Михаила, букет свежих белых роз. - Глубокая и чистая любовь, отец? Очень... Возвышенно. Дима поспешил его подобрать, обвёл глазами помещение, c нетерпением и восторгом всматриваясь вглубь. Ведь Сергей точно был здесь. Точно приходил. Всё, что нужно было Дмитрию Сергеевичу, это хоть на мгновение увидеть его лицо. Но никто не прятался в темноте, никто не спешил выходить. Виноват Дима был сам, он сам просил Сергея себя забыть. Так было... лучше? Но мальчик всё равно пришёл! Но не смел нарушить обещания, только оставив цветы. Для него... Он прижал к себе букет крепче, ещё раз оглядел помещение, но никого не нашёл, натыкаясь на игравшего на пианино... Михаэля. Он задержался на его спине глазами, поспешив теперь наверх, с волнительным трепетом втягивая аромат свежих бутонов. Отчего-то он знал, что проспит до утра, больше не проснувшись, а сниться ему будет только хорошее. Такое же, как снилось и каждую ночь до этого. Его убаюкает музыка, которую до сих пор играл у алтаря Михаэль.

***

- Отец... прошу... Прости! - Никогда. - Брат! Умоляю! Но брат не отвечал совсем. Смотрел своими холодными голубыми глазами. Лицо непроницаемо, на нём совсем не было никаких чувств. Зато было на лице их Отца. Разочарование, огорчение и даже злость. А злиться он умел. - Отец... прошу... - Никогда. Сиплый, полный горечи и досады голос. Но суровый, надменный взгляд в ответ. Теперь такой же и у брата. Тяжёлая рука на плече, острый меч по центру живота. Где на белой как снег одежде теперь расплывалось огромное кровавое пятно. Больно. Летел вниз, вглядываясь в Небесную лазурь. Лица отдалялись. Их больше не хотелось видеть. Никогда. Никогда, никогда, никогда. Отзывались слова в ушах. Больно. Что-то жгло кожу. Он перевел на своё тело взгляд. Его белый костюм горел на его теле слабой огненной волной, выжигая цвет. Одежда становилась темнее самой ночи. Больно. Вскрикнул. Горело что-то ещё. Немного повернул голову. Белоснежные, красивые и бесконечно длинные крылья горели тоже. Пёрышко за пёрышком божественное пламя пожирало его снаружи и изнутри. Они становились такими же чёрными. Больно. Он ненавидел эти крылья. Он будет их резать. Они ему больше не нужны. Срежет под корень. Больно. Солнце жгло глаза. Икар тоже подлетел слишком близко... Им не было места рядом с тем Солнцем. Больно. Его переворачивало в воздухе, перед глазами мелькали собственные крылья, сменявшиеся в зрачках то белыми, то чёрными пёрышками. Больно. Но больнее всего жгло глаза и щёки. Жгло от горячих солёных слёз. Он снова видел Небо. Больнее всего было на него смотреть. Никогда, никогда, никогда.