Не теряй лицо

Ваймс перевалился через порог Газона. До дома он еле доплёлся, ноги почти не слушались. Улизнул с баррикад на пару часиков — так, чисто вздремнуть и перекусить. Он бы, может, и рад задержаться, да вот только последние сутки внутренняя сигнализация завывала о критическом износе нервной системы особенно отчаянно. Лишь бы разобрались там без него... — Вечер добрый, Джон. — окликнул его Лишай из кухни. Ваймс задержался на лестнице, чтобы оглянуться и кивнуть. Доктор мирно попивал чай из явно не новой, но всё ещё весьма приличной чашки (а главное не фарфоровой! Что угодно, только не фарфор). — Добрый. — Ваймс хотя бы ради приличия постарался сделать чуть менее уставший вид и прошёл в кухню. — Чаю? — вежливо осведомился Газон. — Спасибо, я... Не откажусь, но попью у себя в комнате, если ты не возражаешь. — Вот как? — вскинул брови доктор, вставая из-за стола и беря в руки чайник и новую кружку для Киля. — Что ж, не осуждаю, у каждого свои привычки. Я и сам на кухне-то почти не ем. Пей, где тебе удобно, но потом не забудь вернуть чашку. Тоненькая мутноватая струйка ржаво-бурого цвета полилась в кружку, распространяя вместе с кучеряшками пара аромат крепчайшего чёрного чая. — Спасибо, — кивнул Ваймс — Ты мой спаситель. — Взаимно, — скромничал Лишай. Ваймс вопрошающе покосился на него, и Газону пришлось объясниться — Ты чудом никого сегодня не покалечил. Я ожидал толпу клиентов, что впадают в бешенство или слёзно умоляют пощады от одного упоминания Киля. Однако ты, на удивление, никого не обидел. Ваймс отпил, пряча улыбку в край чашки. Обидел, просто они ещё об этом не знают... Но, боги, какой же восхитительный чай! Тепло, разлившееся по нутру, немного взбодрило. Лишай, на твоём надгробии обязательно напишут «Великий спаситель рода людского»! — Не загадывай раньше времени. — Я ещё не настолько сумасшедший, Джон. Ваймс хмыкнул. — Ещё раз спасибо, Лишай, и спокойной ночи, — бросил Ваймс, возвратившись на лестницу. — О, хоть бы спокойной... — с мученической улыбкой вздохнул доктор. — Доброй ночи, Джон. Доктор Лишай Газон всё ещё сидел на кухне, когда Ваймс преодолел последнюю ступеньку и встал напротив входа в свою комнату. Сэм похрустел шеей и сделал глубокий вдох, чтобы окончательно избавиться от усталости. Газону пока ни к чему знать, что на крышу его дома нынче вечером прямо на глазах у Ваймса перелетела на редкость большая для их региона птица. Ваймс скверно разбирался в пернатых, но что-то подсказывало ему, что в далёких краях под названием «Политика» эта птица ещё больше. Не было ни малейшей причины для радости. Но вопреки всякому здравому смыслу у него сводило поджилки от чувства неясного трепета. Ваймс открыл дверь. В дюйме от его ботинка в пол воткнулась стрела. Ваймс застонал. — Я вышлю тебе счёт за порчу паркета, — ворчал он, наклонившись и выкрутив стрелу. — И заставлю тебя писать чистосердечные на имя доктора Газона, если ты ещё хоть раз шмальнёшь в его доме! — Он строго погрозил стрелку арбалетным болтом. Своего визитёра он узнал даже не взглянув на его лицо — да и толку, если от лица и видно, что хищные синие отблески в прорези для глаз. Ещё на улице Ваймс знал, что это Он, и оттого так торопился в свою комнатушку. Они давненько не виделись. Последние дни компанию ему составлял лишь чеканный Ветинари. И как же радостно было сейчас вновь быть рядом с Хэвлоком. Проклятье, — подумалось Ваймсу — между мной и нынешним тобой расстояние в тридцать лет, но при виде тебя я всё также и рад, и взбешён. — А ты ожидал иного приёма? — Молодой ассасин встречал его, вальяжно рассевшись на столе. Да, Ваймсу не показалось: Ветинари сегодня выглядел иначе. Молодой человек смотрел на Киля сквозь прорезь в чудной маске. Навроде таких носят члены секретных войск Агатианского императора, смутно припоминал Ваймс. Да и в целом в наряде Хэвлока чувствовались веяния культуры Агатовой империи. Под мешковатыми одеждами едва угадывались контуры чужого тела, однако костюм казался удобным и просторным. Кисти скрывали перчатки без пальцев. Особенно Ваймсу понравилось разглядывать тугие стежки жилета, переходящего в подобие корсета, и ремешки на высоких, до колен, сапогах на мягкой подошве. О том, сколько колющих, режущих, отравляющих и удушающих предметов может скрываться под ремешками Ваймс предпочёл не думать. Одеяние от гильдейского отличалось накидкой неопределённо серого цвета. Острые, хищные контуры, окрас, пестрящий пятнами оттенков пепла, сажи и сепии, грация, стать и изящество в каждом движении — всё это придавало Хэвлоку Ветинари сходство с хищной птицей. По чужому самодовольному взгляду Ваймс понял, что засмотрелся, и мысленно одёрнул себя, но было уже поздно. — Ты выглядишь обеспокоенно, Джон. Тебя что-то волнует? — елейно муркнул юноша. — Кроме убийцы в одном помещении со мной? Нет, с чего бы? — Ваймс спокойно прошёл в комнату. — Ну? Пришёл похвастаться нарядом? Не прикидывайся. Я отсюда вижу, как тебя распирает от гордости. Смотри не лопни. — Колени Ваймса звонко хрустнули, когда он опустился на край кровати. — Повертись хоть, дай на тебя полюбуюсь. — Если тебе интересно, то конечно, пожалуйста... — как бы смущённо отозвался Ветинари, а сам поспешил спрыгнуть со стола. Ему и впрямь не терпелось. Ухватив край накидки, юноша прикрылся им и крутанулся на носках. Поднявшийся ветерок обдал сержанта тонким ароматом молодого человека. Нет, пока ещё только намёком на него. От Ветинари в основном пахло только улицей. Но не той затхлой, сточной, нечистотной анкской улицей, а улицей Анк-Морпорка — безграничная свобода, сырой камень и туманы. Плащ зашелестел складками где-то на грани слышимости. Юноша остановил свой пируэт, завернулся в накидку, словно сложил крылья тьмы, отчего силуэт его почти полностью размылся, и выжидающе уставился на Киля. — Хорош, — улыбнулся Ваймс, отпив из кружки. — Сам делал? Ветинари польщено кивнул и откинул плащ обратно за спину. — Ну что ты. Просто руководил. — Неплохо. Теперь ты ястреб внутри и снаружи, а? — кружка вновь стукнула о тумбу — Хорошая работа, парень. Под плотной тканью маски выражение лица ассасина почти невозможно было определить, но почему-то Ваймс был уверен, что Хэвлок просиял. Ещё бы. Киль его похвалил. — Всё так, — ответил он скромно и потянулся к краю маски — Я вдохновлялся ястребиными. Молодой человек изящно стянул балаклаву с лица и, явно рисуясь, встряхнул головой. Смоляные локоны от такого даже не растрепались. Выпендрёжник, — подумал Ваймс и закатил глаза. И всё же он не мог не признать красоту юного лорда. Он впервые видел лицо молодого Ветинари вот так — без гримма и маски. И ему, чёрт возьми, нравилось. Во всей обстановке было что-то интригующее, хотелось узнать, что Хэвлок сделает дальше, подыграть ему. Как он всегда это делал. — Изобретательно, — похвалил Ваймс — И ты наверняка прилетел поделиться со мной какой-то новостью? — Увы, я не могу рассказать тебе ничего, чего бы ты уже не знал, — Ветинари сделал несколько угрожающе грациозных шагов навстречу сержанту. Он словно парил! Ни единого шороха, ни единого скрипа! Засмотревшись на текучесть чужой походки, Ваймс проморгал момент, когда ассасин отстегнул плащ. Не к добру это... Во рту у Ваймса пересохло. А Ветинари становился всё ближе и ближе. — Тогда нам очень повезёт, если чайник ещё не остыл. Буду рад угостить тебя чаем. — бросил Ваймс, по обыкновению уставившись в пустоту. За какой-то миг расстояние между ними сократилось до неприемлемого. — Мне очень жаль, сержант, но пить мне тоже не хочется, — рука юноши призрачно коснулась подбородка, Киля. То был немой приказ поднять глаза. Взглянуть поближе на невозможно прекрасное, утончённое, аристократичное лицо с высокими скулами, бездонными, беспощадными голубыми глазами. На нос с благородной горбинкой и тонкие губы, что растянулись в обольстительную и лукавую полуулыбку... Ваймс невольно сглотнул. Ветинари выглядел... Потрясающе. Хотелось прикоснуться. Убедиться, что этот восхитительный сон происходит на яву, что человек перед ним и впрямь сделан из плоти и крови, а не из тончайшего полупрозрачного эфира. Хотелось целовать... Целовать, целовать, целовать! И Ваймс совершенно точно не имел на это права. Он уже понял, к чему всё идёт. Боги, за что Ветинари с ним так? По-человечески он не должен потворствовать прихоти юноши. Надо его оттолкнуть, но помягче и всё объяснить. Но ведь хотелось совершенно иного... Ох, как хотелось... Хотелось потакать его прихоти, позволить юнцу любые проказы. Лишь бы он не покидал его. Любые сомнения испарились из головы Ваймса с поцелуем, от которого по телу прокатилась волна жара. Поцеловал. Снова! Неужели! Уж этот поцелуй он не испортит. Ветинари невесомо опустился на бёдра Киля. Ваймс смежил веки и с голодом и отчаянием ответил на поцелуй. Возможно даже слишком рьяно — самые страстные любовники не сжимают в объятиях своих партнёров столь пылко и крепко, сколь Ваймс сейчас. Но он боялся. Боялся, что эта смертоносная, неповторимая красота сейчас растает. Он был вынужден цепляться за этот короткий миг принадлежности кому-то, чтобы не сойти с ума. Чтобы помнить, ради чего он всё это делает. И Хэвлок, казалось, не возражал. Вот оно. Вот этого ему не хватало. Чувствовать далёкую призрачную связь хорошо, но настоящая, сиюминутная, горячая, пылкая и нежная близость не идёт с ней ни в какое сравнение. Ваймс оживал. Он так изголодался по чужому теплу. Поверить только! Ваймс лишь сейчас понял, насколько сильно было его одиночество. Последние дни прошли в волнениях и тревогах, и так хорошо было наконец-то их отпустить. Сейчас страшнее всего было потерять это тепло, позволить кратчайшему мигу забвения раствориться в катастрофах прошлого. Второй их поцелуй тоже вышел горьковатым, но уже не от табака. Сэм с такой невыразимой тоской льнул к чужим губам, что едва ли такой поцелуй можно было назвать страстным. Нет, это было явно не желание. Ваймс без слов умолял единственное хоть сколько-нибудь близкое существо остаться с ним, быть рядом. И потому Ваймс стискивал худой стан в явно чрезмерно крепких объятиях. Сейчас Ветинари был ему нужен. С Ветинари мир Ваймса становился хаотично упорядоченным, и Сэм бы ни на что не променял это чувство. Он наконец мог не сдерживаться, выпустить наружу все подавляемые годами чувства и нагореваться и нарадоваться вдоволь. За всю жизнь отлюблю! Ветинари в его руках был таким невообразимо податливым и покорным. На краткий миг Сэм даже засомневался, а Ветинари ли это вообще, но открыть глаза сейчас было бы сущим безумием. Ваймс на пробу мазнул языком между губ. Сладкий мираж, который в любую секунду мог рассеяться, как майский туман, послушно приоткрыл рот. Изящные пальцы сжались на плечах. Ваймс едва сдержал рвущийся из груди вой. А вот юноша отпустил себя и томно замычал в сержантские губы. Мужчина вслепую огладил чужие острые локти, плечи, лопатки, поясницу. Без промедления запустил пятерню в локоны цвета ночи, надавил на затылок, углубил поцелуй, судорожно засопел, когда почувствовал дрожь юного тела. Хэвлок отвечал. Прогибался, грудью уже касался торса Ваймса, повиновался его воле с таким рвением, что сердце заходилось. И рассудок Ваймса готов был уже обратиться в кисель, когда что-то дёрнуло за нужные нейроны и пробудило в мужчине последние автономные крупицы сознания. Инстинкты копа, чтоб его... Чего-то не хватало. Ваймс разорвал поцелуй, всмотрелся в зарумянившееся лицо. Одуревший, Ветинари шумно глотнул воздуха, тяжело запыхтел. Его явно вело, но юноша изо всех сил старался собраться и сфокусировать взгляд на чужом лице в тщетных попытках перевести дыхание. Дыхание... — Ты же знаешь, что во время поцелуя можно дышать? — поинтересовался Ваймс. — Да... Да, я просто... забыл, — сбивчиво ответил Хэвлок и уже взял в руки лицо сержанта для нового поцелуя, но тот не дался. Ветинари непонимающе захлопал густыми ресницами. — Слушай... А ты... Вообще целовался с кем-то до меня? Юношу такой вопрос явно огорошил. Он оцепенел, медово сладкая и столь же тягучая горячка отпустила. Здравый смысл пробудился и в Ветинари. Существует такая игра, где побеждает тот, кто успешно потопит всю вражескую флотилию. Не настоящую, разумеется. Для этой игры существует даже свой особый язык. Например: Выстрел первый — ранил. — У тебя ещё... ни разу не было... Этого? Я прав, Хэвлок?.. Я твой... Первый? Выстрел второй — потопил. Лишай Газон возвращался в свою комнату, когда услыхал наверху странные шумы. Ну уж нет, он пообещал себе сегодня наконец выспаться, так что никто и ничто не сможет ему помешать! Доктор уверенно пошагал в свою комнату. А тем временем из спальни Киля доносились едва различимые пререкания. — Куда?! — рокотал Ваймс. — Руки! — зашипел на него Ветинари. Хэвлок к тому времени уже стоял одной ногой на оконной раме (и как только успел?). Вторую же крепко держал Киль. Часть убийцы уже была на улице, и он явно намеревался вытащить себя на свободу целиком, и возможно даже прихватить с собой четверть Киля, если сержант окажется не слишком сговорчивым. Времени было мало. Думать было некогда. Ветинари в любой момент мог ускользнуть. Снова! Тогда Ваймс не стерпел и с силой потянул юношу на себя. Грязнее не станет, — подумал Ваймс, когда протёр ассасином всю пыль со стола. И Ваймс пожалел. Как же он пожалел! Миллионы лет эволюции возопили от ужаса и негодования. Первобытные люди явно были умнее, раз даже они, прежде чем схватить змею за хвост, спрашивали себя: «Эй, а она точно не ядовитая?». Но на Ваймсе в эти секунды природа отдохнула. А правда? Подумаешь нет лучше способа распрощаться со своей конечностью, а может быть и жизнью, чем цапнуть ассасина. А дальше восприятие Ваймса едва поспевало за действительностью. Убийца ловко извернулся, чтобы едва коснувшись носком половиц, без малейшего скрипа оттолкнуться, перекувыркнуться через себя, словно смертоносная балерина, и вооружиться. Ах, вот почему «ястреб»... — промелькнуло в голове Ваймса, когда Ветинари обрушился на него. Благо Сэму хватило ума отпустить относительно безобидную щиколотку, так что он отделался лишь болезненным пинком в скулу, но это ничто по сравнению с тем, как ассасин мог расписать лицо неосторожного сержанта своими лезвиями. Он замешкался. Это стало его второй ошибкой. Ветинари припал к земле и выверенным ударом повалил Киля с ног. И тут же ассасин словно взлетел по падающему телу, и в одно неуловимое для человеческого глаза движение нога убийцы обвилась вокруг шеи сержанта. Лицо вспыхнуло болью, пульс у правой скулы стучал под самой кожей. Ваймс медленно задыхался. Боги, опять! — чертыхнулся Ваймс про себя. На миг в глазах даже потемнело. Ваймс нащупал худую ступню и болезненно вывернул её. Хэвлок проглотил всхлип боли и ослабил хватку. Но даже так он не растерялся. Ветинари отпрянул от Киля в сторону и уже через миг, как для человека с подвёрнутым лодыжкой, вполне уверенно стоял в стойке готовый к новому броску. Однако убийство Киля явно не входило в его планы (особенно если вспомнить, зачем он явился). Ветинари решил вернуться к плану с отступлением и вновь бросился к окну (тоже весьма шустро и даже не припадая к земле). Ваймс подкосил его прицельным пинком в голеностоп — он слишком долго выживал на улицах, чтобы выучить: ноги у долговязых уязвимее всего. Ассасин рухнул ничком, тут же перекатился на спину и успел как раз вовремя, так что Ваймс не сумел придавить его к полу. Юноша молниеносно поджал ноги, лягнул мужчину в грудь, кувыркнулся, встал и снова бросился наутёк. Киль пропал из поля зрения лишь на мгновение, но краем глаза Хэвлок увидел, как сержант поднялся. Внезапно для Ветинари всё померкло. Стало тесно. Юноша слышал над самым ухом тяжёлое дыхание, ощущал спиной биение сердца. Это Ваймс схватил с кровати покрывало и завернул в него ассасина. Накинул, как импровизированный сачок на гигантскую бабочку. Тресь! В лунном свете всполох холодного огня разорвал ткань. Хэвлок со стилетом наизготове выпорхнул из остатков покрывала. Ветинари ускользал. Ваймс настигал. И так до тех пор, пока к их возне в потёмках не присоединился третий. Зверь почуял погоню и пробудился. Это в его крови вскипел адреналин. Это он губами Ваймса рычал каждый раз, когда добыча вырывалась из его лап. Он не знал, что такое «понарошку». Не умел вовремя остановиться. Не знал, кому вредить можно, а кому нет, а потому раз за разом бросался на юношу. Зверь помнил старые обиды. Он скрёб гнилые половицы разума Ваймса, когда заметил что-то под ними. Что-то блестящее и свежее. Донельзя привлекательное и заманчивое. Он рыл и рыл, пока не выудил. Порочная, неблагородная, подлая мысль, давно забытая, сброшенная со стола восприятия. Проклятье, неужели Ваймс не избавился от неё? Почему она здесь? И хуже всего — Зверь отыскал её раньше Стражника. А ну как он сейчас тихонько отпинает эту гадину?.. Стражник бы ни за что этого не сделал, не допустил! Но вот Зверь... Ему можно всё. Ваймс боролся с Ветинари и с лютующим внутри Зверем одновременно. Пытался держать Хэвлока как можно ближе к себе и как можно дальше от Зверя. Комната мелькала перед глазами: пол, окно, кровать, снова пол, столик, опять окно, и опять пол. Юный ассасин уложил Киля на лопатки в эту ночь ещё не раз. И без того утомлённое тело выло от истощения. Завтра наверняка даже дышать будет больно. Но он поднимался и вновь бросался за Хэвлоком. Чтобы остановить, удержать, уберечь. Каким-то немыслимым образом буква «Л» в замусоленном: «Лови, лови, лови!», что крутилось в воспалённом сознании, перевоплотилась в «Кр». И вот внутренний голос уже требовал: «Крови, крови, крови!» Ваймс остыл, лишь когда сталь ненавязчиво похолодила кожу у сонной артерии. В подушечках пальцев бился пульс. Чужой пульс... Взгляд проследил путь по собственным рукам и остановился на тощей шее ассасина. В уродливом ошейнике из лап Ваймса, Хэвлок сидел, прижавшись к стене, и смотрел перед собой спокойно и бесстрашно. Взгляд его был смертоносным. Ваймсу показалось, что сейчас время остановилось и без вмешательства каких-то там монахов. Секунды тянулись. Двое в нерешительности сидели на полу, переводя дыхание. Кто первый? Зверь выл. Прямо из его клыков отнимали добычу. Нужно было во что бы то ни стало унять Зверя, посадить его на цепь. — Один укол, — несмотря на недостаток воздуха, всё также ровно и бесстрастно произнёс Ветинари. — Всего один маленький порез, Киль, и доктор Газон найдёт тебя с пеной у рта на полу этой самой комнаты. Заявление достаточно угрожающее, чтобы заставить любого благоразумно сдаться. Но только не Сэмюэля Ваймса... Укроти Зверя, перекуй свой гнев во что-то хорошее... Давай же, ты это умеешь! — И тебя подле заодно, — оскалился Ваймс. — Не переоценивай себя, — отозвался юноша. — Яду понадобится чуть меньше тридцати секунд. Крайне мучительных секунд. — Думаешь, я с тобой расправлюсь? Вот она. Истина. Ветинари вскинул бровь. — У тебя контракт. На имя любого, кто попытается мне навредить, — прорычал Ваймс. Ветинари хмыкнул. Оценил «игру», что предложил ему Киль. — Душить убийцу то же, что самоубийство, — хладнокровно ответствовал Хэвлок. — Я устраню тебя, как цель, оговоренную в контракте. Ты сам угроза для самого себя. — Он ведь не отравлен? — Ваймс заглянул в глаза Ветинари и не увидел в них ничего, кроме бурлящей тьмы вселенской бездны. Однако Хэвлок сильнее вжался лопатками в стену. — По-твоему я так безрассудно отношусь к собственной жизни? — Нет, — Ваймс приблизился. — Но ты не делаешь ход, не просчитав шаг соперника. — Лицо Ваймса оказалось ближе ещё на дюйм. — Мы оба давно могли бы прикончить друг друга. Но посмотри мне в глаза и скажи: что ты в них видишь? Хэвлок бесстрашно заглянул в тлеющие угли в зрачках напротив. — Смерть, — процедил Ветинари. Ваймс усмехнулся. — А теперь подумай, раз я ношу её в себе, что остаётся снаружи? Скажи, Хэвлок, хороший полицейский выпустит зло на свободу? Глядя мне в глаза, скажи — смогу ли я тебе навредить? Тишина. Взгляды скрестились. Молчание сказало куда больше, чем они могли бы выразить словами. Ваймс первый нарушил тишину: — А теперь давай по-людски. Насчёт «три». Раз... Сэм довёл счёт до конца и разжал пальцы. Одновременно с ним Ветинари убрал стилет от шеи сержанта. Оба вновь задышали. Зверь заскулил, поджал хвост и скрылся в своём тёмном углу. — Вот и славно. Теперь мы можем спокойно поговорить? — выдохнул Ваймс. Ветинари ничего не ответил. На миг его лицо стало невозмутимее прежнего. Как вдруг грёбаный Хэвлок Ветинари, которой только что чуть не убил Киля, виртуозно спрятал все свои клинки, встал, выпрямился, сел на кровать, сложил руки на коленях с донельзя надменным видом и выдал: — У тебя тридцать секунд, чтобы объясниться, Киль. У Ваймса отвисла челюсть. — Дай хоть отдышаться! — Двадцать пять, — не жалел его Ветинари. — Почему я вообще долж-... — Двадцать. Ваймс закатил глаза и зарычал от бессильной злобы. О да, это был Ветинари. Почти как настоящий. Отчего-то даже думать стало легче. С души отлегло — эти тропы им давно хожены. Главное не ляпнуть «Сэр» по привычке. Сэм прочистил горло. — Послушай. Я не думал что ты окажешься таким... — Ваймс умолк, подбирая нужное слово. — Бдительным? — Неадекватно пугливым. Ветинари вздёрнул бровь. — Я думал, ты более уравновешенный. Вторая бровь присоединилась к первой. Взгляд Хэвлока стал на порядок холоднее. У Ваймса даже мурашки по спине побежали. Но такое он любил. Нет... Такого он любил. — Зато с балансом у тебя проблем точно нет. Это я уже понял. Вон ты как с клинками порхаешь, лучше акробатов, пять с плюсом, — уже спокойнее продолжал Ваймс. — А теперь серьёзно. Мы оба погорячились. Можешь относиться к этой правде как угодно, но мне нужно знать, был ли у тебя кто-то до меня. Не потому что я хочу самоутвердиться, а потому что для меня важны твои чувства. В первый раз всё бывает сложно, понимаешь? Мне плевать, сколько у тебя было — щёки Ваймса зарделись без всякой на то причины, — Ухажёров. Дело не в том, какой я по счёту, а в том, знаешь ли ты, что нужно делать. Потому что от этого будет зависеть то, что должен делать я. Если ты думаешь, что мне не хочется, то нет... Хочется. Правда. Но я волнуюсь. Так же как и ты. Я не всегда знаю, что делать, но с тобой я хочу сделать всё особенно правильно. Просто признай, что ты чего-то не знаешь — это нормально. Можно чего-то не знать, быть неуклюжим, неопытным, смешным. Но никогда не поздно научиться. И я хочу научиться... — Ваймс задумался. Чего же ты хочешь, Сэм Ваймс? — Хочу научиться быть с тобой. Просто быть. Хочу понять, что ты за человек и быть не просто близко, но рядом. Хочу научить тебя... В общем, ты понимаешь. Я... Я просто устал. Может оттого я и теряюсь. — Последние слова были ложью. Он давно потерялся. Усталость тут ни при чём. Ветинари скрестил руки на груди. — Тогда отчего ты так жался ко мне? Почему не дал уйти? Я бы нашёл время вновь заглянуть к тебе, коли ты настолько утомлён, что не отдаёшь себе отчёта в собственных действиях. — подсказал юноша. Ваймс сжал кулаки, потупил взгляд. — Ты-то найдёшь. А вот я... — Сэм вздохнул — Если ты передумал, можешь идти. Я больше не буду тебя ловить. И тут Хэвлок сдался. В глаза Киля он больше не заглядывал, но и уйти не пытался. Ваймс поднялся на ноги и подошёл к кровати. Его рука мягко легла на колено Ветинари — после такой-то взбучки это был жест неслыханной нежности. — Прости. Скажи, чего ты хочешь? Хэвлок с покорностью побеждённого уступил место Ваймсу. Под юношей матрац почти не промялся, зато от Ваймсовой туши вычихнул облако пыли. Нужные слова резко закончились. Ваймс рассеяно приобнял юношу за плечи. Тот не выломал ему руку — уже что-то! — и продолжил изничтожать взглядом щель в половицах. Сэм тоже как-то сразу перехотел рассматривать ассасина и предпочёл бесцельно блуждать взглядом по предметам обстановки. Боги, он со взрослым-то Ветинари не мог совладать! А тут, прямо перед ним, обиженный на весь свет — и на Киля в первую очередь! — сидит будущий лорд и отводит взгляд в безуспешной попытке скрыть свой стыд. Совсем ещё мальчишка! И Сэм решительно должен был что-то предпринять. Прямо сейчас. Почему Ваймс мог вдохновить стражников в ответственный момент, успокоить и разогнать толпу, вести переговоры с низушками гномьей власти, но стоило только появиться этому мерзавцу, как он совершенно терялся? Он мог позаботиться о том, чтобы в страже царило доверие. Он мог позаботиться о том, чтобы вдовы, не знали нужды. Мог позаботиться о том, чтобы матери не боялись отправлять своих детей в школу. Мог позаботиться о том, чтобы буква закона — справедливого закона! — стояла во главе всего. Мог позаботиться о порядке на улицах. О порядке в его городе! Но он никогда не мог позаботиться о себе. Вот в чём дело... Как он раньше не понял? Он даже себя не щадил. Тогда как ему быть нежным и бережным с кем-то? Он ведь стражник, защитник. Лучшее, что он мог сделать для любимых — сторожить их покой. Позаботиться о том, чтобы их родной город можно было хотя бы с натяжкой назвать «безопасным». И для этого, не нужно быть рядом. Наоборот, Ваймс притягивал опасность. Ветинари был прав: он сам угроза для самого себя. Ваймс и впрямь не мог быть с кем-то близок. Неудивительно, что парень так его испугался... Если бы он и впрямь ему... Все эти годы в его жизни существовала лишь одна связь — едкие, разъедающие плоть и душу отношения с его Городом, периодически разбавляемые интрижками с Бутылкой. Но потом в его жизни появился Он. Ваймс не был джентльменом, но приличия были ему не чужды. Однако в определённый период жизни он себя всё же... Подзапустил. Всё как всегда переменил патриций. Во время одного из докладов он лишь немного поморщился от вырвеглазного амбре Ваймса. Самую малость. Другой и не заметил бы. Но Сэм тут же протрезвел (в ту пору для него обычным делом было являться на ковёр к начальству, едва отодрав себя от ковра в трактире). Он резко осознал плачевность своего состояния. Твёрдо решил, что хоть ближе канав города у него никого и нет, он вовсе не обязан смердеть также. Он зарёкся больше не пить. От одной лишь перемены в Его лице. Ведь Ему было неприятно. Ваймс и без слов понял, что от него требуется. Для начала затолкать все свои переживания поглубже в задницу. А уже после сделать всё, чтобы Терьер Ветинари на публике наводил ужас, а не потешал. Такой была забота Ваймса. Что ещё он мог сделать? Он мог год за годом топтать порог Продолговатого кабинета, мог буравить стену взглядом, изображать из себя истукана, а потом вскипать от злобы, бить стены, срываться с места, бить глав гильдий по морде, травить лёгкие дымом и растворяться во мраке ночи. Потому что тьма напоминала о Нём. День за днём, месяц за месяцем, год за годом. И он ничего бы не поменял. Не посмел бы изменить, потому что он знал своё место! Он всегда будет на коротком поводке, который не позволит ему убежать, но в то же время убережёт от самого себя. Ваймс был готов продолжать такую жизнь: бессмысленную и саморазрушительную. Воистину, привычка — хуже зависимости. Как бы не злился, не бесился — он пойдёт и сделает то, что должен. По первому зову нахального ублюдка. И всё же сейчас писалась история. Юный, влюблённый тиран и тот, кто оттолкнёт или прильнёт. В первом случае, придётся быть серьёзным. Придётся говорить правильные вещи, которые явно не понравятся молодому ассасину. Придётся сказать ему: «Послушай, парень, я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я тоже через это проходил, но ты малость поторопился, понимаешь? Ну сам посуди, куда тебе со мной? Мне пятый десяток, я обычный сержант, мужлан, во мне ни капли изысканности. Ты запутался, бывает, не беда, давай сделаем вид, что ничего не было. Обещаю, что унесу этот секрет с собой в могилу, тем более, я окажусь в ней уже завтра. И запомни, что это сказал тебе Джон Киль!» За это Ветинари определённо выколет ему и второй глаз, но может оно и к лучшему. Ваймсу, по крайней мере, больше не придётся пялиться в штукатурку за спиной патриция. А что до упущенной возможности наконец побыть рядом с тем, кого любишь до ненависти... С ним ведь случались вещи и пострашнее? Перетерпит. Как-нибудь... Но если Джон Киль сейчас не оттолкнёт юного Хэвлока... Боги, Ваймс бы мог сказать и сделать для будущего лорда столько всего в эту ночь! Он бы сделал всё возможное, всё, что будет в его силах и всё, что так давно хотел! Он вложит в малейшее прикосновение всю нежность, на которую только способен, он будет чутким, внимательным, трепетным. Для кого-то, для Него. Хотя бы раз в жизни будет человеком: любимым и любящим! Но завтра история возьмёт своё. И спустя годы Ваймсу придётся пожинать плоды своих проступков и молча терпеть чужое безразличие. Сердце Ветинари на век будет принадлежать тому, кто тридцать лет назад, в эту самую ночь, будет любить его искренне и беззаветно. Но какой Ветинари — отверженный или любимый — будет его Ветинари? Мысли закипали и варили бульон из опухшего сознания. Что бы сделал Киль? Забудь. Он не принадлежит Килю. Сейчас ты Ваймс. И он твой. Так будь Сэмом Ваймсом для него! Итак, что бы сделал Ваймс? — Чаю? — поинтересовался Ваймс и протянул молодому человеку уже остывающую кружку. Тот посмотрел на него недоверчиво, говоря как бы «Ты сейчас серьёзно?» Тогда Ваймс вскинул брови. Одним взглядом показал, что не шутит, и взглядом же сказал: «Я при тебе пил из этой самой кружки. Давай не выделывайся!» Хэвлок посмотрел на чашку, поморщился, но всё же взял. Глаза его тем временем выразили за него: «Это просто смешно...» Тогда глаз Сэма поглядел на юношу так пристально, что во взоре том можно было отчётливо прочесть: «Пей, балбес.» Ветинари отхлебнул. Потом отхлебнул ещё. Только тут Ваймс сомкнул веки, а брови его описали фигуру, которая, скорее всего, значила: «То-то же». Ветинари посмотрел на Киля, потом пристыженно отвёл глаза. Вероятно, это было зашифрованное: «Спасибо.» Ваймс покивал будто сам себе, но на деле, так он ответил: «Пожалуйста». Они настолько хорошо понимали друг друга, что совсем забыли о существовании слов. Оказалось, что и без них вполне замечательно! И к тому же так заметно проще. Ваймс тепло улыбнулся юному ассасину и наконец сказал вслух: — Ну вот видишь? А говорил пить не хочешь. Сейчас он был готов на всё, даже на глупости. В кои-то веки он мог просто поговорить с Ветинари. Или даже помолчать! И не было больше командора и патриция. Был лишь Сэм и Хэвлок. Ветинари выдохнул, передал кружку Килю и ущипнул себя за переносицу. — Право, Джон, твой язык тебя погубит... — с почти детской обидой, пробубнил Ветинари. — А ты чего ждал? — спросил Ваймс, хотя и так прекрасно знал ответ. — Всё должно было быть... Иначе. Я так много размышлял о нашей встрече. Мне казалось, нет ничего, чего бы я не предусмотрел. Ты просто должен был повести себя по-другому. Ты, во имя разума, должен был молча согласиться! У меня был план! — возмутился Хэвлок. Ваймс хмыкнул. — И как удачно, что у меня талант их срывать. Извини. На будущее, готовь запасные. Хэвлок обнял себя за локти, нахохлился: — Не мог найти времени получше?.. Тут уже почти обиделся Ваймс. — А когда ещё? Когда уже ничего нельзя будет исправить? Послушай, парень, это не шутки. Мы не в сопливом романе. Это реальная жизнь, и здесь за необдуманными поступками следуют соразмерные последствия. Ты можешь ошибиться: в молодости со всеми бывает. Когда... Такое, происходит впервые, на том, кто опытнее, в разы больше ответственности. Вдруг ты передумал бы? — А кто, позволь спросить, протёр мной пыль со стола, когда я «передумал»? — огрызнулся Ветинари. Дьявол. Не в бровь, а в глаз. — Я имею в виду, что если бы ты в какой-то момент сказал мне «нет», я бы остановился. Клянусь, — Ваймс положил ладонь поверх кисти юноши, и тот вздрогнул. Сэм хотел уже было отдёрнуть руку, но заметил в глазах Хэвлока неподдельное удивление и интерес и повременил с этим. — Но ты не передумал. Я тебя знаю давн-... В смысле, насколько я могу судить, ты довольно упрямый. Ты всегда достигаешь своих целей. Просто в этот раз я немного... Кхм, тебя обломал. — Ветинари поёжился. — Вот поэтому я и не отпустил тебя. Ты же никогда не бежишь от проблем. Ты... Храбрый малый. Я должен был хотя бы попытаться разобраться. И мне правда жаль, что я испортил твой плащ... Юный ассасин лёг на матрац. — О мантии не беспокойся. Просто... А как же... — тут Ветинари потёр шею, словно бы стыдясь самого себя, и произнёс сконфуженно — Романтика?.. Боже-дай-по-роже! — подумал Ваймс — И этот туда же! Но какая-то менее циничная его часть в это же время подумала — Это ж надо... Когда-то ты был ТАКИМ! Ты слишком рано повзрослел. Богом клянусь, я уже вижу у твоих глаз мимические морщинки... Сколько, ты говорил, тебе ? 18? Но ты всегда играл роли. Интриги тебя состарили, но ты в это не веришь. Зато ты веришь в романтику. Как мальчишка... Вот главная трагедия твоей жизни: ты сам-то помнишь ещё, кто ты есть на самом деле? Ещё не ястреб. Пока ты лишь галчонок. И я ничем не могу тебе помочь. Разве только... — В той боли, что я бы тебе причинил по незнанию, нет романтики, — вслух сказал Ваймс. — Это факт. А факт — самая упрямая в мире вещь. Секс и любовь вообще очень сложные штуки. Поторопишься — наломаешь дров, не поспешишь... — Ваймс вновь вспомнил своё будущее (как тут не свихнуться?), где он так и не набрался смелости признаться Ветинари, а теперь, взгляните на него — он и рядом, и непреодолимо далеко. — Упустишь своё счастье навсегда... — закончил он. Оба тяжко вздохнули. — Прости, за... Это. — Хэвлок снова сел и коснулся пальцами ушибленной щеки Киля, на которой уже наливался синяк. Теперь вздрогнул уже Ваймс, но скорее от неожиданности, чем от боли. Как бы банально это не было, но сердце забилось в грудной клетке пташкой. Грёбаная романтика... Вот поэтому Ваймс её и не любит! Стоит просто её упомянуть, так раз! — и вот она случается. — Это? Ха, не волнуйся. Мне так часто заезжали по роже... Привык, — пожал он плечами. — Это конечно не поцелуй, но хорошо хоть, что в прошлую встречу ты меня слушал. Ветинари непонимающе воззрился на Киля, пока не вспомнил. — Ах, про щёку... — улыбнулся он. — Ага. И спасибо, что хотя бы сохранил мне второй глаз. Хэвлок цокнул языком и заправил прядь за ухо. — Я бы никогда тебя не ослепил. Сделать это было бы верхом бесчинства с моей стороны, — сознался он. — Приятно знать, что перед смертью у меня была бы возможность на тебя насмотреться. И Хэвлок фыркнул. А на душе стало как-то тепло и... Щекотно, что ли? Ветинари, казалось, немного расслабился, но Ваймс твёрдо решил во что бы то ни стало покончить с остатками неловкости между ними. — Эй... — потрепал он юношу по плечу — Хочешь я погадаю тебе по чайной гуще? Хэвлок округлил на Киля глаза и ещё больше стал похож на перепуганного галчонка: такой же взъерошенный, пыльный и голубоглазый. — Прошу прощения? Но Ваймс уже деловито вглядывался в дно кружки, на котором подсыхали чаинки. — Уверяю, я отлично читаю человеческие судьбы по чаю. Во взгляде Ветинари читалось недоверие вперемешку с сомнением. И всё же, Ваймс его явно заинтриговал. — Так, ну-ка поглядим, — Ваймс повертел кружку в руках, сощурился — Я вижу, что ты... Сдашь все экзамены в своей гильдии на отлично. – Неужели? — снисходительно усмехнулся Хэвлок. — Как жаль, что ты у нас не преподаёшь. Эта новость бы так обрадовала мадам. Ваймс наигранно потёр висок. — Но твоё обучение на этом не закончится, так... Мм... Я вижу... Большой взлёт. Да, определённо. Вот, видишь на дне пятнышко в виде шишки? Тут Ветинари совсем смутился. Склонив голову набок и вытянув шею, он заглянул в кружку, старательно выискивая на дне злосчастные шишки. И каким же идиотом он при этом себя чувствовал... — Не вижу... — А ты внимательнее смотри, лопух! — шутливо напутствовал сержант. — Ну хорошо, пустим, она тут есть. И что это значит? — Что ты... - Ваймс накрыл глаза ладонью — Станешь большой шишкой. От курьёзности ответа Хэвлок прыснул уже совсем несдержанно. Веселить Ветинари было приятно. По-человечески смешить. Не выглядеть в его глазах дураком, отчего его светлость позволял себе пренебрежительную усмешку, а просто веселить. Было что-то невообразимо трогательное в том, как преображалось лицо будущего патриция: в ямочках у губ, лучиках у уголков глаз. Сейчас ему было хорошо. Им обоим было. И на миг Ваймс задумался... А можно ли сейчас так — ненавязчиво, под видом безобидной забавы — поведать молодому человеку о его будущем? Не понарошку. Серьёзно. Скажи ему, — зашептала в нём эгоистичная мысль — «Через 25 лет появится капитан ночной стражи. Он твоя судьба! Не отталкивай его, он любит тебя всем сердцем! Будь с ним! Он сделает всё, чтобы ты был счастлив!» Ваймс сбросил эту мысль в пучину Недостойного его Сознания Вздора. Место этой мысли сразу заняла другая. Поделись с ним советом, — рассудительно курировала вторая, — ты же хочешь светлого будущего своему городу? Ему будет нелегко первое время в кресле патриция. Подготовь его, вдохнови, побуди стать идеальным правителем. Эта мысль полетела следом. Ветинари стал патрицием без помощи Ваймса. Он точно знал, что делал. Ваймсу нечего ему посоветовать. Наконец, на трибуну вышла третья мысль. Сбереги его, — ласково напутствовала она, — если ты не вернёшься, если с тобой что-то случится, помни — ты главный фронт его обороны. Кто защитит его, если не ты? Твои промахи чуть не стоили ему жизни. Предупреди его об опасностях на случай, если тебя не будет рядом. Если ты не сможешь сохранить. Эта мысль продержалась подольше. Ваймс распробовал её, повертел на языке и всё же... Сбросил вслед за остальными. Что значит «если»? Он обязан вернуться. Он вернётся. Он сбережёт его. В этот раз точно. И во все последующие разы тоже. Он будет бдеть. Он цепной пёс Ветинари, и об этом знает каждый. Он стена, он защита, сама оборона патриция. Вот кто он. Он страж своего тирана. И, чёрт возьми, он гордится этим! У Киля сегодня выходной. Поводья в руках у Ваймса. Зачем лишний раз нагружать юнца? История всё равно возьмёт своё. Тем более, сейчас они с Хэвлоком так хорошо проводят время... — Надо же, какой у доктора Газона общительный чай. — не без иронии усмехнулся Хэвлок — Может он припас для меня ещё какие-нибудь пророчества? — заглянул он в кружку. — Так-так-так, сейчас мы поглядим... — Ваймс деловито потёр руки и вновь сощурился над дном чашки. — Чай говорит... — твой ход, Сэм Ваймс. Будь собой. — Что в ближайшем будущем тебя ждёт... Незабываемое потрясение. Ветинари хмыкнул. — Насколько ближайшем? Ответом ему стал поцелуй, с которым Ваймс через миг прижался к его губам. Молодой человек замешкался, ошарашенно захлопал ресницами, но вскоре сообразил что к чему, прикрыл веки и без сожалений ответил на поцелуй. Этот вышел куда спокойнее, целомудреннее, неспешнее, а главное, в нём не было того безумного отчаяния. Больше никто не пытался в поцелуе выразить всю боль своего одиночества. Проснулась Нежность. Ваймс отстранился и первым делом посмотрел на лицо ассасина — мало ли — один точный укол, и Ваймс больше ничего и никогда не сможет рассмотреть. Но, кажется, выходка Киля успела поразить Ветинари раньше, чем отравленное лезвие успело поразить Ваймса. Рот чуть приоткрыт. Голубые глаза сейчас словно стали бездонными. Юноша замер в восхищении. Мужчина улыбнулся и отставил кружку на тумбу. — Вот так творят романтику, парень, — тихо, будто сам от себя не ожидал такой нелепости, прошептал Ваймс в рот Хэвлока. Лазурная радужка в полумраке сверкнула восторженным синим. Туманы были на улицах, а не в помещениях. Однако сознание сержанта и убийцы словно заволокло какой-то пеленой, так что никто бы уже и не вспомнил, кто первым подался вперёд. Были поцелуи. Были касания, сбитое дыхание. И лишь искренняя радость и трепет, лишь нежность и жар. Ваймс порывисто льнул к чужим губам. Хэвлок отвечал самозабвенно и пылко. Изящное тело извивалось, пока не послышалось упоённое «Мф!» в поцелуй. Ваймса повело. Не веря своему счастью, он хозяйничал в чужом рту, пока юный лорд послушно размыкал губы, млел в сильных объятиях, запрокидывал голову, не в силах сдержать порыв сержанта, и не существовало для них обоих сейчас ничего, кроме дистиллированного наслаждения! Ветинари цеплялся за налитые плечи, скрёб по ним короткими ногтями, комкал рубашку. Через миг он уже взобрался на Киля, словно белка-переросток, и уселся к нему на бёдра. Уж больно хотелось довести до конца то, на чём они прервались ранее. Прозвенела череда спешных коротких поцелуев: в губы, в щёки, в скулы, в челюсть. Ваймс растаял. В пальцах покалывало. Сэм уткнулся носом в сгиб шеи юноши, зажмурился до пляшущих под веками огней и шумно потянул аромат кожи разгорячённого тела. Какой душистый! Он явно готовился к свиданию. Боги, свиданию! Нынешний Хэвлок ведь наверняка воспринимал эту встречу именно как «свидание»! Тогда почему для Ваймса оно было сродни прощанию?.. Ваймса поразил укол совести за то, что он — немытый и небритый — полез лобзать ладное тело. Ему мерещилось, что одно его дыхание оскверняет хрупкую красоту Ветинари. Хэвлока встревожила заминка. Он уже понял, что от сержанта при оружии можно ждать чего угодно. — Джон? — спросил юноша. — Что ты делаешь? Ваймс опомнился, но отстраняться не спешил. — Запоминаю, — коротко ответствовал он и погладил сквозь ткань узкую спину. — Главное помнить. Я хочу сохранить в памяти твой образ. Настолько яркий, насколько возможно. Потому что когда ещё я встречу такого человека как ты? — добавил про себя Ваймс. — Ох, вот уж встретились тепличная роза и болотная жаба... — хмыкнул он вслух. — Прости, у меня не было времени привести себя в порядок. Ветинари заёрзал, потянул Киля за воротник на себя. — Ты мне нравишься, — сказал он со всей серьёзностью — Что может быть важнее? Ваймс и мог только что улыбнуться такой искренности. Искренности. От. Ветинари. — Ничего. — И он вновь прильнул к острому плечу поцелуем. А Ветинари всё никак не мог усидеть на месте в юношеском нетерпении. Ваймс чувствовал сквозь бриджи чужое возбуждение, отчего по телу прокатилось цунами из смеси желания и гордости. Это Он — Ваймс— довёл Ветинари до такого состояния! — Хочешь чего-то посерьёзнее? — уточнил Ваймс. Не мог же он и дальше изводить столь пылкого и нетерпеливого лорда? Хэвлок закусил губу, покивал. Ваймс погладил тощие бока, и Ветинари тут же, не раздумывая, охотно подставился под ласку. — Давай-ка сделаем вот как, — сказал Сэм и пересадил юношу к себе на бедро. Колени ему при этом пришлось раздвинуть пошире, чтобы долговязому Хэвлоку было куда деть ноги. Да, это были ноги лося-дистрофика, и в хрупком возрасте ассасина эта нескладность была ещё разительнее. Но — боги! — сколько раз во время докладов Ваймс мечтал припасть к ним? Эти ноги Сэм был готов боготворить, и одним только им посвятить полвека, чтобы осыпать их поцелуями — от кончиков пальцев до тазовых косточек. Что уж говорить об остальном теле... — Хорошо, а теперь обними меня за шею и откинься немного назад. Ага, вот так. Можешь расслабиться, я тебя держу. — терпеливо советовал Ваймс. — Зачем? — осторожно спросил ассасин, когда вцепился в плечи Киля, будто кот, которого с добродушной улыбкой потащили к тазу с мыльной водой. — Так удобнее, — ответил Ваймс как-то удивительно обыденно, словно это не для него сейчас воплощались в реальность самые горячие фантазии. — Я поведу для начала, чтобы... В общем, чтобы мы оба, кхм... Настроились. Но ты помнишь, о чём мы говорили, так? Одно твоё «нет», и мы прекратим. Ветинари заелозил. — Я думал, мы начнём по-другому, — засомневался он. Широкая ладонь легла на тощую грудь убийцы, отчего тот потянул воздух сквозь стиснутые зубы. — А как ты хочешь? — Так. — Ветинари обвёл их позу взглядом. — Я согласен. Давай так. Мне интересно. Просто... — он зарделся — Я ожидал иного. — А ты разве ещё не понял, что я мастер срывать чужие планы? — культя Ваймса описала на ключицах Ветинари нечто похожее на повалившуюся восьмёрку. Юноша охнул. И хоть уверенность сержанта была донельзя заразительна, что-то всё равно беспокоило ассасина. И Ваймс не мог не почувствовать это. Хэвлок был как натянутая тетива. — Не напрягайся так, — внимательно напутствовал Сэм, — Ни о чём не думай, отпусти ситуацию. Я тебя не уроню, не сделаю больно. Ни за что, слышишь? Ветинари судорожно выдохнул. — Хорошо, — кивнул он — Но тебе лучше не подрывать моё доверие. Ваймс предпочёл ничего не отвечать на это замечание. Просто подкрепил благонамеренность своих желаний делом. Ветинари всё же попытался расслабиться в чужих руках, когда губы Киля прильнули к его шее под ухом. Все люди хранили скелеты в шкафу. Ваймс знал это, пожалуй, лучше прочих. Но не только потому, что он был копом, но и потому, что у него самого их было немерено. Секретов в жизни Ваймса было больше, чем он готов был признать. Даже самому себе... И он точно ни за что не признался бы в том, что прислушивается к вздохам патриция Ветинари... На каждом собрании, светском мероприятии, совещании, даже во время отчётов. Ваймс всегда слушал, как патриций вздыхает. Во-первых, потому что от того, насколько внимательно ты вслушиваешься во вздохи его сиятельства, зависел успех твоего выживания. А во-вторых, — и Ваймсу было действительно стыдно от осознания этого, — потому что ему хотелось в них вслушиваться. Ему хотелось запомнить их все до единого. Лорд Ветинари мог вздыхать устало, раздражённо, удручённо, безнадёжно, облегчённо. О вариациях саркастичных вздохов, граничащих с усмешками, можно было рассуждать бесконечно, что уж говорить о вздохах, которые только косили под определённую эмоцию. Но никогда ещё Ветинари не вздыхал столь сладостно, столь блаженно и упоённо. Это был первый на памяти Сэма Вздох Истинного Наслаждения (и Ваймс намеренно пометил его в своём сознании заглавными литерами). У Ваймса затряслись руки. Он правда это делает. Для своего лорда. Поцелуй. Ещё поцелуй — пониже. Ветинари смежил веки и подставил беззащитную шею. И тут уже мозг Ваймса сдал позиции и позволил сердцу самому направлять тело. Поцелуи стали влажными, жадными, но оставались при этом бережными. Они покрыли нижнюю челюсть, кадык, даже уши. Пальцы зашустрили с многочисленными завязками и застёжками на одеянии юноши. Тот мелко вздрогнул, но не остановил, не оттолкнул. Широкая ладонь Ваймса вновь описала на груди Хэвлока восьмёрку. Сэм скосил глаза на юношеский торс и едва не ахнул — нежнейшая молочно-белая кожа выглянула из-под плотной ткани. Ваймс горячо и задушено выдохнул на ключицы юнца, прижался к ним раскрытым ртом. — Ты невозможный, — прохрипел он и украсил шею Хэвлока ожерельем из колючих поцелуев. Ваймс припадал к нежной коже с трепетом и благоговением, словно к святыне, и каждый поцелуй был исполнен чистейшего обожания. Ресницы юноши затрепетали. Ветинари с полуоткрытым ртом смотрел на то, с каким вожделением Киль милует его грудь, и не мог оторвать взгляд. Он явственно ощущал сейчас, что этот человек готов сделать для него всё. Оказывается, власть — это приятно, — успел подумать Хэвлок, прежде чем поперхнулся воздухом. Ваймс носом распихал полы рубашки подальше друг от друга и рукой уже пересчитывал ассасину рёбра. Провёл по ним бережно и нежно, как по струнам арфы, и в груди юнца что-то запело. Ветинари изогнулся немыслимым образом, одновременно льнул и к ласке, и к сильному телу Киля. Не забыл Ваймс уделить внимание и возбуждённым тёмным соскам. Душа Хэвлока была готова покинуть тело. А невозможная, горячая, шершавая, но мягкая рука уже скользнула ниже, под жилет-корсет, огладила впалый живот, помяла талию, пока губы и язык усердно трудились над жилами на шее, над бусинами сосков, над ямкой ключицы. И вот рука сползла к худому бедру почти до колена, а потом заскользила выше по внутренней стороне. Потихоньку, с нажимом, но нежно. Всё выше, выше... Выше... И когда почти добралась до паха, Ветинари усилием воли проглотил рвущееся наружу «Ах!», крепко зажмурился и громко хлопнул бёдрами. Его затрясло. От одних только рук. Ветинари перестал казаться сам себе умелым обольстителем. Если Киль настолько хорош, вряд ли Хэвлок сможет осуществить всё, что запланировал. — Ш-ш-ш, — зашептал Киль в бок юноше — Слишком? Хватит? — Нет-нет, — силился выровнять дыхание Хэвлок — Подожди. Сейчас. — Его грудь беспокойно вздымалась, Ваймс чувствовал губами рёв чужого пульса. И он не торопился. Лишь потёрся щетинистой щекой о шёлковую кожу, что ощущалось как кощунство. Но не торопился! — Давай подождём, — отозвался Ваймс предано и послушно. Будто собственное желание ничего не значило, будто это не его член уже натягивает ткань форменных бридж и изнывает без внимания. Для него сейчас был важен лишь Хэвлок, только Он. Сейчас Сэм получал почти эстетическое удовольствие от одной только близости к великолепному телу, и ему вполне хватало этого. Пока... Ладонь выскользнула из зазора между ног ассасина и легла на худое бедро. А после начала гладить — медленно и неторопливо. Ваймс не подгонял. Просто гладил. Потому что нравилось. Сэм ткнулся парой поцелуев под рёбра юноше, глубоко вдохнул, вторая рука немного затекла, но это нисколько не мешало удерживать любовника. Он не уронит его даже если его руки поразит гангрена! Дыхание Хэвлока постепенно выровнялось, хотя щёки пламенели невинным румянцем. Ваймс поднял на него взгляд. — Прервёмся? Или, хочешь, сделаем по-другому? — спросил он. — Нет, продолжай так. — отозвался Ветинари, усаживаясь поудобнее. — И не вздумай останавливаться. — Нам всё равно придётся прерваться, когда ты будешь готов пойти дальше, — пожал плечами Ваймс. — Но тебе ведь хорошо? Хэвлок кивнул: — Хочу узнать, как ты будешь это делать. — И он — о боги! — головокружительно широко развёл ноги, в один миг став умопомрачительно порочным и соблазнительным. — Меня завораживает движение твоих мышц. Я буквально вижу твои мысли. Поэтому продолжай, молю. Я тоже хочу запомнить. Ваймс чуть не задохнулся от уханья собственного сердца. Он охнул восхищённо и вновь припал к тщедушной груди ассасина. Поцелуи стали настырнее и незаметно преобразились в засосы, которыми теперь, словно орденами, была разрисована грудь молодого человека. Но Хэвлока это не беспокоило. Напротив — то что надо! Кровоподтёки будут долго сходить и столь же долго будут напоминать об этой ночи, о колючих поцелуях и могучем, ласковом, нежном и сильном мужчине, что иступлено ласкал его всю ночь. Наконец ладонь с бедра вновь медленно переползла на промежность. Ветинари дёрнулся, шумно охнул, но ноги больше не сомкнул. Возбуждение Хэвлока столь явственно выпирало из-под штанов, что обходить его стороной было более невозможно. Широкой рукой Ваймс полностью накрыл чужой болезненно стоящий член. Ветинари было снова напрягся, но какими-то немыми молитвами заставил сам себя успокоиться. В конце концов, чувствовать жар и давление на эрекцию сквозь плотную ткань было восхитительно! Киль накрывал Хэвлока целиком, что смущало и одновременно приводило в восторг. Ваймс широко мазнул языком по соску юноши в тот самый момент, когда ладонь мягко облапала его пах, описала круг по промежности и вновь замерла на неоспоримом доказательстве желания Хэвлока. У Ветинари от такого поджались пальцы на ногах. Но Киль не планировал останавливаться. Он нащупал под тканью штанов член, обхватил его, как мог, и принялся бережно его оглаживать. Тем временем зубы мягко прихватили один из сосков, только чтобы через мгновение это место обласкал горячий язык. Ветинари обнял косматую голову сержанта, крепко сжал растрёпанные седеющие волосы, ткнулся в чужой висок носом и шумно запыхтел. — Джон... — позвал он, сам не ведая зачем. И Киль, казалось, понял. Чтобы Хэвлок не хотел донести, Ваймс понял его. По одному молчанию. Словно почувствовал чужую просьбу, которая так и не была произнесена. Сэм нажал на промежность ощутимее. Каждое касание отзывалось особенно ярко. От природной смазки на невнятно серых штанах проступило мокрое пятно. Ветинари всё также беспомощно тыкался носом в седой висок, жмурился. И снова Ваймс предупредил чужую просьбу, вернулся губами к шее, поцеловал долго, страстно и влажно, пока рука продолжала надрачивать ему через ткань. Хэвлок замычал, заперебирал ногами, попытался поддаться навстречу невозможным рукам Киля и ступнями заскрёб по сержантским икрам, словно пытался взбежать по ним. Ваймс уже не размыкал век — боялся, что не успеет полюбоваться, потому что сладкий сон в ту же секунду растает. Ветинари крепче сжал натруженные плечи, сбивчиво задышал Килю на ухо. От одного только этого Ваймс уже был готов кончить. Но Хэвлок, совсем потерявшись в ощущениях, мягко прикусил ушную раковину Ваймса, прихватил губами мочку. Временами слова взрослого Ветинари ощущались так же, как эти нежные касания языка — словно голос патриция вылизывал Ваймсу уши. Юный лорд явно больше не желал в одиночку получать удовольствие и стремился поделиться им. Такой пылкий! Такой искренний! Сэм разомлел и наградил юного лорда пышущим жаром, налитым багрецом засосом у основания шеи. Внезапно Ветинари перехватил руку Ваймса. Тот прервался в замешательстве и посмотрел на юношу. Хэвлок был сейчас невыносимо, невыразимо горяч — ошалелый и знойный одновременно. — Кончай... Немедля, — одуревши, приказал ассасин. Ваймс с трудом подавил рвущуюся на свободу усмешку. — Знаешь, обычно это нельзя сделать... По команде, — заметил он. Но состояние Ветинари делало его невосприимчивым к любым остротам. Сейчас он хотел лишь остановить эту сладкую муку, прежде чем всё закончится слишком быстро. — Я имел в виду прекращай... — прохрипел он севшим от возбуждения голосом. Ваймс открыл рот... И забыл его закрыть, когда тонкие пальцы схватили его за ворот рубашки, а чужое сбитое дыхание обдало губы жаром. — Снимай всё это... Сейчас же. Ваймс обомлел. Ему претило раболепство, да и... Он никогда не думал, что «такие практики» ему подходят. Но когда Ветинари звучал столь требовательно и в то же время словно умоляюще, когда льдистые глаза впивались ему в душу, а это невозможное тело было так близко — совсем рядом — и принадлежало только ему одному, Ваймс был готов тут же упасть перед ним на колени и целовать ему ноги, руки — да всё, до чего дотянется! Сердце колотилось в груди и горле одновременно, так что когда Ваймс сглотнул, ему показалось, что пульс стучит даже в сгустке слюны. Приказ ошеломил настолько, что Ваймс сначала принялся раздеваться, а уже после понял, что он делает. И даже не подумал остановиться. — Боги, Хэвлок... — только и смог прорычать Ваймс, пересаживая юношу со своих бёдер. — Я с тобой помешаюсь! — беззлобно ворчал он. Молодой человек времени тоже зря не терял и тут же избавился от остатков своей одежды. Рубашка, пояс, штаны, перчатки, сапоги — даже бельё после небольшого исполненного смущения и стыда промедления — всё это полетело на пол, потому что у Ветинари не было и малейшего желания куда-либо ходить. Сейчас даже путь от кровати до комода казался ему слишком долгим, а главное неминуемо отдалял его от Киля. Сначала Ваймс почувствовал, как его тело ощупывает изучающий взгляд. А уже через миг иллюзорные прикосновения пристального взора сменились вполне осязаемыми поглаживаниями влажных от испарины рук. Сэм ускорился — лишь бы поскорее сжать нежно эти тонкие кисти и попеременно зацеловать каждую! Все фаланги, каждую костяшку, косточки лучезапястного, ладони — всё! Ветинари утянул Киля в постель едва не за уши, но Ваймсу и в голову бы не пришло роптать. — Ко мне! — Горячено прошептал юноша, когда почти повис на сержантской шее и впился в его губы несдержанно, страстно и жадно. Ваймс так и не смог понять, пропустил ли Хэвлок «иди» оттого что спешил, оттого что и ему стало тяжко облекать желания в слова, или же всё это не причём, и юноша намеренно произнёс фразу, как собачью команду. Но думать и обижаться было решительно некогда! Впервые за долгое время существовало только здесь и сейчас. И здесь и сейчас Сэм ответил на поцелуй. Здесь и сейчас Ветинари покорно открывал рот, позволял вести, чтобы оба могли взять от поцелуя всё. Здесь и сейчас Ветинари отдавался человеку, которого знал от силы пару дней, но роднее которого не знал никого. Здесь и сейчас Ваймс принимал и тут же воздавал сполна. А ещё здесь и сейчас, незаметно для них обоих, Хэвлок перебрался на любовника. Сэм ощутил перемену, на миг отстранился и в ужасе распахнул глаза. Проделки юноши к тому времени едва не зашли слишком далеко, ибо тот уже грациозно восседал в опасной близости от стояка Ваймса. — Отставить! — прохрипел Ваймс и сию секунду спихнул с себя ошарашенного юнца, практически швырнув его через бедро. Порядком застигнутый врасплох Ветинари чудом не вернулся в режим хладнокровной машины для убийств. — Что, по-твоему, ты затеял?! — пробасил Ваймс. Ветинари воззрился на Киля хмуро и непонимающе. Ваймс продолжил: — Что я говорил тебе про боль и спешку?! Я тебя порву! — Только за то, что я решил перехватить инициативу? — Да не поэ... Там, бестолочь! — сквозь зубы процедил Сэм — Ты хочешь кровью из седалища истекать?! Ветинари поёжился (и едва взаправду не отпустил колючки). — Я не боюсь крови, — отчеканил будущий патриций. — А я твоей боюсь! Они посмотрели друг друга глаза грозно. — Таким самодурством я тебе заниматься не позволю! Делай что хочешь, проси, что хочешь, но думай, прежде чем отчебучивать такое! Ты готовился?! К такому? По-человечески? Конечно не готовился! Думал, что всё пройдёт просто и гладко, а вот хрен там! Буквально... — Ветинари брезгливо поморщился, но Ваймс продолжал неумолимо и строго — Знаешь скольких я таких умников перевидал? Тоже думали, что кровавые пятна на простыне — это норма. Бедные девочки... Я сам на горьком опыте учился. Но ты... Ты всегда поступаешь, как тебе в голову взбредёт, но сейчас ты ко мне прислушаешься, и мы, чёрт возьми, сделаем по-моему! — Безапелляционно заключил Ваймс. И между тем совсем не следил за собственной речью, отчего тирада ушла в совершенно иную плоскость отношений Сэма Ваймса и Ветинари. И от юноши не ускользнула эта перемена штормовых фронтов. Ещё бы. Он всегда держал нос по ветру. Из него бы вышел неплохой стражник... — «Всегда», Джон? — Ветинари вздёрнул бровь. Ваймс осёкся. — Не важно! Просто... Аргх! Просто предупреди! — Зачем, если ты и так знал, чего я хочу? А я хочу именно этого. Мне казалось, мы друг друга поняли. И я боле не могу ждать. — Да ну, а мы куда-то торопимся?! И ты не представляешь, чего требуешь от меня! Не используй меня так! Я не инструмент! Будь ты человеком! Повисла пауза. Было совершенно очевидно, что если сейчас кто-то из них скажет ещё хоть слово, они окончательно разругаются. К счастью, Ваймс первый вышел на мировую. — Рано. Сейчас ещё рано. Прежде чем делать... Это, нужно подготовиться. Хоть раз в жизни, умоляю, не притворяйся, будто знаешь всё лучше других. Положись на меня. Хотя бы сейчас. Ваймс прикусил язык. В нём снова заговорила боль и старые раны. Хэвлок поджал губы. В который раз за вечер его пристыдили за то, что он ещё даже не сделал. Ваймс взял юношу за руку и к своей радости обнаружил, что тот её не отнял. — Сейчас без глупостей. Не пытайся меня впечатлить, хорошо? В моём возрасте, меня мало чем можно удивить. Хотя, конечно, с тобой ничто не сравнится, — хмыкнул Ваймс. — Ляг на спину. Дай мне сделать всё для тебя. А в другой раз... — Сэм многозначительно повёл бровями. Лучше не заканчивать эту фразу. Так он дарует юному Хэвлоку надежду. Но «другого раза» не будет. Хэвлок согласно кивнул, и Ваймс облегчённо выдохнул. Юноша откинулся на подушки. По сравнению с его мертвенно бледной кожей даже простыни чистоплотного Газона казались сероватыми, а в тусклом лунном свете Хэвлок и вовсе сиял. У Ваймса перехватило дыхание. Оплот его мечтаний распластался перед ним на кровати и предлагал себя. Он не переживёт этой ночи, ей-богу, это просто не может быть правдой! — Ты моё несчастье... — выдохнул Ваймс себе под нос. — Ты так тянешь время? — с явным вызовом хмыкнул Ветинари. Щёки Хэвлока выдали его смущение и ярко зарделись. Но такой человек, как он, попросту не мог скинуть маску напускной дерзости и признать свою слабость перед обожанием, перед искренним преклонением чужого существа. — Куда подевался твой стыд? — пожурил Ваймс. — Мне казалось, ты хорош в поисках, — бросил ассасин, — Не хочешь его отыскать? Ваймс вновь положил руку... Нет, даже граблю — на тощую грудь. Чувствительное тело встрепенулось от ощущения горячей грубой кожи. Ветинари смотрел на Ваймса с нескрываемым предвкушением, в его взгляде читался немой вопрос: «И что же ты сделаешь дальше?». Ваймс знал этот взгляд. Только в будущем он станет холоднее, надменнее. Но сейчас, Боги, Ваймс чувствовал что готов убивать за этот взгляд (в прочем, а что изменится в будущем?). Сэм опустил к груди Хэвлока голову, словно преклоняясь перед иконостасом, трепетно поцеловал нежную кожу под соском. Ветинари вцепился в простыни, вытянулся, как струна, зажмурился. Ладони Киля скользили по бокам, гладили бережно, но ощутимо, разгоняли тепло, и Хэвлок, как бы не обижался, ощутил, как узел внизу живота затягивается всё туже. Внимание Ваймса привлекла незатейлевая полоска чёрных волос у пупка юноши. Даже чудно. Почему при всей щепетильности в создании своего образа, её он не тронул? Не верится, что настолько спешил. Однако Сэм невольно умилился этой простоте. Когда ещё он увидит Хэвлока Ветинари настолько естественным, настоящим, человечным? Юноше определённо нравилось, как сержант облюбовал его взглядом, да и ласкаться с ним в постели по существу было едва ли не лучшим, что случалось с ним за жизнь. Но юный лорд славился своей жадностью до вещей, которыми он страстно хотел обладать. Все соседи и заклятые друзья Анк-Морпорка знали, что его правитель никогда не ограничится малым (увы, сам Ветинари об этом пока не догадывался). Так что с неслыханной раскрепощённостью Хэвлок призывно раскинул худые ноги, погладил себя по внутренней стороне бедра и лукаво улыбнулся. Приглашал, предлагал, подталкивал. Проклятье, он ещё и выделывается! Конечно, эта картина бесстыдно растянувшегося перед ним во всей красе Ветинари была более чем соблазнительной. Но на что он надеется? Что Ваймс, право, забудет о приличиях, набросится на него и вытрахает душу? Что ж... Может в далёком будущем Зверь именно так и поступил бы. Но только не сейчас. Сейчас Стражник забивал Зверя в углу разума Ваймса сапогами. И потому Сэм не спешил унимать беспредел юнца. Быстро стало ясно, что за неимением масла или хоть какой-нибудь вразумительной альтернативы, им придётся довольствоваться слюной. Ваймс сплюнул на ладонь, растёр пальцами вязкую жижу и приставил кончики ко входу юноши. Хэвлок слегка заёрзал, не то от предвкушения, не то от волнения. Внутрь плавно и неспешно погрузился один палец едва на одну фалангу. По телу юноши прокатилась дрожь. Хэвлок поморщился. — Терпи, — настаивал Ваймс. — А представь если б сразу... Мгм. Ветинари цокнул языком, но ничего не возразил. Голос Киля действовал на него чудодейственно, так что все неудобства забывались. И всё же, хоть Ветинари и обладал недюжинным терпением по сравнению со сверстниками, сейчас ему всё казалось невыносимо долгим. Уже на следующем движении сержанта, Ветинари подался навстречу его ладони, что ожидаемо повлекло за собой ощутимый дискомфорт. Но Хэвлок всё равно упрямо боролся с собственным телом, пытался приказать ему реагировать правильно, наслаждаться. Благо Ваймс его вовремя осадил и придавил тощий таз к кровати второй рукой. — Тише, — почти скомандовал Ваймс. Ему не хотелось этого признавать, но последний разговор всё же подпортил им обоим настроение, и сейчас Сэму приходилось прикладывать не мало усилий, чтобы раздражение не переросло в гнев. Но Хэвлок явно не хотел мириться с тем, что Киль тормозит, при том старательно избегает смотреть ему в глаза. И чтоб его, такой юный, но он уже знал, на какие рычаги надаваить... — С непоминаемыми ты был расторопнее, — позвал он елейно и дерзко, так что Ваймс замер и медленно поднял на Ветинари взгляд. Чтоб тебя, — подумал Ваймс, поражённый осознанием, — да ты же меня провоцируешь! Как будешь провоцировать и через двадцать лет, и через тридцать! Всё, лишь бы получить своё. Ваймс подался вперёд, так что между их лицами осталось не больше пары дюймов. — Я же с тобой по-человечески, — процедил он сквозь зубы. — А разве мы с тобой похожи на обычных людей? — муркнул Хэвлок, пока на дне его зрачков всполохи преисподней плясали канкан. И Ваймс сорвался. Снова. Потому что Ветинари во все времена знал, как довести его до точки кипения. Язвишь, значит, ну-ну... Теперь Зверь перестал защищаться и перешёл в нападение. Ваймс почти впился в губы Хэвлока. Поцелуй вышел влажный, развратный. Юноша блаженно запустил пальцы в волосы Киля, самодовольно ухмыльнулся в поцелуй, как вдруг что-то переменилось. Мало того, что проникновения давно стали глубже, резче грубее, так ещё и... Второй палец... Ветинари замычал. О, да! Стало лучше. Вот только, что Киль намеревался сделать? Сержант явно стал напористее, когда вталкивал пальцы ритмично, уверенно, по самые костяшки. Ветинари охнул сразу, разорвал поцелуй, и устремил свой взгляд ниже, туда, где Киль своими руками творил невообразимые вещи. — Джон... — восторженно выдохнул он, и колени его затряслись, — Боги... Хаха, где же теперь твоя спесь? — Мысленно ликовал Ваймс (а может Зверь?) и решил не останавливаться на достигнутом. Сэм опустился ниже, к паху, и о... Ветинари проглотил стон, прогнулся в спине. — Да! — выдохнул он. Острые пятки беспомощно заскребли по ветхой простыне. — Не порви, — прорычал Ваймс, на миг оторвавшись, и снова лизнул пунцовую головку. Член Ветинари отозвался ритмичным подёргиванием. Новый толчок в разгорячённое нутро, новая вспышка удовольствия. Хэвлок вцепился в затылок Киля. — Джон... — Задушено сипел Ветинари. Это было приятно. До смежённых век и учащённого сердцебиения, до дрожащих коленок и белых костяшек. Это было потрясающе! Кровь прилила к паху, внутренности скрутились в бараний рог, и тут юноша с ужасом осознал, что такими темпами его на долго не хватит. — Джон! — с мольбой в голосе тихо окликнул Ветинари — Подожди! Это слишком... — но Ваймс и не думал останавливаться. Он хотел по-хорошему. Он бы сделал всё по-людски! Так ведь надо ж было этому подлюку, как всегда, вести себя так невыносимо! Совесть Ваймса била набат и умоляла его прекратить в унисон с изнемогающим Хэвлоком. Но Ваймс упрямо проводил языком от основания до уздечки, поигрывал кончиком с уретрой, помогал себе второй рукой, придерживая член у основания, вбирал в рот до половины, целовал каждую жилку, пока пальцы внутри сгибались, расходились, толкались внутрь самым бесстыдным и правильным образом. Третий... Боже! Слишком правильно, слишком хорошо... Ветинари попытался оттянуть сержанта за волосы, но дрожащими, мокрыми руками сделать это было почти невозможно. Хэвлок заметался по кровати, беспомощно забил пятками по матрацу. Разрывался от желания одновременно и толкнуться глубже и выскользнуть из-под сержанта как можно скорее. Но Джон его больше не щадил. — Джон, пожалуйста! — умолял ассасин — Подожди! На этот раз Ваймс поднял на юношу глаза. Хэвлок загнанно пыхтел, пунцовый и взмокший. — Я приношу извинения! Пожалуйста, только не торопись! Я не хочу так скоро! И только тут Ваймс понял, что творит и остановился. Собственная выходка не на шутку перепугала его самого. Так кого он хотел проучить? Истерзанный Ветинари распахнул рот в беззвучном «О», пока его тело било судорогой, а оргазм ускользал. Им обоим понадобилось несколько секунд на передышку. — Доволен?.. — обиженно шикнул на него Хэвлок, когда Ваймс уместился рядом с ним и с раскаянием поцеловал его в подбородок. — А вот нечего теперь! — прошептал он. — Я с самого начала хотел по-хорошему!.. Что ты со мной делаешь, а? Какой... Сволочью я с тобой становлюсь... — Ваймс ткнулся лбом ассасину в плечо. — Я дал слово. Тогда зачем ты ищешь черту, за которую меня можно толкнуть? Не вздумай больше так делать! Пожалуйста... Я злой становлюсь... Давай теперь аккуратно. Я не буду гнать, но и ты не дури. И Сэм расположился между худых широко разведённых ног. У Ветинари сердце ухнуло в пятки. Ну наконец-то! Ваймс вновь сплюнул на ладонь, растёр слюну по своему члену. Как бы он сам не пытался изобразить из себя сердечных дел мастера, но с Ветинари, выдержка подводила Ваймса. В прочем это, похоже, касалось их обоих. Хэвлок боялся оторвать взгляд от Киля, когда тот приставил головку своего члена к его входу. — Ну поехали, — сказал Ваймс — Вдох... Ветинари могло показаться, что Киль медлил нарочно, и он был бы прав. Ваймс медлил, потому что всё это просто не могло происходить с ним. Подумать только: он, Сэмюэль Ваймс, под личиной Джона Киля прямо сейчас совершал с юным лордом Ветинари то, о чём давно мечтал! Он много думал о том, как это могло бы быть, и сейчас это происходило. Конечно, это был не «его» Ветинари, но он не мог не отождествлять юнца с ним. Он любил его также, обожал, преклонялся, благоговел перед его красотой, статью. Он не мог налюбоваться разметавшимися по подушке шелковистыми смоляными волосами, рельефом выпирающих рёбер, не мог наглядеться на румянец на острых скулах, перестать трогать упругие мышцы и жилы, перекатывающиеся под молочной кожей. Лицо Хэвлока приобрело сейчас такое невыразимо трогательное выражение: припухшие блестящие губы чуть приоткрыты, густые ресницы дрожат и почти не размыкаются, брови сложились в скорбном изломе — Ваймс никогда не видел, чтобы брови Ветинари изгибались под таким углом. Сэм был в восторге. «Ну же...» — донеслось до его слуха. Прильнув к зацелованным губам, Сэм наконец сделал первый толчок и позволил пульсирующему члену плавно проникнуть внутрь дюйм за дюймом и так до половины. Хэвлок зычно глыкнул, запрокинул голову, распахнул рот. Пошевелил губами в немой мольбе, проморгался, сосредоточился на дыхании. Задушил в себе любой зараждающийся всхлип или стон. Ступни заскользили по простыне в поисках опоры. Его трясло, пока сам он хрипел, будто вот-вот задохнётся: — Джон! Ваймс поцеловал взмокший висок, к которому уже прилипла пара вороных прядок, обнял юношу за плечи, накрыл его собой, прижался так плотно, как мог. Пришлось постараться, чтобы не навалиться на хрупкое тело всей тушей. — Чш-чш-ш-ш, — только и мог сейчас выдавить он. — Спокойно. Дыши. Вот так, давай, потихоньку... Хэвлок закатил глаза, вцепился в сильные плечи, впился ногтями в лопатки в поисках спасения. — Говори со мной. Мне нужен твой голос. Я должен тебя слышать, — безвоздушно взмолился юноша и иступлено ткнулся в шею Киля носом. Ваймса пробрало до мурашек. Это было так откровенно, горячо. Приятно, нежно... Любовно... И всё это принадлежало не ему... — Я здесь, — не ведая, что ещё ему сказать, прошептал Ваймс. И шёпот его звучал громом. — Положись на меня. Я тебя чувствую. Я тебя не подведу... На языке стало приторно. Он никогда не думал, что скажет кому-то нечто настолько банальное во время секса, но сейчас он говорил, и его любовнику нравилось. Не слова. Чувства. Ваймс вошёл до упора, замер. Хэвлок обнял коленями Ваймса за талию. Его трясучка чуть унялась. Тогда Сэм помедлил. Нужно привыкнуть к тесноте. И в объятиях, и внутри... — Ближе. Да, вот так, пожалуйста, не отстраняйся... — выдохнул Хэвлок. Ваймс сглотнул. Было более невозможно мыслить связно. Ваймс плавно и неспешно скользнул назад под аккомпанемент тихого разочарованного вздоха Ветинари. — Боги, Джон... Ваймс поцеловал его в скулу, вдохнул аромат растрепавшихся волос. Свежесть, чистота, шампунь с запахом угля и сандала и свой естественный, человеческий запах. — Хорошо... — охнул юноша. Прикажи мне, — подумал Ваймс, — я нуждаюсь в твоих приказах. Чтобы исполнить их, чтобы ослушаться их. Будь моим правителем. Стань моим законом. — Боги, что ты со мной делаешь... — повторял Ваймс, когда упёрся в лоб Хэвлока своим. И в это мгновение мир словно стал понятнее. Словно больше не существовало слов. Будто открылось окно в чужое сознание, и всё сразу стало кристально ясно. Давай же. Сейчас. Для тебя. Только для тебя. Сдерживаться стало тяжело. Хэвлок едва слышно всхлипывал, гладил чужие плечи, спину, запускал пальцы в волосы сержанта, подавался навстречу. Пружины матраца страдальчески скрипели на каждом толчке и расхлябанная кровать вторила им. На их фоне судорожное дыхание любовников было вовсе не слышно. Вожделение во взгляде сержанта пьянило юного лорда. Ему было лестно от того, что кто-то смотрит на него с такой искренней, всеобъемлющей любовью и преданностью. Хэвлок мысленно возликовал, ведь он не ошибся с Килем. Он пришёл к нему, потому что был уверен, потому что знал — именно Джон нужен ему, только он поймёт. И в глубине души он осознавал, что уже не может оторваться от этого человека. Ветинари царапал ногтями сильную спину, впивался зубами в сгиб шеи, целовал всё, до чего мог дотянуться. Словом, оставил на теле сержанта свой пламенеющий приятной болью росчерк и тем самым заявил своё право на... Владение? Пользование? Распоряжение? Всё сразу? Киль шипел, но с ритма не сбивался. Шло туго, узкие стенки по началу давили нестерпимо туго, двигаться было тяжело, но Сэм терпел. Всё же приноровился, распробовал, сориентировался и теперь делал именно то, что надо, именно так, как надо. Ваймс готов был распрощаться с рассудком от больного удовольствия, которое ему доставляла ретивость юнца. Так приятно было наконец кому-то принадлежать... Ваймс готов был позволить Хэвлоку что угодно, лишь бы тот не отстранялся, продолжал быть таким пылким, несдержанным, жадным. Сэм перехватил юношу под бёдра, толкнулся ещё раз, когда Ветинари вскинулся, словно его поразила молния, и задышал часто-часто. — Повтори... — ошалело произнёс будущий лорд. — Ради Бога, Джон, умоляю, повтори! У Ваймса сжалось сердце. Его Хэвлок сейчас выглядел так восхитительно, звучал так отчаянно хорошо, что Сэм не мог не подчиниться. Он бы вскрыл себе вены, если бы его Ветинари умолял об этом таким голосом! Ваймс толкнулся как в прошлый раз, и Ветинари издал первый настоящий стон исполненный наслаждения. Но не обошлось в этой бочке мёда и без ложки дёгтя. — Боги, Джон! Джон! «Джон»... Не Сэм. Чужое имя на губах Ветинари, которое тот повторял так иступлено, так упоённо, отрезвляло лучше пощёчины. Под грудиной жгло от обиды, досады, стыда и гнева. Ваймс очернил доброе имя Джона Киля и осквернил юную и неприкосновенную красоту Хэвлока из-за собственного эгоизма. Это было нечестно. Совершенно непорядочно, но боги, как же хорошо этот страстный юноша изгибался под ним и приглушённо мычал и стонал... Мысль о том, что это всё-таки его — Сэма Ваймса — старания делают его лорду так хорошо, грела душу. Его лорду... Чтоб ему провалиться, он не собственник, но как хорошо звучит. Интересно, считал бы Ветинари тогда Ваймса своим стражем? Ветинари видел звездопады каждый раз, когда Киль попадал очередным точным движением в ту восхитительную точку внутри. Ваймс почти ничего не слышал кроме бурления собственной крови в ушах, кроме гулких ударов сердца, но всё же он уловил голос Хэвлока, когда тот совершенно забылся, заплутал в неизведонном мире эмоций и ощущений и позвал Киля по имени в отчаянной мольбе. Ветинари извивался на взмокшей простыне, пока наконец не обмяк, содрогаясь. Ваймс наградил обессилевшего юношу благодарным поцелуем в уголок рта. Поспешил нагнать любовника. Когда оргазм замаячил на периферии, он попытался отстраниться, выйти из знойного тела, но внезапно острые пятки упёрлись ему в поясницу, а тонкие кисти обхватили его лицо. Юнец целовал его рьяно, горячечно, суматошно, то в нос, то в бровь, то в губы. — Не надо... Внутрь, прошу. Я хочу... — сбивчиво упрашивал юноша. Насколько бы правильным не было решение выйти и замарать белёсыми каплями простынь, а не любовника, сделать этого Сэму не удалось. Ваймс с глухим рыком толкнулся внутрь в последний раз. Ветинари ахнул, задрожал и сильнее прижался к разгорячённому телу. Впервые такой страстный секс принёс ему столько горечи после. Совесть ужалила Ваймса, как только он осознал в полной мере, что этой ночью Джон Киль заполучил то, что так давно мечтал получить Сэм Ваймс. Первый поцелуй, первый и последний сладостный стон, первый опыт юного лорда. Всё это украл Джон Киль. А от мысли, что настоящий Джон Киль так ни за что не поступил бы, не позволил себе подобную подлость, Ваймс злился на себя ещё больше. Увы, Ваймс не был Килем. Он всегда помнил его советы, стремился быть на него похожим. Но он не Киль. Он хуже. Всегда был. Он снова повёлся. Ветинари вновь из него верёвки вил, а Ваймс послушно исполнял любую его прихоть. Сэм выдохнул. Хотелось малодушно сбежать, как раньше то пытался сделать сам Хэвлок. Но внезапно взмокшее и липкое от пота худое тело зашевелилось и на грудь Ваймса, который и сам не заметил, когда обрушился на матрац, перекатилась потяжелевшая от послеоргамзенной истомы голова Хэвлока Ветинари... Юный лорд улыбался блаженно и сыто. Бежать было некуда. А в прочем... — подумал Ваймс, смиряясь со своим поражением в этой войне — Ключевые события остаются неизменными. Будь собой, не так ли... Может я всё же поступил... Правильно? Быть может Ветинари делал с Ваймсом всё, что пожелает, лишь потому что сам Ваймс того хотел?.. Будь что будет. А о последствиях он подумает позже. У Джона Киля сегодня выходной.

***

Они лежали в обнимку, утомлённые и удовлетворённые, и делили тепло на двоих. Хэвлок счёту секунд предпочёл счёт сердечных ударов любовника. Сэм бездумно выписывал на спине молодого человека круги и завитушки. Все мысли улетучились. Через щель в старых оконных рамах в комнату просочился сквозняк и мазнул по голой вспотевшей спине юноши. Худосочное тело едва заметно вздрогнуло, и Ваймс тут же натянул на острые плечи одеяло, пригладил, похлопал и вновь за своё: спиральки петельки, кружки. От горячей лапы по коже ассасина расползалось мягкое тепло. Хэвлок сладко вздохнул и приластился щекой к чужой взмокшей груди. Рядом с Килем он чувствовал себя самым защищённым человеком на свете. Осознавать, что для кого-то ты настоящее сокровище, было безумно приятно. Словно бы обнимали не только твоё тело, но и душу. — Почему ты перебрался к нам? — задумчиво спросил молодой человек. Слова наделены потрясающей силой — библиотекарь Незримого Университета это отлично понимал. А ещё слова очень плохо ориентируются на местности (некоторые волшебники полагают даже, что дело в топографическом кретинизме изречений). Слова вообще довольно не самостоятельные, поэтому, однажды соскользнув по случайности с чьего-то языка, они больше не в состоянии найти дорогу домой. Что несомненно весьма плохо, особенно для молодых убийц, задающих неправильные вопросы в неправильном положении, в неправильное время. Под грудиной у Ваймса кольнуло от пакостной догадки. Ах, да... Это же Ветинари. Как он мог забыть? Неужто он правда поверил, что всё так просто? Без уловок и экивоков? Ваймс помрачнел. Его рука тут же прекратила поглаживать чужие лопатки. — Хорошая попытка, — пресно буркнул он. Хэвлок встревожился. — Прошу прощения? — Если ты надеялся, что я разомлею после секса и всё тебе выложу, приготовься расстраиваться. И передай мадам, что она, может, и дама, но ещё хоть раз она использует тебя как наживку для меня, и все её уловки окажутся глубоко у неё в ж-... — Она не посылала меня! — Ветинари беспокойно заглянул в глаза Килю. Ваймс нахмурился, и Хэвлок прочитал чужое недоверие. Юноша приподнялся. Нет... Возвысился над Килем, как тигр, и сурово оглядел его. — Я пришёл сам. — отчеканил он — Но... Ты прав. Мадам уже предложила мне как-то «ласково побеседовать с тобой». Я ослушался. — И? Теперь я должен спросить «почему»? Откуда мне знать, что ты не лжёшь? Сейчас Ветинари был таким грозным, что в нём без проблем узнавался будущий тиран. У Ваймса даже затряслись поджилки. — Если бы я повиновался, ты бы оказался втянут в её интриги. Она бы получила, что хотела. Но даже она не представляет в полной мере, что ты за человек и для чего можно использовать твою силу. Она не ведает, куда тебя деть, не знает, на что ты способен. А я знаю. Иначе бы не пришёл. Что тебе какая-то возня у трона? Ты способен на большее! — Ваймс поморщился, открыл рот... — Не перебивай. Но тебе всё равно не нужно всё это. Ты один такой. Твой разум уникален. И я тебя нашёл раньше. Я был первым. Я не могу позволить тебе стать частью её плана, потому что ты создан для другого. Это не ты будешь мешать нам. А мы тебе. Потому я и спрашиваю, что ты тут делаешь. Ты так не вовремя, Джон. Ты не должен был во всём этом увязнуть. Твой ум, да сохранить бы для лучших времён, для великих свершений... Тебе бы затаиться, пока всё не уляжется. А потом, клянусь, я приду к тебе. У Ваймса едва не отвисла челюсть. Мышцы лица автономно окаменили, и он ответил совершенно невозмутимо, дабы не выдать себя. — Тётушка знает, или ты только при мне такой мятежник? Ветинари не нахмурился, но всё равно стал темнее тучи. — Скажи, — начал он, — Как ты относишься к картам? Ваймс хмыкнул. — В юные годы, бывало, коротал дежурство, но разве можно стать толковым полисменом, если весь день вместо службы рубишься в дурака? — резонно заметил он, но Ветинари словно бы пропустил ответ Киля мимо ушей. — А вот мадам — превосходный игрок. В прочем, моему сердцу ближе шахматы. Ваймс напрягся. Хоть он и не был виртуозом в чтении молчания, беззвучия и пауз, каким была взрослая ипостась Веринари, нечто в тоне убийцы не укрылось от внимания стражника. Ему стало ясно к чему ведёт юноша, а потому он поддержал разговор. — Шулер, значит? — хмыкнул он. Ветинари не смотрел на Киля. Кадык молодого ассасина дрогнул на миллионную долю мгновения, но Ваймс сумел распознать проглоченный горький ком согласия. — Я бы скорее сказал, что она обладает мастерством уличного иллюзиониста, — бесстрастно отозвался Ветинари. — В конце концов, она ведь дама. Ваймс похолодел. Да, если бы он был из этого времени, то он явно поставил бы на своей жизни крест, после того как перешёл дорогу такой могущественной особе, как Мезероль. Даже того короткого разговора хватило, чтобы Ваймс опознал в мадам личность, классифицируемую как: «Профессионал мозгоправства, хитрая бестия, не приближаться!». И аналогия с «уличными иллюзионистами» лишь укрепила опасения Ваймса. Он всегда не любил бродячих артистов. Вот, казалось бы, ничего криминального: просто кучка уличных скоморохов развлекает горожан, дети смеются, трюки выполняются, магия без волшебства — случается. Но вот труппа покидает свою импровизированную сцену, толпа потихоньку отходит от того транса, в котором пребывала секунду назад, и вот уже кто-то вопит: «Эй, куда пропал мой кошелёк?!». И картёжники, право, были хуже напёрсточников... Где только не оказывались эти злополучные колоды! А у скольких бедолаг их владельцы вытаскивали из карманов вместе с семёркой пики месячное жалование? И даже если все твои инстинкты стражника бьют тревогу и ты чуешь явный запах аферы — ты не в праве прервать выступление. Таков закон уличной жизни. Ты можешь вмешаться, только если воров поймают за руку. В противном случае, полезть разбираться лишь после окончания шоу, если, разумеется, тебе удастся разыскать виновных. Вот почему фокусники были хуже шулеров. Если не хочешь быть обыгранным — просто не садись за стол к хитро улыбающемуся джентльмену с длинными рукавами. Но если уличный иллюзионист решит впутать тебя в своё представление, когда ты это поймёшь, будет уже слишком поздно. Потому-то фокусы начинаются до того, как соберутся зрители. И такой была покровительница самого могущественного человека времён Сэмюэля Ваймса.... Но ещё один вопрос оставался открытым, и Ваймс без колебаний озвучил его: — И кто же ты в её колоде? Лишь сейчас Ветинари вновь перевёл на лицо Киля взгляд и улыбнулся как-то тепло и в то же время пасмурно отстранённо. — А кого бы из меня сделал ты? — склонил он голову набок. Джокера... — в тот же миг сложилось слово в голове Ваймса — Кого же ещё... И всё же, как, однако, приятно отвечать на вопросы, когда ответы на них уже прозвучали много лет назад. Вслух Ваймс ничего не произнёс, но Ветинари, казалось, и без слов понял, какую карту загадал Киль. Её облик словно сам собой нарисовался для него в глазах мужчины. И Хэвлок улыбнулся проницательности Ваймса уже теплее. Он знал, что Киль не подведёт. Ваймс вздохнул побеждено. Похоже, его опасения и впрямь были безосновательны. — Не стоило в тебе сомневаться. — Напротив, в такое время... — кивнул юноша — Весьма благоразумно с твоей стороны. Не думал, что ты окажешься таким... Неадекватно пугливым. — Они улыбнулись. Сейчас даже та беседа за чаем казалась такой далёкой... — Бдительность никогда не бывает лишней. Не стоило заводить этот разговор. Мне казалось... Что после того... После этого, люди обычно разговаривают... О разном. Взгляд Ваймса смягчился. Мужчина потрепал юнца по костлявому плечу. — А ты не смотри, что принято у других. Да, конечно, кому-то после такого иногда хочется поболтать, но это вовсе не обязательно. Многим хорошо и без слов. Женатые пары, которые вместе не один год, способны в молчании выразить куда больше, чем в пламенных речах. Ветинари внимательно слушал. Ваймс редко это отмечал, но Ветинари был действительно замечательным, если не сказать умелым, слушателем. Через глаза юного ассасина можно было подглядеть работу шестерёнок в его сознании. Фантазирует... Оценивает новое знание. Сэм улыбнулся и выдохнул почти умилённо. — За тётушку извини. Ну про... Кхм... — добавил Ваймс — Я привык везде искать подвох из-за... Гм, в общем есть у меня... Один знакомый. Так вот вы с ним похожи. И... От него не дождёшься прямоты: у каждого вопроса есть двойное дно, каждая случайность на деле предопределена. Он... Тот ещё мерзавец. Ох, нет, ладно, Он... Ладно, Он хороший управленец. Прям... Прям-таки фантастический. Лучше, чем Он, пожалуй, на моём веку не встречался. — Надо же, — удивился Хэвлок — А ты не мог бы поделиться его адресом? Нам бы такой гений сейчас пришёлся очень кстати. Не то слово, — подумал Ваймс. — Всему своё время... — не без меланхоличной мечтательности отозвался Ваймс — Понимаешь, мне... Сложно с ним. Я... Ну... Там откуда я. В общем я старался ради своего города. Я делал всё. Однажды на город налетела др-... Кхм, напасть. Я чуть на работе не сгорел, но свой долг выполнил. Виновные были наказаны, справедливость восстановлена. Но я ничего не просил за это, потому что это не подвиг. Нечего меня награждать за труд простого человека. А Он, как на зло, меня заметил — явно дал понять, что заметил. И теперь издевается надо мной. Потешается над тем, какой я необразованный, упрямый кретин. Особенно по сравнению с ним... Быдловатый мужлан. Будто говорит мне: «Город должен работать — работай и ты». Я не принимаю некоторые его методы, честно. Но Он... Завораживает. Взмахнёт рукой и... Шестерёнки начнут крутиться. Порой мне кажется, что Он лучшее, что могло со мной случиться, потому что... Иначе я просто не знаю, кто я и что мне делать. Он должен быть на своём месте. Он должен нагружать меня работой. Да, пожалуй, в этом всё дело. Мой долг — защищать закон. И я как-то сам не заметил, когда это Его Слова успели стать для меня законом. И даже если бы захотел, я уже не смог бы что-то изменить. Потому что я стражник. Тут Ваймс осёкся, уловив перемену в настроении молодого убийцы. Глаза юноши посинели от печали. Проклятье. Ваймс рассуждал со слишком очевидной влюблённостью, чтобы Хэвлок этого не заметил. — А этот твой знакомый, он..? — осторожно начал Ветинари. — А. Мы... Мы друг другу никто. В плане, мы работали вместе, но... Теперь я даже не уверен, увижусь ли я с ним... Время нас... Раскидало. Во взгляде Хэвлока скользнул намёк на облегчение. Юноша уткнул острый подбородок в сложенные вместе предплечья — У тебя талант не только срывать чужие планы. Я тобой заслушиваюсь. Говоришь так просто, но так... — он описал в воздухе неопределённый жест. — Мне нравится ход твоих мыслей. Нравится наблюдать за работой твоего разума. Как ты руссуждаешь... — Хм, вот уж спасибо, — хмыкнул Ваймс. Его культя опустилась на макушку молодого человека, пальцы зарылись в смоляные локоны. — Ты где-то учился этому? — Не-а. Я разве похож на интеллигента? Учился... Ну, пожалуй, только на улицах, у себя в голове, на ночном дежурстве. — Ваймс принялся слегка разминать кожу юношеской головы, пока придавался размышлениям. Его любовник с упоением подставлялся под ласку. Сердце ёкнуло. Он постарался отвлечься. — Тоже хочешь научиться? — Учусь, — скромно заметил Хэвлок. — Дай угадаю... Познаёшь ораторское искусство, декламируя стихи с камнями за щеками? — Этот этап мной уже пройден. Сейчас я в поисках чего-то более... Действенного. — Попробуй как-нибудь завязать языком узел на нитке. А потом переходи на вишнёвые веточки. Ветинари удивлённо воззрился на Киля. — И помогает? Ваймс пожал плечами. — Тот самый мой знакомый, говорил, что да. Но ты ведь помнишь, что я говорил про его манеру вести дела? Хэвлок усмехнулся. — И всё же, я бы хотел познакомиться с этим человеком. — Тебе не нужно. Помнишь я нагадал тебе по чаю большое будущее? Я и впрямь верю, что ты сможешь превзойти этого моего знакомого. — В самом деле? Ваймс не знал, что на это ответить. Нет, вернее, знал, но плохо представлял, как ему разъяснить всё для юноши. Сердце томно размякало в морсе из собственных соков и сантиментов, а потому он выдал, пожалуй, самую несусветную глупость на свете: — В тебе чувствуется порода. Ты создан для того, чтобы твой профиль чеканили на аверсе монет. Ветинари распахнул глаза. О чём сейчас думал юный лорд, Ваймс мог только догадываться. — Кстати, раз тебе нравится, как я говорю, может поговорим о тебе? — спросил Сэм. Ветинари явно насторожился, так что Ваймс поспешил его успокоить — Я просто не понимаю... Чем я тебя привлёк? Хэвлок задумался. — Изначально мной двигал сугубо рабочий интерес. — Надеюсь, не интерес твоей гильдейской специальности? — усмехнулся Ваймс. — Я не считаю себя убийцей, — спокойно ответствовал Ветинари. — Да ну? — Ваймс с любопытством вскинул брови — Тот бедолага, которому ты помог спуститься с крыши кратчайшей дорогой, явно бы с тобой не согласился. — Я скорее помог ему вознестись, — улыбнулся Хэвлок. — Справедливо. Тогда кем же ты себя считаешь, если не убийцей? — Признаюсь, мне сложно как-то определить мои собственные ощущения, — рассуждал Ветинари — Но мне нравится характеризовать свою жизненную позицию термином «игрок». Ну конечно! — мысленно воскликнул Ваймс — Прирождённый шахматист. Всю жизнь расставлял на доске фигурки и двигал их, пока ладьи, короли и ферзи наивно полагали, что от них в этой войне что-то зависит. Не игрок. Политик. Тебе ещё только предстоит познакомиться с этим словом. Предстоит распробовать его, ощутить горечь его соков на языке. Сначала ты поморщишься, но вскоре поймёшь, что стал извращённым гурманом, и теперь зависишь от этого деликатеса. Потому что вкусивший политику однажды больше не может потреблять ничего, кроме неё. — Но после чего ты передумал? — подсказал Ваймс, бездумно оглаживая чужие плечи. — Ты меня заметил, — уклончиво ответил Ветинари. Сэм приподнялся, чтобы посмотреть юноше в лицо. — Не шутишь? Ну хорошо, в следующий раз пройду мимо. — Я всегда был незаметным. С недавнего времени, я научился обращать это в своё преимущество. Мадам первая, кто заметила и оценила моё новоё оружие, но она знала, что искать. Ты был вторым. Но ты заметил меня даже, не догадываясь о том, кто или что подстерегает тебя в тени. Поначалу, это злило: твоя интуиция обесценивала все годы моих упорных тренировок. Но потом я понял, что раз ты меня заметил, значит ты... Такой же. Значит мы похожи. Я наконец нашёл кого-то, кто мыслит так же, как и я. Вот нас уже двое — непохожих на весь свет. И тогда я решил, что приду к тебе. Потому что был уверен, что ты поймёшь меня. Ты же понял, чем вдохновлялся мой плащ. Ты разглядел во мне породу. Ты не такой, как все. Мы не такие, как все. Ваймс с теплотой посмотрел на юнца, в глазах которого плясали голубые всполохи грёз. Сэм безбожно и безжалостно растоптал их все до единой. — Нет, — резко ответил Киль, отчего Ветинари даже оторопел — Нас не двое. Нас один и один. А в сумме ноль, потому что мы с тобой противоположного знака. Мы с тобой разные. Во всём. Мне тебя никогда не понять, равно как и тебе меня. — Хэвлок вскинул брови. — Но мы... — Ваймс набрал в грудь побольше воздуха для храбрости — Знаешь... Несмотря на то, какие мы разные, мы хорошо чувствуем друг друга, даже если не понимаем. Легко отыскать интеллектуала. Или интеллигента, да ради бога! Но найти того, кто будет тебя чувствовать... — Сэм невесело усмехнулся. — Мы либо величайшие везунчики, либо вселенские обречённые. В этом и трюк. Я заметил тебя, потому что не видел. Помнишь ведь? Чтобы по-настоящему видеть, глаза не нужны. Хэвлок, не мигая, глядел на Киля. И тут юнец, забывшись, ткнулся губами в губы сержанта. Когда они отстранились, Ветинари прошептал в восхищении: — Потрясающе... Поздравляю, Джон Киль. Прямо сейчас перед тобой Хэвлок Ветинари не знает, что сказать. — Юноша скромно улыбнулся, — Мне всегда были интересны личности великих. Всю осознанную жизнь я мечтал обмолвиться хотя бы парой слов с кем-нибудь из воистину могущественных. И сегодня ты, похоже, всё-таки осуществил мою мечту... И он кротко спрятал взгляд в холодной тени ресниц. — И когда я только всё успеваю, — иронично фыркнул Ваймс, а сам с головой погрузился в изучение озёр чужих глаз. Сейчас он чувствовал себя... Счастливым. Изящные руки скользнули по сильному подбородку, накрыли колючие щёки. — Ты великий, Джон, — с непередаваемым восторгом выдохнул Хэвлок. Ваймс забыл, как дышать. Перехватив чужую узкую кисть, он трепетно прильнул к сгибу ладони губами. Ветинари умильно охнул, но через секунду скуксился. Взлохмаченная голова вновь опустилась на грудь Киля. Хэвлок явно вспомнил что-то важное. — Меня завтра не ищи. Я буду занят. Ваймс понятливо кивнул. — Позаботься о себе. Время сейчас и впрямь беспокойное. Мы все в опасности. Ветинари выдохнул, явно собираясь с духом, чтобы сказать нечто неприятное. — Ветрун должен умереть, — наконец выдал он. Ваймс знал это, но, дабы не выдать себя, хмыкнул без явного воодушевления. — Вот оно что. Так ты у нас... Хах, тоже революционер? — усмехнулся он почти досадливо — Патриций мёртв, да здравствует патриций? Хэвлок резко приподнялся, заглянул в глаза Сэму с поразительной и даже очаровательной отчасти строгостью. — Я революционер не более, чем ты, — отчеканил тот сурово. — Ни на чьей стороне? — Я на своей стороне, — Ветинари помрачнел. — Он — помеха. Как лежачий камень. Если мы хотим, чтобы река текла дальше, мы должны устранить эту преграду. Ваймс страдальчески цокнул — опять река. Мало ему было этих монахов с их метафорами... Ну благо что в вопросе «рек» и «течений» за последние несколько дней он поднаторел. — Да будь он хоть горой на пути вашей речушки! Реки не останавливаются, понимаешь? Они не текут под лежачий камень, им это просто не нужно. Они вытачивают себе в почве новые русла и бегут дальше. Если так рассудить, я тоже затор, — этой мысли Ваймс про себя усмехнулся. Уж что-что, а в этой истории Сэм определённо стал неким камнем преткновения. — Ветрун — просто событие, этап, глава в учебнике истории. Реки, знаешь ли, довольно своенравны, как и ландшафты. Кто сказал вам, что за валуном-Ветруна вы не встретите каменюку побольше? Завтра не просто «Ветрун должен умереть». Завтра случится событие X, до которого были такие же события, после которого будут такие же события, и, я тебе больше скажу, параллельно с которым будут происходить точно такие же события. В конце концов, революция потому и называется «переворотом». Разве, если перевернуть медяк, он станет другой монетой? Поэтому просто случится то, что должно случится. Имена значения не имеют. Завтра всё смешается. Завтра много кто должен умереть, и Джон Киль может оказаться в их числе. Ваймс заткнулся и мысленно дал себе нагоняй. Его снова понесло. На последних словах по голой, покрытой испариной и светлыми волосками груди едва ощутимо скребанули коротко стриженные ногти. Юноша не изменился в лице, но отчего-то словно похолодел. Ему было над чем подумать. Взгляд Ветинари смягчился, в глазах его строгость сменилась человеческим беспокойством и волнением. — Всё хорошо? — спросил Ваймс — Я не пытаюсь тебя отговорить. Просто... — Всё в порядке. — Ветинари поправил волосы и тут же ловко сменил тему, — Я и не думал, что ты способен на такие глубокие философские размышления... — задумчиво произнёс Хэвлок. — Да какая это философия? — невесело усмехнулся Ваймс — Это проза жизни. — Его медвежьи лапы придавили Ветинари. — Доживёшь до моих лет — поймёшь. На этой фразе оба они, кажется, достигли понимания. Накал спал. — Когда всё закончится... — начал юноша словно бы смущённо, чем крайне удивил Ваймса. — Ась? Договаривай. — Может встретимся? Уже в мирное время. Я буду рад быть твоим гидом по Анк-Морпорку. У Ваймса защемило под рёбрами. — Может и встретимся. Через 25 лет, — добавил он мысленно. — Обещаешь? — Ваймс кивнул, глядя в пустоту (а может быть в будущее?). — Как мне тебя разыскать? — Ну с этим уж точно проблем не будет. — хохотнул Сэм, поглаживая юнца по плечу. — Мне казалось, харизма Джона Киля прорезает небеса. Его перемещения и с луны видно. Отыщешь, я уверен. Это же твой город, — Ваймс изо всех сил постарался спрятать за тёплой улыбкой ту горечь, что обжигала ему глотку. Через миг Хэвлок вновь приник к его губам — почти целомудренно, нежно. — Ты потрясающий. — И тут Хэвлок резко приподнялся. — Говори. Что тебе нужно? — М? — переспросил Ваймс. — Есть что-нибудь такое, без чего ты не можешь жить? Я не для мадам, со мной ты можешь быть честен. У тебя же наверняка есть какая-то мечта. У всех есть. Всё что угодно. У тётушки есть связи и деньги. Проси у меня о чём хочешь, — в порыве заверял Ветинари. Он был искренен. А ведь он бы достал. Ей-богу достал бы! Вот только Ваймс был Ваймсом. Я последние лет десять мечтаю либо забыться, либо обрести хотя бы ничтожную надежду. Всё, чего я хочу, чтобы в будущем мне больше не пришлось мучиться... Из-за тебя, — подумал Ваймс, и глаза его стали чернее морской пучины. — Это подкуп? Хэвлок онемел. — Нет. Разумеется нет. Это подарок. Я хочу чтобы у тебя осталось что-то от меня. — И что же это, по-твоему, будет? — процедил Ваймс. — Знак. Память обо мне. Гарант. Ты обещал встретиться, так пусть до встречи что-то напоминает тебе обо мне. Заслуженный дар от самого Ветинари человеку, который разгадал мой секрет. Ну же! Со мной ты можешь поделиться, вопрос не в деньгах! Ваймс нахмурил брови, строго воззрился на юношу... И всё же через секунду выдохнул не в силах сейчас злиться на юного ассасина. — Кончай с этим, слышишь? Глупости всё это. Я уже сказал мадам и скажу тебе: ни она, ни ты, ни кто-либо ещё не в силах мне помочь. Мне ничего от вас не нужно. Возьми за правило — пусть сильные мира сего сами предлагают тебе то, что ты хочешь. Никогда ничего не проси, понял? Ваймс отвернулся. Хэвлок был ошарашен. — Джон, — он в очередной раз обхватил лицо сержанта, развернул его обратно на себя. Что же такое с этим человеком? То такой нежный, то ни с того ни с сего суровеет. Как его разгадать? — Это дело принципа. Я ненавижу оставаться в долгу. А я останусь. После всего, что ты сделал, я просто обязан. Я ничего не прошу взамен, ты и так дал мне достаточно, лишь позволь мне отплатить. Ваймс взглянул на юнца и прочёл в его глазах немую мольбу. Хэвлок склонился к губам сержанта и прошептал: — Пожалуйста, позволь мне наградить тебя. Всего одно слово. Ваймс заправил юнцу выбившуюся из общей массы прядку за ухо. — Одно слово значит... — вздохнул Сэм, и Ветинари весь обратился в слух. Но тут... — Выживи. Уж просить тебя ни во что не ввязываться не буду. Я знаю, что без интриг ты как рыба без воды. Так что просто выживи. От просьбы Киля Ветинари оторопел. Острый подбородок опустился на плечо Ваймса. — Но... — начал было Ветинари, потускнев лицом. — Без «но», — рыкнул Ваймс. — Я не закончил. Выжить — это полдела. А мне нужно, чтобы ты при этом сумел сохранить себя, это понятно? В тяжёлые времена очень сложно остаться собой. Что бы завтра не случилось, не ищи меня и даже не думай обо мне! У тебя есть свои цели, так достигай их! Не отвлекайся на меня и ни на что не надейся. Надейся только на себя. Завтрашний день... — напор в тоне Ваймса поутих — Может стать для меня последним. Но ты должен выжить. Нет, ты обязан выжить. Какой бы террор не творился в мире... — его голос совсем стих и перешёл на печальный шёпот, — Не теряй лицо. Это приказ. Слова, витавшие в воздухе, свалились замертво. Лицо Ветинари выцвело. Сглотнув, молодой человек сжал губы в тонкую полоску и закивал согласно, но понуро, как из-под палки. — Умница, — вздохнул Ваймс и тут же приобнял юношу утешающе и примирительно. Он ткнулся в чужой лоб своим, словно пытался выразить что-то без слов, как тогда, в момент их близости. И снова отворилась эта форточка в чужой заповедный мир, и снова мысли заголосили. Это для тебя. Всё ради тебя. Но что мне с этого? Я. Последние слова звучали как прощание: — Не подведи. Ты нужен... — Кому? Ваймс запнулся. Нельзя сказать «городу» — не поймёт, нельзя сказать «мне» — Джону Килю Ветинари был не нужен. Поразмыслив несколько секунд, Ваймс решил оставить эту фразу без окончания. Пусть будущий лорд сам решит, что поставить на место пропуска. Через миг оба они уже слились в очередном поцелуе. И вновь стало горько. — Стесняюсь попросить... — сконфузился Ветинари, отстранившись. — Ты меня слушал хоть? — пожурил Ваймс, но решил в этот раз подыграть юнцу — Ладно уж, спрашивай. — он нежно огладил чужие кисти рук. — Это может прозвучать глупо, но ты... Не мог бы поделиться со мной ещё каким-нибудь своим советом? У меня что-то вроде хобби. Кто-то коллекционирует булавки, а я... Чужую мудрость. Кто знает, где в жизни может пригодиться острое слово? И почему я не удивлён? — подумал Ваймс, и ещё раз оглядел юношу перед собой. — Я их штампую, по-твоему? — сказал он. — Поверь, так оно и выглядит. В голове медленно проплыли гонимые ветром безмятежности облака воспоминаний. Ваймс хмыкнул. Мудрости? Ну что ж... — Ешь больше жаренной картошки с мясом, — крайне серьёзно заключил он, — Тебе б не помешало нарастить мяса на кости. Вот тебе мой совет. А на диалекте Теней последняя фраза звучала бы как: «Накось, выкусь!» Прошла секунда. Две. Ещё одна. Ветинари не выдержал и прыснул первым, прежде чем разразился тихим, шелестящим, но истинно задорным смехом. Ваймс хрипло вторил ему. Было не смешно. Но хотелось смеяться. Над собственной глупостью, беспомощностью, ничтожностью. Да над чем угодно! Потому что это был возможно последний раз, когда им обоим было хорошо. Будущий патриций ещё не знал, что случится завтра. А завтра случится история. Откуда-то снизу послышался страдальческий вздох доктора Газона. Картонные стены — неотъемлемая комплектующая любого анк-морпоркского жилища.