Видимо, не стоишь

Вэй Ин зашел в комнату. Сил у него хватило разве что чтобы запереться и добрести до кровати, дрожа мелкой дрожью. Невероятно тошнило, хотелось помыться и соскрести с себя грязь прошедших событий. Хотелось кричать, бить стены, разбивать окна. Хотелось содрать с себя кожу, вырвать все органы, лишь бы не чувствовать всего этого. Но силы хватало только на то, чтобы смотреть в потолок и надеяться на скорую смерть. Он был почти уверен, что на теле остались синяки. Чужие руки, казалось, снова были повсюду — снова и снова держат ноги, придерживают таз, сжимают талию. Стук собственного сердца в ушах казался ритмичными шлепками. Задница разрывалась от боли и, кажется, всё ещё кровоточила. Вэй Ин свернулся калачиком на своей кровати и хотел было снова зарыдать, хотя голова и так болела от непомерных слез и ударов об пол, но слез уже не было. Ничего больше не было. Очень хотелось проваливаться в забытьё, но сон никак не шёл. Снова и снова в голове возникали жуткие образы, сердце заходилось от страха. Он приподнял запястья — на них налились лиловые синяки — и прикрыл лицо ладонями. Нужно было встать, помыться, хотя бы остановить кровотечение — кровь насквозь пропитала его нижние одеяния. Нужно было. Но сил не было, их не было даже на сон. Он бы убил себя сейчас, но — Вэй Ин расхохотался — меча не было под рукой, он так и остался валяться под окнами злополучной библиотеки. А Лань Чжань жестокий. Даже умереть, чтоб очиститься от позора, он не мог. Не мог сохранить даже остатки поруганной чести. Вэй Ин не знал, сколько он так пролежал, прежде чем уснуть, но когда он открыл глаза, на улице стояла глубокая ночь. Рассвет ещё не занялся, а это значило, что у него есть шанс дойти до источника и не попасться никому на глаза. Тяжело было идти, он спотыкался, морщился от боли в пояснице и заднем проходе, его всё ещё трясло. Но хуже стало потом — у источника — он снял одеяния, и осмотрел собственное тело, словно чужое: на запястьях были багровые синяки, такие же украшали и ноги, и талию. Отчетливые следы пальцев врезались глубоко под кожу, и сходить не собирались. Вэй Ин был уверен, что запомнит каждый из них, и будет чувствовать всю жизнь, даже когда они сойдут. Его вырвало. «Интересно, а в священном ордене Гусу запрещено блевать у источника?» — он криво улыбнулся. Делить ложе с мужчиной, который тем более был против — тоже вряд ли приветствуется чистым и светлым орденом. Но едва ли среди трёх тысяч правил есть такое, которое бы это запрещало — благовоспитанным членам ордена даже в голову бы не пришло такое зверство. Ну, почти всем. Интересно, а если бы Вэй Ин рассказал бы всё кому-нибудь? Поведал свою историю. Очернил безупречную репутацию прекрасного Второго Нефрита. Или ему бы никто не поверил? И правда, кто он здесь, по сравнению с Ванцзи? Хулиган, которого свалили на голову несчастному учителю. Бесстыдник, нарушающий все правила хорошего тона и морали. Да и после его речи про темную энергию им проще простого сказать всем, что его сердце уже окутала тьма. Никто ему не поверит. Что до Ванцзи, интересно, хватило ли бы ему наглости сказать, что его обвиняют напрасно? Согласился ли бы с обвинениями? Сожалеет ли он? — от мыслей о насильнике Вэй Ина снова затрясло. Он ступил в прохладную воду — сейчас имел значение он и только он. Тем более, что завтра занятия и если он не придёт, учитель Лань снова загонит его в эту злополучную библиотеку переписывать священные трактаты. Ну уж нет. Вэй Ин обернулся и посмотрел на свои одежды, перепачканные кровью. Нет, в таком виде их решительно нельзя было отдавать в стирку, а потому он перекинул их через плечо и снова погрузился в воду. Лишь потом он понял, что добираться обратно в мокрых одеждах — не самая хорошая идея. Но было уже ничего не поделать. Вернулся в комнату он, когда уже занялся рассвет. Он хотел было попробовать подремать, но сон не шел. Стоило закрыть глаза, как он снова отчетливо видел образы прошедшего дня и к горлу подступала тошнота. Оставив это мучительное занятие, он переоделся и направился в класс. Рано, но всё лучше, нежели сходить с ума в собственной кровати. Да и тем более, он знал, что если снова впадёт в истерику, то уже никуда не сможет пойти, а это значит новое наказание, а к такому он пока не готов. Как и ожидалось, в классе никого не было. Да и кому тут быть? Учитель, скорее всего, как и остальные адепты Гусу занимаются утренней медитацией, а остальные только пробуждаются. Вэй Ин не знал, чем занять себя, а потому открыл свиток с сегодняшним занятием. В голову ничего не лезло, иероглифы словно расплывались и никак не могли сложиться в целостное предложение. Много времени, несколько попыток прочитать материал урока, и бесконечная апатия прошли, прежде чем дверь открылась и в класс зашел ещё один человек. Вэй Ин увидел белые одеяния вошедшего и органы ухнули куда-то вниз, он побледнел и, едва заметно, задрожал. Он спокойно прошел к своему месту, и, как положено, ровно сел, даже не взглянув на юношу. Тот зажмурился и подавил подступающую тошноту. Нет. Слишком самонадеянно было думать, что он сможет здесь находиться. Он вскочил, чуть не опрокинув стол. Лань Чжань развернулся и остановил на нем тяжелый взгляд, долгий и задумчивый; даже если бы в нем были какие-нибудь эмоции, Усянь не смог бы их различить. Борьба взглядов продолжалась какое-то время, но потом стало просто невыносимо. Он резко развернулся и стремительно ушел к себе, предварительно столкнувшись с учителем, который издал недовольный возглас, но останавливать адепта не стал. Наверное, он удивился, что Вэй Ин вообще бодрствует в такое время, да ещё и в класс явился. В комнате он сел на пол, прямо рядом с закрытой дверью и беззвучно заплакал. Пустой взгляд был обращен куда-то вдаль, не фокусируясь ни на чем и Вэй Ину казалось, что он никогда не сможет пошевелиться, уже никогда не зайдёт в класс, никогда не пойдёт охотиться на фазанов. Фазаны… до юноши только сейчас дошло, что уже почти сутки он ничего не ел. Но в любом случае, он был уверен, что всё, попавшее в его желудок, немедленно вернётся обратно. Зад ещё болел и невыносимо зудел, юноше было по-настоящему страшно от мысли, что этим отверстием придется снова пользоваться по назначению, потому как повреждения были явно сильные и ничего, кроме боли, кровотечения и нового унижения от того, что эта проблема в принципе есть, ему не сулит. Он постарался сосредоточиться на повреждениях, чтобы направить туда энергию для более скорого исцеления, но вздрогнул — раздался стук в дверь.