Не оставлю

            Совдеповская детская площадка, повидавшая не одно поколение, явно не внушала доверия. Особенно неустойчивыми казались качели, на которых Боря сидел аж с пяти часов. Он изредка вставал, наматывал круги по территории и пинал вкопанные в песок шины.       Наконец, его внимание привлекает тëмный силуэт, появившийся из-за угла дома. «Киса» — думается ему, и моментально в голове вспыхивает идея убежать. Хенкин просто не может выдержать стыда перед Ваней. Конечно, между ними было намного больше вещей, которые с другими людьми они бы делать не стали, но именно этот долбаный поцелуй разрушил то, что строилось годами.       Кислов не подходит ближе пяти метров и даже не здоровается: он смотрит куда-то за Борю, не фокусируя на нëм глаз. Сам Хенкин тоже не приближается и молча тупит в холодную землю под ногами.       Искренняя радость настигает Кису, когда на горизонте появляется ещë одна высокая фигура, быстрыми шагами направляющаяся к парням. Боря же, напротив, едва дëргается и сжимает кулак в кармане, стои́т напряжённо вплоть до того, пока не признаёт в силуэте Гену.       — Гендос? — блондин замирает на месте, не делая и шагу вперёд.       — Нет, блять, дед Мороз, — Зуев улыбается и пожимает парням руки, — ну, как видите, я живой и почти невредимый, в отличие от вас... Давайте кратенько, что за пиздец успел произойти за неделю моего отсутствия.       — Короче... — Хенкин хочет начать, но его сразу же перебивают.       — Пидорасам слово не давали! Так, Гендос, смотри... Рауль ахуел с концами, будем опять стреляться. Он Мелу нахуй голову прострелил...       Гена и Боря смотрят вопросительно, требуя больше конкретики. На секунду Киса думает, что он заплачет прям на месте, слишком уж его колеблют воспоминания.       — Честно, я спал... Не могу сказать прям в деталях, но это определённо был Кудинов. У них что-то типо дуэли было, как Анжелка сказала. Мы потом на скорой с ним в больницу поехали. Там этот... Ну бля, вы поняли, короче... Фельдшер! Сказал, что ничего страшного нет, но пока Мел в сознание не пришëл, — он говорит это, кажется, на одном дыхании, — а, ну и по мелочи: Рауль ещë тëток моих завалил и пустил пулю в колено бедолаге-Локону. Короче, мудачьë, его только Хенк смог переплюнуть.       Ваня достаёт сигарету и закуривает. Зуев выглядит явно потрясённым и даже смешным в своëм замешательстве.       — Ладно, с Раулем понятно. А вы-то почему опять пересрались?       Хенкин виновато смотрит сначала на одного, потом на другого.       — Я долбоëб потому что. Всë.       — Красноречиво... Подробностей не будет?       — Будут! — Кислов подходит с зажатой в зубах сигаретой и хватает парня за шкирку, — он пидорас! И ладно, ещë с кем-то другим, так он меня засосать решил, блять!       Ситуация явно была намного трагичнее, но ничего кроме смеха выдавить из себя Гена не может.       — Бля-я-я, вас совсем одних оставлять нельзя? Хенк, ну ты, конечно, удивил, — слова едва различимы, и Зуев вот-вот упадёт в припадке, — а я-то думал, что ты так и останешься нецелованным девственником!       На то, чтобы успокоиться, уходит несколько минут. Ваня уже стоит поодаль, недовольно зыркая по сторонам.       — На самом деле, это пиздец. Мне сказать тут нечего, но постарайтесь, блять, не заруинить всë своими тëрками, — настроение моментально сменяется на серьёзное, и Гена хмурит брови, — а, да, я ж мимо базы проходил... Кому руки оттяпать нахуй? Вас не учили, что со спичками играть нельзя?       — Ген, ну... Извини, там сложно всë, правда!.. — Хенкин чувствует, как его и так низкое самомнение останавливается где-то на дне Коктебельского залива, — Мой батя и Бабич собрались переделать «Чëрную весну» в патриотический кружок. Ну я и решил, раз такое дело — базу лучше вообще уничтожить к чертям.       — Хенк, тебе лучше совсем не думать, — Зуев даëт ему профилактический подзатыльник, — ну, бля, ничего уже не поделаешь.       Ваня наконец вступает в диалог, когда пауза слишком затягивается:       — К Мелу не пускают пока. Да и не думаю, что его родители будут в восторге от нашего появления, — он нервно вздыхает, — так что пока с ним облом.       — Жаль, — Гена выносит вердикт и скользит взглядом по торцу рядом стоящего дома, — что с Раулем делать будем?       — Расстреляем нахуй, без всякой дуэли. Во-первых, он мудак и с такими дуэли не устраивают, а во-вторых, «Чëрной весны» больше нет... Теперь только вопрос: куда он свинтил?       — Мне кажется, он сам скоро появится.       — А, ну, ментовское чутьё у тебя в крови, так что поверим на слово — Киса язвит, но без особого удовольствия.       — Давайте подождём несколько дней. Тем более у вас допросы сейчас начнутся, как я понимаю? — оба парня кивают, подтверждая догадку Зуева — нам пока нужно время подумать.       — Будем расходиться?       — Да, я на связи. Свидимся, — Гене жмëт руку сначала Кислов, а потом и Боря, после чего все расходятся в разные стороны по направлению к себе домой.

***

      Дома Кислов встречает не только заплаканную мать, но и Антона... Прекрасно, только его тут не хватает! Неужели, батька снова решил в семью поиграть? Он недовольно скидывает куртку и обувь в прихожей, тяжëлыми шагами идëт в комнату. Удивительно, что его даже не заметили.       С другой стороны на ум приходит мысль, что маме так будет лучше. Ваня понимает свою беспомощность в вопросах утешения людей (и не абы кого, а родной мамы), так что оставляет родителей в покое и не лезет на рожон. Тем более он слишком устал, чтобы заниматься всей этой хуйней.       Тëток на самом деле жалко. Они ж ничего плохого никому не сделали, жили себе спокойно рядом с хуторами, вдали от посëлка. Матери очень помогали, Кису совсем маленького нянчили, когда та на заработках была. В общем, хорошие женщины были, но ëбаный Рауль, как обычно, всë испоганил. Парню трудно представить, сколько на самом деле жизней искалечил и оборвал этот подонок.       От негативных мыслей Ваня всë же перетекает к раздумьям, что же делать завтра на свидании с Машей. Ну да, конечно, вокруг же всë слишком пиздато, чтобы париться только по поводу девочки! И Кисе стыдно за это. Он абсолютно бессилен, не может помочь ни маме, ни Мелу, ни даже самому себе, а ещë хуже от того, что всë сводится к Маше.       С кровати он так и не встаёт, но снова заметно нервничает. В последнее время юноша часто замечает у себя какой-то непонятный невроз, и становится немного страшно. То рука дëрнется, то нога дрыгается в неподвластных конвульсиях, то пальцы немеют сами по себе. Лицо с каждым днём становится бледнее и бледнее, приобретая сероватый оттенок. Сначала Кислов сваливал это на отходняк после всего выкуренного и выпитого, но даже в завязке ситуация только усугубилась. «Пиздец» — единственное, что он может сказать про свой вид.       Сейчас причина волнения ещë более нелепая — сраная Маша, засевшая в голове. Еë тëмные кудри, яркие глаза и всë остальное, что делает Машу Машей. Впервые Ваня видит настолько необыкновенную девушку, не похожу на других. Под настроение он включает «Нервов», чудом затерявшихся в плейлисте между «Турбиной» и «Щенками», и это помогает направить вектор мыслей на что-то простое. Он чувствует себя влюблённым идиотом, и Мел уже не кажется таким странным в своëм отношении к Анжеле.       Приплыли...       День заканчивается слишком романтичными фантазиями, которых от себя Кислов не ожидал. Ваня наконец чувствует не тягость на душе, а приятную нежную робость.