***
— Я, конечно, понимаю, что в Феодосии у тебя свой пляж есть, но наша Коктебельская бухта абсолютно неповторима... Пейзаж и в правду замечательный. Закатнее светило почти сравнялось с линией моря, которое переливами отражает дорожку света. Уже тëплые приходящие волны создают необычайную атмосферу спокойствия, убаюкивают едва слышными всплесками прибоя. Маша сжимает руку Кисы крепче, а потом, поднявшись на носочках, вовлекает того в глубокий поцелуй.***
Он скользит вниз, прижимая дверь в комнату ослабшим телом. Мысли, подобно тараканам разбегаются по сторонам и собираются в мерзкие кучи вновь, копошатся в сознании и проникают в самые потаённые уголки разума. Мир вокруг плывëт, трясётся и темнеет, от чего парень жмурится, сжимает веки до ярких пятен. Спасение не находится, даже когда он встаёт, и, шатаясь, подходит к столу, расчехляя потрëпанный пенал. Оттуда выпадает маленький канцелярский нож — весь в дурацких надписях Кисы, с трещиной на корпусе и чуть ржавым лезвием. Кажется, этот ножичек заглядывает в самую душу Хенкина, при этом не имея и намёка на глаза. Но этот маленький кусок пластика с железом повидал больше, чем любой человек может себе представить. Боря берёт в руку инструмент и проводит линию по внутренней стороне плеча. Неглубокую, совсем тоненькую, но нисколько не отрезвляющую. Потом ещë одну — чуть ниже и сильнее, так, что начинает неприятно пощипывать и маленькие капельки крови выступают на болезненно-бледной коже, которой раньше так нежно касался самый близкий друг. А дальше всë как в тумане, будто кто-то спустил курок и смерть уже неизбежна: одна за другой на руке проявляются алые полосы, мерзкими, грязными каплями, словно мазут, стекают по руке. Ещë и ещë, линия за линией, идеально прямые, иногда пересекающие друг друга кровавые подтëки, катящиеся вниз, к нетронутому запястью. Только вот, это совсем не помогает. Добровольная экзекуция не приносит никаких ощущений — Боря ничего не чувствует, и лишь больше теряется в пространстве. Яркие капли уже падают на пол, пачкая линолеум, и Хенк откидывает ножик в сторону, который, трескаясь ещë больше, отправляется на те же половицы. Откинувшись на стуле, он вымученно вздыхает, почти неслышно. Хенк улыбается, прожигая потолок расфокусированным взглядом, и чистой рукой нащупывает спиртовые салфетки в ящике. Из транса он выходит только тогда, когда плеча касается влажная тряпочка и его прошибает, будто током. Боль от ран ощущается только сейчас, когда кровь уже начала подсыхать. Рука ноет и пуще бледнеет, покрываясь мурашками он соприкосновения со спиртом. — Блять...***
К остановке Ваня с Машей подходят довольные, с глупыми улыбками на лице и смеясь с какой-то дурацкой шутки (других для них не существует). Рогожан удивительным образом заполняет собственным присутствием всë вокруг, затыкает ноющую дыру внутри звонким голосом и горящим взглядом. Раньше на такое был способен только Хенк, и Кислов не представлял кого-то другого на его месте, тем более девушку. Но сейчас он даже рад. Когда в автобус заходит пожилая женщина с сумками, Ваня уступает ей место. Не потому что его, как обычно, пихнул Боря в бедро или или намекающе сощурил глаза, а потому что сейчас это кажется правильным. Сегодня Кислов не участник дуэльного клуба, и Хенкина с ним рядом тоже уже нет. И не Киса он вовсе, а просто «Ванечка». За пятнадцать минут дороги они успели узнать многое друг о друге: оказывается, Маша любит бегать по утрам и пить крепкий кофе, а Ваня может похвастаться тем, что способен совсем не спать аж двое суток. Как там говорят? «Два сапога — пара»? Это точно про них. Добраться до нужного дома оказывается намного сложнее, нежели просто доехать до остановки в Щебетовке. Решение находится быстро: нужно звонить Рите. — Ритка, алло, мы потерялись, — Кислов ставит телефон на громкую связь, и, улыбаясь, смотрит на такую же весëлую Машу. — Да, Рит, встреть нас, а то мы будем здесь до китайской Пасхи стоять, — девушка смеётся, и Ваню самого начинает разрывать. — Вы поддатые там уже что ли? — Нет конечно! Как ты могла о нас такое подумать? — они переглядываются и чувствуют, что вот-вот завалятся на асфальт: слишком уж комичная ситуация. — Ай, ладно, сейчас подойду. Киньте фотку, в какой канаве вы застряли. — Обязательно!***
Атмосфера вполне обычная: приглушённое освещение; попса, которую бы Кислов не стал бы слушать в другой обстановке; алкоголь, и конечно же, уже пьяные подростки. Знакомых лиц кроме Риты и парня из параллельного класса нет, но это даже на руку. Вообще, знакомиться Ваня ни с кем не планировал и не планирует: он здесь только ради того, чтобы немного успокоиться и провести время с Рогожан. Хватит с него приключений. — Торт уже захавали без нас, — Маша хихикает и растерянно разводит руками. — Совсем ахуели! — он моментально подхватывает рофл и валится на ближайшее кресло-мешок. — Ну и хер с ними. Лан, я на кухню, тебе взять что-нибудь? — Можно, — парень кивает, и на секунду задумывается, — но только не так чтобы я валялся ужратый вусмерть, пожалуйста. — Я подумаю, — она подмигивает и уходит.***
Проходит не так много времени, и девушка возвращается, садясь рядом. Она протягивает Кислову бутылку «Эссы». — Вань, случилось что? Ты какой-то потерянный стал что ли? — Не бери в голову... Просто вспомнил Мела. Ничего страшного, — он целует Машу в макушку, будто прося прекратить этот диалог, и Рогожан прекрасно его понимает. — Всë хорошо будет. Давай просто отдохнём сегодня, без загонов? Нужно пережить тот случай и двигаться дальше, — девушка кладёт голову ему на плечо и отпивает из своей бутылки. — Ты права, — Кислов тоже делает глоток, — блять, я за эти полторы недели ни капли в рот... — И ни сантиметра в жопу, да? — Маша начинает угарать со своей же шутки, и Ваня едва не давится, тоже заливаясь смехом. Настроение сразу меняется, и даже музыка на фоне не кажется такой противной. Всë же почти закончилось, да? Он обязательно пустит ублюдку-Раулю последнюю пулю в лоб, поставив заключительную точку в итории «Чëрной весны», но это будет потом. Сейчас для Кислова существуют только Маша, спиртное и он сам. Пространство вокруг буквально пропитано никотином, выпивкой и совсем слабо отдаёт травкой откуда-то со второго этажа. Парень это понимает сразу — «профессиональное» чутьё. Ещë немного посидев, они отправляются танцевать. Горе-диджей наконец ставит адекватные треки, которые хочется подпевать во весь голос. Идеальная картинка наконец складывается, и всë совсем как раньше, с такими же эмоциями. — Вань, тебя от «Эссы» так накрыло что ли? Со зрачками что? — Маша подходит ближе и заглядывает в самые глаза, будто проверяя на трезвость. — Да, не парься! Освещение такое! Музыка настолько громкая, что приходится перейти на крик, смешивающийся с ещë десятком окружающих звуков. А вообще, это самая комфортрая обстановка для Кислова. Всë именно так, как он привык — шумно, волнительно, пьяно и абсолютно непредсказуемо. Они продолжают двигаться в такт мелодии. Ваня не замечает даже того, как в него врезается кто-то со спины и сразу отходит, извиняясь. Мозг словно плавится в обволакивающей атмосфере, и сознание растекается по стенкам черепной коробки. Дыхание перехватывает от знакомых ощущений, а воспоминания о точно таких же тусовках мягким флëром застилают глаза. Маша рядом тоже не скучает, выкрикивает строчки знакомых песен. Еë глаза сверкают в полумраке, и мягкая улыбка расползается на лице, когда включают еë обожаемого «Валентина Стрыкало». Парень уже не особо понимает, где находится. Ему вкусно, тепло, и, что самое главное — весело. Рядом любимая девушка, наконец-то хорошая музыка, вкусная алкашка, которая заходит на тощак как родная. Именно поэтому момент, когда включают медляк, абсолютно не подходящий атмосфере праздника, ускользает, оставив после себя только ванины руки на талии Рогожан. Они плавно покачиваются в такт мелодии, улыбаются, смотря в тëмные глаза друга напротив... — Блять, ну Ваня!... — девушка отшатывается буквально на секунду, а потом ловит падающего на пол Кислова,— как так-то нахуй? Она нащупывает телефон в кармане джинс, испачканных в противной серо-зеленоватой массе. Не самое приятное ощущение, но ничего не поделаешь. — Рита, иди сюда, тут пиздец, — Рогожан прижимает гаджет плечом к уху, обеими руками придерживая Ваню. На том конце провода сразу соглашаются. Когда Рита приходит, еë на секунду охватывает шок в противовес абсолютно спокойной Маше. Она, видимо, рассчитывала на новую пиздатую сплетню, сенсацию для паблика «позор района», но никак не на Кислова, лежащего у своей подруги на коленях, который не в силах сложить и пару слов во внятное предложение. — Ух, ебать... А что с ним? — Ебанцу словил. У тебя есть номер его друзей? Или они все по больницам с пулевыми валяются? — девушка перебирает тëмные пряди, пытаясь вслушаться в обрывки едва различимых фраз, — и салфетки можешь, принести? Влажные, желательно. — Могу, конечно... Сейчас кину тебе номер Хенка, Ваня должен был о нëм тебе рассказать... С ним точно всë в порядке? — Перебрал, походу. Ничего страшного. Рита уходит, и Маша звонит некому «Хенку». — Здравствуй, это Маша Рогожан, девушка друга твоего, Вани. Можешь его забрать? Собеседник с минуту ничего не отвечает. Боря бледнеет, когда слышит о новоиспечённой гëрлфренд Кисы. — Что случилось? Он в порядке? — Хенкин, раздуплившись, натягивает на себя одежду и дрожащими пальцами уже завязывает шнурки кроссовок. — Всë лучше, чем могло быть. Адрес кину сообщением, мы в Щебетовке. Ничего серьёзного не произошло, просто наш горе-алкоголик неудачно понизил градус, — девушка принимает салфетки и пытается оттереть ванин подбородок, — скоро приедешь? — Не представляю, что вы делаете в Щебетовке, но через полчаса максимум буду. — Спасибо, жду, — она кладёт трубку, — эх, ты, Ванечка...