***
Мистер Пацек навещал Грейнджеров на ужин каждые выходные в течение летних каникул и в каждый свой визит приносил охапки новых книг. Мама с папой приглашали его на ужин, даже когда Гермиона была в школе, потому что он был один из немногих людей, кто хорошо разбирался в политической жизни стран по обе стороны войны, помимо его знаний о положении дел в Волшебной Европе. Папа служил в Великой войне, и они обсуждали, как та Война напрямую привела к этой: эта война не началась только потому, что Германия напала на Польшу, но потому что Союзные силы чрезмерно усердствовали в возмещении своих убытков, за неимением лучшего способа назвать это. Об этом не говорили за пределами дома Грейнджеров, потому что казалось, что каждый, кто публично критикует британское правительство, может быть обвинён в диссидентстве. Мистер Пацек взял на себя ответственность обустроить подвал Грейнджер насколько возможно по-домашнему, потому что три члена семьи спали каждую ночь под землёй и всегда держали включённым радио, когда были наверху. Голые полы были устланы коврами, зачарованные люстры свисали с высоких потолков, а волшебные окна были расположены так, что можно было видеть солнце, даже если оно светило на побережье Гибралтара, а не на лужайках и дорожках Аргайл-стрит в Кроули. Мистер Пацек даже трансфигурировал несколько сломанных молочных ящиков в симпатичные книжные шкафы, чтобы Гермиона могла там хранить свою растущую коллекцию магических фолиантов. Шкафы были сделаны из тёмного лакированного дерева со стеклянными дверцами, чтобы отгонять пыль. Он зачаровал стекло, чтобы оно казалось непрозрачным и матовым, пока Гермиона не применит подходящее контрзаклинание, а постучав по вырезанным по краям полок макам, на нём бы появлялось изображение безобидных школьных учебников, вместо того, что действительно лежало по ту сторону — серии медицинских книг, посвящённых психологической теории Сыворотки правды. — Это базовая техника оберегов, — объяснял мистер Пацек, показывая ей крошечные ряды вырезанных рун под стеблями ползущих маков. — Иллюзия, перенаправление и отталкивание — три принципа создания оберегов, по нарастанию их силы и сложности. Если Вы хотите защитить физическую структуру или место, Вы можете спрятать их, сделав похожими на что-то другое или вообще ни на что. Вы можете убедить наблюдателей думать, что это что-то неинтересное и неважное — это основа большинства маглоотталкивающих чар и оберегов. Или Вы можете создать защиту, которая будет производить эмоциональное принуждение, вызывать страх и ужас, чтобы отпугнуть врагов или вторжения. Семейный замок в Карпатских горах защищён таким оберегом, и от этого он заработал репутацию места с привидениями среди местных жителей. — Обереги принуждения, — повторила Гермиона, пытаясь вспомнить, что она о них читала. — Разве они не считаются формой магического контроля разума? Не такой насильственной, как заклятие Империус, но они закладывают в разум указание, похожее на чары Конфундуса, действие которых делает разум внушаемым для внешнего воздействия. — Принуждения работают в общем, в то время как Империус точен — это как разница между спиралью из колючей проволоки и скальпелем. Собственно, заклинания и обереги принуждения были предшественниками Империуса, — сказал мистер Пацек, который знал о Тёмных искусствах больше, чем она когда-либо предполагала мастер оберегов может знать, но он всегда оправдывался, что важно понимать эти вещи для правильного исторического контекста. — Но в большинстве юрисдикций они ни не незаконны, ни, не думаю, могли бы быть признанными вне закона — существует слишком много старинных и ценных монументов, защищённых ими. Места захоронений волшебников — там, где они чаще всего используются. Если Вы посетите Египет, Вы могли бы изучить древние техники оберегов самостоятельно. — Думаю, я бы хотела их увидеть когда-нибудь, — сказала Гермиона. — Вы размышляете о том, чтобы самой стать мастером оберегов, — спросил мистер Пацек, явно довольный идеей, — или разрушителем проклятий? Это более эффектный вариант профессии, я слышал, но и более опасный. Гермиона покачала головой: — Пока я просто хочу уметь создавать базовые обереги. Я не могу забыть, что обереги обеспечивали моим родителям безопасность во время «Блица». Это кажется благоразумным, чтобы каждая ведьма или волшебник учились создавать один, так же как аппарацию расценивают социальной необходимостью — у маглов такое же отношение к управлению телефонным приёмником. Для общества, где большинство из нас решает жить в близости к маглам вместо полного отчуждения, это должен быть обязательный навык. Не только для удобства, но и безопасности. — Вы не изучаете основы зачаровывания на школьных уроках? — Последние два года мы учились читать и переводить руны. Мы переводили различные пассажи на экзаменах, — вздохнув, сказала Гермиона. — Но мы не сможем создавать ничего самостоятельно до последних двух годов. — Вы задались целью научиться самостоятельно? — спросил мистер Пацек. — А стоит ли? Вы бы помогли мне? — Я избегал личного наставничества много лет, но, полагаю, можно сделать исключение, — сказал он. — Чем я занимался весь этот год, кроме как был Вашим наставником? — Спасибо, — сказала Гермиона, подарив ему искреннюю улыбку. — Если бы Министерство магии массово произвело и распространило обереги во все дома в магловских районах, это бы решило так много проблем. — Большинство правительств не отличаются ясным умом и дальновидностью, — заметил он. — Вы когда-нибудь задумывались о внесении улучшений в работу правительства? — Вы поговорили с мистером Риддлом? — спросил мистер Пацек. — Я часто думал, что правительства не являются необходимостью для обученного волшебника, который может самостоятельно себя обеспечить всем необходимым магией. Зачем мне комитет, единственной целью которого является введение ограничений скорости на метле? — Я никогда не встречала никого, кто мог бы полностью себя обеспечить самостоятельно, — сказала Гермиона, которая встречала не так уж много людей за свои ещё-пока-не-шестнадцать лет существования, но обдумала своё заявление с точки зрения логики. В магловском мире образование, вода, электричество и санитария были заботами общества и необходимостью для цивилизованного уровня жизни. В волшебном мире были важные задачи, которые волшебник не мог решить самостоятельно: разведение драконов в резервациях, что давало сырьё для ремёсел и зелий, оставаясь при этом незаметным для маглов. Или обеспечение исполнения закона и гражданское правосудие. Том считает, что он один из них, но это не так. Мы люди, а не автоматоны: даже люди, которые редко собирают компании других, ищут своего рода сообщества. — Я не верю, что это именно магическое сообщество, к чьему уважению искренне стремится мистер Риддл, — подметил мистер Пацек, задержав взгляд на ней, словно бросая ей вызов противопоставить его словам её собственные. — Том не делает… — начала Гермиона, с трудом подбирая подходящий ответ. — Том не…***
— Хорошо сказано, Том! — ликовал профессор Слагхорн, выпивая остатки своего напитка за Тома. — Том не… — бормотала Гермиона, глубже зарываясь в свою подушку. — Том не что? — спросила подушка голосом Тома. Гермиона проснулась. — Что..? — сонно пробормотала она, потирая глаза. — Ты сказала: «Том не», — а затем остановилась. Что ты говорила обо мне? Подушка оказалась Томом Риддлом, а точнее его плечом: она уснула посреди истории Слагхорна и проснулась с красным отпечатком вязки джемпера Тома на своей щеке, что сочеталось с её ярко-красным румянцем остального лица. Эта краска упрямо отказывалась уходить, когда Том распутывал её волосы, застрявшие в его блестящем значке старосты. — Ничего, это был просто сон, — прошептала Гермиона, глядя на профессора Слагхорна по другую сторону стола, который повернулся ответить на вопрос одного из старших старост Слизерина о магической фауне в охотничьих угодьях и насколько легко было бы получить сезонное разрешение на охоту от Департамента регулирования магических существ Министерства. Слагхорн ей подмигнул. — О нет, он только что подмигнул. — Не двигайся, — прошипел Том, открепляя значок от мантии и вытаскивая волосы из застёжки. — И не смотри на него. — Он не подумает, что мы..? Мне сказать что-нибудь или притвориться, что ничего не было, как в прошлый раз… — Уже слишком поздно, — вздохнул Том. — Теперь я буду слушать о «нашей дорогой мисс Грейнджер» до конца года. Следующие три года, скорее всего. — Ты же просто меня разбудил. — Ты выглядела уставшей. Ты училась допоздна? — Расписания повторений не напишут сами себя, Том. — Пф-ф, — фыркнул Том. — Как будто ты не получишь «превосходно» по всем предметам, если тебя не посадить за экзамены прямо здесь. — Письменные — да, — сказала Гермиона. — Но там же ещё практические части. Я больше всего переживаю о защите от Тёмных искусств. — Ну, у тебя есть я, — сказал Том, пристёгивая значок на место на груди и используя это движение, чтобы наклониться к ней поближе и прошептать на ухо. — И у меня есть кружок по «домашней работе над защитой от Тёмных искусств». То, как он это сказал, показалось Гермионе зловещим. — Это твой слизеринский клуб? — спросила Гермиона, вспомнив, как мальчишки из Слизерина на их курсе обступили Тома, когда профессор Меррифот велела классу выбрать партнёров для отработки заклинаний. Мальчики, которые окружали Тома во время каждого приема пищи в Большом зале, причем их рассадка мало чем отличалась от того, как дюжина или около того фаворитов окружали профессора Слагхорна в его личном купе. — Я не из Слизерина. Я никому из них не нравлюсь. Тогда в Хогсмиде, когда мы столкнулись с Лестрейнджем и Эйвери возле почты, они назвали меня… — Я позаботился об этом, — перебил Том. — У этого выступления не будет повторений. «И чего-то ещё». Это не было сказано, но чётко подразумевалось.***
Гермионе нравилось быть старостой. Когда она была младше, другие дети называли её «любительницей покомандовать», потому что она говорила им, что у них грязь на носу или развязаны шнурки. Теперь, когда у неё был значок старосты, она могла говорить то же самое, но это слово, «командовать», никогда не слетало с их губ. Они называли её ответственной, и она начала понимать, почему Тому так хотелось авторитета своих товарищей, пусть она и не одобряла того, как он использовал власть. Для Тома быть старостой означало подтасовывать карты в своём общении со слизеринцами. Его однокашники знали, что Том может оставить звезду квиддича после уроков или он мог амнистировать их за проступок: в его власти было изменить график наказаний, чтобы ни один игрок не пропустил ни одной тренировки. В Рейвенкло ситуация отличалась от сети сделок и одолжений Слизерина. Статус старосты Гермионы облегчал жизнь, когда люди делали то, что им говорили. Она могла попросить студентов собрать свой мятый пергамент и отнести его в урну, вместо того, чтобы сминать его в шарики и бросать через плечо или, ещё хуже, пытаться испарить его с заклинанием, которое они выучили лишь неделю назад, отправляя комки пергамента летать по всей Общей гостиной. Когда они брали книгу в библиотеке, она могла заставить их поставить её на своё место, когда они с ней заканчивали, а не оставлять на ближайшей к столу полке — «Руководству по дендропрорицаниям» было не место в том же разделе, что и «Альманаху простых домашних снадобий». Том-староста использовал авторитет как инструмент, в то время как Гермиона-староста нашла способ использовать свой более ответственно. То ли значок внушал доверие ей, то ли доверие ей заслужило ей этот значок. В любом случае, одно усиливало другое, и теперь Гермиона могла подойти к столу преподавателя древних рун после уроков и попросить подписать записку о том, что она может взять ту или иную книгу из запретной секции, и она её получит. У значка была великая сила, но она брала выгоду от неё в меру. Она просила записку, чтобы одолжить дорогие, только вышедшие из печати тома, которые она не могла найти или позволить себе по каталогу совиной почтой. Она не погружалась в самые тёмные из Тёмных искусств. Библиотекарь тщательно проверяла каждую профессорскую записку и книгу из закрытой секции, которые проходили через её стол, и записывала, кто что взял. Гермиона не умела заговаривать зубы, как Том, поэтому осмотрительность была разумной мерой. В свою очередь, Том мог бы объяснить, зачем он изучает незаконные заклинания для убийств. Когда Том оправдывал своё любопытство ничем иным как академическим интересом, взрослые просто верили ему на слово. Гермионе не хватало его умения — и его склонности — к увиливаниям, она ограничивала себя таинственными, но достаточно безобидными книгами, «Интеллектуальное воздаяние» и «Элементы рунического зачаровывания». Первая книга представляла собой обзор обычных заклинаний, используемых исследователями и учеными — теми, кто хотел защитить свои разработки до тех пор, пока они не опубликуют их или пока не смогут передать их своим преемникам. До того как формальное обучение стало основным средством магического образования, молодые волшебники и ведьмы жили в домах своих наставников, подобно современным программам ученичества. Волшебники берегли свои секреты, и даже в настоящее время изобретённые заклинания нельзя запатентовать, как магические изобретения, поэтому магические секреты и техники очень тщательно скрывали. Даже в современную эпоху учебники и периодические издания были защищены анти-дублирующими сглазами, чтобы предприимчивый волшебник не мог обмануть авторов и издателей, чей заработок зависел от количества продаж. За время зимних и летних каникул она выучила наизусть части учебников, которые не могла взять в Хогвартс — отчасти потому что не хотела, чтобы их конфисковали, а отчасти потому что не хотела, чтобы Том узнал, что они у неё есть. Она написала страницы заметок и оставила их в зачарованном книжном шкафу дома, но она хотела продолжить исследование, пока была в школе и имела доступ к запретной секции. Она также дошла до точки, что могла запомнить лишь некоторую часть информации, продолжая добавлять новую. Её обычная техника организации заключалась в скоординированных по цветам заметках, разделённых по темам с алфавитным перечнем сносок в конце каждой секции, и её пальцы чесались от того, что ей надо было держать заметки в голове — но она не рисковала хранить потенциально опасные исследовательские записи в Хогвартсе, потому что, если она сама была достаточно благоразумна, чтобы избежать искушения, когда оно оказывалось в пределах её досягаемости, то Том — нет. Заклинания в этих книгах гарантировали Гермионе её приватность, потому что она не хотела, чтобы Том совал свой нос в то, что ему не принадлежит. Том не видел ничего дурного в том, чтобы читать через плечо, когда они занимались вместе: он считал, что был полезен, когда комментировал структуру её сочинения или надёжность её источников. У него было расплывчатое понятие о частной собственности, и хотя он знал, что было слишком рискованно «одалживать» вещи у своих соседей по спальне, он расценивал информацию игрой без ограничений. На учебниках в библиотеке были антикопировальные чары, чтобы студенты не могли жульничать на школьных эссе, но Том обходил это, начитывая куски текста своему Самопишущему перу. С этими мыслями Гермиона начала свое первое знакомство с магическим зачаровыванием. На уроках она научилась уменьшать учебники так же, как это делали владельцы магазинов в Косом переулке. Уменьшающие чары не были постоянными — заклинание действовало несколько дней, после чего растворялось, или столько времени, сколько требовалось покупателю, чтобы принести покупки домой и снять обёрточную бумагу. Это было одно из самых распространённых и удобных заклинаний, и его часто использовали в качестве постоянных чар для премиальных багажа и мебели, например для переносных трибун и павильонов, продаваемых зрителям квиддича. Она хотела насытить обычное заклинание прочностью чар, и здесь её вдохновили записки, которые на её глазах передавали за обедом и под столами на занятиях — студенты, сдавшие контрольные на объединённых занятиях Гриффиндора и Слизерина, часто обменивались ответами с группой Хаффлпаффа и Рейвенкло, у которых был этот предмет позже в тот же день. Гермиона конфисковала несколько таких, и зачастую это было простое заклинание Сокрытия, которое превращало листок с ответами в пустую страницу пергамента, пока кто-то не применит к нему Фините или Ревелио. Она отклеила обложки и переплёт блокнота для заметок, который собиралась использовать в качестве учебного ежедневника, соскоблила клей ножом для зельеварения и начала выписывать на внутреннем переплёте ряд рун: секретность, скрытность, маскировка, безопасность, стабильность и постоянство. Интересным в зачаровывании было то, что, хоть это и занимало много времени, оно было более гибким, по сравнению с использованием такого же заклинания с волшебной палочкой. Если она призывала палочкой цветок и визуализировала розовый тюльпан, она получала розовый тюльпан. Если она зачаровывала цветочный горшок на производство цветка с розовыми лепестками и однодольными листьями, она могла получить розовую орхидею вместо тюльпана, а если ей хотелось больше разнообразия, она могла дополнить руны указаниями тёмно-розовых лепестков, которые выцветали в белый и вызывались со скоростью одного цветка в день и двух по четвергам. Это напоминало Гермионе перфокарточные табуляторы, в которых набор инструкций для машин был закодирован по частям — в её случае, ответом было не решённое уравнение, а созданная магия. Она выписала длинный список условий строками фрагментарного футарка: её инструкции были грубо переведены с английского, снабжены сомнительными грамматическими падежами и не обладали поэтическим изяществом оригинальной Эдды. Но цель была ясна, а это в магии важнее всего: она хотела предотвратить использование копирующих чар и скрыть истинное содержимое планировщика до тех пор, пока палочкой не будет нанесён определенный рисунок на переплёт. Эту идею она скопировала с зачарованных замкóв, используемых в хранилищах Гринготтса, которые можно было открыть, только если уполномоченный сотрудник прикоснётся пальцем к определенным точкам на замкé. Без узора внутренняя часть планировщика напоминала обычный секретарский ежедневник: в нём были отмечены дни недели, напечатанные и размеченные аккуратными квадратными секциями. Когда она всё склеила обратно, он выглядел немного бугристым, а обложки были немного перекошены, но всё работало, как надо. Она даже могла продолжать использовать его как ежедневник, чтобы записывать домашние задания и сроки возврата книг в библиотеку. В своём новом ежедневнике она записала дату первого собрания года кружка для работы над домашними заданиями Тома: воскресенье, 27 сентября. Она не знала, чего ожидать. Парты, и книги, и занятия? Группу людей, читающих заданные главы в учебнике по зельеварению? Тома, стоящего за пыльным пюпитром в заброшенном кабинете, спрашивая по очереди, какой у них ответ на восьмой вопрос в последнем домашнем задании по трансфигурации? Она получила полдюжины мальчиков без мантий, с распущенными галстуками и закатанными рукавами рубашек, что было самым расслабленным видом, который она когда-либо встречала у студентов Слизерина: за их факультетом ходила репутация самого требовательного к соблюдению школьной формы. Она узнала нескольких мальчиков с общих занятий: Теодора Нотта, с пепельно-коричневыми волосами, тощего и бледного, как Том зимой, но если у Тома бледность была аристократичной, то Нотт, напротив, выглядел тусклым и пастозным. Он был мальчиком, чей отец, Кантанкерус Нотт, написал «Справочник чистокровных волшебников». Себастьяна Розье, который разделял свои волосы на чёткий пробор посередине и зализывал волосы маслянистым, сияющим бриллиантином — она запомнила его тем, кто вместо внимания уроку нумерологии высчитывал ставки квиддича на задней парте. Иэна Эйвери — грубого мальчика, с которым встретилась в Хогсмиде около года назад, чьи тонкие губы, казалось, вечно растянуты в презрительной усмешке, — он платил Тому за выполнение домашних заданий с самого начала первого курса. Там было два других мальчика, которых она не узнавала. Один был крепко сбит, у него были густые каштановые брови и тёмная тень щетины вокруг подбородка, его рукава были закатаны, открывая блестящую розоватость заплаток свежей заново выращенной кожи на запястьях и предплечьях. У другого мальчика были серые глаза и чёрные волосы, которые дорастали ниже его ушей, что было длиннее, чем разрешала любая порядочная магловская школа студентам мужского пола. Сейчас перед ним стоял Том, который, в отличие от остальных мальчиков, был одет в полную школьную форму, несмотря на воскресный день. Центральная часть класса была освобождена от парт, которые были отодвинуты к дальним стенам и использовались остальными мальчиками в качестве сидений. Они с интересом наблюдали, как Том произносит заклинание за заклинанием в сторону другого мальчика. Судя по цвету заклинаний и движениям палочки, это было Флиппендо, но Гермиона никогда не видела, чтобы кто-то накладывал его подряд так быстро — одна голубая вспышка света была в воздухе, когда кончик палочки Тома уже светился, готовясь вызвать ещё одну. Том выглядел почти скучающим к тому моменту, когда отправил палочку противника в полёт из его руки, где она покатилась под кучу стульев у входа в класс. — У тебя слабая защита, Блэк, — сказал Том, призывая потерянную палочку и передавая её обратно владельцу. — В следующий раз прими боковую стойку и собери ноги — всегда подставляй свой бок, а не грудь, и тогда ты будешь меньшей целью. И у тебя неравномерный щит. Покажи мне, как ты его вызываешь. Другой мальчик, должно быть, был членом зажиточного и преуспевающего семейства Блэк, несколько из которых ходили в Хогвартс. Гермиона вспомнила, что видела Лукрецию Блэк в вагоне старост в качестве старосты шестого года, а её брат (или это был кузен? В чистокровных семьях было так сложно знать наверняка) Альфард Блэк был ловцом в слизеринской команде по квиддичу. Было несколько других, например, малыш, который начал учиться в этом году, и, ни к чьему удивлению, его распределили в Слизерин. Была ещё одна противная шестикурсница, у кого был самый раздражающий смех, по звуку напоминавший последний вздох умирающего осла. Гермиона слышала его больше, чем ей бы хотелось, пока она мирно занималась своими делами в кабинке туалета. Блэк сжал свою палочку рукой с побелевшими костяшками пальцев и вызвал Щитовое заклинание: — Протего. Как и полагалось Щитовому заклинанию, оно было невидимым, лишь показываясь под натиском другого заклятья. Том отправил в его сторону три Флиппендо: одно вверх вправо, одно вверх влево и одно вниз по центру, на уровень колен. Щит подсвечивался синевато-белым, впитывая сглазы по краям и показывая, что у него была продолговатая неправильная форма, ярче и сильнее справа от Блэка, чем слева. Несбалансированный щит. — Экспеллиармус! Красный луч — и щит замерцал ярче прежнего, а затем лопнул как мыльный пузырь, и палочка Блэка снова покатилась по полу. — Всё ещё неровный, — заметил Том, взмахивая палочкой и непринуждённо призывая палочку Блэка в свою руку. — Твоё движение палочкой было правильным, но что насчёт твоей визуализации? Блэк внимательно нахмурился: — Однородная полусферическая конструкция, твёрдая консистенция и безупречная поверхность… — Хм-м, — сказал Том, прокручивая палочку Блэка сквозь пальцы и изучая гравировку на ручке, — это же метод Слинкхарда? Слово в слово. — Да, — сказал Блэк, пожав плечами. — Это из учебника. — Ну, я знаю, что это работает, если делать правильно. А ты не делаешь — я вижу, что ты недостаточно сильно концентрируешься. Ты смотришь на меня и за тем, что я делаю, и не обращаешь достаточно внимания на свои собственные заклинания. Ты так же слишком сильно фокусируешься на своей ведущей руке, руке с палочкой, и оставляешь левую сторону открытой, — Том вернул ему палочку и поднял свою. — Давай попробуем ещё раз. Они попробовали. Снова. И снова. И снова. Палочка пролетела через комнату и ударилась о чёрную доску, и вскоре Том начал терять терпение, поэтому настала очередь Блэка ударяться о парты. Гермиона очутилась ближе и наложила Щитовое заклинание, чтобы отразить Флиппендо, которое было таким сильным, что стало глубокого цвета индиго вместо стандартного ярко-синего. Оно бы пробило хлипкий щит Блэка насквозь. Гермиона прекрасно понимала, что нелегко сосредоточиться, когда на тебя смотрит разъярённый Том Риддл с палочкой, направленной в твою грудь. — Хватит! — закричала Гермиона, и её собственный щит замерцал синим цветом и задрожал, отбрасывая сглаз Тома обратно в его сторону. — Это же не работает с ним, ты что, не видишь? — Он недостаточно фокусируется, вот почему, — резко ответил Том, отступая в сторону от отражённого проклятья. Он опустил руку, его ноздри раздувались. — Это обычный метод из учебника: он должен работать у всех, кто выполняет его правильно. Как ты, очевидно. — Дай мне попробовать, — сказала Гермиона, жестами подзывая Блэка выйти вперёд. — Есть ещё один способ вызывать Щитовое заклинание. — Цитирование учебника для него ещё раз не поможет, — Том сложил палочку в карман и разгладил мантию, которая едва ли помялась в дуэли. — Уж я-то знаю — я пробовал. — Я не буду пользоваться учебником, — твёрдо сказала Гермиона. Она изучила «Защитную теорию» Слинкхарда вдоль и поперёк, но ей тоже с трудом давались инструкции из учебника по наложению Щитового заклинания. В этом она не отличалась от Блэка, из которого сочились разочарование и неудовлетворение, что делало каждый последующий вызов заклятия ещё труднее, ведь она всё дальше и дальше уходила от абсолютной уверенности, необходимой для того, чтобы заставить магию существовать. Проблема была в подходе: книга советовала визуализировать твёрдый, несгибаемый барьер, который будет отражать входящие заклинания, с акцентом на то, чтобы каждая точка, находящаяся в зоне действия щита, была прочной и последовательной. Теоретически это, конечно, работало, но настроить свой разум на такой идеальный, структурированный уровень мышления в разгар дуэли было более чем высоким требованием. Летом она попросила совета, устав от повторяющегося цикла борьбы и неудач — хотя её собственные попытки и не включали в себя отскакивание от стопок классной мебели. Она помнила, как летом второго года обучения Том улучшил свое заклинание Инсендио настолько, что «Стандартная книга заклинаний» даже не предполагала, что это возможно. Она все ещё верила, что школьные учебники работают так, как должны — они действительно работали, иначе их бы не издавали и не продавали студентам. Но к этому времени она поняла, что это не единственное решение, а лишь одно из многих. Визуализация, она выучила, была ключом для создания правильного магического намерения. Было больше одного способа достичь нужной умственной концентрации, необходимой для вызова заклинания. К тому же, движения палочкой и произнесение заклинания, которые их учителя вбивали в студентов через каждый урок, были необязательными для высококвалифицированных волшебников. Но если Гермиона, которая с трудом справлялась с практической частью защиты от Тёмных искусств — наступательной частью учебной программы и всем, что связано с выносливостью, прыжками в воду, уклонением и общей физической подготовкой, — могла отразить атаку Тома с Щитовым заклинанием, то и Блэк сможет. — Без учебника? Теперь мне любопытно, — сказал Том, подняв брови к краю волос. — Ну, давай. Покажи мне, что кто-то ещё здесь знает, что делает. Гермиона повернулась к Блэку, который недоверчиво посмотрел на неё, а затем на мальчиков, развалившихся на партах у двери. Он беспомощно пожал плечами. — Эм, — начала Гермиона, подходя к месту, где стоял Блэк. Она отметила свой шестнадцатый день рождения полторы недели назад — она получила коробку сконов с розами от соседок по спальне, купленных в чайной в Хогсмиде, и купон на подписку «Протоколов заседаний Визенгамота» от Тома, что, по его словам, было самым скучным периодическим изданием Волшебной Британии. (Оказалось, что они так же идут под авторством Самопишущего пера, поскольку все имена выступающих были написаны фонетически, а на последней странице типография добавила ряд сносок, чтобы объяснить, кто есть кто). Она знала, что она была самой старшей студенткой всего курса. Но все мальчики уже переросли её в росте — даже Блэк, который учился на год младше, был на полголовы её выше. Сложно было изображать авторитет, как это делал Том, когда ей приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть им в глаза. — Смотри, — она легонько похлопала его по плечу, затем по локтю. — Расслабь плечи. Опусти руку, согни локоть. Не сжимай палочку так сильно — ты не пытаешься её задушить. Расслабься. Теперь закрой глаза. Да, я сказала, закрой глаза. Эм, — она продолжила, нервно прочищая горло. — Сейчас прозвучит глупо, но это помогает мне. Представь, что ты на тропическом острове где-то в южной части Тихого океана с белым песком, и кокосовыми пальмами, и круглой лагуной прямо посередине, — её слова были нерешительными и неловкими, и она произносила их по памяти, вспоминая, как мистер Пацек произносил очень похожую речь на своём английском с акцентом, полном ротовых трелей и резких согласных. Это было едва ли лучше, чем чтение по учебнику, но по мере того как она говорила, её слова постепенно обретали уверенность. Это идеальная лагуна с прозрачной синей водой, никакой ряби, поверхность гладкая, как стекло. Во время шторма — дикого, ревущего тайфуна, который переворачивает корабли и вызывает волны в сорок футов, — маленькому острову грозит затопление. Но эта круглая лагуна работает как волнорез. Волны разбиваются, ветер воет, а вода поднимается, и поднимается, и поднимается, но лагуна впитывает всё, что идёт в её сторону. И когда шторм стихает, лагуна и остров всё ещё там, целые и невредимые, а вода ещё синее и чище, чем прежде. Это не жёсткий барьер, он никогда и не был жёстким. Его сила была в его устойчивости. А теперь, — сказала Гермиона, слегка подталкивая локоть Блэка, — призови свой щит. Блэк вздохнул и поправил ступни: — Протего! «Том», — беззвучно произнесла Гермиона, отползая в сторону и подальше оттуда, зная, что произойдёт следом. Вспышка — вспышка — вспышка — вспышка. Синий, синий, красный, белый, красный. Гермиона следила за движениями палочки, потому что Том работал невербально. Похоже, он достаточно хорошо владел Флиппендо, чтобы несколько сократить движения: от полного погружения рукой, взмаха и росчерка, которые они изучали ещё на первом курсе, до легкого подёргивания запястья, которое экономило энергию и позволяло ему сразу перейти к следующему заклинанию. Ещё одно Флиппендо, Разоруживающее, что-то белое, что она не узнала, и последнее, глубокого, насыщенного красного, с точным колющим движением палочки, которое она видела на схеме в учебнике по защите от Тёмных искусств этого года, но никогда не выполняла сама. Это было полноценное заклинание Оглушения, которому их ещё не учили на уроках. Первые четыре заклинания растворились в щите Блэка, мальчик сжимал зубы от шипящего звука, который он издавал при соприкосновении, но последнее Оглушающее его разбило, красные трещины расползались по полукуполу щита. Сила заклинания была поглощена, но трещины зияли, освещённые угасающим красным светом, который мерцал и уменьшался до сумрачно-розового. Рука Блэка дрожала от усилий, приложенных к такому долгому удержанию щита, а потом натиск закончился, и Гермиона с облегчением втянула воздух: она поняла, что задерживала дыхание всё время демонстрации. Блэк опустился на колени на пыльные камни, его правая рука безвольно упала, а левая поднялась, чтобы вытереть пот с бровей и откинуть чёлку с глаз. — Наконец-то, — сказал Том, у которого даже не сбилось дыхание от магических усилий. — Теперь когда ты научился заклинанию на уровне С.О.В., тебе осталось убедиться, что ты его не забудешь, когда дойдёшь до экзамена. — Не нужно быть таким немилосердным, Том, — вздохнула Гермиона. Она наклонила голову к Блэку. — Ты успешно наложил заклинание пятого курса, а ведь ты перешёл на четвёртый всего несколько недель назад. Я горжусь тобой. Том тоже, только он не знает, как это сказать, поэтому я буду говорить за нас обоих… Она демонстративно проигнорировала бурчание Тома: — Какая разница. —…И скажу, что это изумительное достижение, а также очень практичное, ведь у тебя теперь, по сути, иммунитет от Пивза и любого гриффиндорца, кто запасётся петардами на чемпионат по квиддичу. Гермиона сияла и помогла Блэку подняться на ноги. — Где ты этому научилась? — спросил Блэк, отряхивая грязь с колен брюк. — Со своим наставником летом, — сказала она. — Он учился в Дурмстранге. Выпуск тридцать-четвёртого. — Да? — Блэк наклонив голову, его серые глаза светились любопытством. — Поэтому Риддл пригласил тебя в группу? Я Орион Блэк из рода Блэков. Альфард старший из нас в школе, но он в младшей линии, конечно же. Он протянул ей руку, и, решив, что он хочет её пожать, Гермиона приняла её. К её удивлению он поднял её руку к губам и поцеловал воздух над её костяшками. Гермиона почувствовала, как теплеют её щёки. Она знала, что чистокровные волшебники и самые большие традиционалисты не контактировали с магловским миром, и поэтому отставали от современных социальных обычаев. За этой причудой магической жизни она наблюдала с интересом, но лишь издалека, поскольку была маглорождённой и редко общалась с другими студентами вне школьной работы или дел, связанных со старостами. Но она замечала, что мальчики, выросшие в таких семьях, посылали записки совиной почтой или оставляли визитные карточки на партах девочек, если хотели проводить их в Хогсмид, а девочки жаловались на то, что шерстяные форменные юбки длиной до колена выглядят пошло, с нежностью вспоминая времена их матерей в двадцатые годы, когда юбки были длиной до середины голени. Она определённо не пыталась пробиться в круги богатых волшебников-традиционалистов, которые, как известно, были такими же снобами, как и все лондонские светские дамы, живущие в городе только на время «сезона». — Я… Я Гермиона Грейнджер. Староста Рейвенкло пятого курса. Я здесь, потому что это группа для работы над домашними заданиями, — сказала Гермиона, всё ещё краснея, — и я единственная в нашем году, кто может тягаться с отметками Тома. — Риддл разрешает тебе называть его по имени? — спросил Блэк, он задумчиво нахмурился. — Он не говорил мне, что нельзя, — сказала Гермиона, размышляя, чем занимались Том и его «друзья», когда её не было рядом. Она понимала, что мужчины были более формальными, чем обычно, когда оказывались в смешанной компании, какой она стала с её приглашением, но она не знала, как далеко простиралась эта формальность среди чопорного, консервативного контингента Слизерина. Если это было чем-то похоже на происходящее в магловских элитных институтах «старичков», где издевательства были учреждены в обрядах посвящения, она не была уверена, что хотела бы знать. — …И он также говорит, что пора возвращаться к работе, — перебил Том. — Кто следующий? Розье? Я припоминаю, что в прошлом году ты пытался компенсировать свои слабые заклинания защиты умелой работой ногами. Надеюсь, ты тренировался летом, потому что теперь пора доказать, что ты можешь избежать Спотыкающегося сглаза. Розье простонал. Блэк нашёл место среди остальных мальчиков, которые похлопали его по спине и взъерошили его потные волосы. Том замахнулся палочкой, сделав секундную паузу, и его взгляд упал на Гермиону. Он одарил её довольной улыбкой: — Хочешь попробовать? На занятиях тебе так и не удалось догнать мою скорость вызова заклинаний. Не хочешь дать Розье шанс побороться? — Только Спотыкающийся сглаз? — Пока. — Пока? — Тебе всё ещё придётся научиться вызывать Оглушающее к С.О.В., — сказал Том, на полную мощность включая своё «разумное лицо», которое было лишь в нескольких застенчивых улыбках и одном взмахе ресниц от его «заискивающего лица». — Разве ты здесь не поэтому? Это самый лучший способ набраться опыта к практической части экзамена — выступать в сложной ситуации. Придётся поработать над собой. — Ладно, — сдалась Гермиона. — Я хочу, чтобы ты стоял сзади наготове вызвать Амортизирующие чары, если ему понадобится. — Ему не нужно, — сказал Том, но прежде чем рот Гермионы успел открыться для спора, он добавил. — Но ладно, я сделаю, как ты хочешь. Под конец встречи Гермиона почувствовала, что достигла хороших улучшений в своей работе с заклинаниями. Несмотря на то, что как инструктор Том был неумолим и безжалостен, он также был очень успешен в обучении других. У него был намётан глаз на слабости, показывая, где их можно исправить или уравновесить сильными сторонами человека. Она не могла зайти так далеко, чтобы назвать его справедливым — качество хорошего учителя, которого ему явно не хватало. Гермиона заметила, что Том относился к ней лучше, чем к другим участникам группы: он разделил всех на пары и взял её в свои личные партнёры для дуэли, тратя время на разговоры с ней, в то время как с остальными он только обсуждал темы, касающиеся тренировок. Он дал ей советы по нескольким традиционным стойкам для дуэли, отчего он стоял к ней достаточно близко, чтобы исправлять углы плеч и бёдер — чего она не видела, чтобы он делал для кого-то ещё. После мальчики ушли, чтобы помыться и переодеться к ужину. Они с Томом остались позади, убирая беспорядок. Том стирал пыль и грязь, смывая следы пота и ожогов с пола, его бытовые чары были грациозными и непринуждёнными. Гермиона починила сломанные стулья и парты, её движения палочкой были и близко не такими плавными, как его, а в последние недели она много тренировалась, помогая первокурсникам — многие из них не знали, как собирать сундуки, и большое количество учеников приносили ей сломанные рамки для фотографий и будильники с автозаводом. — Тебе понравилось? — спросил Том, когда они остановились осмотреть результат проделанных трудов. — Это было… Интересно, — честно ответила Гермиона. Она никогда раньше не встречалась с таким количеством слизеринцев в закрытом пространстве. На занятиях она сидела с другими рейвенкловцами, и даже на общих занятиях единственным слизеринцем, с которым она разговаривала, — единственным слизеринцем, с которым разговаривало большинство людей с других факультетов, — был Том, чья репутация услужливости лишь росла после того, как он стал старостой. — Но я думала, что в твоём кружке будет больше людей. — Трэверс поливает четвёртую теплицу для Бири — мы не смогли вытащить его оттуда, — сказал Том. — А Лестрейндж на тренировке по квиддичу. Это всё равно была неплохая явка, если ты собираешься остаться — в начале следующего семестра мы пройдёмся по теории из учебника. — Думаю, я могла бы, — Гермиона села на одну из очищенных парт и начала теребить край своей юбки. — Они уважают тебя, Том. Я не ожидала этого. — С чего бы им не уважать? А ты нет? — Ну… — начала Гермиона. — Я — да, но ты мне нравишься. Я не думаю, что у них это есть, не по отношению к тебе. Я вижу, что они ближе друг с другом, чем с тобой. Это ощущается как разница между армейским офицером и призывниками: чем больше ты доказываешь, что можешь их научить, тем больше растёт дистанция. Том, если ты начал эту группу, чтобы попытаться завести нескольких настоящих друзей в Хогвартсе до выпускного, вместо того, чтобы иметь охапку «друзей», — Гермиона сделала особый нажим на это слово, — я… Я боюсь, что этого не произойдёт. — Серьёзно, ты переживала о том, сколько у меня друзей? — Том рассмеялся и сел подле неё, парта заскрипела под их общим весом. — О, Гермиона. Тебе совсем не нужно об этом волноваться. Они мне не нужны, и я не пытался коллекционировать «друзей». Тебя мне более чем достаточно. — Я думала, мы не были друзьями, — сказала Гермиона, вспомнив первокурсника Тома, который называл своих одноклассников по факультету бесхребетными выродками. Тот Том сказал ей, что дружба, как концепция, была глупой и бессодержательной. — Конечно, нет, — заметил Том, подавая ей руку. — Мы гораздо больше этого. Могу ли я теперь сопроводить тебя на ужин? — Это ведь не потому, что Орион Блэк поцеловал мою руку до этого? — спросила Гермиона. — Тебе не нужно изображать из себя джентльмена-денди, чтобы соответствовать им. — Это потому что Сидони Хипворт пытается ходить за мной по пятам, если не кажется, что я посреди разговора с кем-то ещё, — сказал Том, открывая для неё дверь и запирая её за ними, наложив сглаз на дверную ручку, чтобы обычное Алохомора не могло её открыть. И потому что мне этого хочется, — добавил он, со своей извечно благодушной улыбкой. — Ты должна была заметить, что я теперь староста… А это значит, что я могу делать всё, что захочу.