Одного поля ягоды / Birds of a Feather

1945 Том дал ей кольцо за завтраком. Он придержал ей место за столом Слизерина, рядом со своим, конечно. Он положил салфетку на её пустую накрытую тарелку, а сверху расположилось кольцо. Ни слишком тонкое, ни громоздко большое, оно было простым и крепким обручем отлитого серебра с крошечной гравировкой рун, оборачивающейся по внутренней стороне над выделяющимся клеймом изготовителя, «АШ». Том наблюдал, как она изучает кольцо с бесстрастным выражением лица: — Ну? Не собираешься надеть его? — Я просто смотрела на гравировку. Что на нём за чары, ты знаешь? — Гермиона держала кольцо перед собой, позволяя свету падать на рунические фразы. — В качестве полезного напоминания, — подсказывал ей Том, — кольцо надевают на левую руку. — Ладно, Том, — сказала Гермиона. Она надела кольцо на безымянный палец левой руки. Оно казалось ей маловатым, но без усилий налезло на неё. — О, смотри, идеально село. Это странно. Оно почти кажется… тёплым. — Должно быть, это чары, — сказал Том. — На этикетке было написано, как же там… Прочность. Ты можешь носить его на зельеварение и травологию и не переживать о том, что оно поцарапается. Подбор размера. Должно быть, оно нагревается, чтобы расшириться под окружность твоего пальца: удобно, когда ведьма в положении, и её пальцы распухают. И последнее, Всегда на месте. Если ты снимешь его или потеряешь, оно найдёт дорогу к тебе. Ловкая работа, а? Я знал, что такого рода кольцо гораздо лучше реликвийных украшений, которые остальные постоянно мне навязывали. Это кольцо нельзя передать невесткам или родственникам, потому что оно рассчитано на одного и единственного владельца. Кольцо на всю жизнь, не реликвия. Тебе суждено носить его всю оставшуюся жизнь. — Том, — сказала Гермиона, — от тебя это звучит так зловеще. — Правда? — сказал Том. — Я лично доволен этим. Ты будешь моей женой, каким мне ещё быть, кроме удовлетворённым? — он подбадривающе похлопал её по плечу. — Не волнуйся, Гермиона. Ты можешь снять кольцо, если захочешь. Оно не вплетётся в твою плоть или вроде того. Ещё одна хорошая причина против покупки реликвийного кольца — это гарантированно новое и без странных проклятий, оставленных прошлым владельцем. Я бы не подарил тебе какое-то поношенное после чьего-то неудавшегося брака. Это было бы ужасным предзнаменованием для нашего благословенного союза. — Что ж, Риддл и Ante-Риддл, — сказал Нотт, — вы уже выбрали дату? Традиционно волшебники используют календарь небесных светил, чтобы объединить два астрологических дома. Но самые неожиданно благоприятные времена года — обычно весна и лето. Иногда ранняя осень, если хочется добавить немного, ах, ритуальной магии фертильности. — Это должно быть после окончания школы, — сказал Том. — Чем скорее, тем лучше, я считаю. Я думал о декабре, чтобы отметить день нашей десятилетней годовщины вместе, — так мы никогда не забудем нашу первую встречу. Раз это через полгода, это даст нам время написать нашим семьям и объявить радостные новости. Гермиона, тебе стоит сказать маме как можно скорее. Ей нужно как можно больше времени, чтобы привить себе теоретическую идею об этом, прежде чем ей придётся встретиться с реальностью. Что касается меня, моя семья уже знает мои намерения, поэтому мне не придётся объяснять свои решения дальше, чем: «Да, я попросил руки; да, она сказала 'да'; и нет, нам пока не нужна детская». — Декабрь! — воскликнула Гермиона. — Разве это не слишком скоро? Нет смысла торопиться. Сейчас 1945-й, не Средневековье. Нам не нужно спешить как можно скорее, потому что единственная альтернатива быстрой свадьбе в юном возрасте — остаться навсегда на полке. Волшебники могут жить веками. Почему ты в такой спешке, чтобы жениться, Том? Тебе только восемнадцать! — Потому что я знаю, что могу прожить столетия, — сказал Том. — И я уже решил, что я хочу провести эти столетия возле тебя. Я просто не вижу смысла откладывать неизбежное. Мы собираемся провести это время вместе, в браке или без, и я бы предпочёл, чтобы мы были женаты, — он выразительно посмотрел на неё. Нотт закашлялся, и чай потёк по его подбородку в тарелку с яйцами. Он быстро схватил салфетку, чтобы прикрыть лицо. Трэверс вежливо прочистил горло. — Что? — сказал Эйвери с полным ртом бекона. — Что я пропустил? Лестрейндж поводил бровями, взглянув на Гермиону, затем на Тома. — О, — сказал Эйвери. — Что ж. Это правильно и порядочно, совокупление под крышей супружеского дома. В чём тут позор? Лицо Гермионы покраснело, она могла чувствовать жар до кончиков своих ушей: — Завтрак — ни время, ни место для таких обсуждений. — Почему нет? — сказал Том, его улыбка была ласковой и бесхитростной. — Я не сказал ничего неподобающего — ты предположила обратное? Как недобро с твоей стороны, Гермиона. Я ожидал лучшего от старосты школы. От Эйвери, однако, я и не надеялся чего-либо ожидать, — он утешительно похлопал её по колену под столом. — Ну-ну. Я не против некоторого бесстыдства, я уверен, что это сделает наш брак очень интересным в будущем, не так ли? Тогда давайте обсудим что-то немного более подходящее для трапезы. Как насчёт заклинания освежения уборной? Гермиона была благодарна, что он сменил тему, поэтому она вцепилась в спасательный круг, который был ей брошен: — Зачем использовать заклинание? — спросила она. — Какую пользу оно приносит сверх обычного растительного эфирного масла или выпаренного зелья уничтожения запахов, рассеянного механизмом парфюмерного распылителя? Рецепты этих зелий уже существуют для столярного ремесла и спортивной охоты, чтобы не дать выслеживаемым животным учуять людей в среде своего обитания. — Спонтанность, естественно, — сказал Том. — Никогда не знаешь, где позыв посетить уборную одолеет тебя, пока ты навещаешь друга. Было бы постыдно оставить сувенир, даже если всё остальное было смыто. Ты можешь испарить беспорядок, конечно, но как насчёт испарения запаха? Разве это не просто крошечные частички, парящие в воздухе? Решение, я полагаю, должно быть в некотором роде избранным, отфильтрованным заклинанием испарения, которое убирает крошечные количества неприятных субстанций из воздуха, не убирая сам воздух. — Да, вижу, к чему ты клонишь, — кивнула Гермиона. — Если полностью убрать воздух, ты создашь вакуум, который произведёт громкий звук, который бы ты не хотел, чтобы хозяин услышал. Не говоря уже о непреднамеренном удушении себя в закрытой комнате. Обычное испаряющее заклинание имеет дискретную предметную границу, направленную на твёрдый объект, поэтому тебе потребуется испарение, воздействующее на область, которое может удалить многие тысячи частиц объекта на молекулярном уровне. Исчезновение, как и большинство других чар, связанных с трансфигурацией, зависит от соотношения массы к силе, так что сама масса должна сделать его выполнимым для одного заклинателя… — Именно, — одобрительно сказал Том. — Проблема в том, чтобы создать заклинание и с изменяемыми границами, и с разумными энергетическими требованиями. Это будет не очень хорошее заклинание, если оно не сможет приспособиться к ванным комнатам разного размера и температуры окружающей среды или даже к выходу на улицу. Лесоповал, пикники или даже садовые туалеты с выгребной ямой — во многих деревенских домах они до сих пор есть. К этому времени глаза мальчиков Слизерина уже остекленели. Нотт, однако, ещё не успел отвлечься от технического обсуждения. Он лишь покачал головой, пробормотав: «Невыносимые», — себе под нос и продолжил есть свой завтрак. А когда прибыли совы с утренней почтой, он отступил в безопасность своей газеты, на заглавной странице которой была опубликована очередная статья о таинственном Принце Прекрасного. После завтрака Гермиону остановила в коридоре за Большим залом группа девочек из Слизерина, на несколько лет младше неё. Темноволосая девочка отделилась от остальной группы: — Доброе утро, Грейнджер, — сказала она. — Ну, он попросил твоей руки? Могу я увидеть кольцо? — Откуда ты знаешь? — с подозрением спросила Гермиона. Она мало общалась со студентами других факультетов, кроме слизеринцев из группы Тома и партнёров на групповых заданиях или в другой школьной работе. — Боюсь, я не помню твоего имени. — Друэлла, Друэлла Розье, — сказала девочка. — Ты знаешь моего брата. — О, — сказала Гермиона. — Ты, должно быть, сестра Себастьяна. Не уверена, что он когда-либо представлял нас, ни формально, ни неформально. — Да, я знаю, он такой ленивый и противный, скажи? Над его манерами нужно ещё поработать, — согласилась Друэлла. — Ну? Можно мне посмотреть на него? С некоторой неохотой Гермиона выставила свою левую руку, которую нетерпеливо схватила Друэлла и начала переворачивать то в одну, то в другую сторону: — Ох. Просто, но со вкусом. Каждый может посмотреть на Риддла и увидеть, что у этого мужчины есть вкус. Он знает значение тонкости. Лавр, вот это выбор. У него есть какая-то личная значимость, если ты не против разглашения? Согласие Гермионы на осмотр её кольца стало сигналом к тому, чтобы подружки Друэллы Розье сгрудились вокруг неё. Они гудели и бормотали в тихом пространстве в вежливой манере Слизерина, и Гермиона не могла понять, что они думали о её кольце или даже о её помолвке со старостой школы, Томом Риддлом. — Лавр символизирует честь, славу и триумф. Достижения в учёбе и атлетизме, отсюда и термин «лауреат», — объяснила Гермиона. — В ремесле волшебных палочек палочки из дерева лавра выбирают владельцев с прилежным характером и сильными намерениями. Но моя палочка из виноградной лозы, поэтому, возможно, Тому просто понравился узор, — она потянулась в карман и показала девочкам рукоятку своей палочки, вырезанную узором из листьев. — Триумф и слава — странный выбор благословения для просьбы руки и сердца, вам так не кажется? Заговорила ещё одна девочка: — Странно для обычного брака с обычным волшебником или ведьмой. Это бы показалось высокомерным. Но Риддл выше среднего. Друэлла кивнула: — И он выбрал простое украшение, без драгоценных камней, значит, он понимает границы того, что приемлемо произносить вслух, а о чём лучше шептать. Видишь, я говорила, он тонок. Слава без бахвальства. Не как корова Вальбурга! Девочки захихикали. — Ты имеешь в виду… — рискнула предположить Гермиона, — Вальбургу Блэк? Я слышала, она помолвлена с Орионом Блэком. — Да, отец Вальбурги спросил отца Ориона, поэтому они поклялись в верности, — сказала Друэлла. — Мне позволительно называть её коровой, потому что она моя будущая невестка и кузина по браку одновременно. Кольцо Вальбурги — уродливое старьё, семейная реликвия, ведь как же ещё. Она устроила такой безвкусный сыр-бор о том, чтобы вытащить его из хранилища до того, как Лукреция смогла бы взять его себе, что было её правом старшей дочери основной линии. Не то чтобы Лукреция его хотела: у неё есть чувство стиля, и она знала, что кольцо из гагатов, сочетающееся с геральдикой Блэков, обрекает на неудачу брак. Гагат для траура! Остальные девочки кивали вместе со своей зачинщицей: — Лукреция выбрала Гортензию Селвин, старосту школы 1943-го, в свидетельницы невесты и обета. Вот уж срезали Вальбургу, которая училась на том же курсе, да ещё и старшая кузина Лукреции. Другая девочка добавила: — Свадьба Лукреции будет первой, ведь Орион не выпустится до следующего года. Когда Вальбурга будет выходить замуж, все будут сравнивать её свадьбу с Лукрецией. — Ты уже выбрала свидетеля свадьбы и обета, Грейнджер? — спросила Друэлла. Гермиона нахмурилась: — Это должны быть ведьма или волшебник в возрасте волшебного совершеннолетия. Если ты предлагаешь себя на эту позицию, боюсь, мне придётся отказать. — Нет-нет, — быстро сказала Друэлла. — Я хотела предложить Себастьяна быть свидетелем клятвы. Вы же друзья? Я знаю, что традиционно выбирают ведьму для невесты и волшебника для жениха, но ты уже наверняка выбрала одну из девочек со своего собственного факультета и года. Но имя Розье что-то да значит. Если мой брат будет частью церемонии, мой papa не сможет сказать, что для него подобающе прийти, а мне — нет. — Я ещё никого не выбрала, — сказала Гермиона. — Боже мой, Том дал мне кольцо только утром! Похоже, тебе так же не терпится броситься к алтарю, как и Тому. — Брак — это благословение, особенно с таким беззаветно преданным мужем, как Риддл! — сказала Друэлла. — Подумай только, как забавно будет, если в один и тот же год у нас будет две старосты школы Риддл. Если бы вы поженились студентами, возможно, сотрудники выделили бы вам отдельную комнату в спальнях Слизерина. Тогда ты могла бы пригласить нас к себе, и мы бы показали тебе, как правильно укладывать волосы! — Да, забава и уложенные волосы — лучшая причина для брака, — ровным голосом сказала Гермиона. — Спасибо, Друэлла. Если мне понадобится свадебный совет, думаю, я знаю, к кому обратиться. — У-у, ты ко мне по имени, — с воодушевлением сказала Друэлла. — Напиши мне, если захочешь. Или ты можешь отправить письмо через моего брата, если захочешь поговорить наедине, как ведьма с ведьмой. Я знаю множество вещей, — она ласково улыбнулась Гермионе. — Если ты наложишь сглаз на пергамент, Себастьян обычно слишком ленив, чтобы попытаться его взломать. После этого быстрого разговора Гермиона отправилась в класс, и, к её облегчению, больше никто не приставал к ней, чтобы посмотреть на кольцо. По правде, никто из студентов не заметил его, кроме старших слизеринцев. А слизеринцы избегали комментариев: они просто смотрели и ничего не говорили. Гермиона была этому рада, хоть она и была достаточно взрослой, чтобы знать, что если слизеринцы ничего не говорят публично, это не значит, что они ничего не думают лично. Это была проблема для разрешения Томом, не её. Единственным неслизеринцем, который обнаружил одну нестандартную черту эталонной формы Гермионы, был профессор Дамблдор, который вернул её эссе по энергетически оптимальной трансфигурации, основанное на её экспериментах в трансфигурации осоки в льняную нить, а нити — в проволоку. Если первый шаг включал в себя лишь небольшие изменения для производства нити, где нить была сделана не из нескольких прядей волокон, скрученных вместе, а создана единой и непрерывной по всей длине, как нейлон, то на её превращение в проволоку потратится меньше энергии — ведь это ещё одна химически непрерывная структура. Маленькое, но оригинальное изменение визуализации, требующее знания свойств материалов, приводило к более сильному, более постоянному и менее затратному конечному продукту. Дамблдор объяснил свои комментарии и перечислил несколько учебников, которые могли бы быть полезными для Гермионы на её теоретическом экзамене Ж.А.Б.А. Том на соседнем сидении скрипнул зубами от пометок Дамблдора к его эссе о частичной животно-человеческой трансфигурации. К его лицу приклеилась улыбка внимательного школьника, но она знала, что он был напряжён, судя по тому, как дёргалась и качалась его нога под столом, а его колено упорно прижималось к её. Том был слишком отвлечён, чтобы заметить, как глаза Дамблдора задержались на её левой руке, которую Гермиона быстро спрятала под столом, взяв обратно свой свиток с эссе. Но, как и слизеринцы, их профессор трансфигурации не прокомментировал это — да и не в его праве было это делать! — и Гермиона продолжила свой день до вечера. Затем наступило время её встречи с Трэверсом для чаепития с дружелюбной парой авроров, Тромбли и Уилксом. Гермиона заказала набор образцов чая в качестве своего подарка к визиту — маленькие баночки различных экзотических чайных листьев: чёрный чай, зелёный чай, белый чай, красный чай и фиолетовый чай, о существовании которого она не знала и никогда прежде не видела его в магловских магазинах. Она также заметила, что Трэверс не потрудился принести подарок. Они выходили из Восточного двора, когда между колоннадами на огромной скорости пронёсся Розье в плаще, запыхавшийся и кричащий: — Подождите, подождите! Они с Трэверсом обернулись. — В чём дело? — спросила Гермиона. — Ты забыл переписать вопросы к домашней работе по трансфигурации с доски? — Трэверс, — он ловил ртом воздух, — упомянул, — ещё один выдох, — пойти встретить, — глубокий вздох, — авроров на чай. — Да, — сказала Гермиона. — И мы обязаны не опоздать! Иначе мы произведём плохое впечатление, что не пришли к условленному времени. — Я хочу пойти, — пыхтел Розье. Он залез под плащ и с гордостью вытащил огромную бутылку вина, жеробоам из тёмно-зелёного стекла был закупорен пробкой и мюзле. — Я принёс подарок! — Спрячь это обратно под плащ, — прошипела Гермиона. — Алкоголь за пределами спальни — это технически контрабанда, даже если ты совершеннолетний. — Галлоновый перри, — заметил Трэверс. — Я думал, ты говорил, что больше никогда к нему не прикоснёшься после произошедшего на прошлый канун Нового года. Розье засунул бутылку обратно под плащ. Это не особенно что-то улучшило: — Это не для меня, это для них. Авроров. Ты можешь меня представить, Трэверс? Ты же сделал это для Грейнджер. — Это была услуга, — сказала Гермиона. — Значит, я буду должен ответную, — сказал Розье, делая странное, похожее на рыбу лицо, выпятив губы. — Я думал, мы друзья, Квентин. — Мы не друзья, — проворчал Трэверс. — Почему ты хочешь присоединиться? — спросила Гермиона. — Я решил попробовать поступить на программу подготовки авроров, — ответил Розье. — Патер говорит, что у Отдела магических игр и спорта плохие перспективы. Британская лига мертва как минимум до следующего года, а мне неинтересно выдавать разрешения на проведение местных турниров по боулингу на лужайке. Да и не хочу я после выпуска целыми днями лежать дома, иначе матер сочтёт это сигналом приглашать на каждый ужин целый хор девиц и попытается заставить меня выбрать одну из них, — он вздрогнул. — А я не смогу сказать ей, что занят, если у меня нет работы. Если я уже буду в Министерстве, то смогу перевестись с рекомендациями, когда разберутся со стариной Гринди. — Эм, — сказала Гермиона, — ты хочешь сказать, что альтернатива работе — свадьба? — Конечно, — сказал Розье с кивком. — Если у меня не будет работы, я не буду сидеть на улице и побираться на хлеб или вроде того. Я буду приговорён к ещё худшему унижению: супружескому блаженству. — Ты звучишь как Нотт, когда говоришь такие вещи, — сказала Гермиона. — Он высказал похожие мысли о браке в прошлом. — Ну, и в чём он не прав? — ответил Розье. — Это его особенный талант, он заставляет тебя его ненавидеть, но в то же время соглашаться с ним. Без понятия, как он это делает, он будто противоположность придворного шута или что-то такое. — Трэверс, тебе решать, — сказала Гермиона. — У Розье «превосходно» по защите от Тёмных искусств, «выше ожидаемого» по нумерологии и, возможно, он заработает ещё три «выше ожидаемого» по своим предметам Ж.А.Б.А. Если ты не поможешь ему сейчас, то, вероятно, в следующем году тебе придётся видеть его на работе. Трэверс нахмурился, засунув руки в карманы: — Мне это не нравится. Позиция аврора это не шаг в другом направлении, а священный долг, который мы принимаем во имя Британии. Вот что значит поступить на государственную службу. Если ты не хочешь служить, то и не начинай. Розье бросил любопытный взгляд на Гермиону: — Грейнджер, ты ходила на визиты с Трэверсом. Значит ли это, что ты планируешь продержаться три года в качестве низшего служащего — ох, прости, я хотел сказать стажёра — в аврорате? Гермиону поставили под удар, и она заколебалась, пытаясь подобрать наиболее подходящее объяснение. Она заключила договор с Трэверсом не потому, что действительно мечтала быть аврором. Это был обмен услугами. Она не знала его достаточно хорошо, и он её тоже, поэтому его истинное отношение к обязанностям государственного служащего в какой-то мере застали её врасплох. Это было неожиданно… принципиально. Затем она почувствовала укол вины за эту нелестную мысль. Она узнала многое о них за два года, и она выучила, что беспринципность слизеринцев не была правдой — их принципы просто были отличными от её. Она почти всегда была с ними несогласна, но они не были несуществующими. Это было значительно лучше, чем у Тома, по крайней мере. Следующий укол вины пришёл от двусмысленных предположений, которые возникли у неё в результате общения с аврорами. Гермиона не говорила Трэверсу прямо, что не хочет быть аврором, но он, похоже, был уверен, что она склоняется к этому. Условием их первоначального соглашения было получение информации об аврорах, а для такого практичного волшебника, как Трэверс, сбор подобной информации не представлял никакой ценности, если только она не питала интерес к аврорам. И если быть честной, чем больше она узнавала об Отделе магического правопорядка из собственных исследований и общения с Трэверсом, тем более интересным он казался. Было лишь несколько отделов в Министерстве настолько же престижных, как ОМПП, или таких же меритократических, как Корпус авроров, когда дело касалось вступительных позиций. Сын бывшего главы должен был работать, чтобы поступить. Это что-то говорило об их культуре равноправия, которую она не встречала ни в одной другой ситуации с трудоустройством в Волшебной Британии. Вопросы Розье продолжались: — Что об этом думает Риддл? Поэтому он хочет пронестись через оглашение имён до выпускного? Это не необычно для незамужних женщин вступать на программу подготовки авроров. Среди подавших заявки восемь из десяти — мужчины, поэтому, скорее всего, тебе в напарники для учёбы присвоят молодого, холостого волшебника почти на все три года программы. Близкое присутствие, долгие часы, ночные дежурства. Можно понять, почему официальная привязка была бы полезной и необходимой. — Это касается только нас с Томом, — твёрдо сказала Гермиона. — И я в курсе, что брак делает ведьму или волшебника уважаемым человеком в определённых сферах деятельности. Я бы хотела работать в Министерстве. Том знает об этом, поддерживает мой выбор, но понимает, что такое серьёзное решение значит для меня больше, чем… чем удобство и практичность! — Тебе лучше держать свой нос подальше от дел Риддла, Розье. Для твоего же блага, — согласился Трэверс. — Можешь присоединиться к нам, но ты мне будешь должен. Даже дважды должен. Это рабочие помощники отца. И, наконец: что бы ты ни делал, не упоминай о книге. — Какой книге? — невинно сказал Розье. — Не знаю, о чём ты говоришь. — Просто из любопытства, — сказала Гермиона, — Том когда-либо читал «книгу»? Трэверс и Розье переглянулись. Розье пихнул Трэверс локтем. Трэверс увернулся и пнул Розье по голени. — Гипотетически… — сказал Розье, уклончиво осекаясь, — если бы книга когда-либо существовала и если бы Риддл действительно в неё подглядел, то нет, он взглянул бы на неё, но не читал бы её. Он мог бы описать её как… «безвкусное развлечение, подобающее грубым и хамским аппетитам простолюдинов». Но раз уж это всё предположения, мы никогда не узнаем наверняка. — Не волнуйся, Грейнджер, — заверил её Трэверс. — Я сомневаюсь, что он бы описал свой аппетит в твою сторону грубым или хамским. — О, — сказала Гермиона, ярко краснея. — Ха-ха. Ну, я действительно надеюсь, что не стал бы. Они подошли к двери учительской за четыре минуты до назначенного времени, согласно карманным часам Трэверса. Трэверс постучал. Гермиона и Розье подготовили свои подарки, Розье постукивал палочкой по винной бутылке, бормоча охлаждающее заклинание. Хуже тепловатого вина было только, если его теплота объяснялась тем, что оно было зажато в подмышке молодого человека сомнительной гигиены. Дверь беззвучно отворилась, за ней никого не стояло. Когда Гермиона заглянула в учительскую, она заметила, что мадам Тромбли развалилась в кресле, забросив ноги на пуфик. Её палочка была выставлена и показывала на дверь. Мистер Уилкс готовил поднос для чая и обернулся через плечо, чтобы пробормотать резкое приветствие гостям: — Юный Трэверс, мисс Грейнджер — добрый вам день обоим. А что это за товарищ с вами? Боюсь, Вы поставили нас в неловкое положение. — Розье, — представился мальчик. — Себастьян Розье, седьмой курс, Слизерин. Я смею надеяться, что смогу принять участие в наборе стажёров следующего года в аврорат. — Вы, должно быть, старший ребёнок Джоселин Розье, — сказала мадам Тромбли, возвращая палочку в карман мантии. — Уже переросли мечты о квиддиче? Это случается с лучшими из нас, как ни прискорбно это признавать. — К сожалению, мои первоначальные карьерные планы несколько сбились с пути, — сказал Розье. Он передал ей бутылку вина. — У меня «П» по защите от Тёмных искусств, и я подумал, что не стоит пускать мои оценки на ветер. Если бы Вы могли дать какой-нибудь совет кандидату, подающему надежды, я весьма любезно счёл бы себя Вашим должником. — С такими красивыми манерами, — ворчливо сказал мистер Уилкс, поднося поднос, нагруженный чашками, блюдцами и окутанным паром чайником с росписью герба Хогвартса, — Вы бы лучше подошли для Отдела международного магического сотрудничества. — Тут он прав, — сказала мадам Тромбли. С громким «поп» она откупорила бутылку вина и налила немного в чайную чашку, которую ей протянул мистер Уилкс. — Вы знаете, как вести себя в гостях: отец хорошо обучил Вас. Отличный перри, это урожай прошлого года? М-м-м, Вы балуете нас. Есть только одна семья в Англии, в чьих садах растут груши для английского перри, которые могут соперничать с французскими поместьями. Бесхитростно игристые. Скажите мне, Розье, Ваш отец также убедился, что Ваше благородное образование также включает в себя изучение французского? — Oui, — сказал Розье, хитро подмигнув в сторону Гермионы, — je suis connu pour avoir bon goût en littérature française. Она сдержала стон. Это было о «Le Jardin Parfumé», той книге, которую Лестрейндж упомянул во время последнего собрания клуба по домашней работе? Однажды она найдёт копию этой книги, чтобы прояснить, о чём весь этот шум. Осматриваясь по сторонам, она увидела, что Трэверс сидел с пустым и непонимающим выражением лица. Он понятия не имел, что Розье нарушил своё обещание не упоминать «запретную» книгу. Мадам Тромбли одобрительно улыбнулась и ответила: — C’est bon de voir que le sang normand coule pur dans ce pays étranger. Аврор говорила слишком быстро, и Гермиона силилась разобраться — что-то хорошее, возможно, комплимент о нормандской крови, но их перебил голос мистера Уилкса. — Если мы закончили с официальными представлениями, мы обязаны сосредоточиться на том, зачем наши гости здесь. Требования к работе профессиональных магических правоохранителей, — мистер Уилкс махнул им рукой в сторону диванчика у журнального стола, на котором расположилось снаряжение для чаепития. Он передал им чайные чашки и налил чаю, дав им минуту на передачу молочника и сахарницы. Гермиона воспользовалась случаем передать ему свой подарочный чайный набор, который он принял с признательным кивком. — Вы же читали утреннюю газету, я надеюсь? — Да, — сказала Гермиона. — Министерство продолжает утверждать, что дело Монтроза находится под контролем. Но сейчас это больше, чем дело Монтроза. Я не думаю, что Министерство может добросовестно утверждать, что Британия не вовлечена в войну волшебников, охватившую Европу за последние шесть лет. Они, конечно, могут попытаться, но поверят ли им люди? Ведь «Ежедневный пророк» сменил волну. Она подняла газету, лежащую возле чайного подноса. Должно быть, авроры читали её до их прихода.       Тревога в Тинворте: дерзкое открытие Неожиданных Героев.       «Нежелательные» задержаны, авроры в помощь! Право слово, неужели им действительно нужно было писать заголовки, которые больше всего напоминали выпуски бульварных серийных романов, распространявшихся в её магловской начальной школе? Сенсационная лексика, несколько шокирующих поворотов на каждом шагу, фотография, которая едва ли могла сойти за фирменную, и напоминание о том, что читатель должен купить следующий выпуск, чтобы узнать о неопределённой судьбе отважных героев. Движущаяся фотография на обложке изображала бригаду дюжих авроров с расправленными плечами, держащих руки за спиной, позирующих возле ряда прямоугольных чёрных мешков, выложенных на мощёной улице. Всего шесть мешков, приблизительно длиной человеческого тела. Гермиона поняла с уколом ужаса, что это и были человеческие тела. Два аврора на крайних правой и левой сторонах держали за руки две стоящие фигуры с чёрными мешками поменьше на их головах, завязанные в чёрные путы, которые обычно означали использование заклинания Инкарцеро.       Деревня Тинворт, Корнуолл, 11 утра.       Спящую прибрежную деревню Тинворт потрясли новости, что один из её жителей был не таким уж добропорядочным. Владелец широко известной «Литейной мастерской деревни Тинворт», Мастер магической металлургии Ансгар Шмитц, 46 лет, был арестован ранним воскресным утром в инициированном ОМПП рейде главой Управления авроров Эвелином Макклюром. Мастер Шмитц, единственный аккредитованный магический ковочный кузнец Уэст-Кантри, был рождённым в Германии гражданином Британии, на хорошем счету и с достойной репутацией, чьё свидетельство о натурализации было выдано после голосования деревни в 1939 году.       Мэр Тинворта, мистер Телемахус Дентлин, 78 лет, сказал «Пророку»: «Предыдущий изготовитель подков, старина Мастер Тёрнсталл, ушёл на пенсию в 1934-м. Его дочь-подмастерье завладела магазином, но вскоре покинула его, чтобы вступить в брак с представителем семьи столяров-зачаровывателей, Оллертонов из Чешира, владельцев «Компании летающих мётел 'Чистомёт'». Она не могла работать и на них, и в Тинворте. Деревня, ближайшая станция к знаменитым Бонмиским скачкам, нуждалась в том, чтобы огонь кузницы горел круглосуточно. У нас не было другого выбора, кроме как принять заявление Мастера Шмитца: никто не был настолько высококвалифицирован, как он. По правде, он был слишком высококвалифицирован для должности, но по счастливой случайности волшебного подзаконного акта, связанного с его небританским происхождением, не смог получить статус единственного владельца-оператора исторического британского дела. Шмитц согласился на договор аренды — отличную сделку для деревни, по которой он предоставлял товары для продажи, а Тинворт оставлял себе здание за разумную плату. Мы думали, что это поможет деревне. Полагаю, мы ошибались».       Мастер Шмитц был никем иным, как «Нежелательным», лидером тайной ячейки, явно связанной с делом Монтроза, которое произошло в прошлом месяце. Благодаря проницательному взгляду из первых рук, в который мы были посвящены, нам стало известно, что заговор простирается гораздо глубже одного изменника. Благодаря неустанным усилиям Принца Прекрасного и Зелёного Рыцаря шесть преступников были немедленно отправлены в отставку, а ещё двое подозреваемых официально задержаны вызванными на место происшествия сотрудниками аврората, которые должны были явиться на суд Визенгамота в полном составе, назначенный на вторую неделю июня. Уголовные обвинения, как нам стало известно, заключаются в… Трэверс нагнулся через её плечо, чтобы прочитать статью. Гермиона передала газету Трэверсу и отпила из своей чашки. — Уже закончили? — спросил мистер Уилкс, который внимательно за ней наблюдал. — Вы быстро читаете. Вот задачка для вас, мисс Тактик: какие выводы Вы можете сделать из информации? — Передовую статью можно рассмотреть под двумя углами, — сказала Гермиона. — Кто создал проблему и кто разрешил её? Очевидно, что кто-то решил, что на руководство деревни должна лечь вина за… ну, если не явный случай неисполнения обязанностей, то небрежную мелкую оплошность, связанную с закрытием глаз там, где этого делать не следовало. Я заметила, что они не возложили никакой ответственности на плечи Министерства — организации, обладающей высшими полномочиями по регистрации иностранных граждан и государственной аренде. Если литейная мастерская принадлежит деревне Тинворт, а не частному собственнику, то это юрисдикция Министерства. Согласно британскому магическому законодательству, государственные земли, включая поселения волшебников, находятся под управлением государственной службы. Деревня проголосовала, да, но Министерство могло и отказаться. И следующее, на что я обратила внимание: как именно распределялись обязанности между Принцем и Рыцарем и аврорами? Статья наводит туман о том, кто и что сделал, и подразумевается, что работа была совместной для обеих групп. Но мне это не кажется истинным. В английском праве до Статута есть прецедент роли «захватчика воров», независимого агента, который ловил разыскиваемых взломщиков домов, мошенников и расставляющих ловушки у известных точек аппарации. Это было до основания Министерства магии в 1707-м, поэтому их оплата производилась за счёт городских сборов, а захватчики воров со временем были заменены на наёмных работников Отдела магического правопорядка после Статута. Концепция независимой погони за головами существует и по сей день. Меня удивляет, почему власти Министерства открыто сотрудничают с ними. Насколько мне известно, это не имеет прецедента. Мадам Тромбли и мистер Уилкс обменялись озабоченным взглядом. Мадам Тромбли сказала: — Известно, что различные отделы сотрудничают с независимыми агентами в войсковой разведке, агентурной разведке и дипломатическом корпусе. И, конечно, мы сотрудничаем с иностранными правоохранительными органами разных юрисдикций, если преступление заслуживает международного внимания. Это необычно, но не неслыханно. — Насколько не неслыханно для ОМПП публично признать вклад свободных агентов? — спросила Гермиона. — Не связанным формализованным и неоспоримым юридическим процессом, предпринятым министерским ведомством или одобренным подрядчиком в такой тяжелой ситуации с общественной безопасностью, как эта? Последнее, что захочет сделать Министерство, — признать, что ситуация вышла из-под их контроля хотя бы частично. Это не похоже на то, что они позволяют это добровольно. — Небывало, — сказал Трэверс. — Отец бы никогда не позволил этого, когда был главой Управления авроров. Когда он был главой ОМПП, его собственный глава аврората никогда бы не допустил такой возможности. — Авроры Макклюра другие, — загадочно сказала мадам Тромбли. — «Право живёт по закону, закон существует на власти». Твой отец верил в Право, а мистер Роулинс, нынешний глава ОМПП, доверяет Власти. Это политическая игра, в которую он играет с Министерством. Твоего отца никогда не прельщало, что эта игра шла за счёт досадной неэффективности. Трэверс понимающе кивнул: — Газета подразумевает, что Принц и Рыцарь ответственны за шесть мешков на фотографии, а аврорат поймал двух живых. Вы знаете, как близко это к… Как ты назвала это в прошлый раз, Грейнджер? «Неофициальной повестке»? Почему Роулинс вообще подумал допустить публичный намёк на то, что пара неизвестных захватчиков воров сделала в три раза больше, чем его собственные люди? Мистер Уилкс пристально осмотрел трёх студентов, сидящих на диванчике: Трэверса, Гермиону и Розье. Розье ёрзал под взглядом аврора. — Вам троим можно доверить тайну? — Да, сэр, — эхом отозвались они. — Конечно. — Его люди вообще ничего не сделали, — провозгласил мистер Уилкс. — Принц поймал их, всех восьмерых, в одиночку. Рыцарь прибыл в диспетчерскую по каминной сети за подкреплением, но никоим образом не принимал участия в действиях — его дуэльный жилет был новёхоньким. Принц дрался с Мастером металлургии и его подмастерьем. Он поверг их обоих, один против двоих, с огромным риском для себя. — Если Принц такой непревзойдённый волшебник, зачем ему вообще Рыцарь? — спросил Розье. — Грейнджер, ты упомянула погоню за вознаграждением. Если они это делают ради награды, то двое людей вместо одного означает делить приз пополам. Почему бы Принцу не оставить золото себе, если он в состоянии сделать всю работу в одиночку? — Мы говорили о цели партнёрства авроров в первый раз, когда Трэверс привёл мисс Грейнджер для посещения, — сказала мадам Тромбли. — Партнёрство сводится не к тому, кто сделает больше работы, а к тому, что каждый делает для группы в целом. Принц — основной заклинатель, но мы предполагаем, что Рыцарь — его мастер оберегов. Мы подозреваем, что Рыцарь подорвал чары Фиделиуса, которые диверсанты использовали для сокрытия себя. Именно он доставил рунические схемы оберегов и прочие документы, которые будут использоваться для составления дела против них, когда они предстанут перед судом. — Вы имеете право разглашать эту информацию, мадам? — нервно спросил Трэверс. — Мы никому не расскажем об этом, но, разумеется, Вам следует в первую очередь защитить себя от любых обвинений в неподобающем поведении. Вас могут спросить, не говорили ли Вы вне правил субординации, и Ваш правдивый ответ Вам не польстит. — Подача заявок начинается в августе, — ответила мадам Тромбли. — Если вы трое планируете податься, вы должны знать, что значит быть аврором, — она продолжила более тихим голосом: — И твой отец бы не хотел, чтобы ты пришёл в аврорат в первый день, лишь зная о работе аврора то, что прочитал в руководстве. Я также пообещала ему, что защищу тебя — мы с Уилксом оба, — и так мы и оказались на задании Хогвартса. И хорошо, что так и вышло, если начистоту. Пока мы на страже, именно действующие авроры под командованием Макклюра попадут под огонь кабинета Министра за это дело, а не мы. — В любом случае, — добавил мистер Уилкс, — в отделе ничего не держится, как вода в решете. Не помогает и то, что Принц поставляет информацию «Ежедневному пророку» напрямую. У Роулинса нет выбора, кроме как признать, что Принц — важный актив, потому что у газеты есть доступ к главному доказательству: воспоминаниям Принца. И у сотрудников «Пророка» нет законных обязательств молчать о предстоящем уголовном деле. Можно было бы возбудить гражданское дело, чтобы держать их в узде, но подозреваемые вряд ли станут судиться за свою репутацию. — Раз у них есть прямой контакт, значит ли это, что «Пророк» знает, кто он? — спросила Гермиона. — Нет, — сказал мистер Уилкс. — Никто не знает личности Принца. Как будто он появился из ниоткуда. Но это на грани невозможного: первоклассные волшебники не падают с неба. Требуются годы тренировок, чтобы достичь такого уровня, и такие тренировки всегда включают в себя других первоклассных волшебников. Однако никто не хочет или не может ничего сказать. — Может, он самоучка, — выдвинула теорию мадам Тромбли. — Они подозревают, что он Мастер заклинаний или с какой-то подобной квалификацией. Он знает, как управлять границами заклинаний и конфигурациями стандартных эффектов, что относится к магической теории, связанной с продвинутой дисциплиной создания заклинаний. Но было лишь шесть успешно полученных аккредитаций Мастерства заклинаний за последние двадцать пять лет, и все шестеро под присягой признались, что не узнали ни его палочку, ни голос. Также легилименция — именно так он допрашивает подозреваемых. Искусство разума — запретная дисциплина. Единственный аккредитованный учитель в стране — пожилой мистер Клавдиус Принц, Главный допрашивающий Визенгамота, и он знает каждого ученика, которого когда-либо брал. Большинство из них — целители разума, связанные присягой не вредить своим субъектам. Этот Принц слишком агрессивный, слишком раскованный, чтобы быть одним из них. — По кабинету ходит теория, — сказал мистер Уилкс, — что титул «Принц» идёт по кровной линии Принцев. Они единственная семья в Британии, которая открыто заявляет о своём родовом праве на эту особую природную склонность. Принц Прекрасного — прекрасный Мастер заклинаний из рода Принцев. — Он может быть незаконнорождённым сыном рода, — предложил Розье. — Принцы вряд ли захотят сделать такое признание. — Мистер Принц отрицает свою причастность, — сказал мистер Уилкс. — Он принял традиционные обеты со своей женой. Он неспособен на это физически. — Ну, а что насчёт до женитьбы? — сказал Розье. Он тихонько покашлял. — Некоторые волшебники, э-э, делают такого рода вещи. Ну, так я слышал. — Он женился в прошлом веке, — сказала мадам Тромбли. — Этот Принц Прекрасного ни на день не старше тридцати, если верить суждению Макклюра. «Безбородый мальчик, прячущийся за чёрным шарфом, — сказал он. — Называет себя Принцем, потому что никто не примет его за Короля, даже если сам Мерлин протянет ему меч в камне». — Вы делаете предположение, что этот Принц Прекрасного — британец, — указала Гермиона. — Да, он заявляет о себе как о герое народа Британии, но ему не нужно быть британцем, чтобы поддерживать это. — Сообщается, что он говорит голосом англичанина, — сказал мистер Уилкс. — Любой может выучить английский, так же, как любой англичанин может выучить немецкий, или французский, или любой другой язык, — сказала Гермиона. — У множества англичан иностранная кровь. Ты, Розье... — она достаточно неожиданно повернулась к Розье, сидевшему подле неё с печеньем во рту. Розье подпрыгнул. Крошки песочного печенья засыпали его колени: — Я? А я что сделал? — У тебя норманнская кровь. Мадам Тромбли упомянула это ранее. — У Малфоев тоже! — сказал Розье. — И Лестрейнджей. И Тромбли из деревни Трембле в Нормандии. И у Певереллов тоже, хоть они и вымерли по мужской линии, но по женской просочились в половину лучших семей Англии. — Я просто допускаю возможность, что этот Принц может быть не таким уж британцем, как предполагается, и получил свою родословную или навыки из источников за пределами Британии. Британия не единственная нация в волшебном мире, где живут талантливые волшебники, — объяснила Гермиона. Она сама была обучена внеклассной магии выпускником Дурмстранга. — Было бы слишком узколобо ограничивать себя такой возможностью. Быть может, иностранное происхождение могло бы объяснить, почему он настолько точит зуб против агентов Гриндевальда. Мистер Уилкс внимательно изучил Гермиону: — Хм-м, — проворчал он. Мадам Тромбли взглянула на него и натянуто улыбнулась: — Хватит этих деловых разговоров. Расскажи мне, как дела в твоей учебной группке, юный Трэверс. Палочки на рассвете? Никогда не думала, что ты способен на такое: твой отец крайне позабавился, когда получил отчёт. Он напоминает тебе, чтобы в следующий раз ты был осторожнее. В этот раз тебе повезло, что заместитель директора так хорошо относится к старосте школы и пришёл ему на помощь. Проберт нам не друг, но он не станет рисковать, выступая против Альбуса Дамблдора. Определённо, нет! Остальная часть разговора сосредоточилась на тренировках на улице, учёбе и на подходе к айсбергу издалека: их определяющих карьеру экзаменах в июне, до которых оставалось два месяца. Гермиона была уверена, что получит высшие баллы за письменную часть экзаменов, но переживала о практических выступлениях, Розье же напротив. Трэверс переживал за обе. — Есть секретные дополнительные очки, которые экзаменаторы могут тебе дать на практической части защиты от Тёмных искусств, — сказала ему мадам Тромбли. — Если ты можешь вызвать заклинание, пока пассивно удерживаешь второе, это дополнительный балл. Обычно они просят показать наслоенный щит — идеально симметричное Щитовое заклинание, вызванное внутри другого Щитового заклинания. Ещё дополнительные баллы дают за телесного Патронуса. Это жизненно необходимо аврорам, и их этому учат на стажировке. Ты не сможешь принять задание в Азкабане без него. — Я ничего из этого не умею, — мрачно сказал Трэверс. — В теории это должно быть возможно, — сказала Гермиона, — если экзаменаторы считают, что волшебник-студент способен к этому. Я читала о заклинании Патронуса. Значительная часть его создания — вера в то, что ты сможешь это. Другие части: ясность визуализации, сила и правильный выбор фокусного воспоминания и сила сосредоточенности. Это относится к более первобытным видам магии, основанной на чистом намерении, схожей с некоторыми другими специализированными дисциплинами: анимагией, ритуалами и пророческими снами, — она вспомнила слова Тома: «Если ты хочешь чего-то достаточно сильно, то это становится настоящим». Приближалось время ужина, когда прозвенели карманные часы, возвещающие авроров о пересменке. Студентов споро проводили на выход. — Приходите в другой день, — сказала мадам Тромбли, махнув им на прощание. — Видит бог, у нас не найдётся компании получше, пока мы на этом задании. — До свидания, — ворчливо сказал мистер Уилкс, закрывая дверь учительской перед их лицами. По дороге к Большому залу им встречались другие студенты, которых урчащие желудки, а то и почтительный кивок в сторону пунктуальности срочно вели к ужину. Послеобеденные занятия заканчивались, и коридоры были заполнены чёрными мантиями и возбуждёнными разговорами. Возможно, для пятого и седьмого курсов экзамены и были не за горами, но у остальных учеников школы были обычные экзамены по разным предметам, которые рассматривались лишь как небольшое неудобство, мешающее наслаждаться свободой летних каникул. Группа пятикурсников-слизеринцев врезалась в них, выходя из класса. Тяжёлый раскачивающийся портфель, беспечно заброшенный на плечо, ударил Гермиону по руке. — Ауч! — ахнула она. Слизеринец с портфелем бросил взгляд через плечо, заметил синюю мантию Рейвенкло Гермионы и отвернулся, не извинившись. Его друг схватил его за локоть и оттащил назад, шипя: — Это она! Мальчик опасливо повернулся и в ту же секунду заметил, что у него сложилось неверное впечатление: он пренебрёг старостой школы с двумя сопровождающими старшеклассниками-слизеринцами: нахмурившимся Трэверсом и Розье с приподнятой бровью от язвительного юмора. — Эм… Мои извинения, Грейнджер, — сказал он. — Я не заметил тебя. Поздравляю вас с Риддлом. Э-эм… Пусть ваш союз будет встречен множеством нежных часов и блаженных дней. Розье, Трэверс, — он вежливо склонил перед ней голову, за чем последовали кивки Розье и Трэверсу, и затем он нырнул в толпу, растворившись возле следующего угла. Его друзья последовали за ним так же быстро. — Это было чуднó, — заметила Гермиона. — Я раньше никогда с ним не разговаривала, и он должен знать, что я не сниму очки факультета с него за то, что он врезался в меня в холле. Несчастные случаи не против правил, даже если было больно, — она потёрла саднящую руку. — Люди очень странные сегодня весь день. Все в Слизерине знают, что мы с Томом помолвлены? Он объявил об этом в Общей гостиной или что? — Что-то в этом духе, — пробормотал Розье. — Моя сестра… Агх. — Ох, Друэлла! — воскликнула Гермиона. — Она остановила меня после завтрака этим утром со своими подружками. Они хотели посмотреть на моё кольцо. Ещё один человек, с которым я никогда не говорила до сегодняшнего дня, однако она предложила мне написать. Слизеринцы обычно не такие дружелюбные. Не к студентам других факультетов. И… Не к кому-то вроде меня, — она извинительно рассмеялась, глядя на несчастное выражение Розье и суровое лицо Трэверса. — Без обид! Трэверс пристально посмотрел на Розье. Розье пожал плечами и приподнял бровь. Трэверс проворчал. Розье состроил гримасу. — Это какой-то секретный шифр Слизерина? — спросила Гермиона. — Ты ей скажи, — сказал Трэверс. — Это твоя сестра. — Нет, это работа Риддла. Это его обязанность — объяснить, как работают правила, — парировал Розье. — Удачи с тем, чтобы заставить Риддла что-то сделать, — фыркнул Трэверс. — Что происходит? — сказала Гермиона. — Вы знаете, что я не была воспитана ведьмой. Мне незнаком скрытый культурный подтекст, на котором вы, слизеринцы, разговариваете как на родном языке. — Верно, — сказал Розье, глядя в обе стороны по коридору, который поредел от скопления людей, когда прозвучал звонок на обед. — Классная комната. Сейчас там должно быть пусто. В классе, который покинули пятикурсники Слизерина, был один студент, хаффлпаффец, который медленно укладывал в свою переполненную сумку стопку учебников и большую связку пергаментных свитков. — Исчезни, — резко сказал Розье. Хаффлпаффец подхватил свои свитки, прижал их к груди и, не говоря ни слова, выскочил из класса. — Боже милостивый, я буду скучать по этому, когда мы выпустимся, — вздохнул Розье. Он закрыл дверь, наложил запирающее заклинание и плюхнулся на парту, расстёгивая верхнюю пуговицу воротника и ослабляя узел галстука в изящной манере. — Смотри, Грейнджер. Я буду говорить как можно более деликатно, но когда Риддл объявляет о своих официальных намерениях жениться на тебе, к тебе больше нельзя относится как к очередной незначительной маглорождённой. — «Незначительной маглорождённой»? — сказала Гермиона. — В смысле! — Мы так не думаем о тебе. Ты, разумеется, значительная маглорождённая, — быстро сказал Трэверс. Он сел за парту и аккуратно расправил мантию, осторожно подбирая слова. — «Незначительные» — это то, что большинство факультета в целом думает о маглорождённых. Ничего личного против тебя, ничего такого. Просто… В Слизерине считается, что ведьмы и волшебники должны заработать своё положение на нашем факультете, если они происходят без имени, связей или преимущества. Но Риддл сделал это. Он заработал каждую частичку благосклонности, которую факультет даёт ему сегодня. И с тех пор, как он заявил права на тебя, а ты приняла его, ты сама будешь Риддл. Пренебречь тобой — обесчестить его имя. — Обычно на мелкие пренебрежения можно не обращать внимания, — добавил Розье. — Неважно, что никто не говорил добрых слов или вообще никаких слов в адрес Игнатиуса Пруэтта, мужчины Лукреции и старосты школы от Гриффиндора в 1935 году. А вот Риддл, в свою очередь, совсем другой зверь. Он очень, эм, старается, чтобы его репутация на нашем факультете была безупречной. — О, — сказала Гермиона. — Я подумала, что извинение — это простая любезность. Так бы и было в Рейвенкло. — Нет, — сказал Розье. — Не в Слизерине. Для нас это вопрос личного интереса. — А что насчёт твоей сестры? — спросила Гермиона. — Не скажу, что она «пренебрегла» мной. — Личный интерес, опять же, — проворчал Трэверс. — Нотт был прав в этом. Язык без костей. — Можете ли вы просветить меня, в чём именно заинтересована Друэлла, что дало бы ей личную пользу? Уверена, для неё уже выбран будущий муж. Я не понимаю, почему её волнует мой, — Гермиона не стала задерживаться на мыслях о Томе как о «Моём Муже» или почему она щетинилась на других ведьм, планирующих его будущее. — Том, в любом случае, полукровка. Ваш народ всегда так привередлив о статусе крови. — Риддл — полукровка, но у него необычайная сила, — сказал Розье. — И никто не может отрицать, что у тебя, Гермиона, необычайный ум. Даже занудный старый Уилкс был впечатлён твоими знаниями и анализом волшебных законов. У любой дочери, которой Риддл оплодотворит тебя, должны быть сила и ум обоих из вас. И неплохая внешность тоже. Риддл может быть единственным живым мужчиной, кто падок на волосы, но все остальные среди нас могут сказать, что у тебя не то чтобы лицо собаки. — Эй! — сказала Гермиона, застенчиво пропуская руку через свои кудри. — Прими это как комплимент, Грейнджер, — прошептал Трэверс. — С его стороны было бы непорядочно открыто сказать, что жена Риддла хороша собой. Розье продолжил: — И вот суть проблемы: твоя дочь от Риддла будет крайне подходящей, даже если она лишь полукровка. Потому что если она по браку попадёт в чистокровную семью, неважно, что её фамилия — Риддл. Это лишь её девичья фамилия. Каждый ребёнок, которого она выносит от чистокровного мужа, будет технически чистокровным, ведь у всех четырёх бабушек и дедушек будет волшебное происхождение. Нотт бы потребовал ещё прадедушек и прабабушек, но он сторонник жёсткой линии, но большинство остальных наших семей примут три поколения магии, если это сильная магия. Даже Малфой. Он никогда не признает этого, но это всем известный секрет в наших кругах, что семья Абраксаса Малфоя опустится до принятия невест неизвестной крови, если приданое достаточно хорошее. Они вот настолько лелеют титул самой богатой семьи в Британии. А колоссальная куча золота убедит любого, даже Кантанкеруса Нотта, держать свои мнения при себе. Гермиона могла понять логику, хоть она не могла сказать, что согласна с ней. В прошлом году она встретила дядю Тома, Морфина Гонта, и Нотт объявил, что мужчина — результат излишнего кровосмешения. Такая стратегия могла быть рациональным ответом на сохранение здоровья в чистокровном роду, а также его фамилии, но это было, по сути, «отмывание» родословной, чтобы удерживать этот ослиный ярлык чистоты. Она постаралась скрыть неловкость от проявления на своём лице: — Твоя сестра пыталась убедить меня, что наши дети должны жениться? Это всё поэтому? Во-первых, мы с Томом ещё даже не женаты. Мы всё ещё школьники. Так почему Друэлла вообще думает о наших несуществующих внуках! — Она чистокровная ведьма, обладающая незаурядным состоянием и положением, — сказал Трэверс. — Они не зарабатывают, и им не требуется работа. Её муж позаботится о слугах, которые будут ухаживать за ней и следить за домом, что ещё ей делать целый день? Сигнус — младший ребёнок побочной линии, так что она, наверное, решила, что это здравая идея. Альфард — старший, сватовство его детей будет происходить с наибольшей тщательностью. Вальбурга, однако, не потерпит этого даже в отношении второго сына. — Если ты спросишь её напрямую, она будет это отрицать, естественно, — сказал Розье. — Но это игра вдолгую, и мы все в неё играем. Ну, факультет Слизерина играет. Риддл должен был объяснить это тебе. Зачем ещё тебе на нём жениться, если ты не знала? Логика Друэллы Розье теперь была ясна. Это было отмыванием. Этот гипотетический внук будет «чистой» крови, поддержанный фамилией и состоянием Блэков. Полукровка Блэк по браку не будет названа непревзойдённой хозяйкой в высших эшелонах волшебного общества, но её ребенок, рождённый Блэком, — совсем другое дело. Эта кровавая фамилия была билетом для брака в другие волшебные родословные, и после этого это низкое происхождение исчезнет в анналах исторической незначительности, как старомодная шляпка. — Возможно, потому что мы нравимся друг другу, — сказала Гермиона, шмыгнув носом. Розье и Трэверс посмотрели друг на друга. — Понятно, — сказал Розье, но его лицо выражало вежливое замешательство. — Вот ещё один вопрос, раз уж ты эксперт в этих играх вдолгую, — сказала Гермиона. — Ты лишь упомянул, какие планы для моей будущей дочери. А что, если у меня не будет дочери, но вместо этого будет сын? Розье ухмыльнулся: — Тебе лучше надеяться, что он пойдёт в тебя, а не в своего отца. Слагхорну бы это понравилось, но только ему. Не могу представить, что Слизерин будет рад перспективе ещё одного Риддла на факультете, идентичного предыдущему. Скорее всего, они будут гадать, что они сделали, чтобы заслужить гнев и наказание Салазара. По дороге на ужин Гермиона поблагодарила Трэверса и Розье за их совет. Она также уточнила, может или нет эта информация быть в книгах. — Вряд ли, — сказал ей Трэверс. — И не в библиотеке Хогвартса. Ужин уже начался, когда они прибыли, но Том придержал для неё место возле себя. Он даже потрудился приберечь тарелку, наполненную здоровым ассорти овощей и лучшими кусочками ростбифа. Она оставалась тёплой под заклинанием стазиса и охранялась от вожделеющего взгляда Лестрейнджа, который умял свою первую порцию ужина и шнырял по столу Слизерина в поисках второй и третьей. — Как прошло чаепитие? — спросил Том, наблюдая, как Гермиона расстилает салфетку на своих коленях и поднимает вилку. — Тебя не было целую вечность. — Отлично, — сказала Гермиона. — Авроры — хорошо информированные собеседники. Мы говорили об арестах в Корнуолле и о Принце Прекрасного. Похоже, у авроров сложилось впечатление, что Принц — британец, хотя никто в Британии не знает ни одного волшебника с его особым набором талантов. — Да что ты, — сказал Том, сузив глаза. — Почему ты не думаешь, что он британец? — «Le Prince Charmant» — французская народная сказка, — сказала Гермиона. — И мадам Тромбли услышала от главы Управления авроров Макклюра, что Принц — молодой человек, «безбородый мальчик», по сообщениям. Волшебники предпочитают бороды больше мужчин-маглов с тех пор, как воздушные налёты стали означать, что магловские жители больших городов должны надевать противогазы. Им нужно чисто выбритое лицо, чтобы оно на них герметично налезло. Принц относительно молод, если он действительно без бороды. Каждый молодой волшебник Британии учился в Хогвартсе. Если Принц Прекрасного учился в Хогвартсе, то он был бы в Хогвартсе во время нашего пребывания здесь, — она разрезала говядину и съела кусочек. — Если бы кто-то настолько искусный был здесь студентом, уверена, я бы заметила. И уверена, ты бы заметил тоже, Том. Ты бы не выдержал существования ещё одного мальчика, прохаживающегося по холлам, называющего себя принцем магии. — Нет, — согласился Том. — Ты права. Я бы этого не выдержал. В Хогвартсе есть место только для одного из нас. Том проводил её вверх к башне Рейвенкло после ужина, наложив беззвучное проклятие конъюнктивита на охранника-орла, а затем прижал её к двери и целовал так, будто ужин из трёх блюд ничуть не утолил его голод. Он с сожалением отстранился, когда услышал голоса, раздающиеся на спиральной лестнице, и был поприветствован группой третьекурсниц, подпрыгивающих на ступеньках со страстными криками: «Добрый вечер, Риддл!» — Добрый вечер, мисс Сатклифф, мисс Линней, мисс Бракенбёрн и... мисс Редмаунт. Скажите мне, я назвал вас правильно? — Да! — Он знает, как нас зовут! — А-а-а-а! — провизжали они. — Я умру счастливой. Гермиона пробормотала ответ на загадку ослеплённому орлу и проскользнула в спальню, чтобы девочки не задавались вопросом, что делает староста школы Слизерина у входа в жилые помещения Рейвенкло. Она готовилась ко сну, первой из своей группы оказавшись в постели. Остальные её соседки по спальне ещё ужинали или писали эссе в библиотеке Общей гостиной, а она закончила своё ещё на прошлой неделе. В ночной рубашке и с влажными волосами она села на кровать и стала рассматривать серебряное кольцо на левой руке. Том хотел жениться на ней, потому что он хотел её, потому что не было никого другого, кого бы он хотел так же сильно, как её. Она верила в романтику, а Том — нет, но разве объяснение Тома было так уж далеко от «романтики»? Он мог бы наколдовать бесконечные охапки красных роз, чтобы попасть в описание «романтики», которое понимали другие люди, но она понимала его слишком хорошо, чтобы знать, что это был бы пустой жест, лишённый истины. Для него сказать, что он хотел её и только её на протяжении всех непроторённых столетий их жизней... Это было самым истинным подтверждением его отношения к ней, чем любое количество цветов. Она знала, что она была ему небезразлична, и, когда она обратилась к состоянию своего сердца без хождения по кругу в своих мыслях, во что она часто себя заточала, она признала, что то же чувствовала в ответ. Он был ей небезразличен. Она… хотела его. Было едва ли большим прыжком приблизиться к нему на один шаг ближе, чем где она уже стояла. Но следующий шаг, в свою очередь, не был пустячным. Том выразил своё намерение, что их брак должен повлечь за собой всё, что она понимала, влечёт за собой брак, и, несмотря на широкий спектр различий между магловским и волшебным мирами, некоторые вещи были одинаковыми. Розье — старший и младшая — и Трэверс ожидали, что она произведёт детей Тома. И Гермиона выучила достаточно об обоих мирах, чтобы знать, что магловских детей собирали примерно на таком же конвейере, что и волшебных. Супружеский долг. Этот предмет был за пределами её личного опыта. «И за пределами опыта и Тома», — подумала она. Он терпел чужие прикосновения лишь едва. Она не могла представить его, как он описал это, желающего кого-то другого. И уже тем более творящего такие дела. Но для Гермионы всё было по-другому. Том искал её прикосновений, залезал в её кровать в Усадьбе Риддлов, даже когда она пыталась запереть дверь, чтобы избавиться от него. Зачарованные замки с вариативной головоломкой по фазе луны едва ли могли его разубедить. Она просыпалась с его руками, обвивающими её талию, так много раз, что, в конце концов, она уступила ему победу в войне на истощение. Его необразованность в таких интимных делах не помешает Тому узнать все подробности и механику. Ей в таком случае тоже не стоит отступать от этой перспективы. Разве Гермиона Грейнджер когда-нибудь признавала поражение, когда сталкивалась с самостоятельным проектом такого грандиозного масштаба и важности? Она была лично заинтересована в этом. И она с некоторой готовностью призналась, что ей понравилась их с Томом шарада о том, что они «вместе гуляют», которую они разыгрывали на протяжении всего учебного года. С некоторой неохотой она также призналась, что не возражает против мысли о том, что Том Риддл станет её будущим мужем. (Более того, она возражала против мысли о том, что Том Риддл станет ещё чьим-то мужем, и какой-то эгоистичный уголок сердца затрепетал от самодовольства, услышав, что Том предпочёл бы быть один, а не принадлежать кому-то ещё). Она хотела однажды обзавестись мужем, и если этот день пришёл раньше, чем она ожидала, это было скорее решением её переживаний о скоро приближающемся выпускном, а не проблемой. К тому же она едва ли могла подумать о ком-то ещё, кому бы подошёл этот титул мужа, кроме Тома Риддла. Том был бы невыносимо самодоволен от этого, но это была правда, и Гермиона не была настолько нечестной, чтобы отрицать это из принципа. Том был ей небезразличен. Бóльшую часть их жизней они стояли на первом месте друг для друга. Она была не против мысли, что он её будущий муж. Или мысли, чтобы… владеть им. Возможно, ей этого не стоило, возможно, это было слишком развязно с её стороны, слишком непристойно, чтобы говорить об этом вслух. Но опять же, кто что мог сказать об этом, если бы они были мужем и женой? Никто. Лёжа в кровати, она потушила свет своей палочки и положила свою палочку из виноградной лозы на прикроватную тумбочку. Затем, после секундного колебания, она сняла кольцо с пальца и бросила его через комнату. Оно отскочило от дальней стены и закатилось под подзор пустой кровати с балдахином Твайлы. Утром, когда Гермиона одевалась в чистую форменную мантию, она заметила серебряное кольцо, лежащее рядом с её палочкой. Оно вернулось к ней ночью. «Всегда на месте, — вспомнила она. — Том не лгал о чарах. Это кольцо мне суждено носить до конца жизни».

***

Несколько дней спустя Гермиона посетила библиотеку Хогвартса. Она рассчитывала, что Том будет просматривать раздел справочников по трансфигурации. Это было самым разумным выбором с их приближающимися экзаменами, просьбой клуба по домашней работе о творческом использовании трансфигурации для самозащиты и недавними замечаниями профессора Дамблдора к эссе Тома, о которых она услышала на их последнем занятии. Том дал ответы из учебника, полностью правильные, но, конечно, Дамблдор ожидал большего от Тома, чем от обычного студента. Профессор даже дошёл до того, чтобы сказать это Тому в лицо, достаточно прямо, как будто знал, что Том может быть вдохновлён на большее, когда его работа была описана как: «Отличное владение материалом в соответствии с рубрикой экзаменатора Ж.А.Б.А. Хорошая, удовлетворительная работа на 'П', Том». Услышать его оценку своей работы очень расстроило Тома, хоть она не до конца это понимала. Но она позволила ему держать её левую руку своей под столом, пока профессор Дамблдор прохаживался, чтобы поговорить со следующим рядом студентов, сидевшими за ними, об их эссе. Гермиона не ожидала, что встретит его в пустынном разделе, где волшебная культура пересекалась с волшебной литературой, читающим романы. Романы! Что случилось с его безразличием к художественной литературе, отсутствием понимания персонажей и их логических побуждений? А как насчёт дефектов личности каждого персонажа, которые, по его словам, заставляют его презирать человека вместо того, чтобы ценить его бесчисленные сложности? Однако он сидел в пыльном углу библиотеки, сдвинув брови, погружённый в литературу, которую даже Гермиона, любительница всех книжек, могла бы назвать бессмысленным лёгким чтением: «Мистический мистер Максимилиан». Это был любовный роман, волшебная версия классического дамского эротического романа, дополненный портретом красивого мужчины на обложке. Когда Том услышал приближающиеся шаги, он захлопнул книгу с резким «снап» и встал из-за парты: — Гермиона? — позвал он. — Не знал, что ты здесь. Гермиона выглянула из-за полки: — Откуда ты знаешь, что это я? — Только девочки ходят так легко. Это не шовинизм, это физика. И у тебя отличительная походка. Шаг, шаг, шаг, пауза. «О, эта книга кажется интересной!» — и следующие шаги становятся чуть тяжелее, потому что ты добавила книгу к своей стопке для чтения. Она виновато взглянула вниз на свою из четырёх, нет, пяти книг в руках: — Видимо, ты знаешь меня слишком хорошо. — Недостаточно хорошо, я считаю, — сказал Том, подходя к ней и опуская книжную стопку на стол. В руках у него была книга, и он мельком повернул к ней обложку, на которой был изображён мужчина с упругими грудными мышцами под струящейся рубашкой с объёмными рукавами и треугольным вырезом. — Я прочитал её от корки до корки, дважды, и всё ещё не понимаю… — Что именно не понимаешь? — Ведьм, — сказал Том. — Каково объяснение их очарованию вампирами? Что есть в этих едва ли людях, практически мёртвых существах, что ведьмы считают таким привлекательным? Что есть у них, чего нет у меня? Он начал ходить взад-вперёд, вновь открывая книгу и переворачивая страницы с бешеной скоростью, слова лились из него: — Мистер Максимилиан или Риттер фон Альдерсбах в прошлой жизни. Он живёт в большом роскошном доме, и у него есть деньги. У меня есть деньги. Бледная кожа, блестящие тёмные волосы. Мои выглядят примерно так же. Сила управления разумом. Как и у меня. Он играет на фортепиано и может жить вечно. У меня этого нет... пока. Это то, что нравится ведьмам? Фортепиано и бессмертие? — Том, ты слишком серьёзно к этому относишься, — сказала Гермиона, хлопая его по плечу. — Это просто беллетристика. — Это не просто беллетристика, — настаивал Том. — Я проверил в справочниках существ. Интеллект вампиров вкупе с их способностями разума ставит их в категорию, сходную с вейлами. Умения и способности, которые они выучили будучи людьми, остаются с ними в их нежитье. Эта часть их натуры может быть стилизована в творческих целях, но она основана на чём-то объективно реальном. — Предположим, это правда, — сказала Гермиона, пытаясь подшутить над ним в том, что, она полагала, было последним из его странных наваждений, — но каждая ведьма отличается от других и имеет свои предпочтения. — Не слишком отличается, — сказал Том. Он открыл задний форзац книги и показал вложенный формуляр с длинным списком красных штампов с датами возврата. За учебный 1944–1945 гг. книгу брали восемь раз. Для библиотеки размером с библиотеку Хогвартса это было вполне основательное количество для несправочного или дополнительного чтения. — Многие ведьмы любят вампиров. — Когда тебя начало волновать, что думают незнакомые? Тебя это никогда раньше не волновало, только если ты не знал, что можешь это использовать как-то для себя, — размышляла Гермиона. — Должно быть, ты чувствуешь, что предпочтения ведьм каким-то образом влияют на твоё личное качество жизни. — Что-то в этом ключе, — сказал Том. — Я подумал, что в интересах волшебника знать, как лучше всего соблазнить свою жену. Если он будет в этом несведущ, тогда какой-то другой волшебник — или даже не волшебник — может прилететь, даже в буквальном смысле, и забрать его должность. Этого никогда не случится. Муж должен знать, что заставляет сердце его жены трепетать и млеть, чего она жаждет, что дает ей удовлетворение во всех сферах ее жизни. Логичным курсом действий стало исследование этого предмета. Я отправился на поиски книг, в которых объяснялось, как это работает, какая именно черта или характер делают мужчину настолько неотразимым, что ведьма не может не захотеть провести с ним вечность. Он повернул голову, чтобы посмотреть вниз на руку, которую Гермиона положила на его плечо. Гермиона нервно постаралась одёрнуть её, но Том положил сверху свою ладонь, ту, которая не держала книгу, и удержал её на месте. Его рука соскользнула на её запястье и крепко его сжала. Небольно, но без признаков того, что он хотел отпустить её в ближайшее время. Том наклонился ближе, его глаза сверкали: — Я хочу знать, что заставляет ведьму чувствовать желание. Я хочу знать, что заставляет её ахнуть, и задрожать, и не обращать внимания на тихий, разумный голос её прародительниц, раздающийся эхом в её голове, говорящий ей, что она не должна хотеть кого-то столь устрашающего, столь опасного. Столь порочного. Каждое предложение было отмечено шагом вперёд, что заставляло Гермиону делать шаг назад, пока шагов не осталось, и Том не прижал её спиной к книжному шкафу. Гермиона чувствовала, как корешки книг впиваются в её джемпер, как Том держит её за запястье, и как его внимание было полностью устремлено на неё. — У меня были мои теории о том, чем обладает мистер Максимилиан, что делает его таким желанным. Но этим они лишь и были — пустыми теориями, не подкреплёнными ни практикой, ни содержанием, — продолжал Том. — Мне не казалось разумным, что Максимилиану достаточно подкрасться к Элоизе в розовом саду, чтобы заставить её трепетать от одного его присутствия. Как такое возможно? Это звучало слишком нереалистично. Снисходительная щепотка повествовательной самонадеянности. Но нет, в этом что-то есть, не так ли? Во мне есть что-то, что оказывает на тебя такое же инстинктивное воздействие. Что это? Это моё присутствие? Это мой голос, моя магия, сила, с которой резонирует каждое слово и каждое прикосновение? — Том наклонился ближе, его лоб касался её, аккуратный завиток на лбу висел над её бровью. Глаза Гермионы расширились: это было ненормально. Том часто забывался и забывал о своих манерах, когда попадал в хватку очередного безумия. Но в его глазах не было свидетельства о далёких шестерёнках, вращающихся на глубине нескольких саженей под поверхностью. Они были зафиксированы на её и выглядели… практически ясными. — Трудно поверить, что мою жену может соблазнить нечто столь невразумительное, как то, что в книге описывается как «грубая мужская чувственность». Как причудливо. Он был слишком близко. Его грудь касалась её, их мантии так близко переплетались, что синяя отделка встретилась с зелёной подкладкой, и губы Тома проложили путь от её скулы к её шее и наконец к своей цели, её рту. Он усмехнулся, и рокот тихого смеха разжёг этот скрытый трепет, в котором она не любила признаваться, когда Том предавался импульсивности и пренебрегал всеми правилами, которым она учила и была обучена о приличиях в обществе. Затем его рот поймал её, и все ростки жалоб, которые она могла высказать, завяли на лозе. Его зубы прошлись по её губе. Рука, которая держала книгу, прижалась возле её бока, а уголок обложки касался её рёбер. Том медленно исследовал с полуприкрытыми глазами, наслаждаясь редким уединённым моментом, когда он мог обнимать Гермиону без ограничений его образцовой репутации, удерживающей его. Его рот прошёлся по её щеке, мочке её уха, ниже к горлу… А затем он укусил её прямо в шею. Гермиона издала приглушённый вскрик, не в состоянии сдержать смех, вырывающийся наружу: — Том, это щекотно! Что это ты творишь? Том отодвинулся и укоризненно посмотрел на неё: — Я делаю то, что Максимилиан делал в книге, пытаясь объяснить Элоизе, почему он отвратительный монстр, который уничтожит её жизнь. Элоизе это должно нравиться: в своём внутреннем монологе она распинается, не прекращая, как она хотела, чтобы он бросил её на землю и добился своего. — Не могу поверить, что ты пользуешься советами из любовного романа, Том! — сказала Гермиона со смехом. — Это нелепо! — Пока что это работало, — ворчливо сказал Том, недовольный тихим звоном её смеха. — Ты не должна смеяться над этим. Ты должна чувствовать то, что рассказчик описывает как, ах, «тёмное, пульсирующее желание». — Это беллетристика, — сказала она ему. — Уверена, автор всё придумал. — Есть только один способ проверить это… — Какой? — Попробуй на мне, — сказал Том. — Нельзя прийти к значимому выводу с выборкой из одного. — Том… — Пожалуйста? — Агх, — фыркнула Гермиона и вырвала своё запястье из хватки Тома. Она ослабила узел на его галстуке, расстегнула первую пуговицу на форменной рубашке и отодвинула накрахмаленный воротник. — Если это рассмешит тебя, то никакого вреда не будет, полагаю. Она положила свои руки на его плечи, опустив его на доступную высоту. Затем она провела своими губами по его челюсти вниз к его горлу и вбок от его шеи. Том молчал, но она чувствовала, как резко колотился его пульс под её губами, его короткие выдохи регулируемого дыхания. Он был взволнован, но изо всех сил старался это скрыть. — Поехали, — пробормотала она, открывая свой рот и нежно его кусая, едва заметно. Когда он не отреагировал, даже не засмеялся, она сжала плоть его горла крепче между зубов, что оставило на нём розовое кольцо её зубного отпечатка. — Г-Гермиона, — заикался Том хриплым голосом. Это звучало скорее как: «Хннг-миона». Гермиона разжала зубы и попыталась отойти: — Прости, Том, я не хотела сделать тебе больно… — Нет, — сказал Том, — ты не сделала мне больно. Мне понравилось. Теперь настал черёд Гермионы ахнуть от удивления: — Ой! — Это было опасно, — сказал Том. Затем его глаза вспыхнули. — Сделай так ещё раз! Он снова наклонился, открывая ей своё горло: — Размер выборки — два, численность выборки — два. Ты знаешь, что такой результат не может считаться значимым доказательством чего-либо. — Том… — Я разрешаю тебе использовать меня как объект этого жизненно необходимого исследования, — сказал Том. — Нет, не разрешаю. Я молю тебя. Со вздохом Гермиона наклонилась и погрузила зубы в его плоть. Мускулы его плеч напряглись под её руками, и он вжал её в книжный шкаф, его вес, навалившийся на неё, становился всё менее удушающим и более… манящим. — Ах, — выдохнул он. — Теперь я понял. Почему Элоиза отказывалась уходить, неважно, как много раз Максимилиан пытался ей приказать убираться, — его голос опустился до практически неразличимого. — Это стало пристрастием. С сожалением он отстранился от неё и сделал шаг назад, разглаживая смятый воротник: — Видимо, на книги нельзя полагаться напрямую. Я думал, что будет так просто следовать по шагам и соблазнить свою жену. Но это не так просто, правда, Гермиона? Гермиона вытерла влажность со своих губ рукавом мантии: — Мне стоит тебе сообщить, что я не твоя жена, и ты не соблазнил меня? — Пока. — Ты про жену или про соблазнение? Том рассмеялся: — Это одно и то же. Но если ты так об этом переживаешь, то тебе следует опровергнуть мои усилия собственными контрмерами. Есть один способ сделать это, если ты ещё не догадалась. — И что это за способ? — Соблазни сначала меня. У тебя есть природный талант и хорошая голова для начала. Я едва ли могу надеяться состязаться с тобой. — Это, что бы это ни было, не было соблазнением. Я не шла на это с намерением соблазнить тебя, и ты знаешь это. — Но если бы я в итоге соблазнился, разве это имеет значение? — невинно сказал Том. — Возможно, ты такая искусная соблазнительница, что можешь сделать это, не прилагая усилий. Врождённое превосходство, которым я всегда восхищался… Тихие шаги раздались ближе. Том сделал несколько шагов от книжной полки, отступая к столу и стопке читательского материала Гермионы. Он сел и натянул край своей мантии на колени, затем разместил книгу, «Мистический мистер Максимилиан», поверх стопки. Гермиона прочистила горло, повернувшись к книгам на полке, сделав вид, что рассматривает её. Девочка с круглыми очками с толстыми диоптриями и заплетёнными хвостиками вошла в секцию и начала рыскать по полке с волшебной художественной литературой. Она посмотрела на просвет между книг, после минуты-другой яростных поисков резко обернулась и изучила стопку на библиотечном столе Тома. На обложке верхней книги был отличительный движущийся портрет. — У тебя «Мистический мистер Максимилиан», — сказала она. Гермиона заметила, что у неё был довольно выдающийся прыщ на подбородке, практически сияющий от своего приближающегося извержения. — У меня, — отвлечённо сказал Том. Его выражение лица было приятной маской, которой он обычно носил на людях, но в этот раз она выглядела несколько менее натужной, чем обычно. — Ты закончил читать? Я хочу взять её, — сказал девочка. На ней был галстук Рейвенкло, а её мантия была с подкладкой из синего крепона. — Можешь взять её. — Спасибо, — весело сказала она, забирая книгу из стопки. — Ты знаешь, что в декабре выходит продолжение? В следующей книге должен быть оборотень, который переезжает в деревню Альдерсбаха, — она тихонько взвизгнула от возбуждения. — Оказывается, он наполовину брат Максимилиана. И она считает, что Элоиза — его партнёрша. — Захватывающе, — сказал Том. Она повернулась к выходу: — О, и удачи на ваших Ж.А.Б.А., Риддл и Грейнджер. До них всего несколько недель! — Спасибо, Уоррен, — сказала Гермиона. — Удачи на твоих С.О.В. Когда Миртл Уоррен ушла, Том и Гермиона переглянулись. — Думаешь, она что-то подозревает? — спросила Гермиона. — Нет, — сказал Том. — Совершенно не разбирается. Она верит, что Элоиза подумает о том, чтобы бросить Максимилиана и выйти замуж за оборотня. Если это не признак того, что она совершенно не разбирается в романтике, то я не знаю, что ещё может быть.