Танго втроём: драбблы и мини

Кащей частенько пошучивал — мол, у меня развязаны руки, делаю что хочу. Это «что хочу» касалось многого: криминальных дел, воспитания скорлупы и молодняка, вопросов ведения домашнего хозяйства и взаимоотношений с двумя самыми удивительными на свете людьми (в том смысле, что удивлять они его не переставали — когда своей наивностью, когда слабоумием и отвагой. Умом тоже случалось, но редко). В общем, сколько верёвочке не виться, а не всё коту Масленица. Поплатился Кащей за то, за что и его сказочный тёзка с правописанием через букву «о» — за излишнюю любовь к усложнениям. Он-то, дурак, искал книжки поинтереснее, позы поудобнее, изучал своих партнёров самым прикладным способом и совершенно упустил из виду, что его тоже хотели поизучать. — Ты пойми, Кость, ты всё нам да нам, а так, чтоб только тебе — никогда, — путано объяснял Вова, удерживая его, пока Айгуль уверенно вязала его запястья. В узлах не сомневаться не приходилось — Кащей сам свою девочку учил, чтоб не пасовала ни при похищении, ни при заложниках, если случатся. — И что вы со мной делать будете? Кащей не ожидал нападения — квартира на замке, шума не было, в дверь никто не звонил, Вова с Айгулью дома и не спят. Вышел из ванной в одном полотенце на бёдрах и был принят под белы рученьки. — То же, что ты делаешь с нами, — Айгуль потянула с его бёдер полотенце и погладила оголившуюся ягодицу. — Любить. Они с Вовой в четыре руки устроили его на кровати в комфортном ложе из подушек и теперь сели рядом, плотоядно разглядывая. Косте стало немного не по себе, но вот его члену, казалось, всё нравилось — горящие глаза партнёров предвещали только секс и ничего, кроме секса. Айгуль подсела поближе, тронула его за плечо: — Когда руки затекут — скажешь. И, не успел Кащей отпустить какую-нибудь едкую шутку, что случалось с ним в моменты напряжения — убрала волосы за ухо и прижалась губами к его губам. Кащей всегда чувствовал себя обезоруженным, целуясь с ней — они с Айгуль видели друг друга в совершенно разных состояниях, даже Вова не знал всей той темноты, которую они порой делили напополам (кровь у Колика была чёрной в свете луны) — и всё же Айгуль оставалась его светлым отражением. Вот и сейчас её поцелуй на вкус — нежный девичий аромат, тепло и влажность. Губы, полные и мягкие, скользили вдоль его собственных, рождая жар внизу живота, заставляя член налиться приятной тяжестью. У Кости было две слабости — губы и грудь, ласковые прикосновения к котором неизменно заставляли его твердеть. Поэтому он не удивился, когдв второй идеальный диверсант (и наверняка идейный вдохновитель) Вова гладил его бока, водя языком по его груди, будто рисуя своей слюной новые узоры поверх тюремных татуировок. Костя поёрзал — непривычно. Сейчас он бы уже сжимал в одной руке Вовин член, пальцами другой зарываясь в волосы Айгуль, чтобы притянуть её ближе, но чёртовы верёвки держали крепко. Нежное скольжение языка Айгуль по его собственному, Вовино тёплое дыхание, ласкающее влажную кожу… И ни одного прикосновения к члену. Костя застонал в поцелуй, неожиданно поняв для себя, что может ничего не говорить — просто безмолвно умолять, потому что руки Вовы сразу же в ответ на этот звук настойчиво раздвинули его бёдра, сладко пройдясь по их внутренней стороне, где кожа чувствительнее всего. Костя вскинул таз навстречу — и ладонь Айгуль тут же легла на его живот чуть ниже пупка, прямо рядом с налитым членом, но не на него. Придавила к кровати настойчиво, мол, лежи и наслаждайся. Вовин язык скользнул по животу вниз, потом снова вверх. Костя замычал в поцелуй — Айгуль вдыхала через нос, чтобы не отпускать его, — и Вовины зубы сомкнулись на его соске. Несильно, конечно, но Костя поджал ягодицы, жадно принимая ласку — даже грудь навстречу выгнул. Вова не отказывал — лизал старательно, как Айгуленьку между ног, но чуть сдавливал зубами и принимался за соски поочерёдно и хаотично, не давая приспособиться. Айгуль же не убирала руки с его живота — гладила, чуть царапала ноготками дорожку волос, спускающихся к паху, словно невзначай задевала подрагивающий от недостатка внимания член ребром ладони. Костя изнывал от нетерпения, но Вова то и дело сжимал его бёдра крепче, фиксируя, и приходилось сдаваться. Ему было хорошо — просто он не привык, что хорошо только ему. Вечно старался приласкать в ответ, взять инициативу… Инициатива наказуема! И поделом ей. Айгуль отстранилась, но, не успел он вслух пожаловаться на недолюбленность, Вова рывком закинул его ногу себе на плечо и мокро поцеловал бедро с внутренней стороны чуть выше колена. Член снова отреагировал коротким вздрагиванием, Костя выругался, а Айгуль прижалась губами к его шее — ещё одной чертовски чувствительной зоне. И ладно бы только прижалась — втянула кожу в рот, прикусила… Костя громко ахнул, чувствуя себя абсолютно беззащитным. Вова выцеловал его бедро, мучительно медленно направляясь в сторону паха, вминал пальцы в его бёдра, справляясь, видимо, таким образом с желанием тупо разложить и трахнуть. Они порой так делали — но просто и безыскусно хорошо, когда в начале отношений. Потом хочется растянуть удовольствие. Айгуль же тянуть нравилось изначально — она и сейчас покусывала и вылизывала его шею с абсолютным восторгом. — Блядь, да развяжите меня уже, — зарычал Костя, но Айгуль только тронула его за руку. — Невтерпёж? И глазами своими пытливыми так посмотрела, что солгать он не смог. Обмяк немного, отвёл взгляд: — Нормально пока. — Тогда терпи. Впрочем, Вова, добрый человек, ткнулся языком ему под мошонку, в шов промежности, и Костя раздвинул ноги пошире, одобрительно застонав. Айгуль же стиснула пальцами его сосок и скользнула языком в приоткрытый от удовольствия рот. Костя потянулся к ней навстречу, глаза заслезились от удовольствия… — Айгуль. Посмотрев вниз, Костя увидел, как Вова кивнул ей и лёг грудью на кровать, чуть приподнимаясь на локте. Своим потрясающим ртом он обнял головку Костиного члена и взял сразу глубже, на две трети — больше не мог. Зато его пальцы сомкнулись на основании ствола, двигаясь вслед за ртом — вверх-вниз, вверх-вниз… Костя запрокинул голову, открывая Айгуль лучший доступ к своей шее, и застонал в голос. Он уже давно не сосредотачивался только на получении удовольствия — слишком привык всё контролировать, и его замечательные партнёры, похоже, угадали, что ему нужно. Вова костяшками пальцев массировал его простату через кожу, ритмично надавливая под мошонкой, Айгуль терзала шею и грудь, заставляя его чувствовать всё острее и острее… Оргазм скрутил его резкой судорогой, выламывая на кровати, и Костя вскрикнул, выгибаясь, а потом опал на кровать, неудобно навалившись на собственные руки. Айгуль, впрочем, проворно сунула ладонь ему за спину и легко развязал узел. — Ну вы и черти, — хрипло пожаловался Костя, потирая затёкшие запястья — Айгуль вязала на славу, не больно, просто подвижности мало. — Чья была идея? Он смотрел на Вову, но Айгуль обняла его за шею и мстительно куснула за мочку уха. — Вообще-то моя. Ты просто слишком увяз в том, чтобы всеми командовать, Кость. — Нам не надо показывать, как улицу любить, — поддакнул Вова. — Для нас ты — это улица, а улица — это ты. Дуралей пафосный. — Люблю вас, — Костя раскинул руки в стороны, — идите сюда. И, чувствуя, как к нему прижимаются всё ещё самые удивительные в мире люди, Костя не мог не думать о мире, в котором он был бы этого лишён. Как бы уныл и одинок был этот мир…