Ненавижу эту улыбку

Сам того не замечая, последовал за дуновением ветра. При виде тебя Вынимаю руки из карманов. Привет, незнакомец! Кажется, сама судьба сводит нас с тобой. Stray kids — Hello stranger

Идёт второй месяц учёбы, а Юно не оставляет попыток найти общий язык с одноклассниками. В какой-то момент он смирился с перчатками на уроках, позволяя себе настоящее веселье только на химии. О, об этой науке Юно знает почти всё. И хотя юноша несколько раз открыто предлагал ребятам помощь, каждый из них опускал взгляд на его ладони, кривил лицо, чтобы только ответить: «Спасибо, я как-нибудь сам». Юно считает их всех идиотами. И себя — тоже. Потому что столько бегать за вот этими вот надменными старшеклассниками — так унизительно, в конце концов. Он себя не на помойке нашёл, между прочим, и его способность — она не злая, не опасная, она очаровательна. И юноша наслаждается ей наедине в столовой. Пообедав два месяца в полном одиночестве, сидя за дальним столиком в углу, глядя на стену перед собой, иногда — на распечатанную на А3 «Правящие Королевы» Энди Уорхола. Нет, Юно не смыслит в искусстве, но обед с этой дамой вызвал в нём интерес узнать хотя бы имя той, а гугл дал чёткое определение висящей «картине» на стене. «Обед с Королевой» — каждый раз произносит Юно в мыслях, когда зажигает две свечи, поднимая взгляд на сине-красно-жёлтые трафареты Елизаветы Второй Английской. Иногда он задумывается о состоянии своей психики и умственном развитии: воображаемые друзья должны были покинуть его ещё до десяти лет, однако правда жизни такова, что в 16 — обед с нарисованной королевой при жалком свете двух свечек — это его игра, развлечение, отдых. Потому что его сердце больше не выдерживает одиночества и вынужденного молчания. В какой-то момент Юно осознал, что его рот раскрывается только навстречу еде или в случае ответа учителям. Для всего остального — две губы плотно сомкнуты и не имеют ни малейшей возможности раскрыться. Как и душа юноши — у неё тоже нет полёта и требуемого раздолья. У Юно опускаются руки, и он отводит взгляд от Английской Королевы, вынужденный извиниться перед ней за своё уныние, за свой неподобающий вид, за свою нерадостную компанию. Именно поэтому Юно и не сразу замечает…. / Минусы быть прозрачным с такой силой, какой обладает Тэён — это невозможность вовремя пробиться в очереди за обедом, кричать тётушкам за прилавком и строго контролировать свои руки, вовремя отрывать пальцы от тарелок, от подноса: забудется, и вот рис сыпется мимо тарелки, стоящий позади парень сносит поднос Ли с «дороги». Другой минус — отсутствие мест, где бы Тэён мог спокойно пообедать, чтобы на него банально не сели. Видимый рюкзак рядом? — Трижды «ха». Ребята, не стесняясь, скидывают его на пол, девчонки — тактично перекидывают за соседние столики. О, Тэён как-то потратил пятнадцать минут на поиск своего рюкзака, который какой-то умник додумался отправить в мусорку. Это было просто ужасно. Кое-как отвоевав свою порцию риса, овощей и мяса, Тэён с сомнением оглядывает пространство школьной столовой в поиске подходящего места. Но, если честно, самое лучшее место занято. Место рядом с Елизаветой Второй Английской занял какой-то психованный Чон Юно! Ли Тэён вне себя от гнева вот уже которую неделю, вынужденный обтирать своей задницей подоконники, когда мог бы с уютом тусить в уголочке с этой потрясной женщиной, которая, как будто, даже смотрела на него, видела его, полуулыбалась, как истинная Мона Лиза. Да за эти два года Елизавета с картины стала Тэёну едва ли не ближе Марка…. Ладно, Марк ему ближе — Марк разговаривает с Тэёном и угадывает его тень, но …. Тэён закусывает нижнюю губу и ещё какое-то время думает о своей невидимости, о приборах, о подносе. Если он будет правильно работать телом, то Юно даже не заметит его присутствия рядом. Тэёну просто нужно поесть! И он устал от того дрянного подоконника, где капец как неудобно! Да, именно так! Он идёт тихо, ловко маневрируя между снующими туда-сюда школьниками, уворачиваясь от рук и каблуков девчонок, нагло садится на стол, чтобы перекинуть ноги и избежать очередной случайной потасовки между выпускниками, когда всё же оказывается около свободного стула, гостеприимно приставленного к стенке сидушкой «к народу». Это очень удачно, и Тэён пользуется своим шансом: медленно, почти бесшумно опускает поднос на стол, также тихо берёт палочки и уже раскрывает рот, готовясь есть, когда голос Юно заставляет дёрнуться: — Кто здесь? — Чон смотрит на тень на стене. Он. Смотрит. На. Тень. Тэёна. На тень, которая появилась из-за вялого горения свечи в этом тёмном углу под портретом Английской Королевы Елизаветы Второй. — Кто ты? — повторяет свой вопрос Юно, так и глядя на стену. Он чуть щурится, пытаясь распознать по тени пол человека, но так получается мало информации: капюшон на голове, тонкое запястье. И Тэён, который также смотрит на свою блекло-серую тень, впервые задумываясь о своей видимости в таком ключе, вспоминая слова Марка, поражаясь тому, насколько неудачно он прогадал тихо пообедать в компании соулмейта, который, чёрт подери, владеет огнём и этой магией теней. Тэён прокашливается, снижая градус неловкости: — Прости. Я просто хотел пообедать в тишине за столом. — Ты… Ты кто? — пламя свечи дрожит. И рука Тэёна также вздрагивает, когда он ощущает, как «Чон Юно» подсвечивается розовыми язычками огня. Он напряжён, в боевой готовности. Чёрт ну, Тэён просто хотел поесть. Он не хотел общаться со своим соулмейтом, и…. О, точно, это неудобно вдвойне. — Слушай, Юно., — заговаривает Ли. Однако всполох пламени прерывает его речь, становясь больше, подсвечивая фигуру со всех сторон, так, что тень становится чётче, но всё ещё не даёт понимания и осязаемости человека, который сидит с Чоном за одним столом. — Откуда ты знаешь моё имя? — хмурится Юно. — Ладно, окей! — Тэён с психу кидает палочки на ставший видимым поднос, поднимает руки вверх, что отражает его тёмная тень, — Я — Ли Тэён. И я прозрачный с семи лет, благодаря тебе. Конечно, я знаю, кто ты. Огоньки двух свечек заинтересованно кружатся на месте, поднимая острые верхушки выше, становясь тоньше. Они дрожат, уменьшаются до двух капелек, а потом ярко искрят — Тэёну приходится прикрыться локтями, боясь обжечься, а Юно ударяет ладонями по столу: — Как ты это докажешь? — Да никак! Никак! — парень качается на стуле, смеётся, — Вот поцелуемся, утратишь способность, я — стану видимым, и ты поверишь. Будем пробовать? Лицо Чона меняется странным образом, а два огонёчка свечек кружатся вокруг фитилей диковинными фигурами. Тэён попадает под очарование этой способности, пытаясь понять: бомбанёт или нет. Наверное, неплохо умереть испепелённым, может от него останется хотя бы тень, как от тех людей в Хиросиме — было бы неплохо. Жил, как тень, умер, как тень. Зато мемориал будет годный. В школьной столовой, конечно, но можно будет срезать стенку, да? Было бы неплохо. — Ой! — с непонятным вскриком Юно накрывает рот двумя ладонями, а два пламени тут же гаснут, так что струйки дыма вьются выше, туго переплетаясь друг с другом, — Ты тут… — едва различимо бормочет юноша, — … чтобы украсть мой поцелуй? Первые секунды Тэён искренне хочет заверить Юно в противоположном, но потом кое-что понимает: это отличная идея! Это возможность! И кто кого тут будет бояться?! Ха-ха! — Как ты догадался? — Ли довольно качает головой, тут же приступая к еде: время на обед всё же ограничено, а он и без того достаточно потратил на борьбу за поднос. — Зачем ещё ты тут мог бы быть?! — лицо младшего становится безумно красным, как и уши. / Внутри у него всё полыхает так, как никогда прежде не горело. Эти чувства не поддаются словам, пониманию, ведь… Тэён пугает его. Точнее, Юно пугает то, что Ли Тэён — его соулмейт — это тень. Он невидимый, и это уже жутко, а тот факт, что Тэён пребывает в такой состоянии целых одиннадцать лет — настоящий кошмар. И вообще, его невидимость может означать его постоянное присутствие совсем рядом. Да как он узнал, что Юно — тот самый Чон Юно? Мог только увидеть своё имя на запястье. Значит, он уже следит за ним. Для надёжности Юно поджимает губы, так и придерживая ладони у рта, когда Тэён беззаботно шутит: — Слушай, я просто хочу поесть в обед. И я не собираюсь воровать твой поцелуй, — Тэён хмурится, когда дополняет, — По крайней мере, сейчас. — Почему такая щедрость? — Я видел твою способность, когда ты тушил пожар в том ресторане. Это было… Ли качает головой из стороны в сторону, подбирая подходящее слово, но берёт самое простое: — Это было круто. Наверное, ты делаешь много хороших вещей, да? Поэтому я не буду лишать тебя этой способности. И знаешь, я вроде как, привык. Усмешка. Грустная усмешка срывается с губ мягкой тенью, кратким ветерком, и искра, что осталась дотлевать на ближайшей к нему свечке, разгорается в маленький огонёк. Он рыженький и пушистый, но танцует грустно, оплавляя воск, заставляя тот «плакать». И хотя Юно не видит лица Тэёна, он так остро чувствует тоску и одиночество в его словах. Чувствует, как что-то подобное внутри него отзывается, резонирует, рвётся ближе к Ли, так что Чон улыбается, поднимая палочки с тарелки, когда благодарит: — Спасибо. Я ценю это. И, знаешь, я, правда, не хочу отказываться от своей способности. / Руки Тэёна сжимаются в кулаки. Он знал, что всё будет именно так. Он видел то, что творят руки Юно, и было сразу понятно, что помирать Тэёну невидимым на собственной койке в расцвете лет. — Но, господи, прозрачность?! — юноша взмахивает руками, — Ты всегда вот такой? — Да. Всегда, — отстранённо. Эта тема нервирует, и если бы только Ли не был прозрачным, то по его лицу это было бы легко прочитать, но — но! — С ума сойти! А ты сам себя хотя бы видишь? Всегда хотел задать этот вопрос какому-нибудь невидимке, — открыто смеётся Юно. То, как он смеётся, перелив его ещё детского, милого смеха, который ломается, падая на дно контрабаса, глухо отражаясь от лёгких — это играет с сердцем Тэёна безумно злую шутку, как когда Марк играет на гитаре и поёт свои тоскливые песни о любви и …. Улыбках. У Юно пухлые губы, едва ли розовее кожи. Сладкие, персиковые, пухлые губы, которые не просто улыбаются, а — мягко смеются. Смеются легко, обнажая белые зубы, между которыми кое-где застряла зелень водорослей — это то, что выдаёт в нём глупого мальчика, ладони которого выглядят так, как будто он сорок лет подряд работает голыми руками на стеклодувной фабрике, покрывая кожу новыми ожогами и длинными полосами шрамов. — Я даже не могу видеть свою улыбку, — с завистью чужой лёгкости шепчет Тэён, прерывая веселье младшего. Он смотрит на своё имя на запястье Юно: оно выведено белыми нитями иероглифов, и почему-то Тэёну становится безумно больно от одной только мысли: сколько бы раз они могли сгореть вместе в этих дурацких руках под маньячную улыбку этих губ? — Ненавижу тебя, — плечи Ли ходят вперёд-назад, палочки выпадают из пальцев, он поднимается с места и хватает рюкзак за лямку, задевая поднос, посуда на котором отзывается обидным звоном, — Я ненавижу тебя, — его нервное возбуждение вызывает недоумение на лице Юно, так что старший склоняется ближе и ставит точку в их официальном знакомстве одним простым, но безумно искренним, — Я никогда не поцелую тебя, потому что ненавижу твою улыбку.