Ненавижу эту улыбку

Верни мне музыку, без музыки — тоска! Мы расстались, но осталась наша музыка. Слова А. Вознесенского, Музыка А. Бабаджаняна

Тэён закусывает нижнюю губу, всё ещё не готовый проиграть в противостоянии Юно, который продолжает занимать самое лучшее место в столовой. Юно, который мягко улыбается, постоянно зависая в телефоне. Он кажется счастливым, общаясь там с кем-то и не замечая потуг Тэёна держать себя в руках, не показывать себя, не давать знать о себе. О да, точно — он же невидимка! Это же не так уж и сложно: не напоминать о себе! Хотя бы для приличия Юно мог бы пару раз обернуться, или отодвинуть стул от стенки, но, видимо, его чувства слишком малы, чтобы сердце было настолько щедрым. Обида трещит по щекам мелкой слабой дрожью, которую Тэён понимает слезами. «Все разговоры о любви — лишь сказка» Тэёна не спасает даже музыка. В момент становится сытым. С него достаточно. Он устал делать первые шаги в адрес Юно, чтобы в итоге получить — это. В конце концов, это он остаётся в пустоте, остаётся невидимкой, пока у его соулмейта всё более, чем замечательно. И это просто отвратительно. Тэён жалеет себя в туалете, запирается в кабинке, бьётся плечами об её стены, справедливо и давно уже уяснив, что смерть в школе — самая нелепая. Он не хочет себе мемориала где-то тут, он бы хотел быть подальше от школы. Да, неплохо. Может, ему пора просто взять и прекратить всё это мучение? Может, тогда Юно будет счастлив? Конечно, он будет бесконечно счастлив, если избавится от угрожающего ему Тэёна! Впервые за последние месяцы Тэён снова возвращается к подобным мыслям, он снова достаёт написанный лист завещания, где просит прощения у всех родных, он переписывает свой неаккуратный почерк трижды, потому что ручка корявит и портит его замысел. Уходить нужно красиво, не оставляя окружающих виноватыми. Однако от этой мысли Тэён захлёбывается слезами, снова комкая свои слова прощания, выкидывает их, и больше не пишет. Просто не может. Юно.… Этот проклятый Юно дал ему надежду, стал другом, стал близок. Они же понимали друг друга, так почему? Чувства? Способности? Тэёну нужен Марк. Но, как назло, мальчишка не попадается Ли несколько дней подряд. Только в субботу. Марк сидит на ступенях перехода, где плакат с лицом его соулмейта сменился на улыбающегося айдола. Мальчишка настраивает инструмент, когда Ли садится рядом, похлопывает по плечу. — Привет, Тэён. — Привет, Марк. — Может, я и утратил способность, — усмехается мальчишка, оборачиваясь к старшему, — Но мой слух всё ещё при мне. И я слышу, как грустно ты звучишь. — Я хочу умереть. От его признания по коже Марка бегут мурашки. Он резко оборачивается и снимает с себя инструмент. Его зрачки впервые за всё время их знакомства судорожно шарят по пространству, но в приглушённом свете подземки тень Тэёна не столь ярко выражена, и он первым протягивает руку младшему, за которую музыкант тянет Ли ближе к себе, крепко обнимая и похлопывая по лопаткам. — Тэён-а, пожалуйста, не хоти этого слишком сильно, — всё, что говорит Марк, пока сердце Тэёна разрывается на части от его искренности, от принятия Марка единственным, верным ему другом. — Я хочу говорить с тобой чаще, обо всём на свете, Марк, — Ли скрипит между тяжкими вздохами и шумным сопением, потому что голос слушается с натягом. И ему безумно тоскливо, одиноко, мрачно, беспросветно. — Мы можем обменяться номерами, почему нет? Почему мы раньше этого не сделали, а? — поддерживает Марк. Когда эмоции отпускают, когда момент уходит, Марк усаживает Тэёна рядом с собой, возвращает инструмент на колени, не перекидывая ремня и не поднимаясь со ступени, начинает новую песню. Она кажется безумно романтичной, она хватает их обоих за струны души, за те самые струны, которые уже несколько раз рвались и ранили их обоих. Но оба упорно продолжают.        Потому что соулмейт Марка проходит мимо, низко надвинув на лицо капюшон синей худи, бросая в чехол крупную сумму одной банкнотой. Он оказывается незамеченным лишь по той простой причине, что поющий всем сердцем Марк закрыл глаза, лучше чувствуя ритм, и ориентируясь на сидящего рядом с ним друга. Однако соулмейт не видит Тэёна, и только простодушно хмыкает. Но когда Марк распахивает глаза, узнавая голос эхом перехода — его соулмейта уже невозможно найти. «Мы расстались, но осталась наша музыка» — падая плечом на стену прямо за углом перехода, Ли Донхёк стягивает с лица капюшон и разминает зубами губы. Слишком справедливо в отношении него звучат эти строки. Мальчишка в последний раз оборачивается на поющего соулмейта и, скрепя сердце, уходит прочь, легко растворяясь в серой повседневности сотни таких же серых, обычных людей. / На самом деле, Юно чувствует себя неуютно в компании людей, которые большую часть времени бахвалятся своими разноплановыми способностями. Ил-Ила так и вовсе — без умолку болтает о том, как снова и снова отшивает своего соулмейта. Кто-то никогда не искал встречи со своим соулом, кто-то тактично умолчал, как Халла. Почему-то её сдержанность привлекает Юно больше прочих людей этого «кружка», и холодная отстранённость на дне глаз внушает доверие. Юно нравятся холодно-отстранённые люди. Те, у которых пылают сердца под слоем льда. Халла пылает и осторожно поддерживает огонь души новенького. И это становится едва ли не единственным плюсом еженедельных посиделок со старшими: получается, что Юно имеет некоторую группу людей, перед которыми отчитывается о своих трудах, успехах и поражениях. И он всегда понят, всегда принят ими, свободно обсуждает свои чувства и слушает другие мнения, получает и впитывает те мысли, к которым бы ни за что не вышел сам. Так он растёт. Однако, Юно чувствует себя неуютно. И это неудобство доставляют ему мысли о Тэёне. О его соуле. Потому что в отличие от других ребят, Юно знаком со своим соулом, он успел сблизиться с ним, он… Он втрескался в Тэёна. Вот так просто. Не видя его лица. Сочувствуя его одиночеству, ощущая то, как своё собственное. Понимая его шутки, находя редкие соприкосновения с ним волшебными. Юно чувствовал себя важным, особенным рядом с Тэёном. А среди таких, как Ил-Ила, Халла, Хуан и Десятка — он всего лишь один из многих, не самый сильный, не самый умелый, не первый и не последний. Чон Юно в достаточной степени блёкл и нормален на их фоне, чтобы выровнять душевный баланс и чувствовать себя более человечным.        — А знаешь, — Десятка мерцает на «их» месте, в которое его никто не звал, но Юно, кажется, не делал из пустыря за городом секрета, — Я встретил кое-кого. — Кого? — улыбаясь, Юно подходит ближе к новому другу, который являет с собой в следующее мерцание мягкую подушку, тут же растягиваясь на ней. — Одну миленькую девушку, которую забавляет не столько моя способность, сколько я сам. И чем дальше уходят наши отношения, чем больше я сожалею о том, что она у меня есть. — Девушка? Десятка пронизывает младшего презрительным взглядом, тыкая пальцем в грудь: — Я знал, что общение с Хуаном пойдёт тебе в равной степени на пользу и во вред! Я знал, чем это может обернуться, и вот мы тут! — он берёт паузу, когда вскрикивает так резко, что юноша дёргается, — Способность! Я сожалею, что у меня есть способность! Кто вообще откажется от любимого человека? — Хуан. Ил-Ила, — Юно по прищуру старшего понимает, что несёт полную чушь, но завершает самым последним, — Я. Я отказался. — Понятно. Порыв ветра прокрадывается в лёгкие, и пальцы сводит судорогой, так что Юно разводит костерок на прежнем месте, там же, где Тэён впервые перепрыгнул огонь, где Юно впервые шагнул в пламя. — Я не мог отказаться. И не могу, — заговаривает Десятка, подкидывая палок в огонь, — Потому что мой мейт решил за всех, что миру будет проще без человека, который умеет создавать болезнетворные вирусы и бактерии. Вообще-то, он умел создавать и полезные бактерии, которые пожирали опасные соединения, но в какой-то момент что-то пошло не так, и … Не зная, что нужно делать в подобных ситуациях, Юно неуверенно протягивает руку, накрывая ладонь старшего своей. Десятка же откидывает его помощь небрежно, грубо, так, как будто не нуждается в этом. Он скоро поднимается на ноги и свысока смотрит на Чона: — У меня была способность к мерцанию, но я не успел его спасти. Однако теперь, единственное, о чём я желаю — это о том, что у меня нет человека, который мог бы меня избавить от груза ответственности за всех тех, кого видят мерцанием силы мои глаза. Я не могу не спасать тебя, Ил-Илу, или кого-то другого, кто может вспыхнуть завтра своей силой, не удержав её под контролем. Но, знаешь, Юно, лучше бы я не видел ваши чудесные рождения. О том, что Десятка только что был здесь, ничего не говорит, нет ни следа, ни запаха, ни тепла. Наоборот — всё, что сейчас ощущает Юно: холод. Поднося запястье к глазам, он смотрит на «Ли Тэёна», размышляя о том, вспоминая все те глупые шутки, которые окрашиваются новыми, но мрачными цветами. Когда они были вдвоём, они оба сияли. А что же сейчас? До встречи друг с другом они были полны печали, неприятия, но… Юно запутался. Когда он думал, что Десятка даст ему ответы, на самом деле оказалось, что всё, что тот делал — это только больше расшатывал Юно последние три недели, почти месяц. Чон не понимает, за что должен зацепиться, чего он хочет больше: свою способность или Тэёна? Или… В конце концов, они же нормально общались и без поцелуев. Почему тогда вообще…. Почему Юно испугался и трусливо прогнал Тэёна прочь? Почему Тэён сказал ему держаться подальше со своими чувствами? Потому что Тэён не сдержится и поцелует его, хотя обещал не делать этого? Какое-то странное шевеление случается в сознании Юно, и сердце ускоряет свой темп: — Выходит… — Юно начинает смеяться со своего открытия, с безумно долгим запозданием понимая его, — То есть, Тэён просил быть подальше не потому, что ненавидит меня, не потому, что ему не нравятся мои чувства, но потому…., — юноша хлопает себя по лбу, в неверии падая на землю, и костёр резко взмывает ввысь, — Потому что у него есть чувства, которые сложно будет сдерживать! Его веселье также скоро сменяется виной за свою поспешность, за пренебрежение тенью, которую Чон всегда замечал под портретом Английской Королевы, но намеренно игнорировал. И ведь, если подумать, у Тэёна всегда было больше преимуществ в плане поцелуев, но он держался, он хоть и дразнился, но никогда-никогда, кроме последнего того раза, не переступал черту, хотя мог бы. Что же это Юно натворил? Юно впервые задумывается о своей способности не как о весах, по разным чашам которых лежат его чувства к соулу и — его способность, но как о ведре с водой, что висит прямо над головой, а в руках его — верёвка. потянув за которую в достаточной степени, можно оказаться полностью мокрым. Юноша задумывается о своей способности и связи с соулом, как о возможности выбора. Пока Тэён жив и хоть сколько-то счастлив, у Юно будет шанс выбрать способность и наслаждаться способностью. Но если Тэён вдруг исчезнет полностью, то Юно не будет шанса — только способность, которая будет расти со временем. Она всегда растёт, даже если ты этого не хочешь — так говорят старшие. Тэён — мгновение вспышки между тем, как ледяная вода падает потоком на голову Юно, лишая его силы, уверенности, обычности особенности -способности. Тэён — не ниточка, всего лишь — вспышка. Яркая, ослепительная. Потому что его невозможно дёрнуть, потому что он тоже застрял в пространстве между их общим выбором. Волшебная верёвка зажата в кулаке Юно, и ему решать — тянуть её, или отложить, ему решать — случиться всполыху, или нет. Ему и Тэёну.