Хороший человек

Глубокой ночью, когда в соседней комнате раздался храп Тсунаде, Ирука вернулся в свою спальню. Весь день он провел, мучаясь из-за ситуации, это по личному графику был самый дурной день в этом году. Прошлого исправить нельзя, но будущее изменить можно. С этими мыслями Умино откинул одеяло и стал целовать шею, плечи полусонного дзенина. — Ты меня доконаешь… — прошептал тот, — я думал, мы уже все решили. — Хочу извиниться, — Ирука целовал линию шеи, прослеживая пульс до самого сердца, зная высокую чувствительность кожи у того, кого никто до него не касался. Бережно, нежно лаская губами сосок Ирука слышал едва различимые выдохи, Какаши жмурился, он бы без сомнения отпихивал от себя горячие ладони изучающее его тело как обнаженную карту эмоций, если бы мог. Но болтливый язык чуунина обладал еще одним талантом и игнорировать его становилось невозможно. Покрыв поцелуями запавший живот, Ирука ласкал член, он в полумраке комнаты не видел лица дзенина, но чувствовал, как тот вздрагивал, отзываясь на каждое прикосновение. — Тебе не за что извиняться. Я мог тебе навредить. — Знаю. Ирука подул на чувствительную кожу живота, которая покрылась мурашками под его дыханием. — Болит? — Ты не слышал, что я сказал? — Слышал, — Ирука обхватил рукой основание члена и медленно провел рукой задевая головку. — А ты слышал мой вопрос? Тебе больно? Какаши закрыл глаза, дыхание сбилось. — Болит да… — Почему ты не сказал сразу? — А тебе было не все равно? Ирука склонился губами касаясь головки, — нет. Я бы остановился. Он ласкал его, неторопливо, жадно впитывая эмоции обычно закрытого человека. — Я не понимаю тебя, — прошептал Какаши, удовольствие проникало в его голос делая низким. — Знаю, — Ирука позволил ему кончить и теперь аккуратно вытирал салфеткой. — Но я дам тебе время понять. Если захочешь. Умино еще долго посасывал его член после первого оргазма. Задевая уздечку и щекоча кончиком языка канал. Целуя кожу чуть пониже пупка, Ирука пробормотал: — Я тебя обработаю бальзамом. Станет легче. Он продолжал медленно надрачивать снова поднимающийся член. — Хочешь попробовать? — Сверху? — уточнил Какаши. Ирука перебрался так чтобы видеть его лицо. — Нет, — Какаши ответил вполне серьезно. — Спасибо за… извинения, но зачем тебе быть снизу… неприятно. А без «мести» я как-нибудь обойдусь, — тон легкий, нейтральный, за которым горчил полученный опыт. Ирука подобрался: — Так не всегда. Ты мне веришь? — Нет, — сознался Какаши, не пряча улыбку. Умино в этот момент поразился его великодушию. Он умел идти сквозь ситуацию так, будто она его не касалась. И не носиться со своей болью. Видимо, от того, что большую часть жизни окружающим было все равно. Какаши его в этот момент не понимал тоже. Каждый использовал приемы, которыми владел. Каждый получил то, что заслужил. Но сейчас чуунин делал из этого нечто более личное, он заботился о нем, не только физически, он старался его понять и это пугало до дрожи, до желания сбежать, убраться подальше, потому что, что делать с предложением остаться, когда хочется согласиться — он не знал. Жить без привязанностей проще. Ирука вернулся к прерванному занятию и продолжил ласково целовать чувствительную после оргазма кожу головки. Он забрал ее в рот, посасывая, поглаживая, трогая все, до чего мог дотянуться. Дзенин под ним стонал в голос. — Ты разбудишь Тсунаде, — Ирука накрыл ладонью его рот, продолжая второй надрачивать член, стараясь выплеснуть на партнера все, что чувствовал, всю ту странную затаенную нежность, которую до него не будил никто. Он гладил отзывчивую к прикосновениям кожу, как дорогой бархат, будто стараясь компенсировать свой и чужой голод. — Я аккуратно… — Ирука потянулся за бальзамом. Чуунин смазал пальцы и, погладив, надавил на все еще ноющее кольцо мышц в заднице. Он обрабатывал травмированную область и слегка согнул палец ища простату. Когда нашел, уловил это по внезапно распахнувшимся глазам дзенина. Тот редко открывал оба глаза одновременно, привычка, выработанная годами. Теперь можно было вернуться к члену. Правда, посасывая член и массируя простату, он понял, что ему не хватает третьей руки — с непривычки Какаши совершенно не думал помалкивать. Прислушиваясь к храпу Тсунаде, Ирука благодарил высшие силы за ее хороший и глубокий сон. Он не знал, что этот навык выработался еще в бытность ее работы в команде. И на то были причины. О которых знал Джирайя, а также все его женщины. — Ты псих, — позже ласково поделился Какаши, наблюдая, как ловко чуунин пристраивается рядом, чтобы уснуть. Ирука, не открывая глаз, улыбнулся. «Точно псих», — Хатаке посмотрел в потолок. Обычный потолок в обычной квартире. Затем он снова посмотрел на учителя, сегодня ночью ничто внутри не сигналило о риске, о лжи — этот человек хотел его, нестерпимо, остро, как будто они были подростками и не было страшной войны, уничтожившей их детство. Ирука свою историю рассказал вкратце, дежурными фразами, за которыми стояли годы осознания ситуации. Какаши понял это и не стал лезть глубже. Не сегодня. Хотел ли он, чтобы было завтра, дзенин задумался. Слишком многое зависело от того, что случится в Конохе из-за этих выборов. Если победит Данзо, его, вероятнее всего, ликвидируют как предателя. Он ведь знал об этом заговоре и не смог донести своему Каге. Какаши вздохнул. Возможно, это была лучшая ночь в его жизни. Правда, чувствовал он себя немного одуревшим: слишком много удовольствия, словно своеобразного наркотика, после которого, даже если бы мог, он, скорей всего, не встал бы. Изобретательный чуткий чуунин явно применил на нем свои лучшие приемы. — У тебя давно никого не было? Вопрос застал Ируку врасплох, он явственно покраснел, понимая насмешливый тон дзенина совершенно правильно. — Вообще-то было не так давно, с Мизуки — это ему я носил еду в госпиталь, когда тебя встретил. Но как-то не срослось. О том, что не срослось именно в постели Умино умолчал. Может, от того, что рядом с флегматичным дзенином, отзывчивым на каждую ласку, Умино заводился с пол-оборота. Что именно цепляло больше — неопытность в таком прожженном смертями человеке, или его способность иногда прогибаться, не ломаясь — Ирука не знал. Но понимал, что рискует не только потерять голову, но и свою жизнь возможно тоже. Эта ночь закончится, вынужденный плен Какаши тоже, а вот какую сторону он выберет потом — Ирука отодвинул этот вопрос, как нечто холодное и темное. Он понимал, что, если дзенин всерьез решит убрать его — так и будет. Какаши слегка расфокусированным взглядом, изучал отблески фонарей в окне. — Хорошо, а то я подумал уже, что ты свихнувшийся на всю голову сексоголик. Он пошутил и как думал удачно, Ирука открыто улыбнулся ему в ответ. Они оба ощущали этот момент своим, особенным. Двое взрослых решивших отложить нечто важное на потом. Днем Гончая спал, не просыпаясь. Ирука заглядывал в спальню практически каждые полчаса. Пока Тсунаде не хлопнула по кухонному столу рукой и не сказала: — Хватит! Он после серьезной болезни и ранения, пусть отдыхает, — она остро глянула на застывшего чуунина. — Я сказала, пусть отдыхает. Ты меня понял? — Да, Тсунаде-сама, — пробормотал Ирука, смущенно потерев переносицу. Проснулся Хатаке вечером, поел немного из знакомых рук и снова уснул. — Ему нужен отдых, для восстановления желательно, чтобы он как можно больше спал, — Тсунаде читала свиток, принесенный Джирайей, и между делом отдавала распоряжения Ируке, какие травы заваривать. — По-прежнему гений в комбинациях химических веществ, — она хмыкнула, — как ты заставил Орочимару сделать это? Джирайя заулыбался: — Ты же знаешь, я могу быть очень убедительным собеседником. Его вечная принцесса, которую он любил полжизни и от которой примерно столько же и получал, спрятала лукавую усмешку. Они многое пережили втроем, и вдвоем тоже. Слишком многое, чтобы потом лицемерить между собой. Но они были не одни, а молодому поколению не следовало знать, что делало эту команду такой успешной, а впоследствии и легендарной. Комбинация дополнений и компенсаций работала, только когда они были вместе. Все трое. — Мы его вытащим оттуда, — убежденно сказала Тсунаде и добавила, — я возьму кровь у Какаши, а ты передаешь ее Учихам, вместе с этим свитком. Джирайя кивнул и поглядел на скромного чуунина, убирающего со стола после ужина. — Ты хочешь стать героем моего нового романа? Ирука замотал головой, — я… э… не достоин вашего пера Джирайя-сама. Саннин разочарованно кивнул, потянулся, и пошел в спальню к Тсунаде. Заглянув ей через плечо, спросил: — Этого хватит? — Он и так ослаб, больше крови брать нельзя. — Подожди, что это за синяки… Женщина пихнула его локтем. — А то ты не знаешь! Иди уже. От тебя за версту несет любимыми духами Орочимару. Как можно? Это так неосторожно — духи для шиноби! — Ну, он же в тюрьме сидит, там можно, — как обычно, слишком прямолинейно понял Джирайя. — Ему там даже лаборатория разрешена… заслуги позволяют, чего ты на меня шипишь? Правду говорю, даже постель и то шелковая. Что? Что я не то сказал? Из квартиры Ируки саннин проделал стремительный полет в неизвестном направлении. Но вероятнее всего, в кусты. Быть сильной женщиной означало определенные преимущества, понял Умино.