Простой поцелуй

      — Я сожгу эту ведьму, — прорычала Руби, пуская взглядом дротики в спину Реджины.              С позволения Руби, Голд смог залечить травму Арчи, но тот все еще лежал без сознания на одной из кожаных кабинок. Единственная причина, по которой Голд согласился на исключение из правил — это желание устранить ущерб, нанесенный Реджиной. И потому что Арчи безостановочно напевал «Rehab».              Руби сердито выжала холодную ткань и приложила ее ко лбу Арчи.              — Может, я вылью на нее воду и посмотрю, как она растает, — рявкнула она. Ее пальцы, так и чесались от идеи со стаканами с водой, которые были разбросаны по всей закусочной и не тронуты посетителями.              — Миф, — тут же растоптал ее фантазии Голд. — Не все ведьмы погибают так легко.              Красная Шапочка нежно провела тканью по коже Арчи, не отпуская его руку. Она посмотрела на Голда из-под ресниц и нахмурилась.              — А что же случилось со Злой Ведьмой?              Голд подавил веселую усмешку. Оз был такой необычной страной по сравнению с их домом — народ манчкины, грубые говорящие деревья, летающие обезьяны и маленькие девочки, которые присвоили твои туфли после твоей смерти. Это должны были быть мои туфли! Воровка.              — Какой? Той, которой была ходячим огурцом, или той, чьим криптонитом был фермерский дом? — Руби окинула его серьезным взглядом. Официантки в наше время были не из веселых. Что, например, случилось с обувью на колесиках? — У нее была аллергия.              Он с подозрением наблюдал за Реджиной, но всегда следил за тем, чтобы всегда была в пределах видимости — Эмма. Он хотел бы сопровождать ее, но ее настороженный взгляд подсказывал, что это не сулит ему ничем хорошим. В отличие от начала ночи, она стала более раскованной по отношению к нему, но при этом застряла на перепутье между тем, чтобы окончательно сдаться, и тем, чтобы уцепиться за последний клочок бунта.              Упрямый лебедь.              — Вы должны быть довольны собой. На ваш любовный интерес не напали с ведром. А вы при этом, как ни странно, получили поцелуй. Интересно, станет ли она по-прежнему целовать вас в полночь, — кисло размышлял Руби. Вот ведь вредная особа, не правда ли? Голд проигнорировал ее колкости. О, Эмме эта игра нравится. Она же не вернула мне деньги. — Вы же понимаете, что если бы вы не вылечили Арчи… я бы выбыла из игры.              Она смотрела на него со смесью благоговения и любопытства, но он старался смотреть в другую сторону. Все уже было кончено, и не было никакой разумной логики в том, чтобы задерживаться на этом. Ирония в том, что Реджина преподнесла ему победу на блюдечке, дисквалифицировав Арчи, это было великодушно, но… может быть, именно из-за выпивки это окончательно доконало его.              — Спасибо, — почти неслышно прошептал Руби. Он не мог удержаться, чтобы не обернуться и не взглянуть на нее так, словно она сошла с ума. Никто не благодарил его ни за что с тех пор, как прошло … несколько столетий. Ни у кого не хватало ума представить, что его поступки заслуживают благодарности.              Да, выпивка имела какое-то отношение к этой странной галлюцинации, которую он услышал.              — Без достойных соперников игра становится не такой захватывающей, — ответил он, но оба знали, что это дымовая завеса. Руби закусила губу и неубедительно кивнула. Внезапно ее лицо стало озабоченным, а взгляд переместился за его плечо.              — Внимание. Вэйл постоянно оглядывается через плечо на Реджину. Думаю, ему нравится она. Или это так, или он параноик, и думает, что эта вампирша высосет его кровь. — Она указала ему за спину, и он слегка сдвинулся с места.              Голд обнаружил, что его старый приятель часто подходит к бар стойке, находясь в зоне видимости для глаз Реджины. Руби оказалась права: доктор часто наблюдает за Реджиной через плечо, его взгляд блуждает по ее худому телу. Но дольше всего его внимание останавливалось на ее ногах и груди. Чувствуешь себя одиноким, да, Фрэнки? Предатель.              — Только посмотрите, как она играет с Сидни, словно на скрипке. У мужика практически слюни рекой текут. Очевидно, она ждет, что он упадет перед ней на колени, — продолжала Руби.              О да, он заметил. Ожидает — это не то слово: если бы Реджина потребовала, чтобы Сидни исполнил свои фантазии, джинн бы не стал возражать. Если Реджина попросит Сидни поцеловать ее, ей лучше быть готовой к самому интенсивному сеансу поцелуя в своей жизни.              — Я разберусь с этим, — пробормотал Голд, направляясь к похотливому Вейлу.              Возможно, ему удастся помешать планам доктора добиться расположения Реджины. А если по какой-то немыслимой причине Вэйл проигнорирует его и пойдет на это, то, по крайней мере, это заставит джинна ревновать. Возможно, они будут драться до смерти.              Худшая смерть в истории, по его мнению.              — Не слишком ли высоко мы стремимся, не находите?              Голд без лишних вопросов уселся рядом с Вэйлом. Доктор облокотился на барную стойку, стараясь выглядеть привлекательно. С неохотой добрый доктор оторвал взгляд от яблок Реджины, и его отношение к новому собеседнику изменилось.              — С каких это пор вы стали высоко ценить Королеву?              Он говорил так, будто хотел добавить оскорбление к концу фразы. Голд осмелился сделать это, просто чтобы получить удовольствие от того, что выплеснул на Франкенштейна все оскорбления, которые он приготовил для него за эти годы. В наши дни никогда не знаешь, что услышишь у кулера с водой. Или за кустами.              — О, я записал, как расставить обитателей нашего мира по шкале от одного до десяти, — хвастался он. Для чего еще он держал этот старый журнал в своей мастерской? Для дневника? — Эмма-10. Арчи? Хм… семь с половиной. Вы где-то ниже Регины. Она — единица, — пояснил он.              Вэйл замялся, пытаясь понять логику Голда.              — То есть вы хотите сказать, что оценили меня на… 5 баллов.              В его голубых глазах мелькнуло разочарование. Слишком жестоко по отношению к его эго? Голд пожал плечами. Ученого нужно было опустить на несколько ступенек ниже. Как будто наука преобладает над славой магии.              — Ваш мир выглядел забавно, — ответил он. — От недостатка цвета у меня болела голова. Однако вам не стоит расстраиваться. Ваш балл выше, чем у Прекрасного Принца. У него 0,2. — Он ткнул большим пальцем через плечо в сторону Реджины. — У вас нет шансов.              Вейл откровенно насмехался над этим предположительным выводом.              — Если она может оценить охотника, у которого нет сердца, то я уверен, что более чем достоин ее стандартов. Может, она предпочитает парней с акцентом, — настаивал он, выпячивая грудь. Голд был благодарен за то, что не пил ничего, а то бы у него из носа хлынуло.              — Какой акцент? Не хочу вас пугать, но вам стоит подумать о том, чтобы развесить по городу плакаты о пропаже. Ваш акцент вылетел в окно, дорогуша. — Это была шутка. Он умирал от смеха. — Кроме того, Реджина меня с моим акцентом ненавидит. Не хочу нахваливать себя, но мой акцент здесь самый лучший.              — Возможно, — возразил Вэйл. Решимость отразилась на его лице, когда он встал с табурета. — Полагаю, мне придется доказать, что вы ошибаетесь. — Голд махнул рукой в сторону Реджины.              — О, пожалуйста. Мне записать заметки?              Вейл горько взглянул на Голда и направился к Реджине. Реджина все еще очаровывала Сидни в нескольких метрах от него, их спины были обращены в его сторону. Вейл остался незамеченным Королевой. Или же она его игнорировала.              Может быть, Вэйлу следовало бы отвесить ей подзатыльник? Так он всегда делал, когда Реджина не слушала его, пока он учил ее магии.              В уголке его глаза мелькнула красная фигура.              — На чьей вы стороне? Вы должны препятствовать нашим врагам, а не подталкивать их к объединению! Ведите войну, а не играйте роль купидона! — прорычала Руби ему в ухо. Она впадала в панику. Но он был совершенно спокоен и оптимистичен.              — Никогда не стоит недооценивать того, кто действует… с помощью клешни робота, — дьявольски промурлыкал он. Он потянулся за барную стойку и достал детскую игрушку, которую хранил там. Глаза Руби загорелись интригой, когда он щелкнул ею.              Бесшумно ступая, он проскользнул вдоль барной стойки к тому месту, где Реджина стояла между двумя своими любовниками, но не настолько близко, чтобы они заметили его присутствие. Он ловко вытянул клешню и разжал ее. Еще чуть-чуть…              — Ай!              Реджина подпрыгнула и вскрикнула, когда что-то ущипнуло ее за левую сторону задницы. Она обвиняюще посмотрела на Вэйла, у которого хватило невероятной наглости оскалиться в ответ.              — Извините! Держите свои руки при себе, а то утром проснетесь с ними на подушке! Отрубленными! — Она всегда ненавидела, когда к ней приставали. Особенно от нескладных, самонадеянных идиотов. Она предпочитала контролировать их.              Вэйл поморщился от ужасного мысленного образа. Он в недоумении уставился на свои руки. Иногда они были сами по себе, но он был уверен, что все это время они были у него в карманах!              Реджина заметила недоумение на лице доктора и оглянулась через плечо на наличие затаившихся подозреваемых. Единственным подозрительным человеком был Румпель, но он даже не обращал на нее внимания, а был занят наблюдением за Руби. Наверное, придумывает очередной козни в их маленькой войне.              День, когда Румпельштильцхен схватит меня за задницу — это день, когда он добровольно согласится продавать печенье вместе девочками-скаутами от двери к двери, вместе с монахинями. Он не стал бы этого делать, даже если бы я была единственной женщиной в мире!              Это должен быть Вэйл. Этот самодовольный, подлый, кокетливый, безумный ученый.              Неужели он не видел, что в данный момент она соблазняет Сидни? Она обвела его вокруг пальца, и это было все, что ей нужно, чтобы выиграть это соревнование в полночь. Она бросила предостерегающий взгляд на Вейла, а затем намеренно положила свою руку на руку Сидни и заставила его улыбнуться.              — Что ты говорил?              Ее драгоценное Зеркало запнулось, когда рука Реджины обхватила его предплечье и легко скользнула вверх. Он силился вспомнить свои последние слова. Что-то о его грязной газете. Ей стоило только похлопать глазами, слегка коснуться его в нужных местах, и он бы растаял…              — Черт! — прошипела она, подпрыгнув на несколько сантиметров в воздух. Утром на ее заднице будут синяки! Неужели Вейл должен был так сильно сжимать ее? — Что, черт возьми, я вам только что сказала? Хотите, чтобы я их отрезала?              Вейл покраснел и посмотрел назад с явной тревогой. Он поднял руки в знак капитуляции.              — Это был не я, клянусь! Я бы никогда… — Реджина оборвала его беззлобным гоготом.              — Пожалуйста. Не лгите мне. Так же, как вы никогда не делали этого с Руби. На каждом свидании, если мне не изменяет память. Свидания с другими женщинами, — бросила она ему в лицо, потирая ноющую попу. Вэйл поморщился, несмотря на то что именно его коллега всегда уделял внимание Руби.              Тогда Сидни встал на ее защиту. Ее рыцарь в сияющем… стекле.              — Послушайте, я думаю, вам следует оставить Королеву в покое. Она велела вам прекратить… щипать её, — пробормотал он, не найдя лучшего выражения. Вейл отступил на шаг и открыто уставился на Сидни. Руки его затеребили песочные волосы, эти двое загнали его в угол.              — А я говорил, что не делал этого. Что ты собираешься драться со мной из-за нее?              В основном это была легкомысленная храбрость, но Сидни, похоже, так не считал. Дурак был безнадежен из-за Реджины, и это был его шанс произвести на нее впечатление. Постоять за свою безответную любовь. Поэтому он выпрямил спину и кивнул.              — Может, мы с тобой уладим это снаружи? — Так всегда говорили люди перед дракой. Реджина в раздражении сжала переносицу. В толпе раздался рокот, который с каждым разом становился все громче: Бой! Бой! Боритесь!              Подгоняемые толпой, Сидни и Вэйл вышли на улицу и оказались в морозной ночи. Почти все в закусочной предвкушали старую добрую драку. Реджина держалась рядом с Сидни, вызывающе скрестив руки, но втайне она была довольна. В конце концов, как давно мужчины не дрались за нее?              Она заметила, что Голд задержался у края толпы, насмехаясь над двумя глупцами. Неужели он не завидовал тому вниманию, которое она заслужила? Даже у него не было женщин, рвущих на себе волосы из-за него. Все, что у него было — это Эмма. Маленький шериф, на плечи которого Голд в этот самый момент накидывал пиджак. А еще говорят, что рыцарство умерло.              Толпа образовала плотный круг вокруг двух бойцов. Сидни и Вэйл смотрели друг на друга с одинаковым выражением неуверенности, их кулаки были сжаты. Возможно, в их интересах было бы решить разойтись, но у обоих были свои причины для спарринга: Сидни хотел доказать свою любовь к Реджине, а Вэйл — свою гордость, которая не желала подвергаться сомнению.              — Я готов. Когда ты будешь готов, Зеркальщик? , — потщеславился Вэйл, широко раскинув руки. Сидни снял свою шляпу и бросил ее к своим ногам. Ветер мгновенно подхватил ее и швырнул в сторону. Сидни оценил своего противника и зааплодировал.              — Я точно знаю, как с ним справиться, — заявил он, воздев палец к небу. К всеобщему недоумению, репортер подошел к Вэйлу вплотную… и начал быстро кружить вокруг него. Глаза Вэйла следили за ним, пока он кружился вокруг него по кругу.              — Что вы делаете?              Вэйл начал поворачиваться, пытаясь уследить за движениями Сидни. Сидни шел быстрым шагом, его руки хлопали по бокам, когда он ходил против ветра. Реджина, казалось, готова была удариться лбом о кирпичную стену. Какой же из него рыцарь.              — Однажды я прочитал об этом в одной статье, — невозмутимо ответил Сидни. Реджина издала недовольный вздох. В какой статье? Своей же? — Видите ли, вы пьяны. Если ходить вокруг вас кругами, то скоро у вас закружится голова и вы запутаетесь. Я действительно хожу по кругу? Или это мир кружится? Вы не сможете за мной угнаться и начнете спотыкаться… Почему вы не спотыкаетесь?              Вэйл засунул онемевшие руки в карманы и наслаждался тем, как забавно Сидни ходит по кругу. Если кто и выставлял себя на посмешище, то только не он. Его репутация была слишком хороша для этого.              — Хм… хороший вопрос. Может, потому что я не пьян? — Сидни резко остановился перед Вейлом. На краткий миг он застыл на месте.              — Уф… может, это я пьян, — пробормотал он, пока его ноги шатались.              Вэйлу не терпелось посмотреть, как Сидни превращается в посмешище Сторибрука, и он бросился к нему. Неугомонная толпа подбадривала его, поскольку его намерения выиграть легкую битву стали очевидны.              Как только Вэйл оказался достаточно близко, он резко занес руку назад, готовясь нанести первый удар. В тот момент, когда рука взметнулась в воздух, головокружение Сидни стало настолько сильным, что он пошатнулся, и кулак Вэйла с размаху пронесся по пустому месту, где раньше находилась голова Сидни.              Согнувшись в коленях, Сидни, воспользовавшись неудачным ударом Вэйла, врезался головой в живот доктора, отбросив его назад. Вэйл болезненно упал на спину, но Сидни продолжил движение. Его ноги споткнулись о распростертые ноги Вейла, и он потерял управление.              — Нет, нет, подождите!              Вэйл поднял руки, защищаясь, когда Сидни опрокинулся вниз. Он приземлился прямо на грудь Вэйлу, выбив дыхание из его легких. Откатившись от доктора, Сидни лег на спину и застонал, глядя в ночное небо над головой. Вэйл попытался встать, но лишь застонал вместе с ним.              Несколько человек разочарованно расступились, поняв, что бой уже закончился, хотя на самом деле он никогда и не начинался. Реджина и Эмма подошли к упавшим мужчинам, чьи головы валялись на асфальте. Слабаки.              — Здесь есть доктор? — спросила Эмма у удаляющейся группы горожан, но никто не вышел вперед. Она присела на корточки и проворчала. — Да ладно. Вы хотите сказать, что он единственный врач в этом городе? — Она указала на стонущего Вэйла.              Несколько медсестер засуетились и неохотно предложили сопроводить двух мужчин в больницу. Эмма помогла женщинам погрузить Вэйла и Сидни в машину, не обращая внимания на хмурый взгляд мадам Мэр. Вот и ее мальчики-любовники.              Руби выключила камеру и вдохнула теплый воздух в ладони. Пора было вернуться в помещение и согреться.              — Этого не будет на YouTube, — вздохнула она.              …              — Трезвеете?              Эмма оторвала нос от книги сказок, когда в ушах зазвучал слишком знакомый акцент. Для мужчины с тростью он был очень ловким.              К действиям Голда она не привыкла — если не быть осторожной, то он может понравиться ей. Понравиться? Тихий голосок ворчал в ее голове.              — После того случая с падением и поцелуем я решила, что мне стоит немного повременить, — сказала она, перевернув страницу в книге. — К тому же Дэвид только что выскочил из туалета, белый как привидение, и Мэри Маргарет ушла, чтобы отвести его домой. Генри спит. И… я здесь.              Если это не было мольбой о компании, то он не знал, что это было.              — Я не был бы джентльменом, если бы позволил вам провести новогоднюю ночь в одиночестве, — сказал он. Не то чтобы он был джентльменом в затруднительных ситуациях. — Не возражаете, если я присяду?              Он жестом указал на столик, спрашивая ее разрешения. Она слегка наклонила голову в знак одобрения.              Он опустился на стул напротив нее и подпер больную ногу, с шипением выпрямляя ее. Он использовал свою магию, чтобы в небольших дозах лечить дискомфорт, но нога все равно болела после длительного напряжения и волнения. С другой стороны, Эмма могла бы проявить немного сочувствия.              — Приятно знать, что в вас есть хоть какая-то часть человеческого, а не всемогущего волшебника в кожаной одежде.              Или нет.              Подождите… она знала о склонности к кожаным вещам?              Как много Снежка и Прекрасный уже рассказали ей? Если Прекрасный попытается прославить тот маленький поединок на мечах в Бесконечном лесу и заявить, что он победил, у пастуха будут проблемы не только с кишечником. Уловив его недоумение, Эмма раскрыла свой мобильный телефон.              — Кто-то присылает мне загадочные сообщения. Они очень информативны.              Джефферсон.              Этот Шляпник собирается умереть.              Если, конечно, это не было уловкой, чтобы привлечь внимание Эммы к нему, а у нее, к тому же, оказался бы вкус к мужчинам в коже, в таком случае он с гордостью отправит Шляпнику корзину подарков, как только эта ночь закончится.              — Так как вы повредили ногу? — Голд помедлил, потирая сухожильные мышцы бедра, и стиснул зубы.              Этот вопрос. Из всех вопросов, которые могла задать Эмма, это был именно этот. Неужели она действительно была сиреной, заманивающей его на смерть? Стремилась найти суть его бытия и отчаяния?              Она неподвижно смотрела на него — он чувствовал, как ее взгляд скользит по его лицу, липкой паутиной прилипая к его коже. В ожидании она побарабанила пальцами по уголку страницы.              — Это долгая история, — полушепотом пробормотал он. Эмма пожала плечами.              — У меня есть время. До полуночи осталось чуть меньше двух часов, — заметила она.              Два часа. Неужели это все, что осталось? Его охватила паника: она сказала это так, что казалось таком коротким сроком. Тиканье часов в закусочной, казалось, усиливалось с каждым движением черных стрелок.              Он намеренно избегал ее взгляда. Не мог же он сказать ей правду? Это было бы нелепо.              Что бы она подумала, если бы он без запинки рассказал, что всю жизнь был трусом? Она бы жалостливо покачала белокурой головкой и сказала: я так и знала? Будет ли она издеваться над ним, смеяться, успокаивать, что она при всей своей доброте и силе, лучше его?              Он не мог ей сказать.              Но она все еще ждала. Под столом ее нога коснулась другой его ноги. Если он оставит ее расспросы, грубо встанет и уйдет, она сочтет его холодным и отстраненным. Не то чтобы это было далеко от ее нынешнего восприятия, но это, скорее всего, остановило бы их прогресс. Это определенно свидетельствовало бы о том, что он ей не доверяет.              Или доверяет?              Это было трудное решение, разъедавшее его изнутри. Он слегка наклонил голову и заметил, что ее зеленые глаза снова читают книгу. В его душе забрезжил огонек надежды. Может быть… просто может быть, она спустит его с крючка.              — Что вы читаете сегодня вечером? — Но она подняла руку.              — Вы ответите на мой вопрос… а я отвечу на ваш. — Черт.              Она не собиралась отпускать его с крючка, несмотря на его явное беспокойство. Ее любопытство было слишком сильным, чтобы позволить ему это. А его любопытство к истории, так яростно приковавшей ее внимание, было слишком велико, чтобы игнорировать.              Он принял решение. Он сильно сжал бедро. Ничего не выйдет. Ты возненавидишь меня, Эмма.              — Я повредил ногу еще в нашем мире… около трехсот лет назад, — начал он. Ее глаза расширились от откровения о его возрасте, но она не стала наседать на него. Возможно, она была в ужасе. — Тогда я был прядильщиком и жил в нищете. У меня были новорожденный сын и жена. Вербовщики оторвали меня от семьи и отправили на фронт. Это было во время первой Огрской войны.              Он сделал паузу, его голос стал грубее. Он попытался уловить эмоции на лице Эммы. Но оно представляло собой каменную плиту, которую невозможно было расшифровать. С неохотой он продолжил, закрыв глаза.              — Это было то же самое, что войти в недра ада. Огры набросились на нас, истребляя горстями, прежде чем у солдата появился шанс поднять оружие для защиты. Я видел, как они умирали, бесчисленное множество людей. И я… я… — Слова застряли у него в горле.              — Вы бежали, — ровно произнесла она. Это прозвучало скорее как констатация факта, чем как обвинение, а может, это воображение разыгралось. Он не мог встретиться с ней взглядом. Оскорбление «трус» наверняка вертелось у нее на языке.              — Те люди умерли, а я выжил. За мой поступок они связали меня и сломали мне ногу. Выкрутили ее, поломали, повредили так, что я больше никогда не смогу бежать. Это было моим отвратительным клеймом, как алая буква «А«¹, предназначенная для блудниц.              И сейчас это ужасное слово будет брошено в его адрес. Глаза Эммы горели, как два яростных изумруда, розовые губы кривились от отвращения, пальцы готовы были отпрянуть от возможного прикосновения к нему.              Но ничего этого не было.              — И это все?              Он в замешательстве поднял голову. Конечно, он, должно быть, ослышался. Она не выглядела ни злой, ни разочарованной. Она откинулась на спинку стула, и в ее радужных глазах появился чудесный блеск. Похоже, она не до конца понимала причину его позора. Его разум оцепенел от жесткого неверия.              — Дорогая, неужели вы не услышали ни одного моего слова? — Ее отношение к нему не изменилось — она не обрушила на него удар тысячью кирпичей. Наклонившись вперед, чтобы коснуться его руки, она еще больше смягчилась.              Она. Прикоснулась. К. Его. Руке.              — Хотите знать, что я услышала? — Он был весь внимание. Его поджилки заныли от ее прикосновения. — История, которую я только что услышала, была о человеке, чьей единственной целью в жизни было прокормиться вместе со своей семьей, и он был вынужден вступить в войну против огров. Мэри Маргарет… эм, Белоснежка рассказала мне об ограх. Предположительно, они намного больше людей и невероятно сильны, верно?              Он рассеянно кивнул. Он все еще находился где-то на «История, которую я только что услышала».              — Да. Единственный возможный способ для человека убить огра — это выстрелить ему в глаз, — подтвердил он. Остальные части тела людоеда были слишком прочными, чтобы их можно было поразить мечом или дубиной.              Эмма махнула рукой в сторону, словно он каким-то образом доказывал ее теорию.              — Вот видите. Неважно, сколько человек было на фронте. Если только ваши солдаты не были обучены быть снайперами, я бы сказала, что у вас не было шансов. А у каких вербовщиков хватает духу разрушить семью и подвергнуть мать и новорожденного сына риску умереть с голоду или остаться в одиночестве? Если вы ожидаете, что я встану на их сторону, то вы ошибаетесь.              Он пристально смотрел на нее и недоуменно морщил лоб. Боль в ноге была почти забыта.              — Эмма, вы не понимаете. Я сбежал…              — И что? — Она наклонила голову, как будто в этом не было ничего особенного. Как будто она уже смирилась с тем, что это значит. — Может, вам стоит перестать винить себя за то, что вы убежали от обреченной войны, и начать думать о том, к чему вы бежали. К семье.              В этот момент ее рука покинула его руку, и она вернулась к своей книге. Постепенно шум закусочной снова ворвался в его уши, а легкие дали волю дыханию, о котором он уже забыл.              Он никак не мог взять в толк, что ей — неважно. Нет, не то чтобы ей было неважно. Просто она понимала.              И впервые за долгое время ему стало хорошо. Боль в ноге определенно уменьшилась.              — Румпельштильцхен, — осторожно произнесла Эмма. Ему понравилось, как его имя звучит на ее устах. От этого мурашки пробежались по его позвоночнику и согревало во всех нужных местах.              — Да, Эмма? — Он нарочито медленно поднес ее руку к губам и осмелился поцеловать костяшки пальцев. Кончик его языка высунулся, чтобы попробовать ее кожу на вкус. Сухо улыбнувшись, она высвободила руку из его рта.              — Я просто решила ответить на ваш вопрос. Вы спросили, какую историю я читаю. По счастливой случайности… вашу. — Она постучала пальцем по странице своей книги. О. Вот что она имела в виду. Он решил, что они перешли на следующий этап отношений. — Я подумала, что вы повредили ногу, закатив истерику и разделившись на две части.              — Не верьте всему, что читаете. Все было не так, — настаивал он. Уловив его недовольство, она закрыла книгу. — Например, я действительно такой маленький?              Эмма окинула его взглядом, по крайней мере, до того момента, где его талия стала скрыта столом.              — Не знаю. Может, стоит измерить вас с одним из гномов? — Ну разве она не умница? Такая остроумная, такая смелая, такая юморная. Она становилась все больше похожа на него.              — У вас довольно острый язык, Эмма. К счастью для вас, я знаю, как справиться с такой самоуверенностью, — намекнул он и облизнул верхнюю губу. Эмма сузила глаза, но не отшатнулась. Ее взгляд прошелся по комнате, где Руби сидела в обнимку с Арчи, которая была настороже.              — Я видела, что вы сделали для доктора Хоппера, — сказала она, и на ее лице промелькнуло удивление. Для него это было новостью — он не знал, что милая шериф наблюдает за ним. Должно быть, судьба сегодня на его стороне. — Вы исцелили его… и не заключили за это сделку с Руби.              Заслужив сегодня поцелуй с Эммой, он, возможно, позволит Руби и Арчи воспользоваться его домиком в лесу на выходные. В знак благодарности за их вклад.              — Бедный Сверчок попал под ведро. Я решил, что это достаточно болезненно. Иначе ему пришлось бы отправиться на лечение. — Он попытался выкрутиться. Не каждый день вокруг него происходили такие вещи, и они не будут происходить каждый день, если он захочет. Но Эмма наклонилась вперед и улыбнулась.              — Мне понравилось. Может быть, в вас все-таки есть что-то хорошее, — прошептала она. — А может, вы втайне симпатизируете Хопперу и Руби. — Хихиканье грозило вырваться из его горла. Вот и настал бы тот день, не так ли? Но ему нравился этот проблеск признательности, исходящий от Эммы.              Симпатия к Хопперу и Руби — это было забавным. То, что Джефферсон отправил его к Эмме, было достаточно чудесно…              Джефферсон.              Почему он не подумал об этом раньше? Это был его ответ на загадку Реджины. Его охватило волнение, и он практически вскочил со своего места. Эмма бросилась вперед и вцепилась в его запястье.              — Подождите. Так как же на самом деле разворачивается ваша история?              Ее внимание снова переключилось на книгу, и он понял, что ее любопытство уже на грани того, чтобы быть неудовлетворенным в очередной раз. Оно было прожорливым, даже хуже, чем у Алисы.              Осторожно он убрал свое запястье и взял в руки ее запястье. Перевернув его, он стал растирать ее кожу успокаивающими круговыми движениями. Вращая… как свое драгоценную прялку.              — Это, моя дорогая, история для другого раза.              Он отпустил ее, оставив ее разум гудеть от нетерпеливых вопросов. Возможно, когда-нибудь он поделится с ней этой историей.              …              Гудок… гудок… гудок…              — Извините, я не могу подойти к телефону прямо сейчас. Если вы звоните по поводу чаепития, нажмите 1. Если вы замышляете украсть мои шляпы, нажмите 2. Если вы волшебный чертенок, который пытается завоевать девушку своей мечты и нуждается в совете по поводу свиданий, нажмите 3.              Никчемный Шляпник. Как будто он попадется на эту уловку. Джефферсон, очевидно, съел слишком много масляного попкорна. Это дошло до его.              — Прекратите, Джефферсон. Я слышал, как вы взяли трубку, — прорычал Голд. Его раздражение отгоняло неприятный холодок в воздухе. На другом конце раздался резкий смешок.              — Правда? Это звучало примерно так? — Щелчок. Голд отнял телефон от уха и уставился на него с открытым ртом в недоумении. Этот сумасшедший просто… повесил трубку? С ним? Кем он себя возомнил?              Закипая, он снова набрал номер Джефферсона и прислушался к унылому гудку в своем ухе. Этот идиот, должно быть, катается по полу. В буквальном смысле. Снова раздался этот звук — слабый щелчок, когда Джефферсон взял трубку.              И все, что он сделал — это вздохнул. Никакого приветствия. Просто глубокий, грубый вдох в трубку.              Как тревожно.              — Джефферсон, я знаю, что вы на связи. Я слышу ваше дыхание!              Вдох и выдох, вдох и выдох. Это было очень нервирующе. Он чувствовал себя одним из тех беззащитных людей в фильмах ужасов, которых преследует убийца в темноте ночи. Ну, еще были безостановочные текстовые сообщения. Ему нужно было что-то сказать, чтобы привлечь внимание Шляпника.              — Я поцеловал Эмму.              Дыхание остановилось.              — Я что-то пропустил? Мы что, в сериале «Деграсси»? Я что, должен быть одной из ваших… осмелюсь сказать… подружек? — Что за идиотский бред он сейчас лепетал? И тут тон Джефферсона изменился на писклявый, бодрый, подражающий девчонку. — О, я так горжусь тобой. Вот так-то, подруга! Сейчас ты этого не видишь, но я накручиваю волосы на палец.              Это была грустная мысль, но в голове у него была кристально четкая картина, как Джефферсон делает именно это.              — У вас нет такой длины волос для… закручивания, — ответил он. С тех пор, как он отрезал у себя на голове эту нелепую копну волос. Ну и ладно.              — В отличие от ваших пышных длинных локонов, — поддразнил Джефферсон. Рука инстинктивно метнулась к кончикам его волос. Но ведь они не были пышными… длинными… локонами… не так ли? Он нетерпеливо отмахнулся от вопроса.              — Вы посылали Эмме сообщения обо мне? — Раздался короткий смешок, но он был приглушенным. Должно быть, Джефферсон скрыл его за рукой. Действительно катается по полу.              — Я подумал, что она должна знать, с кем целуется. Не волнуйтесь, я постарался, чтобы вы выглядели в её свете достойным. Ваш акцент — лучший в этой закусочной, если верить мне. Даже Эмма согласилась. — Эмма… так сказала? Она согласилась, что его акцент лучший? Что-то здесь было странным. От него несло крысой.              — И зачем вам понадобилось показывать меня лучшем свете для Эммы и так сказать, приклеивать блестящий бант? — Даже если он и был пресловутым дельцом, Джефферсон мог оказаться не менее коварным.              — Скажем так… — Пауза. Я буду тебе должен? — Я и так достаточно многое вам помог. Будьте благодарны за это. А то что этот Сверчок загипнотизировал Грейс и усыпил ее, а за это я мог бы рассказать Эмме обо всех ваших проблемах с кожей и несоблюдении гигиены зубов. Кстати, я отомщу за это.              Как умно со стороны Шляпника объявить о своих планах мести заранее. Это была его общая черта с Реджиной — всегда злорадствовать перед смертельным ударом. В то время как он держал все свои планы и секреты при себе, запирая их в своей голове, куда никто не мог добраться.              — Как насчет того, чтобы отомстить кому-то более достойному твоего времени? Скажем, Реджине? — В темноте повисла тяжелая тишина. В ней он лучше ощущал пронизывающий холод и тени, пляшущие по улице.              — Вам нужна моя помощь, — догадался Джефферсон. Самодовольство в его голосе прозвучало громко и отчетливо.              Голд проклинал себя за то, что прибег к помощи Шляпника, но что еще оставалось делать? Королеву нужно было сбросить с ее могущественного трона. Возможно, он займет ее место, размахивая скипетром.              — Так вы собираетесь это делать или нет? — Его терпение было на исходе. Джефферсон насмешливо хмыкнул.              — Конечно, я сделаю это. Я никогда не упущу шанс нанести удар по Королеве. Не после того, что она сделала со мной в Стране Чудес. Тысячи смертей не хватит, чтобы расплатиться за разлуку с Грейс. — Он сделал огромный глоток воздуха. — Что вы хотите, чтобы я сделал?              Улыбка заиграла на его губах.              — Сойдите с ума. — И тут он отключил вызов.              …              Джефферсон поплотнее закутался от коварного ветра, пробираясь через задний двор дома королевы.              Он был погребен под слоем снега, хлопья летели ему в лицо и падали на ресницы. В голове безостановочно звучала песня «Baby, It's Cold Outside». В его руке была праздничная бутылка виски, чтобы согреться, но она была почти пуста. Через плечо был перекинут черный ремень, который то и дело врезался ему в шею, когда он тащил по снегу тяжелую черную сумку.              Бес определенно заплатит за это. Он был в большом долгу перед ним.              Он подошел к яблоне и изучил ее вдоль и поперек. Любимая яблоня королевы, одно из самых ценных ее владений. Ей будет ее не хватать.              — Сойдите с ума, — повторил он приказ беса, швырнул бутылку на землю и расстегнул черную сумку. Он широко улыбнулся, обнаружив нужный ему предмет. Это будет весело. Угадай что, Реджина? Сейчас сезон сбора яблок, — с ликованием подумал он. — Как вам такое безумие?              И он завел бензопилу.              …              Реджина никогда не думала, что наступит день, когда она признается, что у нее закончились ухажеры. У нее их всегда было много — Грэм, Сидни, Вэйл…              Но сейчас, когда она облокотилась локтями на барную стойку и покачивала бедрами, пытаясь выглядеть желанной, таковых практически не осталось. Нанести ответный удар таким людям, как Эмма и Арчи, было проще простого, но как она могла победить, если ее никто не поцелует?              О, она все испортила.              И кого бы она выбрала в качестве кавалера? Одного из гномов? По словам Синей Медузы², гномы не способны любить. Джефферсон? Кто знал, что делал этот безумец на холме? Голд? Ха! Это вообще истерия! Он скорее сбросится со скалы головой вниз, чем продемонстрирует ей свои чувства.              Ее глаза обшаривали закусочную, пока не остановились на Арчи.              После того казуса с ведром Арчи был без сознания, но сейчас он сидел в конце кабинки с прижатым к виску пакетом со льдом. Она гадала, как сильно его ударили. Достаточно сильно, чтобы повредить его рассудок?              О, это была коварная мысль, промелькнувшая в ее голове. Коварство было ее вторым именем, не так ли? От этой мысли уголки ее рубиновых губ изогнулись в восхищении. Разве это не идеальный способ вбить клин между волком и ее сверчком? Украсть его прямо у нее из-под лап?              Реджина легко могла представить себе выражение ужаса на морде Руби, если бы вместо поцелуя она получила это.              Конечно, она никогда не задумывалась о том, чтобы сблизиться с психотерапевтом из Сторибрука, даже когда Генри посещал сеансы. Но она и раньше не прочь была поэкспериментировать. Как бы то ни было, она еще раз убедилась в совершенстве своих губ в маленьком ручном зеркальце, прежде чем скользнуть к его креслу.              — Добрый вечер, доктор Хоппер, — промурлыкала она. Он тут же подскочил от ее голоса. В молочном свете закусочной его кожа была бледной. — Могу ли я называть вас Арчи? Или, может быть, Джимини? Мы знаем друг друга так давно, что я считаю, что мы должны обращаться друг к другу по имени.              Без его разрешения она заняла место прямо напротив него и не спеша скрестила ноги. Она постаралась, чтобы они были вытянуты в сторону, чтобы он мог полюбоваться их стройной и изящной формой. Она провела ногой по его ноге, и его дыхание участилось.              — Добрый вечер, Реджина, — пролепетал он. Его глаза дико забегали за очками, он смотрел куда угодно, только не в ее сторону. Как грубо.              — Почему ты такой нервный?              Она не спеша облокотилась на столешницу, мысленно пританцовывая над тем, что ее маленькое черное платье сильно обнажает декольте. Как она и ожидала, взгляд Арчи заметно опустился вниз, а затем метнулся в сторону.              — Реджина, вы пришли поговорить о чем-то? — Это был совсем не тот ответ, которого она хотела. С этими людьми всегда бизнес, а не удовольствие. Его наглость заставила ее вспыхнуть.              — То, что вы получили докторскую степень благодаря проклятию, не означает, что все, кто с вами разговаривает, нуждаются в терапии, — огрызнулась она. Терпение, — укорила она себя. Она снова натянула ослепительную улыбку и провела рукой по его щеке. Под ее кожей он вздрогнул. — Прости меня. Я здесь, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке после того ужасного происшествия, — промурлыкала она.              — Я… я в порядке, — заикаясь, пролепетал он, пытаясь отстраниться. Ее рука поймала его подбородок и крепко сжала его. — Реджина, я не думаю, что Руби понравится то, что вы делаете. — Один из ее бордовых ногтей коснулся его нижней губы.              — Какой Руби?              Она захлопала веками. Я наложила на тебя заклятие своего очарования, и теперь ты мой, — напевала она у себя в мыслях. В их мире существовали и другие виды магии, помимо очевидной. Соблазнение было одним из самых грозных видов магии, которым она владела мастерски.              В этот момент кто-то коснулся ее плеча.              Реджина наклонила голову и посмотрела на разъяренную Руби. В руках у нее был поднос с едой и напитками, специально для Арчи, и он грохотал. А, собака пришла пометить свою территорию, да? Реджина ухмыльнулась и продолжила водить пальцами по коже Арчи.              — Вы флиртуете с моим сверчком, Ваше Величество, — холодно заметила Руби. Она поспешно опустила поднос на стол. Рука Реджины отстранилась от лица Арчи, и он вздохнул с облегчением. — В следующее полнолуние я нанесу визит в ваш дом.              Неужели эта жалкая шавка действительно угрожает ей? Один из ее каблуков отпихнул Руби назад, и она грациозно встала лицом к лицу со своим противником. Руби оскалила зубы, но Реджина была непоколебима.              — Хотела бы я посмотреть, как вы это сделаете, — прошипела она в ответ.              Руби открыла рот, чтобы ответить или, возможно, укусить, но тут ее взгляд привлекло что-то за плечом Реджины. Пряди волос Руби покачались в стороны, когда она покачала головой. Почему волк так ухмыляется? Боже, какие у тебя крупные зубы.              — Эй, Реджина, разве это не ваше любимое дерево? — Руби указала ей за плечо, но Реджина не проследила за ней. Должно быть, это отвлекающий маневр. Невозможно было представить, чтобы ее драгоценное дерево…              Громогласный рев заставил ее повернуться к окну. Снаружи мимо закусочной на огромной скорости пронеслась машина — нет, подождите, это ее машина, — опасно раскачиваясь на дороге. А сзади к ней была привязана яблоня, которую гнали по улице.              Когда машина промелькнула мимо, кто-то высунул голову из окна машины.              — Собирать яблоки — это так весело! — крикнул вор во всю мощь своих легких, чтобы услышал весь Сторибрук.              Джефферсон.              Этот мерзкий, паршивый шляпник срубил ее дерево и угнал машину! Ему повезет, если он протянет еще неделю со своим сердцем! А когда она его вырвет, то будет сжимать, как будто это игрушка — антистресс. Сжимать, сжимать, сжимать, сжимать…              — Это моя машина! Это мое дерево! Вернись, сумасшедший!              Как пуля, Реджина выскочила из закусочной в погоню. С такой скоростью, с какой она неслась, от ее каблуков мог бы подняться дым. На улице был сильный мороз, но она почти не ощущала его на своей коже, так как в ее жилах бурлила чистая ненависть.              На парковке закусочной Джефферсон гонял машину по кругу. Шины визжали и несли запах горелой резины. Дерево, проносясь мимо, столкнулось с несколькими соседними машинами. Как он вообще угнал ее машину? Ее каблуки замерли на месте. О боги! Ее окно дверцы было разбито вдребезги!              Кто-то должен был умереть. И медленно.              — Джефферсон! Джефферсон, остановись!              Кричала она, безнадежно размахивая руками и пытаясь догнать машину, чтобы не быть расплющенной, как королевский блин. Шляпник не обращал на нее внимания, снова и снова проезжая мимо, издавая высокий вопль восторга. От этого у нее закружилась голова.              Запыхавшись, она остановилась на месте. Может быть, в машине закончится бензин, она просто заглохнет и остановится, как половина тех сил, которых она потратила впустую. И тогда она вытащит Джефферсона из-за руля, вырвет его жалкое сердце…              Он снова появился.              Реджина увернулась от него, когда он выехал на главную улицу. В этот момент одна из крупных ветвей дерева зацепилась за ее ногу, и она упала спиной на толстый ствол. Все, что она могла сделать — это держаться за ствол изо всех сил. Ведь ей пришлось пережить самую экстремальную поездку на «санях» в своей жизни.              Через открытое окно водительского сиденья она была вынуждена терпеть небрежное пение Джефферсона.              — Погода прекрасна, давай покатаемся на санях вдвоем с тобой!              …              — А потом… потом она понеслась дальше по улице на верхушке елки! Как какое-то украшение! Клянусь, вы всю дорогу слышали ее крики, — задыхаясь от смеха, проговорил Руби. Даже Голду пришлось сдержать желание грохнуться со смеху. Привлечь Джефферсона к помощи было блестящим решением с его стороны.              — Если нам повезет, дорогуша, она останется без голоса на неделю. Все, с чем нам придется иметь дело — это ее свирепые взгляды, — ответил он. О, каким тихим должен быть этот Новый год!              — Давно было пора срубить это дерево, — похвалила Руби, вскидывая руки к небесам. — За то, что она пыталась украсть у меня Джим-Джима… О… мой… Бог…              У Руби от удивления отвалилась челюсть. Ее взгляд был прикован к пространству за пределами тела Голда. Постепенно он повернулся из простого любопытства. За всю жизнь его мало что удивляло, но это был один из тех редких моментов, когда он потерял дар речи. В хорошем смысле этого слова.              В закусочную вошла черная фигура и приблизилась к ним с медлительностью жалкого призрака. Если бы это были шарады, он бы догадался, что это должно было быть что-то вроде черного сгустка. Фигура остановилась рядом с Голдом, и только тогда он узнал два несчастных черных глаза, горящих злобой.              Реджина.              О, она была почти неузнаваема. Каждый сантиметр ее тела — не только волосы, платье и каблуки — были покрыты пылью, грязью, сажей и слякотью. Ее кожа была покрыта грязью, губы превратились в непривлекательный коричневый оттенок. Ее волосы были в беспорядке и торчали вверх под разными углами.              Тело Голда содрогалось от подавляемого смеха. Сдерживать его стало еще труднее, когда он понял, что Руби реагирует точно так же.              — Боже, Боже, — прищелкнул он языком. Он стряхнул камушек из грязи со щеки Реджины. На большом пальце осталось удручающее пятно. — Могу я предложить зеркало? Вы можно сказать, пережили лучшие время, Ваше Величество. — Руби фыркнула.              — Где…уборная? , — прохрипела она сквозь стиснутые зубы. Это было единственное, что было в ней чистого, жемчужная белизна зубов ослепляла на фоне черноты.              — Я бы на вашем месте не пользовалась ею, — Руби жестом указала на дверь туалета в закусочной. — Прекрасный оставил после себя отвратительный беспорядок. Почему бы вам не воспользоваться нашей прачечной? Там полно лишней одежды.              Руби предложила Реджине показать дорогу, но Голд не упустил хитрого подмигивания, когда она прошмыгнула мимо. Именно тогда он вспомнил о проблеме с прачечной. Ох уж эта шустрая маленькая шалунья. Ну никак она не могла сказать, что штанов стало не мало, — подумал он.              — Что за…? — Он прочитал по губам Реджины, как только дверь прачечной открылась. Или, возможно, она произнесла «мама». Так или иначе, Руби впихнула Королеву внутрь и быстро закрыл за ней дверь. Из комнаты вырвался вопль отчаяния, едва слышный за музыкой.              — Да здравствует Королева! — с гордостью провозгласила Руби, поднимая бокал, как только она вернулась. Восторг от всего происходящего заполнил каждую частицу его тела, пока он не обнаружил, что поднимает кружку с пивом, чтобы он чокнулся об ее кружку. Руби ловко поставила его кружку и свою.              — Кто-нибудь из вас знает, вернулась ли Реджина? — Медовый голос Эммы раздался слева от него. Как вовремя. Возможно, она могла бы присоединиться к ним за праздничным напитком.              — Она утопает в штанах Голда, — первым высказалась Руби. Их перемирие необъяснимо закончилось. Эмма недовольно сморщила нос, когда ее зеленые глаза переключились на Голда в поисках объяснений. Неизбежно ее взгляд метнулся вниз, как будто она ожидала увидеть там скрюченную Реджину.              — Это… не так извращенно или намекающе, как звучит, — поспешил он оправдаться. Руби просто наблюдала за происходящим. Отвратительная шавка. Попрощайся с домиком в лесу. — Мы с Реджиной никогда… Реджина и близко не подойдет к моим… В списке женщин, которым я позволил бы контактировать с моим костюмом, она не входит даже в 50 первых.              Он надеялся, что все звучало правильно. В его голове эти ответы звучали лучше. Эмма осмотрела его костюм, и он осторожно подался вперед на своем стуле. Однако для вас я готов сделать исключение, — мысленно добавил он.              — На каком месте я? — Он так надеялся, что она задаст этот вопрос. Он мог бы потирать ладони от удовольствия. Она наверняка не так уж и встревожена, если задает такие замысловатые вопросы.              — Поверите ли вы мне, если я скажу, что вы на первом месте?              Он поднял один палец, чтобы подчеркнуть. Руби смотрела на них с откровенным изумлением, поскольку они действительно флиртовали друг с другом. Эмма оперлась всем весом на барную стойку и наклонила голову, пока ее дыхание не защекотало его кожу.              — Что ж… я довольна быть на первом месте.