Медиум

Коннор просыпается один. Несколько секунд он не верит в это — кажется, что это всего лишь продолжение тягостного неприятного сна, и стоит протянуть руку, как Гэвин окажется рядом, под одеялом, крепко спящий. Или выйдет из ванной… Или найдется в гостиной, потому что зеркало явно привлекло его внимание, а Гэвин вполне может додуматься до рискованной идеи залезть в него. Эта мысль вынуждает Коннора выбраться из кровати — в квартире ужасный холод, — хотя в глубине души он уже знает правду. Правда неумолима. Правда наполняет его пустотой — но в то же время облегчением, потому что Коннор ждал этого, предвидел это, и теперь оправдание ожиданий будит в нем ощущение некоего болезненного удовлетворения. Ему так хотелось, чтобы Гэвин его удивил. Но Гэвина нет в гостиной, нет в квартире, и с каждым шагом по деревянному полу воздух вокруг становится все холоднее. Коннор привык быть один (ах, если бы), но сейчас исчезновение Гэвина ощущается как крах. Как предательство. — Впредь будешь умнее, — произносит он в тишине. Протягивает руку к зеркалу, но не касается. С той стороны ему есть кому ответить, вот только Коннор предпочтет обойтись без ответа. Кости болят, ноют от присутствия духов, и Коннор знает — это все усталость, ему нужен отпуск или хотя бы пара дней, чтобы отдохнуть и зализать раны, взять свою жизнь под контроль, избавиться от преждевременных надежд. Стереть телефон Гэвина из списка контактов и идти уже вперед. К слову, о телефоне. Вернувшись в спальню, Коннор подбирает с тумбочки свой телефон: на экране два непрочитанных сообщения. Голова вдруг кружится от недостатка воздуха, и Коннору приходится сесть на край кровати. Это так нелепо — он чувствует себя нелепо, как влюбленный в капитана спортивной команды школьник, но раздражение и презрение к такой неприглядной роли совсем не влияют на пульс. Нелепо, говорит себе Коннор. Нелепо! Он делает невозмутимое лицо — словно Гэвин может его видеть — и открывает первое сообщение. Аватарка с лицом Гэвина в верхнем левом углу совсем не помогает успокоиться. «Мне пришлось уехать по работе», — гласит первое сообщение, и второе от Гэвина же: «Пожалуйста, не сердись». Оно сопровождается грустным смайликом, но у Коннора внутри сейчас маленькое эмодзи-сердечко трескается напополам. Он опускает телефон: руки подрагивают, и он сжимает корпус так сильно, что рискует продавить стекло, и все его раненые чувства на мгновение смывает обжигающим гневом. Это… почти приятно, он признает, — не чувствовать ничего, кроме гнева. Да как у него хватило наглости строить из себя заботливого любовника, а потом вот так уйти, кинув Коннору идиотское сообщение в качестве подачки? Коннор многое знает о цинизме, но это слишком даже для него. Увы, гнев быстро растворяется в осознании, что иначе и быть не могло — Гэвин не особо интересовался им, когда они были вместе, и это было хорошо, правильно, это устраивало их обоих и не превращало отношения во что-то большее, и когда он стал задавать слишком много вопросов — и не выслушивать ответы, — Коннор испугался и просто ушел. Так с чего вдруг что-то должно измениться? Ни с чего. Коннор же знал, что слишком много проблем отпугнет Гэвина, так и случилось, и кого ему теперь винить, кроме себя? Коннор вздыхает — глубоко, размеренно, — берет себя в руки. Он не станет переживать из-за того, что и не могло состояться. Он сделает пару дыхательных упражнений, ляжет и проспит еще два часа, а потом соберется и поедет на работу — как делал весь предыдущий год, — и этот замечательный план поможет ему оставаться на плаву. Телефон звонит. Сердце Коннора вдруг выпрыгивает из груди и бежит в неизвестном направлении, пульс отдается в голове набатом, а в глазах темнеет. Он едва не роняет телефон и точно сходит с ума. Это не Гэвин. Это не Гэвин, и вся кровь Коннора, ухнувшая в пятки, бросается ему в лицо, и секунду он не способен видеть даже телефон в своих руках. Он глубоко вдыхает, стараясь успокоиться. Это Андерсон, его начальник — босс, как любит про свое начальство говорить Гэвин, но сейчас лучше вообще не думать о Гэвине. Вообще. — Алло? — произносит он, и голос звучит совершенно как обычно. Ровно. Спокойно. Как надо. — Доброй ночи, — Хэнк, как обычно, в модусе доброго всепонимающего отца, это самый нелюбимый Коннором модус, — жаль беспокоить тебя так поздно, но наша работа, сам понимаешь… Он обрывает фразу многозначительной паузой. Коннор сам понимает. — Чем могу быть полезен? — он бросает скрывать язвительность, он слишком взвинчен. Но Хэнк видел все его бунты, так что только хмыкает в ответ. — Приезжай ко мне, обсудим это гнилое дельце, — говорит он, — еще одного красавца нашли. Это ожидаемо, но Коннор все равно закрывает глаза. Хотя бы объясняет, куда поехал Гэвин — хотя бы уважительная причина. Надежда снова приподнимает голову, но Коннор усердно заталкивает ее откуда вылезла. Длинной палкой. — Я могу сразу поехать на место, — предлагает он, хотя усилий это требует неимоверных. Ему совсем не дают отдохнуть и восстановиться, это опасно и изматывает, но что он может сделать? — Приезжай ко мне, — добродушно, но настойчиво говорит Хэнк, — надо поговорить. И кладет трубку. Поговорить? Несколько секунд Коннор смотрит на погасший телефон в руках; мозг отказывается соображать — сна оказалось слишком мало, но при этом достаточно, чтобы затуманить мысли, оставив голые эмоции. И так обнаженные и беззащитные без твердого контроля. Но выхода нет, поэтому Коннор идет одеваться. Дом Хэнка Андерсона располагается в пригороде, и когда Коннор выбирается из машины, вокруг царит тишина. Будто он в гости приехал, хотя трудно выкинуть из головы, что где-то в городе Коннора прямо сейчас ждет труп. На самом деле, самым умным было бы позвонить Гэвину и расспросить о подробностях, но Коннор так и не решился набрать номер, а самому ему никто не звонит. Хорошо это или плохо, понять невозможно — но об этом наверняка расскажет Хэнк. — Добрый вечер, добрый вечер, — приветливо заявляет тот, открывая дверь. Одет он как на работу, но лицо освещается теплой улыбкой полицейского средних лет, которого наконец-то навестил сын-отличник. Хэнк, однако, работает на ФБР, Коннор ему никакой не сын, да и теплота эта не будит в нем ничего, кроме опасений. — Будешь кофе? — и, не дожидаясь ответа, Хэнк усаживается на диван. Коннор кофе не хочет. — Итак?.. — начинает он, умолкая, чтобы Хэнк продолжил. — Итак, — тот хлопает в ладоши, — все это дело. Все это дело, да. Коннор отлично понимает, почему им могут быть недовольны. Уже четыре трупа, и никаких зацепок, и если у Гэвина хотя бы есть капитан и полицейское руководство, которые могут за него заступиться, то Коннор таким читом не обладает. Он сам по себе. — А что с этим делом? — спрашивает он, усаживаясь и откидываясь на спинку кресла. Кресло пахнет собакой, и наверняка у Коннора весь костюм будет в собачьей шерсти, но сейчас это явно не самая серьезная из его проблем. Что-то происходит, Хэнк не вызвал бы его к себе без причин — не тогда, когда труп ждет, портясь с каждой минутой. — Оно очень сложное, я смотрю, — Хэнк улыбается, но тут же хмурится, словно тот самый батюшка, которого оценки сына разочаровали, — меня беспокоит, что ты как будто не хочешь его раскрыть. — В каком смысле? — спрашивает Коннор даже прежде, чем его мозг осознает реальность сказанного. Лицо точно не выдает его чувств — Коннор тренировался скрывать то, что внутри, годами. Спокойно, говорит он себе, спокойно. Это просто обычное недовольство зависшим расследованием. Хэнку неоткуда знать! — Слушай, сынок, — заявляет Хэнк все с той же мягкой улыбкой, — я понимаю, что все это тебе не по душе. Да как же, понимает. — Я профессионально отношусь к своей работе, — со всем возможным спокойствием отвечает Коннор. Он может гордиться собой, годы тренировок не прошли даром. — Ну, ну, — Хэнк смеется, будто ему и правда забавно это все слушать, — тут ты лукавишь. Взять вот этого призрака, например, что скажешь? Это уже откровенный не намек даже, а прямой вопрос, но Коннор наклоняет голову и делает вид, что никаких намеков не понимает. Конечно, количество убитых напрягает начальство, тут и удивляться нечему, и весь этот ночной визит явно призван поторопить Коннора и напомнить, кто тут главный. Однако призраки не работают так, как начальство хочет, чтобы они работали — призракам желания живых вообще обычно не особо интересны. — Я делаю все, что от меня зависит. Когда между убитыми отсутствует связь, намерения полтергейста определить довольно сложно. Мне очень жаль разочаровывать, сэр, но чтобы найти останки, требуется время. — Ну так может пора попробовать другие методы, Коннор? — Хэнк подпускает в голос разочарования, пока Коннор весь холодеет внутри, — это все же стоит людям жизни. — Что вы имеете в виду? — То, что тебе вовсе не обязательно тело, как выяснилось, чтобы избавиться от этой твари и спасти жизни множества людей, — самодовольно объясняет Хэнк, — и, возможно, удалось бы обойтись и без этих жертв… Коннор чувствует, как бледнеет — буквально ощущает отливающую от лица кровь, и несколько секунд в ушах стоит тонкий звон, а в голове пусто. Этого не может быть, ему неоткуда узнать, Коннор никогда и никому об этом не рассказывал… Осознание всплывает, но Коннор гонит его прочь. Гэвин не мог и не стал бы, в этом Коннор уверен. — Откуда такая информация? — спрашивает он, голос не дрожит, и это когда у Коннора внутри буря, — я всегда использовал любые методы, но для изгнания нужно хоть что-то, принадлежащее полтергейсту. Это аксиома… Хэнк качает головой, не давая ему закончить. — Коннор, оставь эти подробности, ты же знаешь, я ничего не понимаю в этой магии. Все, что я понимаю, это что ты почему-то говоришь неправду. Твой напарник все объяснил. У Коннора нет никакого напарника. — У меня нет напарника, — повторяет он вслух. — Твой напарник по этому делу, — Хэнк вздыхает с бесконечным, казалось бы, терпением, — послушай, я хочу, чтобы ты перестал валять дурака и закончил все как можно скорее. Люди не могут спать спокойно, думая, что где-то в городе кровожадный призрак мечтает оторвать им лицо. Поезжай и изгони его уже наконец. — Я не могу! — Коннор! — Хэнк хлопает ладонью по сидению дивана. — Ты что, не понимаешь, насколько все серьезно? Коннор понимает, насколько все серьезно — лучше, чем кто-либо. Лучше, чем Андерсон. Лучше, чем Рид. — Я могу погибнуть, — говорит он. Но Хэнк, кажется, совсем не впечатляется. — Глупости, — говорит он, — потом возьмешь выходной. Коннор набирает в легкие воздух. Все бесполезно, этот спор заранее провален — это происходит не в первый раз. В первый раз последствия настолько ужасны. — Вызовите мне такси, — просит он, сдаваясь, — и вы предлагали кофе. Мне он нужен. ㅤ Адрес уже не шокирует — это то самое место, которое он показал Гэвину. То, в которое он надеялся больше никогда в жизни не возвращаться. И теперь там найден очередной труп, неудивительно, если они действительно начали копать. Призрак наверняка вне себя от ярости. Коннор думает об этом отстраненно. Должно быть, он очень плохой человек, но в этой истории он на стороне призрака — кто угодно был бы в ярости. То, что сам он часть этой ярости, ее главный виновник (если бы не Роуз, все тела были бы найдены…), сейчас кажется далеким и совсем не важным. У Коннора нет кошки и даже рыбок, нет ответственности ни перед кем, и это должно бы радовать, но не радует. У него плохие предчувствия. Возможно, стоит ехать в аэропорт? Правда, международный розыск звучит как-то непривлекательно, а Коннор слишком устал, чтобы думать о побеге с энтузиазмом. Он не может понять, почему Гэвин так поступил. Хотя нет, он может понять — просто это не утешает. Гэвин полицейский, всегда им был, у него есть принципы. Эти принципы смехотворны — полиция пустой звук для Коннора, — но Гэвин (кажется) верит в них. Коннор тут — сопутствующий ущерб. Машина останавливается, Коннор открывает глаза, сине-голубые вспышки придают реальности ощущение сна. Может быть, говорит он себе, может быть — они все же нашли тело.