***
Врач приходит через полчаса, даря спокойствие от надёжных рук, кому можно без сомнения свою жизнь вложить прямо на кончик скальпеля. Внешне Чонгука не выдаёт ничего, из-за чего Намджун искоса смотрит на него. Сам Ким, услышавший о вызове врача, мигом приехал, наплевав на дела. Страх за своего главу уже на инстинктивном уровне. Но видя его совершенно спокойного, попивающего свой горький кофе с одной ложечкой сахара, альфа удивился. Как так? А где же беготня? Где много крови, реанимация? Он зря готовился уговаривать босса ехать в больницу? Сняв очки, Намджун снова и снова вздыхает, чем начинает раздражать Чона. – Иди работай, если не терпится. Мог вообще не приезжать, – вот оно. Ким чуть ли улыбку не пропускает на лицо. Всё-таки господин напряжён. – Естественно, трупа в доме не хочу, хватает, – и новый спасательный от лишних слов глоток, от которого горло жжёт. – Почему-то раньше тебя это не беспокоило, – всё же усмехается собеседник. – Он - сын китайца, слышал о таком? – Их миллиард, Чон, если ты забыл. – Линь Вэй, слышал о таком? – всё так же обманчиво спокойно ставит кофе на столик, в последний момент чуть скалясь от высокой температуры. Намджун задумчиво кивает. Линь Вэй - один из их конкурентов и партнёров одновременно. Они на одинаковом уровне и единственная территория, что не подчиняется им - восточный и северо-восточный Китай. Единственное, что мешает императору действительно им стать - Линь Вэй. Старик, коему на пенсию пора, из-за чего Кима бесит данный игрок. Он уверен, судьба Вэя недолгая, а у них она вечна, торопиться некуда. Вот только игра началась без него. – То есть этот Тэхён - его лапочка принцесса? Нахрена тогда как королеву держишь? – недоумевает, ведь шантаж, в крайнем случае, унижение, как альфы, что не смог собственное дитё защитить - не плохой вариант. Но Чонгук головой мотает. – Слишком легко. Мы всё ещё партнёры и нужно уважать. Единственное, что я могу сделать - прикрываться делами и не стойкостью, запирая в стране, даже не в доме или городе, – как ребенку объясняет, из-за чего вскипать начинает. – Ты мог его отправить к отцу, как шпиона. Чаша наполняется и кофе, с полпути от губ, отлетает прямо на белоснежную рубашку на груди Кима. Вовремя выходит врач, завладев вниманием Чона. Разговор окончен. Но для Намджуна - не закрыт. Простое волнение сказывается на молодом организме не с лучших сторон. Ослабленное тело всё ещё спит на кровати почти бездушно, его медовая кожа вдруг стала бледной и прозрачной, показывая вены. В те, что на руках поступает лекарство, как сказал врач, просто витамины и глюкоза. Волнуется ли Чонгук? Ему самому бы это знать. Всё тоже родительское чувство окутывает сознание, оставляя тревожиться за почти чужого. Почему почти? Потому что этот ребёнок явный ангел, спустившийся с небес, а Гук пускай и не полностью, но когда-то им был. И теперь каждый из них остаётся ему братом. Он всё ещё помнит, как Смерть играла с этим ребёнком, помнит, как по спине гладила, крылья искала. А сможет ли сам Чонгук найти их? Смотря на раскиданные по подушке светлые волосы ему хочется вопреки своим принципам снять перчатки и пустить длинные пальцы в тёплые и мягкие локоны, окунуться в них. Но не даёт слабину. Этот омега всё ещё ему чужак, более того он - сын врага. «И одновременно партнёра» - напоминает себе снова. Слова Намджуна заставляют его задуматься правильно ли он делает, держа мальчика у себя, зачем он ему нужен. Его попросили вернуть, многое обещали, и даже не один человек. Что за цену имеет этот мальчик? Его необычная внешность заставляет глаза задержаться на этом элементе... Тэхёна нельзя пускать в игру, Чонгук своих детей держит подальше и Тэхёна теперь считает своим. Но правильно ли делает, ведь ангелы ему враги. –Ты колебшься, – раздаётся голос за спиной немного хриплый из-за шёпота. – В чём именно?– не подаёт виду Альфа. – Ты не хочешь отпускать этого омегу. Только не говори, что ты снова вернулся на лет 20 назад... – Моё прошлое закопано на глубине двадцати метров, – не выдерживает и чуть ли не рычит, что говорит о его настроение. – Только не смотри на ребёнка. – У меня всё ещё существуют принципы. – До его появления у меня они тоже были. – Не смей сравнивать. Под тобой всего лишь шлюха, а это мой ребёнок. Узкий разрез глаз расширяется, давая понять его удивление – У тебя был ещё один незаконный брак – тяжело вздохнувз, Чон лишь усмехается. – Вот какого ты обо мне мнение. – Эту репутацию ты построил себе сам. – И то верно – лишь кивает и покидает комнату хозяин дома, заставляя и гостя выйти за ним. Мальчик всё ещё спит, только вот никто не знает, что он не летал во сне, а тонул.***
Пробуждение даётся не легко для юноши. Тело всё ещё ломит и он еле открывает глаза, пока тело всё ещё ноет. Подняться на логтях выходит, только продержаться долго сил не хватает. Светлые у корней волосы чуть поилипают к влажным щекам. Он плакал. Снова. Поднимает чуть подрагивабщие, скорее у него в мыслях, ладони и пытается с лица всё стереть. Только не успевает открыть глаза, как помогают приподняться. Уши заложило, из-за чего видны лишь что-то говорящие губы. Они темнее, где-то даже сухие, чем его. Откуда в нём столько смелости в последнее время? Без понятия. Только кончики всё ещё дрожащих пальцев касаются губ, проводя по сухой коже. Наверное, щиплет. – Что ты делаешь? – уши больше не заложены, значит пора просыпаться. Он поднимает свои до невозможности большие глаза, чуть ими хлопает по- ребячески и сам не осознаёт, как завораживает блеском разноцветных глаз дракона напротив. Принцессе бы его бояться, а он только ближе тянется. – Почему, – подаёт более свежий голос после отпитой доброй половины стакана воды, – мне спокойно рядом с вами? – на такой запрос Чонгук приполнимает брови. – С кем ты жил до этого? – С няней, Отец редко заглядывал, – без страха выкладывает Тэхён. Точно ребёнок, он будто на годы младше своего возраста. – Школа? – Дома. – Гулял? – В саду. Там много красивых цветов. Точно домашний птенчик. – Мой аромат многих детей успокаивает, – делает специально акцент, поглядывая на реакцию. А Ким будто к этому обращению привык, задумчиво кивает и вдруг выдаёт то, что можно было бы простить пятилетнему, но точно не почти совершеннолетнему. – Можете тогда ночью со мной спать? – отпивая оставшуюся воду, Чон чуть кашляет, приходя в чувства. Не ослышался? В его понимании дети после пяти, максимум - десяти, сами уходят из постели родителей, если изначально не отдельно спят. А после двенадцати лет, тем более омеги не приближались к нему, будь он им отцом или дядей. – Могу, – вопреки мыслям соглашается и покидает спешно комнату, оставляя ребёнка в покое. Ему нужно найти друзей. Это первое что слышит Намджун с утра следующего дня. Вечером мальчик проснулся, а после вновь уснул, а на утро мужчину отпускать не желал. Видя это собственными глазами, Ким уже было сболтнул про психолога, как Чонгук дал собственное решение. Домашний птенчик разве не в заточении?***
В доме Чона появляются новые лица – молодой садовник Минхек, добрый и улыбчивый парень, дети нескольких прислуг и новый персонал – такие же молодые девушки и парни, как сам Тэхен. После того обморока мальчик восстанавливался долго. Оказалось, ему не хватало так много витаминов, более того, вышли и другие болячки по всему телу. Слушая врача, брови стали невольно хмурыми. Что с ним творили в доме Отца? Теперь, в этой золотой клетке он получал полное лечение и по плану хозяина должен был еще и найти друзей. Оставив наблюдения на Намджуна, сам уехал в далекую Японию, став почти недоступным и всё время занятым. Тэхен оказался на удивление ярким. И это не только довольно экзотическая внешность, но и поведение. То, как мальчик может ярко улыбаться, удивляться, казалось бы обычным цветам и так реагировать на новый шедевр повара. – Сегодня 29 марта, – заполняет новый отчёт Намджун, – Тэхён хорошо питается, лечение не пропускает, утром врач ставил два раза капельницу, вечером этим занимается Мия. Так же выяснилось, что Мия - сестрёнка Мао. Он не плохо ладит со всеми, от малого до старого. Только с Мией и Минхеком очень уж близки. – Где он? – раздаётся с того конца. – Сейчас отдыхает, Мия обычно читает в такое время. По вашему приказу она всё время рядом. – Прекрати выкать, – вздыхает в очередной раз Чон, устало прикрывая глаза. Знает же, друг издевается. – Ты об этом парне печешься больше, чем о беременной даме. Кстати, что с ней? Кто она? Ты не познакомишь нас? – вопреки ожиданиям с того конца слышатся лишь гудки. Чонгук возвращается сегодня и такие хорошие новости заставляют уголки губ приподняться. Тэхену здесь по-настоящему хорошо. Не так, как дома. Там было одиноко и холодно, а здесь как-то слишком жарко для конца марта. В последнее время голова болит меньше, а сил стало больше. Да и новых лиц прибавилось. Часто он смущается из-за своей короткой памяти, не может никак запомнить имена. Но как заверили, это не так уж страшно, поэтому Ким продолжает радовать каждого своей квадратной улыбкой. Персонал отзывается о нём хорошо, будто бы личное солнышко им подарили. Его тут так и прозвали - солнышко, ангел. Только господина видно не было в последнее время. Как он узнал потом, тот уехал заграницу, по делам. Тут напоминает Отца, тоже часто уезжал. Но только на этот раз Тэхёна одного не оставили. Стыдно признаться, но он мечтал уйти из того дома. Ему было так интересно посмотреть мир. Наверное, вернись он домой, отец сказал бы в своём привычном строгом тоне: – Посмотрел? А Тэхён бы стыдливо опустил голову. После того раза так и не позвонил старик, что расстраивает подростка. Но это не страшно, заверяет себя, ему и так некогда. С утра приходит врач, в обеденное время они все вместе собираются на кухне, а после, вечером, перед или после капельницы, прямо как сейчас, Ким гуляет по саду. Ему нравится этот сад. Здесь даже больше растений, чем у него. Высокие деревья, редкие яблони, тонкие вишни и пахучие цветы. Зелёные кусты, которые аккуратно стережёт Минхек. Садовик, которому оказалось всего двадцать, хороший друг и собеседник. С ним Тэхён узнал очень много и звёздах, о закатах и рассветах. Даже его любимые легенды каждый раз кажутся нескончаемые. Вот и сейчас они лежат под тенью высоких берёз. На удивление, кончики веток стали зеленеть и привлекать к себе внимание младшего больше обычного. Он старается замечать каждую мелочь, запоминать всё ярко. Страх уехать уже завтра заставляет подолгу заглядываться и стараться выведать новые оттенки. – Тэхён, – вдруг подаёт голос друг. – Ты бы хотел уехать отсюда?– то, чего он и боялся. – Нет, – тут же отвечает омега. – Мне здесь хорошо. – В голосе слышатся тревожные нотки, что заставляют парня рядом приподняться. – Ты не понял, – пытается объяснить Минхек, – хочешь погулять за пределами особняка? Тэхён теряется, смотрит своими большими глазами на альфу и не перестаёт разглядывать лицо. А Минхек сверху нависает, своими чёрными волосами по чужим карим мажет. Тэхён так и не перестал капать то лекарство для изменения цвета глаз. Только ему можно смотреть. Невольно о Чонгуке вспоминает, из-за чего глаза в сторону отводит. А что он скажет? Страшно как-то. Тушуется весь, пальцами края кофты мять начинает. Только такую реакцию за смущение о другом воспринимают. Тэхён красив. Божественно красив. Таких больше не найти, Минхек точно не встречал. Он аккуратно ладонь на щеку кладёт, медовая, идеальная кожа кажется такой сладкой. Большим пальцем ведёт - настоящий. Под ним лежит, весь такой милый, маленький. Ох, вспоминает альфа себя в городе, скольких омег он видел? Были они все красивые, мягкие, дерзкие, открытые... Всё видно. От них не убегал, но видя такую красоту ему хочется нырнуть глубже, изведать запретный плод. Несдержанно наклоняется ближе, вдыхает еле уловимый цитрус. Неужели Тэхён ещё такой малыш? – Сколько тебе лет, Тэхён? – шепчет, не гадая. – Семнадцать, – теряется, глаза бегают, они же блестят, как и губы. Так и манит. Он наклоняется, глаза свои прикрывает, чужие ладонью закрывает, а плечи внизу дёргаются, руки на плечах замирают. Давят. Бояться. Альфа таких видел, все они сначала против, а потом такие громкие. Но этот омега намного слаще. – Пятнадцать, – раздаётся внезапный голос рядом. Мужской, стальной, пугающий. Да так, что Тэхён внизу дёргается, задевая ногтями щеку. Та краснеет, жжёт. Минхек поворачивается, ожидает кого угодно, но только не его. – Дядя, – тянет голосом мерзавца. А Тэхён сердце успокоить не может, что уже своим стуком другие звуки перебивает. Дядя? Взгляд переводит на нарушителя момента и видит Господина. Спокойнее становится. Только табак сейчас давит, не даёт больше того умиротворения. Веки сами закрываются камнем и юноша прижимается боком к дереву. Перед глазами крутится сцена из прошлого. Яркие следы от кнута всё ещё горят на спине, хоть прошло больше трёх лет. Он невольно пальцами к плечам тянется, закрывается. Действия вновь по-другому оцениваются. Что этот не до альфа сделал? – Что ты с моим сыном сделал? – сквозь зубы рычать готов, но держится. Своим спокойствием большой шторм готовит, запахом давит, что младший всё ещё на земле остаётся. – Упс, ошибся, – улыбается, играется. Ошибается. – Он говорил семнадцать... Наверное так сильно хотел, – вожделение во взгляде проскальзывает, ещё больше распаляя зверя Чона. – Ну раз не достиг возраста согласия, я подожду, – на коленях поднимается, уходит, оставив омегу виноватым. Только он не понял. – Пятнадцать лет заключения, если не пожизненное, Минхек, – объясняет как ребёнку. У этого ребёнка член рано вырос. – Если будет чем на пожизненное уходить. А садовник понимает - лучше уж в тюрьме, чем наказание Гсоподина Чона. Проглатывает, вдруг на колени падая. Не может больше держаться. Только больше ему улыбаться не дают, метко оставляя нож торчать из бедра. Мановением руки даёт людям приказ забрать. А сам к сыну направляется. Осторожно дрожащее тело на руки поднимает, к себе прижимает, табаком обволакивает, таким тёплым и спокойным. Нет никотина в них, только раса на лепестках растения на душу капает. И действительно щека мокрой становится. Пошёл дождь? Тэхён не знает. Он как глаза закрыл, так и не открывает. Просто нет желания что-либо, кого-либо видеть. Слишком хорошо и тепло. Щекой потирается. Скучал. Уложив парня в его неизменно белоснежную постель, мужчина сам укладывается рядом, чуть к макушке прижимается. Тоже скучал. Аккуратно руку на спину опускает, гладит от лопаток. Неожиданно тело под ним дёргается, не даёт себя коснуться и отползает. Неосознанно скорее, ибо большими глазами смотрит. Снова разноцветные. Стоит слезам туда попасть, как лекарство эффект теряет. Или перед Чонгуком даже химия бессильна? – Балам? – нежно голос подаёт, не торопливо руку тянет. Тэхён льнёт ближе, сам голову укладывает и защиту ищет. Только руки со спины не убирает - болит. – Где болит, балам? – хрипит слегка от усталости. После бешеного ритма всю неделю он даже в аэропорту не задерживался. Сразу домой пустился, а разозлившись, и организм сбой дал. Сейчас бы отдохнуть, глаза сомкнуть, только один потерянный мальчик покоя не даёт. Он аккуратно подхватывает на руки, ближе к себе тянет и укладывает удобнее. Ничего не изменилось - всё так же больше света. Особенно сейчас, на закате, когда белые стены красят в нежно персиковый, хочется лишь лежать и наслаждаться. Но этого света не хватает, приходится лампу рядом включить, из-за чего обладатель гетерохромии жмуриться, отворачивается. Он послушно на живот ложится. – Спина болит? – еле заметный кивок тенью только передается. Мужчина аккуратно руку вниз опускает, за реакцией больше следит. Поднимается для начала по лёгкой футболке - от тёплой одежды мальчик сразу избавился. Гладит, как только недавно делал. А после вниз спускает грубые перчатки и поддев край, вверх поднимает. Тело рассматривать некогда - нужно не напугать. Только Киму вовсе не страшно, скорее щекотно и совсем чутка неспокойно сердцу. – Всё хорошо? – слышится сверху. А ему нечего отвечать. – Тэхён? Я могу снять? – продолжать не дают, он сам приподнимается и совсем тело оголяет, стягивая и нижнюю майку. На лице безэмоциональность, в глубине глаз - боль и потерянность, ожидание и надежда. – Всё хорошо, – укладывается обратно мальчик, – мне не впервой. – От этих слов кожа на перчатках скрипит. Те мигом греются и так же быстро былой холод возвращают. – Что это означает, малыш? – звучит тихо, скажет громче и злость не сдержит. – Отец часто просил снять одежду, – поясняет, сам мурашками от прикосновений покрывается. – А что делал потом? – гладит слепо, затылок только рассматривает - большего не может позволить. – Мы играли, – в конце голос чуть подрагивает, а лицо в подушке пропадает. Между бровей образуется глубокая складка, взгляд наконец опускается на спину. Живого места нет. Животные. Это так с ним играли? Многочисленные шрамы от разных ударов, где-то даже полосы от ножов виднеются. Он пальцами водит по каждому из них. Медленно по позвоночнику спускается, замирая на каждом. Почти на косточке расположились грубые следы от ожогов. Рука невольно дёргается. Тело настолько худое, что скелет можно и так рассмотреть, вены видны не только на конечностях. Больно. Впервые за долгое время Чонгуку больно. После судьбы Аида сердце впервые стук пропускает. А сердце оказывается ещё живо, не просто тело человеческое. Мучительно сладко. Вдруг сознание на восемнадцать лет назад падает. Шестое июля, 2006 года. День, когда Чонгук погиб. День когда Сатана впервые заплакал. День, когда Чон им стал. – Холодно, – шепчут в подушку. В чувство этот шёпот приводит. Внезапно Чонгук руку отдирает. Ему показалось? Тяжёлое сердце вновь замолкает. Быстро одеялом укутав, Чонгук спешно прощается, желая спокойной ночи и покидает комнату. Дверь на этот раз запирает.***
Лишь бы это было ложью, лишь бы сердце обманчиво оказалась, лишь бы помутнения тогда случились. Не может, не может быть правдой то, что его мозг сгенерировал от ностальгий. Нет, не этот парень, не день в день. Пальцы быстро перебирают документацию на полках, глаза мельком читают текст и наконец находят дело мальчика. – Ким Тэхён, – вздыхает. Тяжёлое дыхание не хочет успокоится, как и подрагивающие пальцы. Он быстро папку листает, перебирая все знакомые лица. – Где Тэхён?! – кричит, рычит и алкоголем пожар тушит. Плохо выходит. Наконец под руку попадает незначительный файл. На первой же странице черным по белому: – 07.07.2006. – это его начало. На надгробном камне другое совсем стоит. Там конец. 06.07.2006. Неужели Чонгук тогда действительно смог? Неужели его Элиза послушалась? Вспоминает те ужасные порезы на теле, лужу крови, смываемую дождём и бездыханное тело на асфальте. Волосы от этого до сих пор седеной покрыты местами, закрашивать приходится порой. Но неужели Сатана стал всесильным?