Обливейт

      Холод пробирал до костей. От него некуда было спрятаться, некуда убежать. Темный подвал, в котором приходилось сидеть безвылазно, приводил в уныние. Там, под самым потолком, зияло крошечное окно. К сожалению, добраться до него было нельзя. Толстые прутья отгораживали свободу от загнанных в угол «призраков».       Тишина гробовая. Только изредка кто-нибудь всхлипнет или начнет вслух молиться. Людей не много: Люси, какой-то фельдшер, кажется, зовущийся Дэном, да две старушки, которых, впрочем, постоянно куда-то уводили и возвращали назад только под вечер. Рочестер металась из угла в угол, не зная, куда деть себя в этом крошечном пространстве, замуровавшем ее, как в гробу. Поникшие лица вызывали жалость, а еще что-то, больно походящее на гнев. Снова ей хотелось забыться, закрыть глаза и провалиться в дрему, но сон не шел к ней, а палочки не было, чтоб наложить на себя заклятие.       Раз в день дверь отворялась. Скрип казался чем-то необыкновенным в установившемся покое. Его ждали с затаенным сердцем, может быть, надеясь, что это подмога подоспела к ним. Увы, на пороге всегда появлялся один и тот же домашний эльф, ободранный, хмурый, с трясущимися руками, в которых всегда находился здоровый фонарь. Свет слепил глаза, и все-таки самые упорные продолжали всматриваться в него, словно кожей улавливая теплоту, исходящую от колышущегося пламени. А эльф тем временем ставил на пол обугленный котелок, сваливал рядом ложки горкой и опять скрывался, ожидая, пока пленные не проглотят паек. Недоваренное пшено, к тому же, холодное, не лезло в горло, и только подгоняющий голод напоминал о том, что без него им жизни не будет.       А Люси делалось плохо. Ей раздробило ногу во время злосчастного нападения, из-за чего, как только адреналин спал, боль захлестнула с головой. Дэн был уверен, что ходить она впредь не сможет, если вообще выживет, поскольку заражения крови в их условиях было не миновать. -И как только она умудрилась? – ворчал он, с досадой потирая виски. -Лучше скажи, горе-целитель, почему не сказал о своих скляночках, распиханных по карманам, когда перевязь делал? – недовольно накидывалась на него Илис. -А что я? Я, между прочим, тоже не со стальными нервами! -И это врач? -А кто же! Я, м-может быть, еще показал бы этим пожирателям, да зрение…       Илис обычно отмахивалась от него. Это был сущий трус в ее представлении, который первое время валялся в ногах эльфа, умоляя его вызволить из подвала. Он даже клялся прибегнуть к пожирателям, только бы увидеть свет. Это было противно, и Илис всякий раз морщилась, глядя в его сторону.       Но однажды все изменилось. Однажды, когда дверь открылась, и на пороге появилось все то же раздражающее существо, Илис не дали есть вместе со всеми. Оно схватило ее за руку и потащило вслед за собой, цепкими когтями впиваясь в кожу.       Рочестер поднималась по ступенькам на ощупь, потом петляла по коридорам, и только после очередной двери, наконец, оказалась в просторной комнате, все еще темной, но не такой, как подвал. Здесь даже горел огонь в камине. Изумрудное пламя приветливо танцевало, извиваясь из стороны в сторону, точно змея. -Свободен, Робб, - рявкнул на эльфа кто-то, после чего цепкие пальцы разжались и Илис осталась наедине с собой: существо проскользнуло в коридор, что-то напоследок буркнув. -Что же, мисс Рочестер, вот вы и на свободе. Как вам наши хоромы? Мне тоже, если честно, не нравится, но пока что приходиться мириться и с этим. Не желаете ли пообедать? Сейчас как раз полдень, А есть, уверен, вам хочется страшно, - сказал тот же голос, после чего перед девушкой предстал высокий мужчина, патлатый, с легкой щетиной, одетый хоть и прилично, но слишком напыщенно для дыры, в которой обитал.       Он пожал ей руку и подвел к столу. Тот буквально ломился от яств. Пирог с печенью, зажаренный поросенок, сырные лепешки, фрукты, а в графине – вино, источающее приятнейший аромат. Желудок так и свело при виде таких богатств. -Что вам от меня нужно? – испуганно спросила Илис, чувствуя, что такая любезность не таит за собой ничего хорошего. Более, не хотят ли ее убить? После длительной голодовки налегать на еду слишком опасно. А если она отравлена? Садиться за стол совсем не хотелось, то ли из предосторожности, то ли из предубеждений. -Умно. Вы, как вижу, не падки на разные искушения, - заметил незнакомец, усаживаясь за стол. – Однако поесть вам придется, пусть и не так роскошно, как бы хотелось. Вам ведь придется работать, и при этом работать с риском. Вы понимаете, о чем я говорю? -Не очень, - честно призналась Рочестер. -Да ладно, не стройте из себя дурочку! Вам очень даже повезло. Не многих пленных принимают в свои ряды. Из вас выйдет отличный член нашего «клана». -Но почему именно я? -Почему? Вы ведь избранная, мисс Рочестер. И ваша …ммм, кровь, сигала вам на руку. Если бы не это, наверняка гнили бы на кладбище, а не сидели тут, вместе со мной. Кроме того, эти две старые курицы обмолвились парой словечек. Вы, оказывается, настоящий кладезь, тот, о котором рассказывала мне жена! Ваши навыки поразительны, и именно по этой причине из вас получится лучший шпион. Нет, разумеется, не надейтесь сбежать. Вы всегда будете в окружении наших людей, так что даже не думайте об этом. Кроме того, отказаться от сей работы вы так же не можете. Знаете почему? Нет? Хорошо, я попрошу Робба привести их сюда. Робб! – человек то смеялся, то делался разом суровым, не было ясно, что он думает или чувствует за этим паясничеством. Его галантность в одно мгновение могла перерасти в невежество. Его любезность так и пылала насмешкой. И Илис подумала, что работать с таким человеком – действительно неприятно, куда более неприятно, чем сидеть в подвале.       Робб вернулся, но на этот раз следом за ним вошли Дэн и Люси. Девушка была на руках у парня, не живая не мертвая. Тот же стоял на подкашивающихся ногах, весь сжавшийся, но с горящими глазами, полными восхищения при виде кушаний. -Ваши друзья, верно? Так вот: будете работать на нас, дадим им нормальную жизнь. Медицинская помощь, койка, щи и полная неприкосновенность. Откажетесь – немного круциатуса, подвал и напрасная, даже жалкая смерть от какого-нибудь обезвоживания. Как вам?- улыбнулся человек, даже не глядя в сторону заключенных. -Не слушай его, Рочестер! – было пыталась выкрикнуть Люси, но Робб предусмотрительно щелкнул пальцами, после чего голос ее совершенно отнялся. Не унимался только один. -Илис! Пожалуйста! – умолял Дэн, едва не рыдая. Он говорил еще что-то, кажется, про то, как сам становится болен, и как им не хочется умирать, и что она – их спаситель. Казалось, что он ополоумел.       Илис выдохнула. Она не хотела работать на врага, на того, кому желала смерти, и в то же время понимала, что угрозы не пустые. Пусть Люси была и надоедливой, и раздражительной, а все-таки славной девушкой, которая даже сейчас, в роковую минуту, была на ее стороне. Пусть Дэн и является трусом, пусть он и настоящий слабак, а все-таки человек, и, если бы не он, Люси уже была бы мертва. А женщины в подвале? Они ведь лежали в Мунго. Пусть им и пришлось сдать ее, она не может поступить так же в отношении их. Что бы сказал Джордж, узнай, как она смалодушничала однажды? Знакомое лицо, улыбающееся, уверенное, встало перед глазами. Из-за этого засвербело в носу, закололо сердце. «Ты обещал, что ту ночь я не забуду…Я и вправду ее не забуду… Я не забуду тебя, твоей руки, готовой спасти. Спасибо тебе, и прощай. Я сама виновата в том, что мы не можем быть вместе. Я теперь – враг. Но даже так я мысленно буду с тобой, на стороне, что кажется мне ближе», - мысленно сказала она, после чего решительно заявила: -Согласна.       Человек, который, к слову, почти доел положенную на тарелку лепешку, только кивнул головой, довольный своей аферой. Мерзкая ухмылка так и побуждала запулить в себя чем-то тяжелым. Но Илис удерживалась, понимая, что за этим может последовать. Итак, многодневное заключение оставалось за спиной. Новый, тернистый и неизведанный путь предстояло теперь пройти. Это была новая глава в жизни, перед началом которой и впрямь приходилось забыть о многом.       Мистер Бернс( а именно так звучала фамилия пожирателя, схватившего Илис) сдержал обещание. В тот же день к Люси пригласили врача, из местных, который постановил, что жизни девушки ничего не грозит, но магия вряд ли поможет ей не хромать. Люси долгое время сокрушалась, а после, приняв микстуру, провалилась в сон. Дэн, которому постелили тут же, на полу, был совершенно доволен. Его накормили, его профессиональные знания в общем-то подтвердились, а впереди была не такая уж и плохая перспектива. Он даже смел шутить в глаза Рочестер, приговаривая, что теперь заживет, как барин. -Это раньше мы были рабы. Теперь же, все еще в заключении, мы стоим несколько выше. Раньше нужно было работать за кусок хлеба. Теперь же его дают просто так. Наверное, те женщины, которых выпустили с нами, завидуют, потому что со старого пайка их не сняли, разве что перевели в человеческую комнату. Такая у них, кажется, еще и в Мунго была. Выходит, им все одно: что здесь, что там. Нам же не так, - говорил он без зазрения совести. -Гаденыш, - только и шептала Илис, в нерешительности разглядывая свои руки. Этими руками вскоре придется убивать, душить. Хотела ли она этого? Имела ли такое право? Становилось тошно уже при мысли, что дни ее сочтены таким образом. Ни одна комната, ни один жареный барашек и свежее платье не могут сделать человека счастливым, спокойным настолько, чтобы иметь гармонию с самим собой.       Впервые приступить к делам Рочестер была вынуждена через неделю. Все это время она лишь просматривала фотографии, которые передавал ей Бернс, после чего перерисовывала их с необходимыми дополнениями. Как сказал ее «руководитель», это нужно для тренировок. Налеты стоило проектировать заранее и отрабатывать в условиях, приближенных к реальным. Нападение на Мунго оказалось не столь результативным, каким ожидалось. Многих поймали, многих – убили. Впредь такое было недопустимо.       Это было собрание. Оно проводилось в старом особняке, мрачном и неуютном. Суда не проникали даже частички солнечного света. Переместившись с помощью летучего пороха, Рочестер отметила, что пожирателей собралось немало. Они появлялись в камине с малой периодичностью, так что становилось понятно: через полчаса их станет еще больше.       Люди в мантиях мельтешили перед глазами. Все разговаривали между собой, все перекликались. Одна дама, кажется, заметила Рочестер, поскольку тотчас подошла к ней. -Знакомьтесь, мисс. Это моя жена, Глория. Вы с ней поладите, - утвердительно заявил Бернс, подталкивая девушку сзади. -Ах, мне приятно видеть вас. Когда велась слежка за Мунго, я видела то, что вы вытворяете. Ваши пациенты – счастливчики. Особенно повезло тому рыжеволосому парню из отдельной палаты. Для нас всех честь иметь дело со столь талантливой девушкой, - говорила она, любезно пожимая руку.       Илис даже через перчатку чувствовала, насколько холодные ее руки. « Как у мертвой», - пронеслась в голове неприятная мысль. Действительно, в этом склепе едва ли можно было найти человека, настоящего, живого, какого очень сейчас не хватало. Толпа продвинулась вперед. Двери главного зала открыли. По плитке зацокали каблуки, трости, зонты с набалдашниками. Вся эта толпа оборванцев, усиленно старающихся напоминать интеллигенцию, вваливалась в проем как в бутылочное горлышко. Илис была готова поспорить, что внутри не было места, и только крошечный пятачок по центру никто старался не занимать. Скорее всего, именно оттуда должен был вещать кто-то. Бернсы велели идти за ними, но, стоило только толпе подналечь, как тонкая рука Глории растворилась в ней. Илис почти потерялась. Она все еще видела угловатую голову «руководителя», но подойти к нему не могла. Ей наступали на мантию, отдавливали ноги, и ни одного извинения ни разу не пронеслось над ухом.       Встали. За спинами здоровяков было мало что видно, да Рочестер и не хотела видеть. Она предпочла бы ослепнуть в эту минуту, ведь изуродованные улыбками лица напоминали ей о том страшном, что прежде выворачивало наружу.       А в центр и впрямь кто-то вышел. Илис заметила уродскую маску, скрывающую его лицо. Понять, кто под ней, было трудно. И в то же время ей казалось, будто его голос жутко знаком. Да, она отчетливо его помнила, с того самого дня, когда Фред спас ее от обвала. Сомнений быть не могло: это он, убийца, чью жизнь ей так и не удалось забрать. - Все мы здесь собрались ради установления справедливости. Я не буду говорить излишне красивых речей. Сейчас это будет не нужным. Мы находимся не в том положении, что разглагольствовать. Нам нужно действовать, быстро, поскольку терпеть больше, боюсь, сил не будет. Вы видели новое распоряжение? Видели, что пишут Министерские псы? Они хотят, чтобы наших детей казнили! Казнили! Мыслимо ли это! Только вдумайтесь, что никто из нас теперь не сможет быть вновь оправдан. Стоит нам только выйти, как тотчас запретное заклинание угодит в спину. И после этого они называют душегубами нас, тех, кого неволей вынудили пойти на защиту ближнего? Довольно терпеть эти нападки! Мы должны показать, на что способны. И мы покажем это, четко обозначив, чего желаем. Мы желаем свободы! Мы желаем конца войны, начала новых реформ, перемен в управлении. И, если раньше мы хотели только оправдания, теперь – мести, перехвата контроля за магическим сообществом. Пусть и они пожуют землю! Пусть и они прочувствуют то, что прочувствовали мы! – вещал голос, которому кругом все поддакивали с особым восторгом.       «Свергнуть Министров!» - кричали одни. «Надо действовать, братцы!» - кричали другие. «Вернем владения!» - возмущались тритии. Какие-то женщины плакали. Кто-то вспоминал своих детей, которые либо находились среди маглов, либо оказались закопанными в землю. Кто-то вспоминал родителей, которые сидели в Азкабане и разлагались изнутри. Кто-то оправдывался, кто-то сетовал на то, что не принял смерть вместо такой судьбы. Кто-то возмущался обесцениванием чистоты крови( такие все еще были среди пожирателей, впрочем, не в большинстве). Пылкие речи подогревали всеобщее возмущение, и уже через пятнадцать минут весь зал был готов в едином порыве выступать на всеми ненавистного «врага».       Илис была смущена. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Она потерялась во всем этом гвалте и думала только о том, когда же все кончится. Ей становилось понятно, откуда растут ноги у возникшей жестокости. Повстанческие движения возникали не на пустом месте. Министерство само способствовало этому. Вражда разжигалась обеими сторонами. Передел власти, начатый после исчезновения Волан-де-Морта, казался неизбежным. Министерство, чудом выигравшее битву, было бессильно против бастующих. Это было понятно. Но что же оно делает, самолично зарывая себя? Ослабленные силы с обоих сторон не позволяли движению разыграться с большей силой. Такими темпами контроль может совсем исчезнуть, и, кто знает, распространится ли эта революция на обычных маглов?       Рассуждая в таком ключе, девушка не переставала ощущать на себе чей-то пристальный взгляд. Безусловно, Бернс следил за ней, но этот взгляд ему не принадлежал. Кто-то из впередистоящих, по ту стороны зала, всматривался в нее. Оставалось только надеяться, что этот кто-то был человеком случайным, поскольку проблем хватало и без того. Нужно было выдержать речь, толкаемую всеобщим лидером, а в том, что он лидер, сомнений не было.       В течении следующих часов люди по одному выходили вперед. Каждый толкал свои речи, высказывался, говорил о своей судьбе. Желающих было немало. Один старик, с виду совсем простой и несчастный, набрался мужества заявить, что боролся при Хогвартсе наравне со всеми, что у него отобрали дом, и что Фестралы, летающие над Лондоном часто в последние дни, не дают ему покоя. Ему вообще не нравится видеть их, и он предпочел бы умереть, как сын, но, раз жив, то будет требовать мести и лично направит аваду в его убийцу.       Была даже девочка, совсем юная, лицо которой Илис даже помнила со времен Хогвартса. Она училась на Слизерине и до становления учителя зельеварения директором была довольно непримечательна. Это после ей как будто развязали руки, потому что издевательств над другими ей как будто всегда не хватало. Она рассказывала про нужду учиться с грязнокровками, про строгие лишения, в которых пришлось расти из-за статуса, про отсутствие надежных рук, в которые можно было бы передать дело отца и, наконец, про изъятое имущество ( речь шла об особняке), которое недавно спалили в качестве жертвы во имя памяти погибшим. Ее жалели, ей соболезновали, ведь родителей забрали в одном из набегов, и они даже не успели подобрать ей партию. Бедняга оставалась совсем одна и хвостиком ходила за друзьями семьи, лишь бы только не оказаться на улице. Ей пришлось даже работать среди маглов(о Боги!). Это казалось совсем немыслимым. И даже мужчины, стоящие подле, расплакались, вспоминая о дочерях.       Бернсы молчали. Они ничего не говорили во время собрания, но все, как Илис сумела понять, знали о их горе и без того. Их ребенок не с ними. Его забрали. И одному Богу теперь известно, что с ним и где он. Их дом разнесли в прах, лишили всего, и именно они больше всего метят на должность в Министерство. Мистер Бернс когда-то работал там. Он наверняка захочет во имя благого дела вернуть любимую работенку.       Рочестер была рада лишь тому, что никому до нее нет дела. В ее обязанности входило запоминать лица окружающих, вчитываться в их эмоции, чтоб потом по памяти рисовать, рисовать, рисовать…Среди этой толпы должны были находиться личности очень важные, с которыми впоследствии ей придется работать бок о бок. Стоило запоминать…и надеяться, что какое-то чудо избавит от данной необходимости.       Уже уходя, выталкиваемая толпой, Илис почувствовала чью-то руку на своем запястье. Она утянула ее в бок, за колонны, тем самым спасая от ужаснейшей давки. И удивлению не было предела, когда, подняв взгляд, она заметила давно забытое, но такое знакомое ей лицо…